Хочу тебя навсегда

– Дорогая … – качаю головой разглядывая красивую, чёрную BMW с экрана мобильного.

– Ну и что! Когда на ней ездить, если не сейчас. Чёрт, круто будет. Представь: кожаный салон, подсветка, электронные привод…

Муж воодушевлённо расписывает плюсы, от которых у меня не ёкает совсем. Она красивая – согласна, но разве такая дорогая машина первая необходимость?

– Ром, у нас нет таких денег.

Развожу руками, стараясь мягко вразумить. Муж улыбается, к себе в объятия тянет и отказывается меня не слышать.

– Заработаю. Я нашёл местечко, там хорошо платят. Вон, Гриха с пацанами летом гоняли, а я хочу на постоянку – другие деньги совсем. Поспрашивал у них: что и как. Говорят: нормально, не кидают.

– Что за работа?

– Стройка.

Давлюсь возмущением, стараясь медленно и плавно дышать, чтобы не сорваться. Не хочу быть женой, которая вечно всем недовольна… но стройка.

– Может что-то проще посмотрим? – киваю на экран.

Муж головой качает, в глазах смешинки и предвкушение на дне плещется. Загорелся.

– Спину сорвёшь… все деньги на здоровье уйдут или на голову что-то упадёт, будем тогда на тачке гонять… Вот будет весело.

– Да прекрати, надо быть амбициознее. Что плохого в том, что мы будем ездить на хорошей машине?

Муж целует в висок, а я всё так же смотрю на экран. Мне эта беха совсем не нужна, но он про неё уже полгода говорит и с каждым разом всё более активно, а тут и вовсе подготовился… пришёл с целым «бизнес-планом».

– У тебя диплом экономиста. – напоминаю.

– Я стажёр. Что ты считаешь эти копейки?! Мне хоть раз нормально заплатили? Нам с тобой мало, а мелкая родится – бабла не хватит.

Хмурюсь, вот же упрямый. Хочу по голове ему настучать. Я знаю, что он не очень хотел быть экономистом, там родители настаивали, в частности покойный отец, но всё-таки!

– У меня декретные будут. Минимальные, но тоже деньги.

Рома отмахивается, так же широко улыбаясь.

– Может не надо? – предпринимаю ещё одну попытку образумить. – Это физически тяжелая работа, ещё и жить в вагончике каком-то. Давай не будем, Ром… малышка родится…

Мой муж остался глух… и устроился на новую работу, а к нам переехала свекровь, со словами:

– Как же Кира одна с младенцем будет.

До этого, правда, был грандиозный скандал … Галина Станиславовна болезненно восприняла желание сына поменять работу, так что досталось всем. Ему за глупость, мне за то, что должна быть мудрее и мужа научить, как и что… потому что она уехала в деревню и нам квартиру оставила не для того, чтобы мы тут всё по ветру пустили. Я пыталась решить этот вопрос, но Рома вцепился в идею и не отступил. Как итог: за месяц до родов, из деревенского домика, доставшегося так же по наследству от бабушки с дедушкой, в город перебралась свекровь и поселилась в одной из комнат.

Я не против, мы нормально с ней жили, не ругались и не делили её сына. Всё было хорошо… Ровно до того момента, пока она не решила, что несколько вахт подряд, то есть целых три месяца без выходных – моя идея и собственно новомодная BMW – тоже следствие моих науськиваний. Рома же не сказал, что ради этого решил сорваться с места, в которое его пристроили по знакомству…

Свекровь не просто разозлилась, о не-е-ет – она взорвалась. Примерно месяц фыркала, всячески демонстрируя свою обиду, даже маму мою привлекла к этому… По её мнению, я слишком многого требую… выше того, что он может дать её сын, поэтому он вынужден пойти работать физически, дабы мне, такой золотой, угодить. Я объяснила, но, как и в случае с ремонтом – мало кто слушал.

