скачать книгу бесплатно
– …Кто знает? Только не к добру это, не к добру, а если это лишь разведчик? Послали вперёд себя, а тот попал в газовый хвост…
Одна, две, десяток фигур стояли кучками в темноте, пересказывая друг другу те же подозрения, что кипели сейчас в голове у Миджера. Нужно было пробраться ближе к эпицентру. А эпицентр сейчас находился в двух шагах от головного здания местного Центра самообороны. За ним и располагались пульты радаров. И именно туда ему было приказано явиться.
– …А разве есть какие-то сомнения? Был бы наш, хоть бы как сигнал бы подал. Кто-нибудь следит за информацией? Может, там уже Дальний космос прощупывают?..
Никто, конечно же, ничего не знал. Никто не знал даже, что происходит с их куцей космической группировкой, представленной только мелкими автоматическими станциями. Значит, нужно спрашивать у тех, кто владеет информацией, но, возможно, по каким-то причинам предпочитает пока молчать.
Со всех сторон неслись вопросы, восклицания, даже крики. Кто-то чуть не лез в драку, а кто-то просто тихо паниковал. Кто это был, кто вообще были эти люди, пришедшие сюда кто по приказу, а кто по зову сердца, Миджер разглядеть не мог. Большинство из них он знал с детства, но сейчас, в темноте, на гребне волны растущего смятения, они все словно стали чужими безликими масками, которые заслонили лица реальных людей. Лишь бы никто не привязался, лишь бы никто не стал расспрашивать… Миджер чувствовал, что готов бежать от этого, сломя голову. Среди утонувшей во мраке толпы человеческих душ было страшно находиться, но на свету было бы гораздо страшнее, он понял это вдруг и сразу.
За очередным поворотом Миджера встретило молчание. Две сотни его ровесников без слов выстраивались на едва освещенном плацу, а на противоположной стороне уже переминались с ноги на ногу скособоченные фигуры ветеранов из числа тех, что числились в оперативном резерве. Джо, Спартон, Старый Джеф. Все собрались. Миджер явился вовремя.
– Рекруты и ветераны!
Сержант хромал сильнее прежнего, припадая на левую ногу, однако зрительные элементы сверкали ровно, будто их владелец не знал сомнений. Синтезированный голос скрежетал, грудной манипулятор был прижат в полной готовности. Сержант единственный не казался растерянным.
– Особенно – рекруты! Я уверен в тех, кто вернулся с небес, но я не могу покуда верить в молодых, и потому я хочу сказать пару слов.
По шеренгам прокатилось короткое покашливание. Было понятно, что и ветераны в себе вовсе не уверены. Многие из них вернулись на Имайн много лет назад, а основной причиной, по которой они выжили, было тривиальное везение – неопасное для жизни увечие, которое всё же не позволяло служить дальше. Многие из них сами написали прошение о комиссовании. Миджер был уверен только в сержанте – того отправили в гарнизон по приказу. Однако и здесь, на планете, он продолжал служить, пусть и простым инструктором. Нет, даже хмурые лица ветеранов выражали неуверенность, почти страх. Что уж говорить о хорохорившихся ещё вчера курсантах. Те мелко дрожали, дрожал и сам Миджер.
– Что бы ни спустилось сегодня с небес, а я бы не стал загадывать наперёд, наша задача встретить опасность достойно. Космос недружелюбен к нам, людям, но стойкость наших предков перед невзгодами Века Вне приказывает нам быть твердыми хотя бы в память о них, подаривших нам эти миры.
Рядом о чём-то горячо зашептали, но Миджер не стал оборачиваться. Где эти хвалёные бойцы, что гоготали не так давно о победоносной войне? Он сам был хотя бы честен перед собой. Пространство для него всегда было причиной страха. Лютого, полубессознательного, холодного, липкого.
– Я сам знаю немногим больше вашего, однако даже неизвестность должна сплотить наши ряды, это – испытание для слабых, не для нас. Пусть гражданские дрожат перед терминалами и боятся завтрашнего дня.
