Хочу тебя навсегда

Это разъедающий тлен на губах, даже больше – смертельный яд. Кира оставила их все, даже те, что я делал самолично: порыв ветра, полумрак вечера, желтые огни за спиной. Она заправляет пряди за ухо, но они всё равно упрямо лезут в лицо. Я помню эту фотографию.

– Оставь так.

– Ты с ума сошел? Я вся в блеске перемазалась.

– Да подожди ты.

Щелкаю несколько раз на телефон – смеётся. Но позже – выкладывает одну из двух в сеть.

Не помню, как мы провели остаток вечера, но то, что именно эту фотографию сделал я – да. Увеличиваю и смотрю, отпивая из стакана. Обычного, мать его, стакана с ручкой. Плевать на эстетику, я просто взял его как первый попавшийся и пью. Раньше бывшая сильно за это гнала. И если честно, меня задолбало блевать по правилам, так чтобы красиво и эстетично, блять.

Сука.

Люди просто люди, они не могут быть идеальными, но она считала, что так и должно быть.

Откидываюсь на диван, кидая телефон в сторону. Глаза упираются в потолок. У меня грёбаная чёрная полоса и она не хочет заканчиваться. Развод, отец, ещё куча пиздеца вдогонку. Смеживаю веки, если усну прямо тут, то даже дёргаться не буду. По хер.

Мысли крутятся то у одного пиздеца, то у другого – это здорово выматывает.

Дальше только от меня зависит благополучие семьи. В глубине души – страшно до усрачки. Я не с семью пядями родился, я, блять, обычный человек, совершающий ошибки… до хера ошибок, если так разобраться.

В какой-то момент тело начинает обмякать, а в голове стихает шум. Сглатываю, прикрывая веки, но как только делаю это – в тишине квартиры раздаётся лязганье ключа в замочной скважине. Поворачиваю голову на звук. Перестук каблуков, автоматически загорающийся свет и я вижу, как в квартиру входит вовсе не моя, не в меру тревожная сестра. Далеко не она…

В груди цепенеет.

Стискиваю челюсть, пока Оля вглядывается в темноту. Видеть её, да ещё тут – не самая идеальная концовка, пиздец какого тяжёлого дня. Она озирается, тихо зовёт по имени, на которое – не откликаюсь. В грудине пробивает дробью. Прищурившись, разглядываю незваную гостью, чувствуя, как вены разъедает ядовитой яростью.

– Какого хера тебе тут надо?

Вздрагивает, подпрыгивает на месте, но очень быстро собирается и семенит в мою сторону пытаясь разглядеть хоть что-то в темноте гостиной. Разминаю затёкшую шею – всё-таки уснул. Недопитый стакан опрокинулся и по обивке расползлось пятно. Матерясь, стряхиваю капли на пол. Сознание, несмотря на злость – мутное. Неприятное чувство.

Бывшая останавливается в шаге, нерешительно переминается с ноги на ногу. Меня бесит её присутствие. Я не звал, она прекрасно это знает, но всё равно явилась. Плевать ей… если видит цель, всегда идёт, невзирая на обстоятельства. Это качество когда-то мне очень нравилось, сейчас такого не скажу.

– Мне жаль, родной… мне… я так тебе соболезную…

Тело обдаёт огнём ярости, а в груди рвётся, как сухая ткань: резко, неприятно, со скрежетом.

«Родной»… – фальшиво, милая, фальшиво.

– Иди домой.

Поднимаюсь с дивана, подхватываю кружку и стараясь игнорировать её присутствие – делаю шаг в сторону кухни. Но, не тут-то было… она цепляется в майку, жмётся всем телом и начинается…

– Прости, прости… я люблю тебя, боже мой. Тёма… я умру без тебя! Я не хочу без тебя. Я – дура, я – тупая, я такое натворила… но я люблю тебя! Прости меня, любимый, прости меня.

Всхлипы, рыдания, заламывание пальцев.

М-м-м… старые, добрые манипуляции. Кто бы сомневался.

