скачать книгу бесплатно
– Катя! Позволь мне самой отвечать за свою жизнь. Ты не виновата, что Михаил Евстафьич погиб и я не могу остаться в Угличе.
– Сеньор Раффаеле! – позвала Екатерина. – Вы хотите, чтобы Лиза поехала с нами? Вам легче станет? Ненила! А ты? Куда ты поедешь? Не бойся, отвечай! Ты свободна.
– Я за Лизаветой Андреемной. Куда мене ещё, ежели не за барышней? У меня никого больше не осталось.
– Куда же ты младенца повезёшь?
– О Dd?o![38 - О Боже! (неап.)] – Раффаеле закатил глаза.
Один Леонтий с невозмутимым видом сидел на сене в углу и кусал сухой стебелек мятлика. Дело кучерское немудрёное: куда прикажут – туда и повезёт.
Скрипнула дверь – вошла маленькая женщина в большом белом платке, заколотом под подбородком. Хозяйка Анна Прокопьевна. Желтовато-серый повойник прятал её лоб и волосы.
– Что за шум вы подняли?
– Простите, – ответила Екатерина.
– Я за вами пришла. Пойдёмте в дом, муж мой знает о вас! Я ему рассказала, потому как грех от мужа тайны иметь. Это он велел привести вас, потому как обедать пора. Как-никак, а отпустить людей голодными – не по-божески.
Несмотря на благодушие, говорить она старалась строго, как игуменья монастыря. Хотя, будь у неё дети, никто бы не принимал всерьёз её строгость – настолько безобидно-простым казался её облик.
Перед парадным крыльцом хозяйка обернулась и оглядела Леонтия: в коричневом сермяжном зипуне, серых потёртых онучах и войлочном колпаке.
– Поди в людскую, тебя там накормят!
Ненила же, как свободная солдатка, с ребёнком на руках проследовала за господами в дом.
За крыльцом оказался тёмный тесный коридор и узкая лестница в углу с резными деревянными перилами. По лестнице Анна Прокопьевна привела гостей на второй этаж. Потянула за чугунное кованое кольцо – и отворила тяжёлую дверь. Через светлую комнату с обитыми деревом стенами они прошли по широким отбелённым половицам, заметив здесь маленький столик с самотканой скатертью и старинным медным самоваром, длинные лавки и ткацкий станок у стены.
В жилых покоях вместо дверей зияли низкие и тесные проёмы. Пахло льном. Хозяйка завела гостей в просторную комнату с белыми в цветочек занавесками на окнах. Вдоль половиц здесь стоял ряд дубовых обеденных столов и тяжёлых деревянных стульев. Писанные маслом иконы на полке украшало вышитое полотенце и венчал восьмиконечный крест, а с расписного потолка спускалась большая лампада. На почётном месте под иконами сидел бородатый… старик – не старик. В тёмно-синей шёлковой рубахе с кушаком. Желтовато-русые, постриженные полукругом волосы его разделял пробор.
Анна Прокопьевна поклонилась:
– Вот они, батюшка.
Позади неё на чистом лоскутном половике выстроились Екатерина, Лиза и Раффаеле, а за их спиной – Ненила с младенцем. Как на эшафоте – под оценивающим взглядом хозяина.
Длинный ряд столов наполнялся. Щи в чугунке, пшеничная каша на молоке, холодные рыбные пироги… К столу из соседних комнат выходили дряхлые старухи в чёрных одеждах. С десяток.
Сервировкой занималась девка в серой косынке. Повернулась лицом… Раффаеле и Ненила переглянулись: она приносила капусту к сараю. Точно! Она.
Хозяин поднялся со стула, как с трона. Выкатил живот. Половицы заскулили под его сапогами.
Он подошёл к гостям. Взгляд его остановился на чёрных, подкрашенных ресницами, глазах герцога.
– Тебя утром наша прислужница у сарая видела? – напрямик спросил он, глядя из-под насупленных светлых бровей.
– Да, – ответил Раффаеле, не шелохнувшись.
Хозяин обернулся к девке:
– Феодора! Ведро из колодца убери. Скотину поить из него будем.