Это сержант зря, даже ветераны потупились. Мы думали о себе, боялись за себя, но они-то думали о своих родных, у каждого семья, дети. Старый Джеф недавно женился на молоденькой лаборантке. Мужчин не хватало, ровесники Миджера – самое старшее поколение из не попавших на предыдущий транспорт было всего на год старше его – для завязывания серьёзных отношений не годились, их за глаза называли смертниками, так что выбирать не приходилось. Многие и без того рожали «от мертвецов», отчаявшись дождаться возвращения хоть кого-нибудь. Миджер покосился на своих, те уж думали кто о чём, сержанта слушали единицы. Тьма подери.
– Мы избраны защищать свой род, хотя многие и предпочли бы иную участь. Но лучшего выбора у нас нет и не будет – потому что вместо каждого из нас могут погибнуть наши близкие, и они погибнут вернее, потому что не обучены пилотированию, и враг пройдёт сквозь них без малейших потерь, даже если они и смогут взять в руки оружие.
Шёпот захлебнулся, шеренги вновь упёрлись взглядами в калеку, который был их командиром. Старики и молодёжь ненавидяще сверлили его взглядами, проклиная про себя, но эта злость за грубое напоминание уже почти делала из них солдат – даже сквозь лёд собственного страха Миджер почувствовал укол чего-то незнакомого. Неужели он так боится войны, что готов оставить погибать собственную маму?!
– А потому командование Планетарных Сил Обороны приказывает всем, носящим боевой нейроконтур, оставаться в мобильной боевой готовности до прояснения тактической обстановки. Радарная сетка уже развёрнута «внутрь», идёт тщательное сканирование местности в районе предполагаемой посадки неопознанных объектов. По мере изменения обстановки нас будут информировать, любые дальнейшие приказы будут транслироваться непосредственно вам в личный канал.
Сержант судорожно дёрнул манипулятором, словно хотел сделать какой-то человеческий жест, но не смог.
– Сейчас всем пройти в отдел технического контроля на перенастройку и разблокирование нейроконтуров, геромокстюмы и пояса манипуляторов будут активированы и ждать на складах, в случае приказа на боевое построение они будут готовы для каждого из вас. После перенастройки ветераны могут быть свободны в пределах трёхсот метров от центральных ангаров, мы уже разворачиваем полевую кухню. Курсанты по завершению необходимых процедур должны немедленно вернуться сюда для произнесения присяги. Всё ясно? Вопросы?
Вопросов не было. Если их приводили к присяге, значит боевые действия были неминуемы. После присяги рекрут становился бойцом со всеми вытекающими отсюда последствиями. Миджер молча глядел на разбредающихся товарищей, кто-то даже похлопал его по плечу, однако он не стал реагировать. Сержант… он что-то хотел спросить у сержанта…
– Курсант, ты чего стоишь?
– Разрешите обратиться, сорр.
Миджер произносил эти слова тихо, еле слышно. У сержанта хороший слух, приборы точнее человеческого уха.
– Слушаю, курсант Энис.
– Кто-нибудь смотрит за небом?
– Смотрят, смотрят. Не беспокойся об этом.
– Если прилетел один…
– То прилетит и другой. Командование знает это лучше нас обоих. На дальние подступы в траверсе орбиты отправлено три зонда, работают нейтринные ловушки. Если там что-то есть…
– Там обязательно что-то есть.
– Если это, например, не сорвавшийся с орбиты автомат из Железного пояса. Станция в восьми световых часах отсюда, а каналы подсвязи ещё не запитались после сигнала Группировке. Простой глупый автомат, сгорел в атмосфере, часть контейнеров на автономных отстрелилась, ушла вслепую по направлению на полюс. Пара часов – и всё выяснится. Так или иначе.
– Сержант, вы верите в сказки?
– Нет. Но мне положено верить во всё, во что прикажет командование. И тебе, кстати, тоже.
– Есть, сорр!
Миджер повернулся кругом и зашагал к приземистому ангару, где тремя подземными ярусами ниже укрывалась служба технического контроля. Было сыро, воздух был напоён ароматами мокрой листвы, но теперь этот запах отдавал лишь металлом. Не думать ни о чём, идти себе и не оборачиваться.