Слёзы пропитывают ткань, а её духи заполняет пространство стискивая трахею жгутами. Отрываю от себя. Бывшая качает головой, жалобно всхлипывает и снова вперёд тянется. Сжимаю пальцы на руках, пресекая повторные объятия. Сдавленный стон и глаза, наполненные слезами, поднимаются вверх. Я всё вижу: и губы искусанные, и красные веки – не трогает… отрубило на хер.

– К ребёнку иди, сказал.

Тянет руки, цепляется. Блевать хочу от этого. Пришла в попытке утишить…

Какая благородная…

Мне не упали от неё утешения, особенно когда я точно знаю, что делать она этого не умеет. Да, ласковая, нежная, даже кроткая… но сострадание или прочее – нет. Мимо. Эмпатии в ней на минус сто пятьдесят по Фаренгейту. Да и я не в том состояние сейчас, чтобы хоть что-то воспринимать.

– Дело в этом, да? Ты бы простил? – Оля заглядывает в глаза ища ответ и ничего не обнаружив, продолжает: – Тём, ты бы меня простил, да? Скажи да, мой хороший. Я так люблю тебя…

Усмехаюсь. Это жалкий спектакль, который нет желания досматривать.

– Ты трахалась с другим мужиком и родила ребёнка. Это от большой любви ко мне?

Задыхается, сожаления в глазах становится больше, но и это я тоже уже видел. Спокойно смотрю за тем, как она рывками глотает воздух, пытаясь подобрать слова, выжать на лице побольше страданий и убеждаюсь окончательно – мне уже всё равно.

Больше не болит, там выжжено до земли – нечему болеть. Никаких сожалений, а тем более тоски не осталось. Я презираю эту женщину – за фальшь, за измену, за то, что заставила поверить. Самое смешное, я бы даже не стал проверять сам. Не додумался бы…

Мне противно от её близости, запаха духов и жалких попыток вернуть всё обратно. Это нельзя склеить… нас развеяло по ветру на миллионы песчинок. Конец истории.

– Господи… Тём, да это ошибка! Ошибка! – новый виток рыданий и ещё одна прорва сожалений в глазах. – Я думал он твой! Я очень хотела, чтобы твой… Это всего раз, я… Ну, поверь же ты!

– Мне – по хую.

Сжимаю пальцы сильнее – Оля взвизгивает: наигранно, громко, очень обиженно. Смешно. Я не сильно сжал, ощутимо, но не сильно. Вся патетика – это очередной драматический этюд.

В первый день – размазало, сейчас – вполне держу себя в руках. Насколько это в общем возможно в наших обстоятельствах.

Я искренне против того, чтобы женщин угнетали, я видел это и мне претит, но она… она перешла все возможные грани и, простит меня всё сущее, я не сдержался, всего раз… но это было.

Вошел в комнату, Оля у кроватки стояла, а на руках младенец. Увидел это и как в штопор вошёл. Сразу на огромной скорости, в самую бездну рухнул, разлетаясь на осколки. В голове помутнело, а жена, та которой доверял и любил, обернулась через плечо, ласково улыбнулась и нежно прижавшись губами ко лбу ребёнка, тихо прошепча:

– А вот и папочка пришёл.

Передёрнуло, по самому нутру когтями вспороло. Я уже видел тест-ДНС и всё прекрасно знал: папочкой там был вовсе не я.

Смотрел на неё: одухотворённую, воздушную, какую-то безгранично нежную, а тело холодом обдавало.

Не поверил… смотрел на заключение и не верил глазам!

Как, блять, в такое верить?! Мы ждали этого ребёнка, планировали будущее, придумали имя… всё было прекрасно, а потом меня размазало.

Отец подгадал: задержал на несколько дней – не дал вырваться, насильно вынудил отложить вылет. Я, естественно, бесился: у меня там жена рожает, а я тут… В итоге: не успел подняться по трапу, как он прислал тест и письмо под ним же прикрепил. Два предложения, разделившие мою жизнь на «до и грёбаное «после»:

«Я не против твоей жены – живи, если хочешь. Но, не нашей крови, – ничего не достанется.»