Та беззвучно поклонилась.
– Ты из еллинов будешь?
– Я подданный Неаполитанского королевства, – ответил герцог деликатным тоном. – Это Апеннинский полуостров, к югу от Рима.
– Знаю. Город твой еллины основали. О том и спрашиваю.
– Я католик.
– Всё одно – еретик!
Хмурные глаза обратились на Ненилу:
– А твой муж где?
– Убили на войне, – она ткнулась носом в макушку ребёнка.
– Ты что же, Анна Прокопьевна, их вместе – в одном сарае, всех поместила?
Хозяйка сжала плечи и наклонила голову.
– Ладно. После каяться будешь! Пора обедать садиться.
Хозяйские дети – три мальчика и две взрослые дочери отличались среди домочадцев русскими разноцветными косоворотками и сарафанами: синим и красным на льняных рубахах. У девиц шёлковые ленты обвивали голову, подвязанные под косой. Широкие рукава собирались узкими манжетами на запястьях.
– Феодора! Отодвинь стол еретикам, – приказал хозяин. – В угол поставь – вон в тот.
– Батюшка, Иван Васильич, да неужто мы с еретиками будем обедать? – с поклоном прошептала Анна Прокопьевна. – Не лучше ли их в другую комнату отправить.
– Я сказал – стол для них поставить здесь! Пусть зрят истинную веру!
Феодора поволокла тяжёлый стол в тёмный угол. Поставила перед Раффаеле миску щей, поглядела на него, как на сатану, – и пошла-пошла бочком.
Он смотрел на Екатерину ошалелыми глазами:
– Почему этот человек назвал меня eretico?
– Не разговаривать! Молча обедайте! – пригрозил хозяин.
Герцог сдвинул брови на деревянную некрашеную ложку.
Все встали перед иконами и положили три поклона. Пропели молитву. Перекрестились – и заняли места за столом.
– Они по-другому крестятся, – шепнула Ненила.
– Они раскольники, – ответила Екатерина.
– Что значит «раш-кольники»? – спросил Раффаеле.
Хозяин и хозяйка обернулись на шум. Екатерина прикрыла губы платком:
– Я вам потом расскажу.
Старушки обедали с хозяевами. За длинным рядом столов не осталось свободных мест. Ели строго молча.
Во время трапезы любопытные синие глаза хозяйской дочки – той, что в красном сарафане, выглянули на гостей из-за головы сестры.
– Марья! – отец ударил кулаком по столу. – А ну вон ступай! Без обеда будешь! Ступай в молельню, двести поклонов положишь!
Девица безответно встала, поклонилась отцу и тихо вышла, оставив недоеденные щи.
– Катя, – прошептала Лиза, – Они не позволят нам остаться.
– Я попробую упросить.
После трапезы и благодарственной молитвы старушки в чёрных одеждах покинули комнату. Пустые тарелки собирались матрёшкой в Феодориных руках.
Екатерина поправила на голове платок и подошла к хозяйскому столу.
– Могу ли я говорить с вами?
– Агафья, Мишка, Митька, Алёшка, выйдите! – приказал Иван Васильевич. От мощного его дыхания пахнуло хлебным квасом.
Старшая дочь с соломенной косой вывела мальчиков в соседнюю комнату.
– Позвольте поблагодарить вас за приют и за обед, – сказала Екатерина.
Хозяйка поклонилась в ответ.
– Не стоит того, – супруг её глянул из-под светлых бровей. – Что хотели-то?
– У нас в Угличе нет знакомых, кроме вас. И просить о помощи некого. Моя подопечная, девица благочестивая, вчера узнала о гибели жениха на войне. Ей нужно сшить траурное платье.
– Так подите на площадь, там есть заведения, где вам сошьют, – проворчал хозяин, закрывая душу скрещенными руками.
– Полотно у нас куплено, и нитки. Платье должно быть готово уже к вечеру.
– Помилуйте, матушка, мы такие заведения сроду не посещали. Откуда нам знать, как скоро они шьют? – Анна Прокопьевна глядела ясными глазами.