Платформа служебного лифта ушла вниз с глухим гудением, десяток переминающихся с ноги на ногу людей не был для приводов существенным грузом, однако в звуке этом слышалось напряжённое ожидание. Или это Миджер подсознательно пытался приписать собственные желания неживым предметам… Как бы он хотел быть таким же сильным и бесчувственным, готовым выполнить поставленную перед ним задачу, не думая ни о чём.
– Курсанты, не стойте, в том конце есть ещё два обслуживающих аппарата. Вам нужно торопиться.
Язык матерей плохо вязался с видом встретившей их женщины в штатной форме инженера. Серые разводы на ткани делали её фигуру громоздкой, а черты лица острыми, как бритвы. Она была, наверное, всего на пару лет старше Миджера, многим ветеранам в дочки годилась. Однако теперь они становились послушными исполнителями приказов, а потому слова вылетали сквозь зубы, как будто отдавая директиву бездушному автомату. И слова эти уже были почти неотличимы от жёсткого хитина языка отцов. Донёсшееся короткое ругательство эхом космоса прозвучало где-то в затылке. Ветераны живо вспоминали былое.
Миджер не стал ждать, пока все поймут, что куда. Он твёрдым шагом направился в тёмную глубину центрального коридора, тьма подери это всё. Разблокируйте мне нейроконтур, так все поджилки растрясёшь, пока своей очереди дождёшься.
Молчаливый техник из того же инжсостава усадил его на узкое металлическое сиденье, запрокинул голову, что-то недолго рассматривал, подсвечивая под руку фонариком, потом ловко начал вставлять шлейфы. На активный контур можно выйти с использованием коротковолнового канала, лазерным пучком, просто кодированным радиосигналом, потребуется только подтверждение, но в мирное время никто бы не решился ходить целыми днями с разогретым нейроконтуром, а потому его сначала нужно было запитать. Даже в регулярных частях имплантанты часто разрешали (считай, приказывали) пускать вхолостую, столько неприятных даже для подготовленного бойца вещей они порождали в своей «горячей» фазе.
Миджер слушал поскрипывание металла о металл, и удивлялся своему наваливающемуся глухому спокойствию. Когда в двенадцатилетнем возрасте его вызвали в один из этих ангаров проверить приживаемость начинки, чтобы потом со свистом определить его в будущие рекруты, он первый раз так жутко, до дрожи, боялся. Однако включение контуров (внешних, куда там, конечно только внешних!) прошло гладко, даже иголочки в ушах прошли буквально через пару дней. Теперь будет по-другому, теперь его никто не станет спрашивать, не тошнит ли его, только проверят…
По телу Миджера прошла дрожь, в животе стало горячо, а лицо словно ошпарили ультрафиолетом. За этой волной пошла вторая, ледяная, будто ощутимо мокрая. И тут же где-то в затылке гонгом раздался сигнал. Где-то в его переливах журчали настроечные тона канала, по которому Миджеру сгружали текущие позывные, коды доступа, физику стоящего сейчас на вооружении оборудования. Когда будет необходимо, он вспомнит всё сам собой, однако в тот момент даже мысль о каких-то активных действиях стала невыносима. Миджер чуть покачнулся на дурацком стуле, наваливаясь на техника.
Вокруг стало слишком много всего.
С громким воплем подбитой птицы мир кружился вокруг, раздаваясь вширь и ввысь. Рассыпались в пыль стены, воздух наполнялся мерцанием сигнальных линий, пол уходил из-под ног. Но силы вернулись удивительно быстро, наливаясь удесятерённой мощью. Так, аккуратно, не порвать с непривычки связки. Многочисленные вшитые в тело Миджера рецепторы, ретрансляторы, каскадные миоусилители, армированные полимерным микроволокном артерии – всё включилось в слаженную работу, но пользоваться этим арсеналом не во вред себе нужно было учиться. В теории это умение вшивалось в их рефлексы на «прогонах» курсов.
«Какое убожество… и на нас надеется Имайн!»
