Предел погружения

Саша сглотнула:

– А я – благодаря тебе. Помнишь, ты меня учил перед пожаром?

Он кивнул.

Кружки стукнули друг об друга, Саша глотнула сладко-терпкое шампанское. В горле защекотало, к щекам волной прилило тепло.

Она глотнула ещё, ещё раз, отставила кружку. Повернулась, вглядываясь в тёмно-карие блестящие глаза.

Потянулись друг к другу медленно, почти уткнулись нос к носу. Она обхватила его за плечи, стиснула в ладони ворот кителя, чувствуя, как дрожат коленки, дрожат пальцы. Он попытался накрыть её губы, протолкнуть язык – стукнулись зубами почти больно, и она тихонько засмеялась, раскрывая рот, прижимая к его губам.

Он дёрнул пуговицу её блузки, пытаясь расстегнуть – вышло не сразу, но шершавые горячая ладони всё-таки нырнули под ткань, огладили рёбра, живот, накрыли тяжело вздымающуюся грудь. Саша вздрогнула, спина сама выгнулась ему навстречу – чтобы ещё вот так же прикоснулся, сладко и пугающе.

– Артур, – собственный голос показался ей тонким, писклявым. Ладони замерли, будто обжегшись. Он выдохнул сквозь зубы:

– Да?

– У тебя есть эти… как их… резинки?

Он выдохнул ей в шею горячо, с облегчением.

– Есть. Всё есть, – прильнул к её шее губами, выцеловывая, спускаясь вниз, к распахнутому вороту блузы, – всё хорошо, Саша, Сашенька, родная моя, красивая… как же долго я тебя… как долго…

Непослушными пальцами она стаскивала с него китель, развязывала галстук, расстёгивала ремень. Снять, всё снять, чтобы кожа к коже, вжаться, вплавиться.

И до самого последнего мига – не закрывать глаз, не прятаться от белого, яркого, брызжущего полярного дня.

Шампанское они допивали из горла, свернувшись на кровати. Устроившись затылком у него на груди, она тихонько поглаживала его ладонь, лежащую у неё на бедре.

– Аккуратней, – выдохнул он, передавая ей бутылку. – Лучше всё-таки сесть, а то захлебнуться можно.

– Ты хочешь вставать? – она глотнула, облизала саднящие губы. Он лениво качнул головой:

– Не-а…

– И я нет.

Повернулась на бок поставить бутылку за кровать, поморщилась, втянула воздух сквозь зубы. Он приподнялся на локте:

– Больно?

– Чуть-чуть, – она тихо засмеялась. Протянула руку, разглаживая морщинки у него на лбу, под влажными от пота чёрными прядками. – Всё замечательно.

Он глубоко вдохнул, обхватил её под лопатками, притягивая ближе.

– Нас обещали на две недели на Чёрное море отправить, отдыхать. Между прочим, на жён и подруг тоже обещали места. И потом ещё полтора месяца отпуска.

Она потёрлась виском о его плечо. Он сполз ниже, поцеловал её в бровь, в щёку, потянулся в блаженной тёплой истоме.

– Саш, а когда мы с тобой заявление подадим? Лучше, наверное, поскорее, а то тебе не разрешат ко мне переехать: посёлок закрытый. Да и опять же, чтобы квартиру нам успели дать, не ютиться же тебе в этой комнатушке.

Саша оперлась ладонью о постель, медленно села. Повернулась к нему:

– Артур, я хочу вернуться в мединститут. И учиться – по-настоящему, а не заочно по книжкам. Да и вообще… Здесь же ни жизни, ни цивилизации.

Он сунул руку за кровать, поболтал в руке бутылку с остатками шампанского. Снова поставил.

– Люди живут, – сказал наконец.

– Живут. Теряют зрение из-за полярной ночи. Вырваться некуда, поговорить не с кем – одни и те же лица. Мне дядя рассказывал, как спивались, как изменяли – просто от скуки.

– Случается, – кивнул он.

– Потому что здесь душно, как в вашей подводной лодке – но вы хотя бы можете всплыть!