Мой муж безвылазно работал, присылая деньги, а его мама точила на меня зуб. В таком темпе, я и сама выдержала мало – понеслась работать учителем английского, не просидев дома и пяти месяцев, аргументируя это тем, что Роме надо помочь, поэтому вот так. Сначала работала на полставки, потому что Леночка была очень маленькой, а после года, перешла на обычный вариант трудоустройства. Вроде бы нормально дальше: муж воплотил мечту – машину всё-таки купили, свекровь перестала фыркать, а я погрузилась в ребёнка, совмещая это всё с работой. Конечно, будь у меня возможность заниматься исключительно Леночкой, я бы так и сделала, но увы…

BMW частично в кредит и его нужно платить… Теперь так: он работает на стройке, я в школе, а свекровь водит нашу дочку в ясли. До этого, Галина Станиславовна сидела с ней сама, а как полтора исполнилось, мы познали детский садик. Я дико благодарна за помощь с ребёнком, но если быть честной с самой собой, то проще без неё. Она ничего не говорит такого, но я всё равно чувствую сгущающиеся тучи. В общем, вот вам краткое пособие, как из любимой невестки стать нелюбимой.

– Ты к матери когда?

– Хотела вчера – не получилось. На неделе зайдём, у меня, кажется, во вторник мало уроков. Я Леночку заберу и пойдём.

Свекровь садится напротив и неожиданно говорит:

– Рома опять не приедет? Не говорит мне ничего – партизан.

Натянуто улыбаюсь, старясь скрыть эмоции по этому вопросу.

– Говорит, возьмёт неделю отпуска.

– Неделю?! – всплёскивает руками. – Совсем там что-ли? Что это за беготня?! Тебе так нормально?

– Пока вот так… – обтекаемо отвечаю, пряча глаза на дне чашки.

С мужем у нас последний год стабильно… стабильно и максимально предсказуемо. Он приезжает, неделю играет с дочерью и уезжает на месяц или на два… Этот парень постоянно находит себе работу: то тут подработка, то там… Галина Станиславовна ненавидит меня за это.

– Нормально работал, нет, денег им подавай. Машину ещё эту. Кому она такая нужна…– фыркает.

Ничего не говорю. Со свекровью лучше лишний раз промолчать. Сейчас вступлю в полемику и всё! А у меня дочь спит и тетради ждут, в другой раз подискутируем… возможно. Встаю со стула, убираю чашку, быстренько мою её в раковине и ухожу в спальню. Леночка спит в кроватке, а я тихо присаживаюсь за столик, раскрывая первую тетрадку.

Работа это именно то, что помогает не думать о лишнем. Например, о том, что свекровь хотела бы видеть на моём месте другую девушку, а муж не рвётся проводить время со мной и дочерью – забивая свободное время какими угодно делами. Я вроде и замужем, но всё равно одна…

Перевожу глаза на дочку. Мой ласковый тигрёнок тихо посапывает, даря одним своим присутствием покой и умиротворение. Она вся моя жизнь, моё искупление. Никогда ей не расскажу этого, но оно так и есть.

Снимаю колпачок с красной ручки и делаю первые пометки на полях. У меня всё нормально: дом, ребёнок, муж – я состоялась как женщина. Всё хорошо.

Глава 4

Артём

У предательства есть цвет – тёмно-коричневый, как запёкшаяся кровь, как порочное марево, как удавка, как разверзавшаяся бездна перед ногами. Предательство – тлен, сжирающий преданного. Я предал и точно так же получил в ответ – круг замкнулся.

Мир непредсказуем – сегодня ты уверен в одном, а завтра уже не можешь свести воедино. Верить во что-то как в догму – это саморучно затянуть цепи иллюзий, превращая их в мнимую правду. На деле – реальность облапошивает на каждом шагу, подкидывает неожиданные повороты, ломает устоявшиеся шаблоны и выбивает почву из-под ног. Своё я уже получил – больше не надо.

Вдыхаю, чувствуя запах сладких женских духов, сигаретного дыма и что-то отдалённо напоминающее мясо на углях. Очень и очень отдалённо, потому что едва ли это возможно в реальности.