Миджер осторожно поднялся на ноги, жалкий инвалид, пусть с руками и ногами. Курсанты, рекруты… они все ни на что не годны, ни на что. Возле него ждали своей очереди ещё четверо – трое молодых и Старый Джеф, привычно придерживающий нечувствительную культю правой руки. Миджеру не понравился взгляд Джефа. Тот тоже не был готов ни к чему. Былые навыки поистёрлись, да и имплантанты не вечны, какие из них бойцы. Неподготовленные горе-вояки и списанные со счетов инвалиды. Тот, кто ещё был на что-то годен, оставался в строю и погибал. Из всего их городка Миджер не сомневался только в решимости сержанта да почему-то дяди Остина. Он видел его мельком на плацу, тот стоял на правом фланге строя ветеранов и твёрдо смотрел прямо перед собой. Нужно будет его поймать наверху перед… перед присягой.
Миджер сделал шаг, другой. Теперь подземный бункер не тонул в темени тусклого аварийного освещения, он сиял сотней огней. У этой металлической дряни, что пронизывала его тело, были свои несомненные преимущества. По крайней мере фонарик теперь ему не нужен. Зато скоро с непривычки понадобится добрая порция стимуляторов и внутривенное впрыскивание витаминов и полисахаридов. Иначе он просто упадёт от усталости, даже не совершая физических усилий – истощённый подстёгнутым обменом веществ.
Схватив с замеченного у подъёмника подноса пластиковый пузырёк с концентратом и флягу минерализированной воды, Миджер пальцем ткнул сенсор, заставляя повториться гулкое движение платформы. Теперь оно даже сквозь рокот в ушах казалось скороговоркой многих слитых воедино движений. Сотни мельчайших механизмов обслуживали этот простейший агрегат, и каждый из них был различим ухом. Это может свести с ума. Или спасти многим жизни.
На плацу стояли двое. Сержант и дядя Остин.
Миджер словно знал…
Подойти, заговорить? Им явно сейчас не до него. Но ведь и ему теперь что – слоняться вокруг, привыкать к треклятому нейроконтуру? Ждать пока остальные подтянутся на плац? Бесконечно обшаривать доступные каналы в поисках обрывков информации?
Они молчали. Сержант включился, наверное, ещё до завершения той первой информационной передачи, а дядя, что ж, если племянник раньше всех прибежал, ему-то и подавно… Двое ветеранов стояли в шаге друг от друга, смотрели друг другу в глаза и молчали. Вот бы подслушать, о чём они говорят. Недовольное мерцание того, что заменяло сержанту глаза, говорило и слишком о многом, и почти ничего.
– Сержант, сорр.
– Вольно, ты ещё присягу не принял, можешь пока и без устава.
– Если присяга – значит опасность велика. Но мы же не сможем…
– Сынок, твой дядя тебе не рассказывал, что иногда в этом деле случаются и чудеса?
– Чудес не бывает.
– Бывают, ещё как бывают. А что касается степени опасности, да, её подняли ещё на один уровень…
Миджер почувствовал, как его качнуло. В уши набился дребезжащий звон, перед глазами вспыхнуло красное зарево, заслоняя мир, не давая сориентироваться. Кажется, он упал, но почти ничего не почувствовал. Сержант что-то продолжал говорить, а дядя уже тормошил Миджера за плечи. Отпустило его так же резко, как до того навалилось. Краски вернулись, звуки стали прорываться сквозь визг сорвавшегося с несущей волны аудиосигнала. Последней вернулась чувствительность пальцев. Руки были словно чужими.
Над ним стояли два ветерана, одному из них предстояло стать его командиром. Пока же из него вон какой вояка.
– Скис, пацан?
Миджер ненавидел, когда они переходили на язык отцов. На нём каждое слово казалось намеренным оскорблением. Отвечать не хотелось.
– Сами видите.
– А ну, подъём! Таких солдатиков поискать, крепкий, с аппаратом обращаться тебя учили. Нечего тут разлёживаться.
Миджер поднялся, ненавидя всех и вся.