Несколько прикосновений к экрану и табличка… там много всего было, но самое главное внизу. Тогда-то я и узнал, что ребёнок которого три дня назад родила моя жена – не мой.

Отрицание, гнев, торг…

Я вышел с самолёта другим человеком.

– Положи. – киваю на кроватку.

Оля округляет глаза, тут же хмурится, встречаясь со мной взглядом и перестаёт ворковать.

– Так… папа у нас не в духе видимо, сейчас малыш, мама его успокоит и познакомитесь нормально

Аккуратно опускает свёрток с кряхтящим ребёнком в кроватку, разворачивается ко мне и вот тогда, да… начинает шипеть:

– Тебя что укусил кто-то? Сына не хочешь на руки взять? Это что такое Тём! Где хотя бы немного уважения? Я, между прочим, ребёнка родила нашего с тобой, а ты с порога не улыбнулся даже! Это такая у тебя ко мне благодарность?! Спасибо, родной.

Подходит ближе, смотрит с претензией, а я впервые в жизни хочу ударить. Потому что она – сука, развлекалась за моей спиной и чужого ребёнка за моего выдаёт. Не верить отцу в таком вопросе, с учётом его желания нас как можно скорее поженить – глупо.

– Ты хоть знаешь, чей он?

В глазах мелькает шок, а после она хапает воздух, возмущённо выпаливая:

– Что?! Ты совсем что-ли, я…

Не желаю слушать. Подступаю ближе, пальцы сами собой смыкаются на шее, сдавливая. Оля замирает, смотря на меня расширившимися от страха глазами. Сглатываю, упираясь своим лбом в её лоб.

Такая ты тварь…

Под пальцами бешено бьётся пульс рассказывая куда как больше, чем следовало, но я всё равно упрямо спрашиваю:

– С кем ты трахалась?

Лицо напротив становится белым… в глазах мелькает осознание и спустя секунду, не предпринимая попыток вырваться: моя жена начинает плакать.

Вот именно с того момента, я вижу концерны при любом удобном случае.

Мне плевать сколько, когда и как – не интересно. Эта женщина больше не имеет ко мне никакого отношения.

– Тёмочка…

Убираю руки – касаться её тоже не хочу. Оля не подходит, не пытается уткнуться носом в грудь, как делала это раньше. Она смотрит на меня глазами побитой собаки и всё ещё пытается вызвать жалость. Жалость, которую я не испытываю к ней по определению.

– Ещё раз: домой иди, к своему, ребёнку!

– Я не хочу без тебя, – стонет, закрывая лицо руками.

Блять…

Выдыхаю и иду на кухню. Я тогда сорвался – синяки на шее оставил – насколько сжал… Не хочу повторения. От этого тоже блевать тянет.

В пизду её, вместе со всеми выкрутасами, коих с горочку каждый раз. Что она только не вытворяла: звонила матери, пыталась натравить на меня своего отца, падала на колени, угрожала, жёстко манипулировала. Оля делала всё, чтобы я хотя бы как-то поколебался. До неё, почему-то не доходит, что это бесполезно. Не знаю почему. Я, если честно, заебался что-то говорить.

Закидываю стакан в посудомойку, надеясь на благоразумие бывшей, но она, как, впрочем, и всегда, идёт по прямой… Пяти секунд не проходит, как вбегает следом.

– Значит, меня – просто взять и вычеркнуть? Жену твою! А ей, – машет моим телефоном с открытой страницей Киры, – любуешься, да?

Перехватываю и блокирую экран, чувствуя горький привкус желчи на языке.

– Тебе помочь выйти?

– Нет! – срывается на крик. – Ты что слюни пускаешь? По ней?!

Задыхается, волосы ерошит, смотрит такими глазами, будто бы это я ей чужого ребёнка притащил и за общего выдал. Пиздец… Драма на минималках – а это выход на бис.