Тут ничего не изменилось: так же плохо, как и в первый раз. Стены, запах, люди… всё на своих местах. На самом деле, я не особо всматривался, стараясь как можно меньше соприкасаться со всем что окружало. Для того, чтобы сформировать впечатление, хватило затхлого коридора и общего фасада здания. Будем честными, за пять лет, мнение не изменилось, я до сих пор придерживаюсь считаю, что это место нужно сжечь и построить для людей что-то приличное, потому что в таких условиях – жить невозможно.

Тогда кажется, вечность назад – мне и в голову не пришло переступить порог её комнаты по доброй воли. Эта девочка ассоциировалась с чем-то нежным, воздушным и я не хотел портить впечатление, так глубоко погружаясь в окружающий её мир, который мне был омерзителен. Сознательно выбрал остаться за дверью, под бомбёжкой заинтересованных взглядов соседей, пока мать и дочь выясняли отношения. Всё прекрасно слышал и это раздражало. Бесило, что какая-то там тётка решила за меня: надо мне это или не надо. Проснулось детское желание сделать вопреки. Я и сделал… сделал, не осознавая до конца, во что это может превратиться.

Классовое неравенство было, есть и всегда будет. Сейчас ровно, но тогда откровенно воротило. Я не могу изменить прошлого, я ничего не могу поменять, но у меня точно есть возможность влиять на будущее. Именно для этого я здесь.

Знал, не живёт здесь – только прописана. Встречаться с Кирой сейчас… Из этого ничего хорошего не выйдет. Мне не хочется бередить, я бы выбрал не трогать, потому что вынести достойно, оборотную сторону, не так-то просто – по себе знаю.

Дверь открыла мать, подняла уставшие глаза и несколько секунд просто смотрела, а после отступила назад, позволяя войти.

Мне казалось, я сильно изменился за эти годы, стал более стабильным, спокойным и местами не таким циничным, но что-то всё ещё живо. Например, я до сих пор не могу понять, как такая хорошая девочка могла вырасти нормальным человеком в подобных условиях. Поверьте, теперь мне есть с чем сравнить… и сравнение в не в лучшую пользу женщины, которая с самого детства не видела социального дна. Могу я сравнивать по этому критерию или нет – сложно ответить, но вывод напрашивается сам собой. Почему-то раньше казалось, что мы другие… норма, мораль, критерии, другие взгляды… А ни хрена – вот вам ответ. Под маской благородной девы может скрываться сука, не знающая преград и условностей – я с такой потратил четыре года жизни и хер его знает, сколько бы это длилось ещё.

Тесная, душная комната окутала запахом плесени и сгущающимися тучами над головой. Мне тут, мягко говоря – не рады. Стараясь не злить хозяйку, не осматриваюсь, но глаза сами собой находят кровать Киры. Это точно она… не зная наверняка – уверен.

Мне было так фиолетово, где она спала, как взаимодействовала с окружающими её людьми и в общем проводила свой досуг, что сейчас от этого муторно. Всё что тогда было интересно – это как скоро я смогу уложить её на лопатки. Всё.

Она мне понравилась, понравилась настолько, что любой намёк на разные миры вполне стирался одной улыбкой. Жаль, что волшебного эффекта хватило ненадолго. Меньше года… совсем мизер.

Пока разглядывал узкую кровать, клочок ткани, приспособленной для ширмы и корешки книг на полке, её мать молчит. Недовольна, но молчит. А я, чем больше смотрю, тем больше понимаю: уже нет отвращения, скорее болезненное чувство, что кто-то, а именно она, прикасалась к вещам, кричащими нищетой и уязвимостью… Такую девочку нужно было на руках носить, не позволяя испытывать тяготы такого сосуществования. Кира была уязвима по всем фронтам, а я не заметил – не хотел видеть. Думал, раз обеспечиваю её с лихвой, и она улыбается каждое утро – проблем в общем не будет. Их и не было… в моей голове точно.