– Если не хочешь, чтобы на присяге повторилось то же самое, прозвони контур на приём, это у тебя реакция на канал.
Как же он забыл про этот проклятый канал. Информер на его запястье погас, словно выключенный. Пока его имплантанты активированы, вся связь идёт через них. Пришёл кодированный пакет, вот он и отрубился. А что…
– А что было в сообщении? Тестирование я запустил, но архив будет доступен только по завершении.
Дядя Остин и сержант переглянулись.
– Объявили причину повышения уровня. У Каньона, на том берегу Риолы, погасли сразу три станции слежения. Радарная сетка нарушена, но тектоническая расшифровка ничего пока не дала. Может, они там и приземлились.
– А основное тело?
– Упало дальше, на продолжении инерционной. Там всё мертво, да и радарная система продолжает функционировать, никаких следов. А здесь…
– Значит, всё-таки это враг.
– Не нам с тобой решать. Миджер, не нам.
Он знал, что сержант так ответит.
Миджер прислушался к тихому стрёкоту тестируемых подсистем, кивнул сам себе и нарочито медленно встал по стойке «смирно».
– Разрешите отправиться на плац?
– Иди уж.
Кругом уже стояла суета. Курсанты и ветераны возвращались наверх, у многих в глазах будто стояла пелена, однако последнее известие сумели получить многие, а кто не сумел вовремя догадаться начать проверку нейроконтура, услышал её от других. Растерянности в глазах почти не осталось. Враг. Это не далёкая и полузабытая война, это вот, здесь, у самого порога.
Чувствовал ли Миджер то же самое? Он был в этом совершенно не уверен.
А покуда между корпусов тесно стоящих зданий замелькали быстрые фигуры людей, облачённых в «защитники». Рейнджеры исполняли роль милиции, следя за порядком и участвуя в основном в разных спасательных работах. Среди них было много женщин, а также тех, кто по физическим данным не годился в рекруты, да и нейроконтуры у них были имплантированы в основном невоенного образца, наподобие тех, что использовались монтажниками на крупных стройках. Однако у рейнджеров было то, чего не было у нас, рекрутов – опыт работы в чрезвычайных ситуациях, и то, чего не было у ветеранов – молодость и здоровье. Если привлекли их, значит, командование гарнизона готовится к самому худшему – к прямым столкновениям, что для нас означало одно – потенциальные жертвы. А значит – лучше погибнуть самому, чем дать погибнуть тому, кто не родился в шкуре рекрута. Смертники идут впереди.
Миджера передёрнуло. Хотя, да, страха он уже не чувствовал. И мысли о скорче уже не вызывали ничего, кроме омерзения. Если уж так случилось…
Под грохот кованых каблуков курсанты выстраивались вдоль плаца, почти не глядя друг на друга, думая каждый о своём. Кто-то молился, кто-то кого-то проклинал. Всё бессмысленно. Во вселенной, которая вертела чужими жизнями, как хотела, всё это было бессмысленно.
– Я, Миджер Энис, рождённый на Имайне, человек, законно избранный рекрут пространственных сил, перед лицом своих сограждан, официальных представителей гражданского правительства Имайна, а также уполномоченных лиц военного гарнизона, принимаю на себя все права и обязанности воина Регулярных Пространственных Сил Человечества, обязуюсь беспрекословно подчиняться приказам командования, быть преданным делу освобождения человеческих колоний от угроз со стороны врага, стойко переносить все невзгоды, которые будут сопровождать службу. Моя жизнь принадлежит Человечеству, и я не оставлю свою службу, пока оно будет во мне нуждаться. Мы покинули Священную Землю, Старую Терру, но мы остались едины перед лицом опасностей из глубин Вселенной, и да пребудет с нами…
Миджер запнулся. Его не слушали. Его не слышали. Его присяга вдруг стала пустым набором фраз, которые не были никому интересны. Все собравшиеся слушали сейчас только самих себя. Слушали новости через нейроконтур.
Пришёл очередной кодированный сигнал. И жизнь вокруг замерла в страшном прозрении. Всё было кончено.
