скачать книгу бесплатно
по Фонтанке на лодке,
как мне было по кайфу
сидеть на веслах
и грести вдоль острова.
Помню, папа,
мое свободное счастье шляться,
а посему будь счастлив
в нынешнее воскресенье
и присно…»
Трагилики апреля
Пражский сон
«На Карловом мосту – другие лица»
Иосиф Бродский «Витезслав Незвал»
1.
Помнишь, дорогая, на Карловом мосту
Свел нас Кортасар лицом к лицу.
А теперь из дальних далей к тебе
Едет мой трамвай, Кора Оливе.
Держу тебя за руку под стук колес,
Под скамьей улегся твой черный пес.
Кора, дорогая, под цо цокотух,
Под бубнящий гомон трех старух,
Обнимает стать твою, лохмотья вон.
Полночь, трамвай, Прага, вой ворон.
Ах, Геката, твой ли, мой ли сон?
2.
Ночь из окон, тени по Влтаве-реке,
Желтым пароходиком от себя к тебе,
От тебя ко мне из летейских вод
Призракам клубиться, а им несть счет.
Дорогая, Стиксом струится сон:
Влтава, мост, монета в пять крон
Прямо в лоно ночи черных лун
От меня уходит старик Харон.
Дорогая, тайных моих имен
Не назвать. Гадать ли по черной луне?
Желтым пароходиком по Влтаве-реке.
Петербург
Триптих
1. На стыке ойкумен
На стыке ойкумен не Ганс, не Франц, но Питер,
по образу не Рим, не третий,
подобие, но как слепой Тиресий,
метаморфозом замысел из тени воплотил,
из пограничья топей и болот, из островов,
из тех, кто тварь иль гад, кто полужив иль полумертв,
на грани ойкумен не рус он и не гот,
метаморфоз людей и двойников,
здесь вызов речи тварью ли из междуречья,
иль правом быть дифтонгом, сочлененным
с междуречьем в речи, метаморфозом в «Я».
2. Жрица Нева
И быть тебе жрицей и жницей
высоких чужих голосов,
слетающих птицами стикса
над Марсовым полем кружиться,
хугином-мунином длиться
требами ауспиций
для дальних и чуждых богов.
Криками стикса, уханьем в ночь,
в перекрестье рек – Невой имярек.
3. Из чрева Петербурга – тихий стон
Памяти погибших в метро
Стихают речи рек,
смолкает говор строк,
онегинской строфой
пронесся по Сенной
чревовещатель Питер.
И рваной речью – Стиксом —
пространство разорвет и стихнет
не Маяковским между строк,
но тенью, затаившей в междуречье
взрывы междометий…
из чрева Петербурга – тихий стон,
и линией гекзаметра подземки,
сквозь паузу цезуры
твой Харон…
в летейских водах речи Петербурга не слышны,
помянем тишиной…
Майские глоссы
Список Мнемосины
Имена афинян, локрийцев,
ахейцев, микенцев, фокийцев
тают в летейском списке
кораблей. Иэпиан Стиксу!
Нет ни эллина, ни беотийца,
ни афиняна, ни фессалийца,
в дар Мнемосине принесших
перечень кораблей.
От Афиняна – Стагириту —
в первом чтении глоссами Леты —
глоссарием Мнемосины —
поименно – в каталог кораблей.
То ли Эллада, а то ли Порта
На берегу ночного тихого Понта,
где «Арго» у причала на привязи
и свет маяка прорезью
циклопьего ока порта.
Здесь пристанище джиннов,
фееричные гонки
под звуки старинного саза, Порта
на оттоманке в кофейне,
кальянясь ежевечерне,
перебирая гезлевские чётки,
абрисы Османской империи
в свете огней старого города
различает по муэдзиновой песне
с минарета древней мечети,
чье имя в нетленных списках.
Скажите, какого чёрта в сумерках,
змеящихся кривизнами улочек,
исчезает время?
Скажите мне, где я?
Арабское имя Фаэзия
Елену сдает в нетленку
в протяжной муэдзиновой песне.
Моя госпожа
На вершине горы, на скале крутой
мне мосты мостить с моей госпожой.
Нам мосты мостить парой быстрых крыл,
ты ли дива, душа моя, Гамаюн,
ты ли дэва Сома, мой быстрый ум
к дэве Уме влечет, голос к Вач – и в речь,
нам мосты мостить, госпожа Лилит,
мне с женой багряной Эоном течь.
Я запомню имя ночное моей госпожи,
Гамаюн все знает, не молчит.
Уфа
Белой реки Агидель священна речь,
молоком кобылиц небесных течь,
и, свиваясь с черным крылом Караидель,
ворковать волшбой-ворожбой
о городе, дремлющим Дёмой,
о городе, наречённым речами рек,
наречённым навек,
перекрестком рек – Уфа – имярек.
Суфийское
Когда захочешь поговорить,
в городе мудрецов, убивших время,
вспомни, что в душах их
прах братьев твоих,
Мевляна Руми и Шамсаддина.
Ничего не сказав мудрецам в лицо,
не чревовещатели, фарисеи, иже с ними,
оставь прах мертвецам, призови того,
кто летающим солнцем откроет имя
сокровенного любимца, с уст его —
тайну мира, доселе не виданного
ни арабом, ни парсом, ни бедуином,
познай великую тайну сию —
поцелуем.
Госпожа Стикс
На окраине города словно в раю,
рай в этой местности,
пропахшей болотами стикса,
старое русское кладбище.
Кущами кизила и жимолости,
зарослями в половину роста,
тишиной, цикад робким цо,
черно-белыми и рыжими кошками
проявляется райский день.
Серебро паутины росной,
серебро госпожи Стикс,
в окраинном тихом раю,
в местности, пропахшей стиксом,
серебро единственной близкой,
на встречу с которой влеком
родства странным анахронизмом.
Зеленая рыба