Он так и смотрел на неё, запрокинув голову, снизу вверх.

– Не могу с тобой спорить. Ты всё верно говоришь.

– Слушай, – она рывком придвинулась ближе, сжала его локоть, – давай я поговорю с дядей. Тебя переведут в Питер, в академию или куда-нибудь при штабе.

– В штабе? – уголок его рта приподнялся. – Никогда не рвался на канцелярскую работу. А в академию мне рановато, опыта не набрал ещё.

– На Балтийский флот, – она пожала плечами. – На Черноморский. Куда захочешь. Главное, чтобы мы могли быть вместе.

Плечи Артура тяжело опустились. Он запустил пятерню в волосы.

– Ты, наверное, скажешь, что я больной на голову. Но я Север люблю. И я хочу ходить в Арктику, а не бултыхаться в луже.

Он обнял её за плечи, прижался лбом к её затылку.

– Я знаю, что гроблю себя, что Север высосет из меня всё и выплюнет дряхлым и ненужным. Но я же и шёл в подводники – чтобы вкалывать, тянуть за десятерых, чтобы на волосок от пиздеца. Не умею по-другому. Не хочу.

Саша тихонько вздохнула:

– Я понимаю.

– Что же нам делать?

Она пожала плечами. В горле горчило, проглотить, пропихнуть едкий солёный комок она не могла.

– Ты правда не должна хоронить себя в нашей дыре.

– А ты не должен переступать через себя.

Она спустила ноги на пол – голые пятки обдало холодом.

– Погоди, носки надень, – он встал, подошёл к шкафу. Нагнулся – под смуглой кожей проступили мышцы, выудил пару носков, коричневых, шерстяных. Присел рядом с Сашей, тёплые ладони обхватили замёрзшую ступню, принялись растирать, и она вздрогнула сильнее, чем от холода. Сглотнула, улыбнулась через силу:

– А твой отпуск? Мы ещё можем поехать вместе?

Он кивнул, шумно выдохнул, натягивая колючий носок вверх по её ноге, до щиколотки.

– Два месяца у нас есть. А дальше… ну, посмотрим.

Эпилог

10 ноября 20.. года, Санкт-Петербург

Привет, Артур!

У нас сегодня такой ветер, что хоть не выходи из дому. И дождь: вольёт на пять минут так, что промокнешь до последней нитки, утихнет. Лужи успевают высохнуть, будто и не было ничего. Через пару часов – опять стена воды.

Но лекции пропускать никак нельзя: нам на общей хирургии рассказывали про лапароскопию органов пищеварения. Сказали, на зачёте обязательно будут у всех спрашивать. Вообще, это так здорово, когда вместо полостной операции – она же обычно тянется несколько часов и вдобавок оставляет шрамы – делают маленький аккуратный надрез и за пятнадцать минут решают проблему. Врач должен калечить пациента как можно меньше, правда?

А потом мы ездили на другой конец города в лабораторию, с кровью работали. Закончили поздно, охранник пришёл нас выставлять. Так что забрать рамку для картины я уже не успела, завтра поеду.

Очень рада, что она тебе нравится. Это ты ещё вживую не видел. Вот вставлю в раму, выбью себе пропуск и привезу её к вам на лодку. Дядя сказал, что пропуск не обещает, но постарается. Это он специально говорит, чтобы я не расслаблялась и учёбу не забрасывала – да я и так не заброшу.

А что там у тебя? Знаю, тебе много писать про службу нельзя, секретность, но хоть скажи, всё ли в порядке, не собираются ли вас снова послать за тридевять земель. Дядя обмолвился про какие-то учения – вы тоже в них участвуете? Это надолго? Насколько опасно?

Если тебе нельзя на эти вопросы отвечать, не отвечай и не сердись на меня, пожалуйста. Я просто волнуюсь. Днём всё нормально – лекции, лабораторные, бегаю в студию рисовать – а вечером как приду домой, как накроет…

Артур, не могу я так больше. Мне нужно тебя видеть, говорить с тобой, целовать тебя и знать, что у тебя всё хорошо. Ладно, три месяца автономки – тут никуда не денешься, но сейчас-то ты на берегу, и я могла бы быть с тобой, и даже если бы мы виделись две минуты в день, до твоей службы и после, насколько легче мне было бы!