«Последнее сообщение со станций слежения. Нейтринные ловушки обнаружили на подходе к Имайну источник сильного флуктуированного потока частиц. Объект неизвестной природы, на него экстренно перенацелены сканирующие гравиметры и орбитальные электромагнитные радары. Тело было зафиксировано в десяти радиусах ЗВ Имайна, расчётная вынужденная траектория выходит на нормальную круговую. В отличие от совершившего аварийную посадку первого неопознанного модуля пришелец имеет значительно большую массу и погружаться в атмосферу не способен.
В связи с тем, что неопознанный корабль идёт на форсаже, и связь, а также визуальная идентификация его пока не возможна, правительство Имайна повышает уровень опасности до максимального. Всем гражданским приказано в течение пятнадцати минут прибыть к отведённым им ячейкам спасательных бункеров. Рекрутам, рейнджерам и ополченцам принять максимальную боевую готовность и находиться в распоряжении непосредственного командира. Вся власть до дальнейших распоряжений передаётся военному командованию гарнизона».
Неопознанный космический модуль мог оказаться только «хозяином» сгоревшего разведчика. Рейдером врага. Небесным убийцей, не знающим жалости. Что они могли этому противопоставить? Только свои жизни.
Миджер знал, что происходит с планетами, которые находят.
А флот… флот прибудет так быстро, как только позволят прыжковые двигатели кораблей. Слишком поздно.
Когда мне исполнилось двенадцать, я уже вполне чувствовал себя способным постоять за себя. Это было обычным мальчишечьим заблуждением, основанным скорее не на силе кулаков, а на ежедневной практике звериной жизни «социалки». Именовавшиеся в просторечье бандами, эти плохо организованные стада детишек позлобнее и покрупнее, старались меня не трогать, имя Майкла стало своеобразным паролем для «слабаков», пытающихся хоть как-то защититься от безумия, с которым они не хотели иметь ничего общего. Никого это, конечно же, ни от чего не спасало, но истории о моих, вымышленных в основном, похождениях бродили по ярусам школы, доходя и до учителей, и до директора.
Не знаю уж, какую реакцию всё это вызывало, но фактом остаётся то, что я не могу припомнить ни единого случая, чтобы мне приходилось на практике доказывать какому-нибудь очередному верзиле со здоровыми кулаками, переехавшему с родителями из другого района, что меня не нужно пытаться задирать. Выглядел я невыразительно, никаких шрамов через лицо, никаких ободранных костяшек пальцев, весил я тогда от силы килограмм сорок. Но рассказов и одного холодного взгляда хватало, чтобы отбить охотку у умных. Совсем глупые встречались реже.
Мой одноклассник, из самых «слабаков», корчился в коридоре, прижатый коленом одного такого «новенького», негритоса пятнадцати лет и солидных размеров, пока тот деловито копался в его сумке. Я, не останавливаясь, рубанул верзиле сбоку по шее, даже не оборачиваясь на сдавленный хрип и глухой стук пустой головы об пол. Как уже было сказано, я мог постоять за себя, Мартин часто хвалил меня за отличную реакцию и здоровую агрессию. Тем более что школа-школой, а в туннелях мегаполиса тебя никто не знает, и появления полиции там часто дожидаются только трупы и вовремя потерявшие сознание.
К слову сказать, несмотря на нередко резкие замечания Мартина, моя слабая детская надежда постепенно перерастала в уверенность и к двенадцати годам стремительно переросла в самоуверенность. Для пущего эффекта добавьте невесть какими судьбами доставшийся мне дешёвый пластиковый разрядник из числа тех, что пользовались спросом на чёрном рынке. Эту опасную игрушку я впервые заметил у одного из «наших», мрачного молчаливого мужика лет двадцати пяти. И, хотя я знал, что Мартин таких вещей не одобряет, обладание такой штукой стало моей навязчивой идеей. Уж не помню, как мне это удалось, с мелочью типа меня никто бы связываться не стал, однако теперь я брал её с собой при всяком удобном и неудобном случае, заглушая голос разума рассуждениями о том, что от выстрела кулаками не защититься.