– Это не твоё дело.

– Не моё? Не моё! Да?! Да что она сделала такого что ты даже сейчас, когда у нас рушится семья на бесхребетную девку пялишься!

Плавно выдыхаю. Сорваться сейчас – это будет очередной пиздец. Она заряжена боевыми, но проблема в том, что у меня атомка и это не шутка совсем.

Быстренько Оля забыла про скорбь и сожаления. Хотя… чего я от неё ожидал. Предсказуемо всё.

– Нашу семью разрушила ты. Так что будь добра, верни ключи и съебись в закат.

Бледнеет, но глаза сужаются от бешенства.

– Что?! Это я так должна сделать, да? Я?! Да что ты понимаешь, бесчувственная сволочь. Я тебя любила и всё для тебя сделал!

Ну… не сказать, что я сильно в ахуе, но близок к этому. Это настолько же глупо – насколько смешно.

Усмехаюсь, а она бесится сильнее: кулаки сжимает, губы кривит, буквально пышет ядом.

– Она тебя бросила! Соскочила как проблемы появились, испугалась, а я рядом всегда была. Ты совсем этого не оценил! Плевать тебе на меня было!!! Вот так ты ко мне, да?!

Ёб вашу мать…

Закатываю глаза к потолку.

Это надо уметь, вот так выкрутить. Закопалась по кругу, но виноватым пытается сделать именно меня. Гениально.

– Смотрю, до хрена ты сведущая.

Повторно усмехаюсь.

– Да! – бывшая игнорирует, продолжая орать: – Она за тебя не боролась! Она собрала монатки и свалила. И знаешь, что?!

Складывает руки под грудью, вздёргивает подбородок и максимально воинственно смотрит.

Всё-таки не так плохо, что она пришла. Мне стало веселее.

Разворачиваюсь к шкафчику – меланхолично оглядываю содержимое и вытаскиваю высокий стеклянный бокал. Пауза затягивается, она там ждёт чего-то, но я… я, блять, задолбался. Мне бы сейчас душ и сон, потому что завтра начнётся новый день, и куча вопросов решать которые придётся мне одному.

Ставлю стакан на стойку, а когда начинаю наливать воду, Оля не выдерживает и максимально торжествуя говорит:

– Это я ей сказала, что мы переспали. Пришла и сказала!

Ну… и вам, здравствуйте.

Протяжно выдыхаю. Моя бывшая – долбаёбка. Хотите верьте, хотите – нет, но это факт.

– В курсе. Иди, Оль.

Отпиваю глоток, остальное выливаю в раковину. Бывшая даже не думает сдвинуться с места – ждёт. Раньше мы ругались и тут же срывались на потрахаться. С огоньком, жёстко, на грани… совсем не нежно – она не любит нежно. Вот в такие моменты и срывались, когда одна сторона орала, брызгая слюной, а вторая копила энергию для выпада. Что-то мне подсказывает, ждёт именно этого. Надеется на это… Только мне от неё не нужно. Я просто не смогу, не после всего вскрывшегося дерьма.

Подхожу и разворачиваю к двери. Слушать очередную истерику бабы, которая никак ко мне не относится… такое себе. Пусть с кем веселилась, с тем и выясняет. Мы официально разведены – какой с меня спрос теперь?

– Домой иди.

– Да пошёл ты! Вот прямо к ней и иди! – психует, отпихивает руки и решительно преодолевает расстояние до входной двери, специально погромче цокая каблуками.

Складываю руки под грудью. Хрена с два она уйдёт просто так.

И вторя мыслям, бывшая эффектно разворачивается от чего полы плаща взметаются вверх. Вздёргивает подбородок и выдаёт:

– Надо было ей ещё что-то сказать, а-то как-то мало получилось. Ты бы видел её глаза, когда я сказала, что у тебя проблемы и тебя скоро посадят! Она на жопу села! Побежала быстрее, лишь бы свалить. И кто из нас тебя любит теперь, а? Ну? Что ты смотришь?! Не знаешь?! Я! Я тебя люблю! И всегда любила только тебя!