Может, я приеду? Насовсем. Как только доучусь. Я не хочу переезжать на Север, но без тебя я как будто дышу теми самыми девятнадцатью процентами кислорода и никак не могу надышаться. Смешно, наверное, звучит? Сама бы обсмеялась.

Братец Сашка говорит, что я стала бледная, вредная и злая, только это неправда. У меня ещё загар с Чёрного моря не сошёл, на курсе до сих пор спрашивают, где я так классно отдохнула. И я не злюсь, я просто нервничаю. Если бы вам хоть нормальную связь провели, если б можно было говорить каждый вечер…

Ну а вредная я всегда была, сам знаешь.

Кстати. Позавчера столкнулась в коридоре с Долинским, это наш профессор анестезиологии. Он стал спрашивать, как мой академ прошёл – я и рассказала ему про тебя, как я интубацию лёгких проводила. В общем, от Долинского тебе привет и поздравления. Он мне, конечно, сказал, что, если бы я не отлынивала в своё время от учёбы, ты бы восстановился намного быстрее, но я-то видела, как у него глаза от гордости блестели.

А ещё тебе привет от дяди Славы, ему жалко, что он до сих пор с тобой не познакомился. И от Сашки привет – вот ему-то как раз не жалко.

А от меня передавай поздравления командиру дивизии контр-адмиралу Кочетову. И вообще, всех наших от меня обними – хотя бы на словах.

Напиши мне, как только сможешь. Я люблю тебя.

Саша.

10 ноября 20.. года, Мурманская область, посёлок Оленево

Сашка, привет! Только что прибежал с погрузки, пока не дёрнули проверять корабельные системы – забился в угол с ручкой и листиком. Как скоро меня здесь найдут, не знаю, но, надеюсь, успею хоть что-то тебе написать.

У нас серьёзные перестановки: нового командира прислали, притираемся. Вроде ничего, нормальный мужик, хотя если сравнить со старым… ну да ладно.

Роман Кириллович никак не хочет сидеть на берегу, как положено начальству: уже собирается в автономку старшим на борту. Что ж, за ребят, с которыми он пойдёт, можно только порадоваться.

Константин Иваныч наш тоже пошёл на повышение, он теперь замполит дивизии. Вот его с тех пор на лодку и не заманишь, в кабинете корни пустил.

Наши тебя часто вспоминают. Вообще, в дивизии о тебе уже рассказывают легенды, так что не удивляйся, если приедешь и услышишь о том, как блондинка, похожая то ли на Бритни Спирс, то ли на Памелу Андерсон, спустилась на «Белугу» на парашюте прямо над Северным полюсом.

Хотя насчёт «приедешь» – это я, наверное, себя обманываю.

Знаешь, Саш, погорячился я тогда.

От меня мало проку на службе, пока у меня голова забита тобой – а забита она тобой всё время, когда мне не нужно сосредотачиваться на конкретном действии. Я думал, пройдёт – но уже третий месяц что-то не проходит ни хрена.

Не хватало ещё наошибаться в самый неподходящий момент. Уж лучше Балтфлот, лучше баржу водить по реке – но чтоб не резало пополам.

Правда, что ли, попросить о переводе?

Ну, это не раньше, чем в январе. Пока что нас две недели не будет дома и, судя по всему, понырять придётся.

Ты только не бери в голову: это дело привычное, всё давно отработано, справимся, придём в базу – и я опять тебе напишу.

Вчера хотел позвонить, но связи нормальной, как всегда, нет, а на телеграф добежать я уже не успею. Ничего: вернусь – созвонимся.

Ой, Сашка, полундра, явился командир БЧ-5 по мою душу, и сейчас я узнаю о себе много интересного в самых красочных выражениях русского языка.

Люблю. До скорого. Пиши.

А. К.

В оформлении обложки использована фотография c сайта https://pixabay.com по лицензии СС0.