– Мы не можем задерживаться в Угличе. Я спешу в Москву – там находится человек, тяжело раненный в бою.
– Ты скажи нам, барышня, чего ты от нас-то хочешь? – хозяин скрипнул дубовым стулом.
– Нам надобно снять мерки и раскроить платье. Позвольте сделать это в вашем доме.
– А шить вы где будете? – спросила Анна Прокопьевна.
– Нам некуда идти. Я понимаю, что в вашем доме правила не располагают принимать людей вроде нас…
Екатерина замолчала, не находя слов. Иван Васильевич оглядел её тёмно-серое дорожное платье с длинным рукавом. Посмотрел ей на ноги. В лицо. Тонкие пряди выбились из-под шёлкового серого платочка и спутались с ресницами. Щёки – устало-бледные, глаза – тусклые и строгие, как у измождённой постом схимницы.
– Жаль мне их, Анна Прокопьевна. Девицы-то хоть и еретички, а честные. Погляди: лица чистые, не напудренные, каблуки не носят…
– Позволите им остаться, Иван Васильич?
– Пускай займут комнату. Только с этим чужеземным господином как быть?
Хозяйка наклонилась и зашептала ему на ухо.
– Чтоб мои дочери шили бесовское немецкое платье?! – взревел Иван Васильевич. Анна Прокопьевна сжала плечи, склонила голову и снова принялась шептать.
– Агафья! – он отстранил локтем жену.
Девица в синем сарафане выскочила из соседней комнаты, как будто стояла за дверным проёмом и подслушивала. За нею высунулась жёлтая мальчишечья голова.
– Ступай, приведи Марью, – отец притопнул широким носом сапога.
Обе дочери показались перед ним. Марья, глазами похожая на мать, хлопала ресницами.
– Сейчас пойдёте помогать еретичкам шить платье. Анна Прокопьевна, и ты ступай с ними. Будешь следить. С еретиками не разговаривать! Когда будут платье примерять, тело нагое руками не трогать! И не глядеть!
Лиза за столом напротив Раффаеле зарделась.
– А поклоны, тятенька? – спросила Марья.
– Поклоны потом положишь! А сейчас – помогать! А то они, ей-Богу, так никогда и не уедут от нас. Принесло же их на нашу голову… Но прежде с Анной Прокопьевной сходите в молельню, от бесов молитвою защититесь.
– Благодарю вас, – произнесла Екатерина. – Позвольте мне стакан воды…
Губы пересохли. Она справилась – уговорила хозяев. Осталось определиться с участью Лизы и Ненилы.
***
Феодора проводила гостей в светлицу с обитыми тёсом стенами. И тотчас ушла, сторонясь Раффаеле, как чумы. Под окнами здесь стояли лавки, у стены против окон – пастельно-голубой мягкий диван. Над ним висела полка с рядом старых икон. На маленьком дубовом столике лежали пяльцы с полотном и серый шерстяной клубок.
Екатерина разложила чёрную ткань на чистом полу, разгладила руками складки. На белёных половицах здесь обронённая иголочка не затерялась бы. Раффаеле подошёл к окну. Отодвинул льняную шторку. Окна светлицы выходили в сад. Вид на улицу и соседний купеческий дом закрывался глухим забором, яблоней и высоким дубом, вдали выглядывали голубые купола с крестами.
Из-за шторы в дверном проёме показались хозяйка и две её дочери. Вернулись с молитвы. Обе девицы посмотрели на герцога, потупили взгляды – и щёки их зарумянились.
– Скажите моим дочерям, госпожа Чубарова, что делать надо. Агафья, Марья, найдите иглы и ножницы. А вы, милостивый государь, – Анна Прокопьевна строго взглянула на Раффаеле, – пойдёмте-ка за мной!
Она вывела герцога из светлицы за жёлтую цветастую занавеску.
– Вот что, милостивый государь! Пошли бы вы, погуляли по городу что ли! Не к добру вы тут! Дочери мои из-за вас стали рассеянны! Слова молитв забывают! Такого с ними отродясь не бывало!