Откуда ж им взяться, если в моей собственной градации: бабки были венцом любого творения. Это позже ты понимаешь: купить можно совсем не всё. Деньги потеряли всю исключительность, как только полномасштабно окунулся в дерьмо. Она любила меня просто так и терпела тоже, потому что любила, а я эгоистично пользовался её любовью, теша своё эго тем, что в моём положении, да ещё с такими возможностями – могу позволить всё, включая безгранично влюблённый взгляд каждый день. Устать даже от это успел…

Бесконечный долбаёб.

– Пришёл зачем?

Перевожу взгляд на женщину. Они с Кирой не похожи. Её мать высокая, с серыми, практически бесцветными глазами, тонкими губами и копной русых волос, в которых давно видна седина.

– Татьяна Егоровна…

– Юрьевна. – перебивает.

Блять…

Не даю себе передышку, продолжаю:

– Татьяна Юрьевна, я понимаю, что вы не ожидал меня увидеть, я и сам не планировал нарушать ваш покой.

Откровенная усмешка, которую она не попыталась маскировать ни во что более мягкое, на секунду вынуждает притормозить. Мысленно заставляю себя не реагировать на пренебрежение и, что уж скрывать, откровенную издёвку. Напоминаю себе: я тут не воевать… это необходимость -моя повинность, если хотите.

– Я хочу помочь. Может быть, Кире что-то нужно?

На лице ноль эмоций, только один давящий взгляд, от которого даже у меня, у взрослого мужика, яйца поджимаются. Понятно почему такой тихой выросла, с такой матерью другой не будешь.

– Струсил значит… ну-ну…

Присаживается за стол, складывая руки под грудью. Без приглашения сажусь следом. Ножки издают жалобный скрип, из-за чего морщусь, а она полосует взглядом, прищуриваясь. Ненавидит меня. Это я у неё дочь забрал, а потом так же домой отправил.

Где-то очень глубоко внутри – клубится боль, она не хочет показывать, закрывается холодной злостью, но я всё равно вижу. Для неё я – зло, которое прошлось по жизни её чада, не придав значения. У меня нет детей, но, если бы были – я сотру в порошок и за меньшее. Поэтому… её отношение ко мне, вполне себе обосновано.

«Струсил» – да, можно и так сказать. Кира, пусть и была терпима в церкви, не факт, что будет такой же, когда свалюсь ей на голову, спустя хренову прорву времени.

– Думаю, не станет слушать.

Отвечая без увиливаний. Что-то подсказывает: как только начну недоговаривать, женщина напротив – пошлёт лесом, скорее всего прямым текстом.

– А я по-твоему – да?

Тяжелый взгляд кружит по лицу, задевая все нервные клетки. Мне приходилось работать с разными людьми, в конечном итоге я вырос со своим отцом, которые вовсе не знал, что такое тепло, но она… эта женщина давно задвинула истинно женскую мягкость куда-то далеко за спину. Она смотрит и реагирует как мужик – холодно, жёстко, совсем не таясь. В этом диалоге такое несравненно плюс, меньше всего хочется с каких-то истерик. Не готов к этому, устал, блять, от этого!

– Как минимум, вы хотите благополучия дочери. – и без перехода: – Татьяна Юрьевна, может быть ей что-то нужно? У меня есть возм…

Перебивает смешком, а следом рубит:

– Ты недостоин и волоска моей дочери.

Внутри начинает бунтовать: идёт в штопор, на грёбаной скорости, быстрее звука, быстрее рефлексов. Каким бы спокойным мне не хочется казаться, но мать Киры умеет вытащить наружу засевшего демона.

Я, блять, знаю! Сука! Я это знаю, но это – моё, мать его, искупление.

Эта девочка совсем ни в чём не была виновата. Она попала под таран Ильиной, которая не просто влезла в мои трусы, но и её размазала. И одному Богу известно, подпортила жизнь или нет. Всё что узнал про бывшую жену – заставляет думать именно так. Оля ни хрена не может успокоиться – уже сейчас понятно, что дальше будет только хуже. Не знаю, почему всё время цепляется к Кире, с которой, на минуточку, расстались уйму времени назад. Оля цепляется, и я больше, чем уверен – что-то выкинет. Мстительная, озлобленная баба, прикинувшаяся слабой овечкой… эта точно что-то сделает. Просто ради того, чтобы ей стало легче. Сука.