Подвисаю, начиная стремительно анализировать сказанное, пока она продолжает:

– Ей срать было, понял? Это я бы носила тебе передачки! А она поджала хвост и убежала! И теперь ты – смотришь тут на неё, разглядываешь… вздыхаешь. Фу, блять! Вот это, мать твою, любовь. – иронизирует, приправляя ядом каждое слово. – Ничего не стоит эта девка! Ноль! Пустышка! Пугливая замарашка. Вот кто она!

Бывшая гордо разворачивается, распахивает дверь, но так и не успевает выйти, прирастает к полу услышав моё хриплое:

– Сюда иди.

Глава 3

Кира

Я точно знаю, как выглядит рай: я смотрю на него каждый свой день. Где бы не была и что бы не делала, рай – един. Это не что-то эфемерное – нет. У моего рая маленькие, аккуратные пальчики, бесконечно длинные реснички, курносый носик, розовые щёчки, каштановые волосики и пухлые губки. Так выглядит мой персональный океан счастья. Сердце щемит от нежности, когда тянет ко мне ручки, а если улыбается – готова отдать весь мир, лишь бы продлить этот момент.

Как же сильно я её ждала… каждую секундочку ждала.

Умиротворённое личико на миг хмурится. улыбаюсь, наблюдая за мимикой. Сколько не смотрю, всё равно каждый раз умиляюсь. Моя крошка морщится, переворачивается на другой бочок и подкладывает под щечку ладошку. Касаюсь затылка губами в ласковом поцелуе.

Такая хорошенькая…

Принцесса спит как сурок, но я всё равно охраняю её сон: подкладываю подушку ближе к спинке, чтобы не укатилась на пол, поправляю одеялко, ещё раз ласково глажу по волосикам. Отрываю себя буквально с корнями. Очень хочется остаться, но придётся уйти. Мы могли бы разложить кровать и спать вдвоём, но сегодня такой роскоши не будет.

Тихо-тихо прикрываю за собой дверь, чтобы избежать скрипа и замираю в коридоре – прислушиваясь. Она уже не грудная, но я всё равно реагирую на каждый писк.

Отстраняюсь, разглаживая складки на кофте. У нас холодно. Отопление вроде бы есть, но когда нормально прогреется – одному Богу известно. Ежусь, растирая ладони. Ребёнка утеплила, но сама сколько бы не напялила – мало. Вот тебе и хрущёвка.

Взгляд скользит по стенам. Я и привыкла и всё ещё никак… Хочу ремонт, давно не намекаю – говорю, но кто бы слышал… Квартира смотрится ужасно: прибит линолеум и местами морщится, но всё равно чисто: привыкла убирать каждый уголок, каждой щёлочке уделять внимание, вдруг Леночка зацепится или найдёт что-то. Тяжёлые, деревянные двери, между комнатами – арки с дурацкими порожками, о которые я регулярно спотыкаюсь. Их первым делом разбомблю, как только добро дадут! Клянусь так и сделаю. Ну и обои видавшие виды…

Тяжело вздыхаю. У меня стопка тетрадок на проверку и журнал нужно заполнить, чтобы завтра утром не делать это второпях. Топать на кухню в услужение, нет никакого желания… В рабочий вайб не вписывается готовка под руководством свекрови. Совсем, блин, никак!

Покусываю губы и всё-таки трогаюсь с места. Помогу быстренько и своими делами займусь пока дочка спит.

– Галина Станиславовна, чем помочь?

Свекровь, недовольно жмёт губы, склонившись над мусорным ведром, ловко орудуя ножом.

– Да всё сделала уже. – ворчит, не поднимая глаза. – Уснула?

– Да, вот только что.

Сознательно вру: не хочу говорить, что просто лежала и смотрела на неё спящую, пока Галина Станиславовна готовит на нас всех одна. Я может быть не самая идеальная сноха, но помогаю – чаще без требования, чем с ним, впрочем, моя свекровь всё время недовольна. И вроде бы не придирается сильно… только и так понятно.