Даже заблокированная, моя «пукалка» возносила меня на вовсе невозможные вершины мира, я казался себе сильной, хладнокровной личностью, подобной героям фильмокниг, которые я читал когда-то. Теперь, понятное дело, мне было не до них, даже уроки стремительно наскучивали, мне уже начинало казаться, что зачем вообще это нужно, если сильный человек везде прорвётся, получит всё, чего пожелает от этого мира. Обычная инфантильная мания величия.
Я вспоминал свой старый ржавый гвоздь, что выбросил по настоянию Мартина, и смеялся над своей наивностью. Я не собирался загреметь на малолетку, и уж тем более по-взрослому. Потому что если что – попадаются только клинические идиоты, не способные замести тривиальных следов и совершающие одну ошибку за другой. По вечерам я насмотрелся криминальной хроники – стоило приложить малость сноровки, и участники разной степени тяжести происшествий просто оставались ненайденными – полиции и корпоративным эс-бэ не удавалось справляться с растущим валом бытовых и межсоциальных конфликтов в громадных людских муравейниках мегаполиса. До суда и приговора доходили только самые вопиющие, или самые глупые случаи – «бытовуха», глупейшие грабежи и «политические» убийства. За последние, я подозревал, казнили кого угодно, только не истинных виновников.
В общем же я чувствовал собственное право на владение в двенадцать лет незарегистрированным «оружием террориста» чем-то само собой разумеющимся, мне и в голову не приходило, что расплата за глупость уже близка. И выплачивать проценты за этот долг мне придётся долгие годы, выплачивать кровью, болью, жизнями близких и предательствами – предавали меня, предавал я. Последней платой за глупость подростка, почти мальчика, будет он сам, его имя, его жизнь. Но до этого ещё очень далеко, и ничто не предвещает нависшей надо мной опасности. Впрочем, куда большая часть моей судьбы довлела надо мной с рождения, дарованная мне случаем, которого я не просил, от которого я не мог отказаться. Просто требовалось время, чтобы ей проявиться во всей силе.
В тот день последним уроком в социалке был урок истории. Страшное усатое училище преподавало нам этот предмет так, словно мы заслужили вместо него как минимум порки, но везение наше было так велико, что позволяло нам вместо простого физического наказания испытывать муки душевные. Впрочем, они были вполне терпимы, только невероятно скучны.
– …что и послужило основным поводом к Сахарской войне. Конечно, олухам вроде вас нисколько не интересны эти детали, но я расскажу, коль уж должен. Арабские монархии и мусульманские теократии начала двадцать первого века исчерпывали свои казавшиеся бесконечными ресурсы, наблюдая, как Европа твёрдо купирует антисоциальные настроения внутри себя, постепенно всё дальше и дальше отдаляясь от раздираемой террором Америки. Сокрушённая коррупционной экспансией с Востока и неконтролируемой миграцией с Юга, Россия так и не стала для «революции бедноты» тем плацдармом, на который могли бы опереться моджахеды. Карьеры посреди болот – не слишком плодородная почва для теологических диспутов, тем более что Америку раздирали на части террористы и внутренние конфликты, она не сдавалась, вытягивая все богатства своих сателлитов. Мусульманский мир слишком поздно понял, что боролся не с тем противником. Америка была уже слаба, но выглядела сильной до самого конца, а Европа… она вовремя нанесла решающий удар, и последовавший в ответ голоду и недостатку воды хаос в крупнейших арабских униях завершил дело. Война была выиграна, не начавшись, отгородив мусульман Азии и Африки от Европы жёсткими миграционными барьерами, огромными пустынями и десятками лет технологического отставания. Войны двадцать первого века принято выигрывать до их начала…
Я выбежал из класса, стоило только прозвенеть звонку на наших ай-би[4 - Ай-би – информационный браслет, универсальное средство связи, терминал т.н. «тонкого клиента» – распределённого компьютера]. Я терпеть не мог эти занудные рассуждения о том, что давно прошло. В голове у меня шумело лишь место и время, где мы договорись встретиться.