Мне не составило труда выяснить как Кира сейчас живёт – в современно мире это просто. И узнав, что она работает с маленьким ребёнком на руках уже год… был в, мягко говоря, в шоке.

Блять… Она не сидит с ребёнком дома как все матери, а бегает работать. Тогда-то и предположил, что моя сука-бывшая, вполне могла изгадить жизнь, просто потому что хотела. У меня волосы встали дыбом после подробного рассказала о том, как, что и когда. Это пиздец… поняла куда давить и нажала, а она побоялась говорить. Глупая… нужно было сказать. Полезла меня спасать, жертвовать. Блять… уму непостижимо.

Татьяна Юрьевна смотрит в упор и мне не остаётся ничего, как выволочь душу, от которой кажется и живого места не осталось:

– У нас не получилось, к сож…

Осекаюсь. Татьяна откидывает голову назад и начинает хохотать, одним этим доводя меня до состояния тления. Стискиваю зубы, молча наблюдая за фейерверком эмоций.

Прийти сюда было охереть каким неожиданным финтом, но я пришёл. После разговора с бывшей посчитал, что должен хоть что-то сделать или исправить то, что успели провернуть до меня. Реакция её матери – бесит. Я не ангелочек, на клубящихся эмоциях внутри меня – подрывает, но деваться некуда, придётся пойти до конца.

– Может быть место в вузе или нужно решить какой-то вопрос? – намекаю.

Выпрямляется, принимая тоже положение что и десять секунд назад. Губы собеседницы растягиваются в злой ухмылке.

– Ей не обязательно знать, что помог я. Мы промолчим. Вы просто скажите мне что нужно, и я сделаю. Всё.

Ещё одна усмешка – хищная, едкая, до зубного скрежета бесящая. с

Пальцы тарабанят по клеёнке на столе, а после, она говорит совсем не то, что я ожидаю:

– Вот смотрю на тебя и не понимаю, как она ничего не видела. Ты же буквально всем своим видом показывал, как относишься. Оборзевший, малолетний мажор, который кроме папочкиных денег ничего не ценит.

– Послушайте, – пытаюсь вывернуть разговор обратно, но она игнорирует, в очередной раз грубо прерывая.

– Это ты послушай! – выплёвывает. – Она пришла зарёванная и прозрачная, после твоей «любви» – или что там ты ей на уши вешал? Зачем прискакал, Ершов Артём? Ты, от меня, что хочешь?

Открываю было рот, чтобы повторить, но она качает головой, сверкая тяжёлым взглядом.

– Я бы тебя расстреляла. Взяла и сделала. Пока ты жил и радовался, я каждый день смотрела, как страдает мой ребёнок, – наставляет на меня палец, – из-за тебя. Что, так хотелось погулять с хорошей девочкой, что ты её к себе привёл? Почему же ты ко мне тогда не пришёл? Спросил бы, познакомился. Не надо было, да? Куда проще было поездить по ушам, наобещав горы, и утащить. Ну и что, что ты благородно решил не приходить тогда?

Мне на хер это было не нужно…

Блять.

– Не пизди, я и так всё вижу! – машет рукой и припечатывает жёстким: – Плевать мне на тебя, на твои деньги и на все убогие хотелки. Засунь это всё куда подальше и крути как хочешь.

Хлёсткие слова летят со скоростью пули в очередной раз соскабливая нутро. Мне как никогда хочется скинуть грёбаную маску благородства и блять, прищучить её.

Поднимаюсь. Разговаривать дальше нет смысла.

– Если вы узнаете, – бросаю визитку на стол, – позвоните.

Глаза женщины опускаются на гравировку, а следом поднимаются на меня.