Смотрю на экспериментальный микс: свежий кухонный гарнитур в сочетании с алюминиевыми рамами и отсыревшим подоконником, на котором горшки с цветами… Лена бесконечно лезет в землю, и я устала это убирать. Решить вопрос не удаётся – свекровь напрочь игнорирует попытки убрать горячо любимые ею цветочки в другую комнату.

Боже… как она возмущалась, когда увидела, что я это сделала без «посоветоваться»… И света им мало и холодно им там… А то, что ребёнок постоянно туда лезет, потому что они прям вплотную со столом – это нормально.

Прохожу вглубь, щёлкаю чайник и да… сажусь рядом на корточки, чтобы помочь почистить картошку. Галина Станиславовна видит – молчит. Поддерживаю в этом – говорить тоже не очень хочется. Устала я… вроде выходной, но всё равно устала.

Наша кухня слишком мала для двух взрослых женщин, поэтому приходится вжаться спиной в фасад, чтобы не нависать над ведром. Я бы, если честно, тут перепланировку сделала небольшую: убрала лишние шкафы и стиральную машину отправила в ванную, чтобы за столом не вдвоём сидеть, а втроём. Леночка уже большая, хочется как-то комфортнее. Только сделать так нельзя… к сожалению. Это не моя квартира, права голоса как такового не имею, приходится мириться с тем, что есть.

Мы не ругаемся со свекровью, но Галина Станиславовна теперь не особо меня любит. Она почему-то вбила себе в голову, что я специально залетела от её сына, чтобы захомутать паренька с трёшкой и навешать ему проблем. Так получилось, что это не сразу выяснили – позже вскрылось истинное ко мне отношение… но, я как услышала, так и выпала. Это же надо было такое сказать! Он, между прочим, получил несколько отворотов прежде, чем я решила хоть как-то начать с ним общаться.

Рома появился неожиданно и сразу рванул ухаживать: таскал красивые цветы, постоянно куда-то звал, старался много шутить и всячески поднимать мне настроение. А я, первое время, смотрела на него и желала, чтобы провалился куда-то, желательно с концами. Мне тогда ничего не нужно было, вот совсем… Он свалился мне на голову перед началом зачётов. Не знаю как, но нас столкнуло с ним и произошло это благодаря человеку, который с нами то и общается очень редко.

Вероника неожиданно приехала из Москвы повидаться и осела у своей подруги на несколько недель. К нам приходила, пару раз, но то, что она вдруг воспылает сестринскими чувствами – никто не знал. Как-то раз, позвонила моей маме, пришла и вытащила на улицу. Буквально под белые рученьки схватила и потащила. У меня до этого был один маршрут: от дома до института и обратно. Ещё и апрель выдался ужасно холодным, куда-то выходить в мерзкую погоду и в нормальном то состоянии не очень хочешь, а в таком как у меня… в общем – сидела дома. Но, сводную сестру, остановить, было невозможно. Она взяла и уболтала: весело рассказывая про нового ухажёра, потащила по магазинам, заставляя примерить кучу всякой ненужной одежды. Не сопротивлялась особо, но и радости тоже не было. А вечером, когда сели в кафе, к нам присоединился Сергей и ладно бы один – нет! Он пришёл с другом. И меня взорвало! Просто вынесло!

Мы поругались прямо там, на глазах незнакомцев и посетителей небольшой кафешки. Не знаю почему моё поведение не отвернуло Рому, по логике вещей должно было, но он взял и написал на следующий день – повергнув меня в ещё больший шок. Мало того что Вероника всё провернула за спиной, так ещё и контактами поделилась. Как итог: он написал, а я отправила сразу же. Достаточно вежливо, но категорично. Не отступил. Три месяца безуспешно бегал и за это время успел познакомиться со всем нашим общежитием и моей мамой естественно тоже. Ей, Рома понравился, она так и сказала:

– Смотри, какой хороший и цветы тебе принёс и дверку нам подтянул. Присмотрись к мальчишке.