– Я понимаю, почему она втюхалась по самые не могу. – говорит ровно, но также жёстко. – Ну, что ты там ей обещал? Небо в алмазах и любовь до гробовой доски? А она рот раззявила и поверила. Молодая, глупая, влюблённая. Была бы моя воля – не пустила. Поганой метлой тебя гнала, чтобы дорогу забыл.

– Наши отношения не сложились, – холодно произношу, не стараясь выглядеть вежливо, – мне жаль, что вы стали свидетелем.

– Да брось. – смеётся. – Срать ты хотел на то, что мне жаль, а что нет.

Сука!

Внутри эмоциональный водоворот и он херачит по нервным клеткам наотмашь. Делаю шаг к двери и в спину, как грёбаный нож, летит:

– Я не имею права говорить, но я скажу: хочу, чтобы ты жил с этим, чтобы знал.

Разворачиваюсь обратно, снова скрещиваем взгляды. В душе не несу, что она хочет сказать, но тон и жалящий взгляд говорят вовсе не в пользу чего-то милого. Ни хуя.

– Говорят, твоя жена родила не от тебя.

Чувствую, как внутри что-то трескается, моментально ошпаривая ядом всё живое.

Да пошла ты на хер.

Стискиваю зубы, стараясь сохранить хоть каплю контроля. Терпеть какую-то хуйню относительно всего, что связано с Кирой – одна история, но когда она лезет в то, что касается меня лично…

Сука!

Сжимаю кулаки, контроль летит в задницу и мне приходится титаническими усилиями воли тормозить беснующихся чертей требующих кровавых ошмётков.

– Это наказание, за всё что ты сделал.

– Всего доброго.

Разворачиваюсь.

В пизду её.

Нужно было с Кирой, её мамаша явно лишена адекватности.

Успеваю сделать несколько коротких вдохов, прежде чем в спину несётся:

– Выкидыш на двадцать третьей неделе. Ты женился, а она родила раньше срока. Плакала… смотрела на ваши счастливые рожи и плакала. Лучше бы ты сдох, чтобы она во имя памяти больше о себе заботилась и не было трёх дней в реанимации. Живи с этим.

Где-то там, глубоко внутри сжимаются до хруста рёбра. По телу ползут крупные мурашки, мир затихает всего на секунду, а после в голове бьёт колокол.

Ребёнок?

Стремительно разворачиваюсь.

– Простите?

Дикая, какая-то маниакальная улыбка на губах и ядовитое:

– А-а-а… ты же не знал. Надо же… как вышло.

Пропускаю мимо ушей яд и переспрашиваю:

– Кира была беременна?

– Была.

Татьяна Юрьевна смотрит прямо в глаза – безжалостно, хладнокровно, словно на мерзость и я увожу свои не в силах справиться с пробивающим голову пульсом.

Блять… я… чёрт. Как?

Неверие смешивается с тяжелым осознанием, образуя затянувшийся кошмарный сон, из которого, как из проруби – нет выхода.

Блять, блять, блять!

Она всегда такая тихая… такая… Твою же мать…

Прикрываю глаза стараясь собраться с мыслями. Но упрямый мозг, сука, вкручивает в мою голову воспоминания: ей было плохо, перепады настроения, слёзы… и… сука…

Но ярче всего вспыхивает вот это:

– Артём, я б…

Перебиваю, перехватывая свечу и тут же взрываюсь:

– Кира! Чёрт! Аккуратнее!

Мы встретились взглядами и вместо того, чтобы переспросить, я просто ждал, когда продолжит, а она сказала другое… не то что хотела…

Блять… я же точно понял, что недоговорила… но не стал уточнять. Ни хуя ничего не сделал.

Горло стягивает удавкой и одновременно с этим, приходит болезненное осознание собственной слепоты с грёбаной эгоистичностью. Как же мне было по хуй…

Сука… как так, блять! Как так?!

– Это ко мне она приехала исхудавшая и зарёванная и это я не знала, как её вытащить, так что, катись к чёрту. Я тебе не помощник.