Присмотрись… так просто ей. Меня раскурочили, растоптали и выбросили… а она присмотрись. Отношения, да ещё и новые – такое не рассматривала, в общем и целом. Отрубило меня. Принцев – нет. Искала и не нашла. Хватит.

– Одной тяжело, доченька. Не надо тебе как я…

Я отрицала, долго закрывала глаза, но он с каждым днём был ближе и ближе… становился знакомым, привычным… И я начала присматриваться, потому что она права: быть одной – мой самый главный страх. А ведь я действительно могла остаться одна. Совсем… на всю жизнь… одна.

Рома тепло улыбался и много шутил – чем сильно подкупал. В нём всегда так много жизни, какой-то мальчишечьей энергии, там, по ощущениям, безмерный колодец энтузиазма внутри! Для сравнения, я рядом с ним казалась чопорной старушкой-собачницей, а это при том, что он всего на год меня старше.

Мое разбитому сердцу хотелось тепла, крепких объятий и слов о том, что всё будет хорошо. Он и говорил. Очень сильно старался произвести положительное впечатление. На самом деле, Рома хороший парень: улыбчивый, милый, весёлый, всегда готовый помочь – по мнению мамы именно такой и должен быть муж… Странно такое от неё слышать, но тот год многое в нас поменял, что-то безвозвратно кануло, а что-то появилось.

Со временем, я поняла, что он мне нравится, просто нравится… не было какой-то сшибающей страсти или чего-то киношного. Нам было хорошо вместе: без горок, без истерик, без каких-то тайн. Он из моего мира и это тоже повлияло. На одном из свиданий, я смотрела в серо-голубые глаза и сказала:

– Мне не нужны отношения ради отношений… Я хочу детей, готов?

Он не колебался ни секунды.

– Да.

Моя свадьба случилась зимой. Белые сапоги, прокатная шубка, сугробы по колено, а в воздухе – искрящиеся снежинки. Мы с мужем целовались прямо на морозе, чувствуя на губах сладость шампанского, а вокруг эхом разносилось громкое «Горько!». У нас была маленькая свадьба в уютном кафе, с тысячей пожеланий и тёплых объятий. Всё как у людей…

Я грезила беременностью, очень сильно хотела, чтобы это случилось, но шло время и всё никак… Плакала ночами, бегала по врачам, завитаминизировала себя до самого максимума. Кажется, мы перепробовали всё за шесть месяцев от народных методов, до каких-то странных гипотез, по типу: голова должна лежать на северо-запад. Это сейчас смешно, тогда я вовсе на всё была согласна. В итоге, я забеременела в поездке на море, в тот самый момент, когда полностью отчаялась.

– Много срезаешь.

Перевожу глаза на Галину Станиславовну, потом снова на картошку в руках.

– Только там, где зелёное, совсем чуть-чуть.

Свекровь сверкает взглядом, головой качает и всё-таки высказывается:

– Ничего страшного, никто не умрёт, а денег она стоит. Вы экономите или как?

Подавляю в себе желание ответить. Она не работает – на пенсию вышла и теперь развлекается, вот таким бурчанием.

Галина Станиславовна поднимается, забирает у меня многострадальный овощ и идёт к раковине. Сегодня у неё плохое настроение, это буквально данность. Думаю, что она не очень любит воскресенье именно потому, что дома нахожусь я. Она хорошая бабушка – любит Леночку, но я… я что-то вроде кости в горле: прижилась, но всё равно мешаю.

Наливаю чай, предлагаю ей – отмахивается. Повторно не лезу, жду, когда уйдёт к себе и дождавшись – выдыхаю. Рома работает вахтами – ездит в другой город, часто остаётся на подмену, всё время в попытках заработать больше и больше… Мне приходится видеться со свекровью чаще чем с собственным мужем… Это, прямо говоря – не радует. Впрочем, и выбора уже нет, нужно было больше настаивать, но мой мозг, видимо, был совсем не в том месте.