Всё слышу, но больше не анализирую – меня беспощадно утягивает на самое дно.

Прости, малыш…

Глава 5

Кира

– Знаешь, что он мне сказал?

Лютую с остервенением кромсая исписанный черновик на маленькие кусочки. Мама подкладывает Леночке несколько кубиков, пожимает плечами тем самым вызывая у меня приток очередного яда во рту.

Выносит! Как же сильно жжёт! От досады готова локти кусать. Это же надо было такое ляпнуть!!! Несколько дней прошло, а всё равно покусывает!

Мама поднимает глаза подталкивая высказаться, и я сдаюсь, выплёскивая:

– Распахивает дверь и кричит мне: «Привет, мать»!

Задыхаюсь от злости, сжимая клочки бумаги в кулаке. На секунду, в глазах напротив мелькает веселье, от чего в глубине души становится до острого обидно. Ей смешно, а меня вытряхнуло всю в моменте! Думала, горло ему перегрызу.

– Мать?! – распаляюсь. – Какая я ему мать?! Когда это я из жены – в мать превратилась? Сынок, блин.

Леночка разваливает башенку, раскидывая кубики по коврику и снова тянется вперёд, чтобы собрать в кучку. Мама отводит глаза, ласково целует внучку в макушку и спрашивает:

– Поругались?

– Высказала ему!

– А он, что?

Закусываю губу, сдерживая ненормативную лексику, которая так и рвётся наружу. Кипит, блин! Хочется всё-всё и в деталях, но… я уже и так сор из избы вынесла, так что… вру и рассказываю сказочку о том, как Рома пообещал так больше не делать и мы, как самые настоящие умнички, всё выяснили на месте. Мама кивает, принимая ложь за правду, снова переключаясь на Леночку.

Очень хочется иметь удивительную способность быстро переключаться, но получается только заново окунуться в это, вспоминая правду, где он по-дебильному отшутился, а я разозлилась – хорошо так наехав. Вышла из себя по щелчку пальцев. И самое смешное, что он так и не понял, что это ненормально! Я – жена, которую он хочет, а не мать, готовая сопли вытирать! У меня есть дочь, и я понимаю разницу.

Сыночка-присыночка… корзиночка, блин! Он бы мне ещё отчитался, сколько покушал, чтобы я совсем упала.

– Кира Юрьевна, я – всё!

Мгновенно стряхиваю неприятные воспоминания, упираясь взглядом в исписанный лист. Злость ещё курсирует под кожей, больно тыкая нервные окончания, но смотря в озорные глаза шестиклассника – улыбаюсь. Он не виноват, что мой муж периодически ведёт себя как его ровесник.

– Хорошо. Кость, положи вот тут.

Указываю на стопочку таких же листов на краю стола. Мальчик согласно кивает, пристраивая проверочную и, развернувшись на пятках, бежит из класса, громко хлопнув дверью. Вздыхаю, смотря в спину. Слава Богу – это последний класс на сегодня. Я больше не могу… Тело дребезжит от усталости и перенапряжения. Всю ночь прыгала над Леночкой – то дышит нос, то снова всё отекло и она хнычет, забираясь на руки, требуя, чтобы ходила и качала. Извелась сама и меня извела. Утром дочка крепко спала, а я уже не смогла. Благо, свекровь сжалилась и забрала её к себе в комнату, пока я быстро собиралась на работу и буквально сбегала из дома. Сбегала, потому что она всегда капризная во время болезни и никак не хочет от меня отлипать. Сколько бы раз так не уходила – сердце рвётся. В такие моменты начинаешь ненавидеть место, в которое вынуждена уйти вместо того, чтобы всё время ребёнку посветить. Всё ненавидишь и завидуешь дико тем, кто может дома… как Дина, например… у неё второй родился и муж всегда рядом. Думаю, что не так идеально и гладко, как рассказывает, но всё-таки, куда лучше, чем у меня. Мой муж предпочитает где угодно лишь бы не с дочкой.