Держава

скачать книгу бесплатно


– В которую Гучкова следует немедленно определить. Алексеева отстранить от должности и отправить в отставку, а Думу – распустить. Только так ты покончишь с врагами и оппозицией, – нервно поднялась из кресла императрица, направившись к супругу и остановившись напротив. – Теперь военное время, и с врагами следует поступать жёстко. Выбрось пряник и возьми кнут. Будь твёрд. Покажи властную руку. Сокруши всех, ведь ты, и никто иной – хозяин земли русской. Вспомни, как поступил Жоржи, когда в прошлом году в Дублине подняли мятеж ирландцы!?

Восставшие захватили центр Дублина и выпустили «Прокламацию о создании Ирландской Республики». Английские власти с ними не церемонились. Чтоб бунт не перекинулся на всю страну, двадцать тысяч британских военных взяли город в осаду, но неожиданно для них восставшие оказали яростное сопротивление. Тогда, ничтоже сумняшеся, – с трудом выговорила царица трудное для неё словосочетание, – власти подтянули артиллерию и корабли, без промедления приказав открыть огонь. Главной мишенью для командования являлся почтамт, где укрылось большинство инсургентов. В результате обстрела разрушили прилегающий квартал, погубив при этом тысячи мирных жителей… И плевал Жоржи на общественное мнение с высокой колокольни… Вернее, с башни замка Тауэр. Главное – власти быстро подавили мятеж, не дав повстанцам раскачать обстановку в стране и тем паче, сменить власть. И никто не посмел написать в газетах, что английский король: «Жоржи кровавый». Он по-прежнему душка, главный демократ и добрый человек… Подданные любят сильных правителей. А коли не любят, так молчат, высказывая своё недовольство лишь на кухнях во время ужина.

– Я не английский король, а царь-батюшка, – поднявшись, взял жену за руки Николай. – Вслушайся: «БАТЮШКА». И не имею права отдать приказ флоту войти в Неву и открыть огонь по почтамту, ежели вдруг его займут революционеры, потому как могут погибнуть безвинные люди… Давай на время забудем политику, и как в молодости, посетим Манеж, где устроили Новогоднюю ёлку для нижних чинов.

– Ага! – словно простая баба воскликнула императрица. – Затем попойка с гусарскими офицерами и в балет… К Матильде…

«Было бы неплохо тряхнуть стариной», – улыбнулся царь и, сделав вид, что обиделся, пафосно воскликнул:

– Ну какая, к чёрту, Матильда!?

Образованное общество уже давно не называло государя «царь-батюшка», и мечтало списать самодержца в утиль, пауками плетя вокруг трона бесчисленные интриги.

Интриги… Интриги… Интриги…

Князь Георгий Евгеньевич Львов, толстовец по убеждениям и высокоградусный масон по призванию, намеченный «культурным» обществом ещё в прошлом году председателем правительства общественного доверия, что считалось ими по значимости много выше какого-то там тривиального императора, с огромной завистью относился к успехам Гучкова на поприще «Прогрессивного блока» и председателя Центрально военно-промышленного комитета.

Нервы князя нестерпимо свербели от зуда честолюбия, ибо он узнал от верных людей, что Александр Иванович со товарищи из Блока и Комитета, ориентируются на брата царя – Михаила Александровича, дабы поставить его регентом к царевичу Алексею, а то и вовсе возвести на Российский Престол.

Сам Львов сделал ставку на великого князя Николая Николаевича.

Благодушно попеняв при встрече Гучкову на нарушение «этических норм инсургента», и корча из себя наивного бесхитростного человека, простодушно при этом хихикая и потирая мясистый утиный нос, тонко намекнул миллионщику, что на престоле приятнее бы смотрелся «Николай Третий», а именно, великий князь Николай Николаевич: «А ещё приятнее там бы смотрелся Я».

– Колька-длинный? Да он дурак, – совсем распоясался Гучков, пренебрежительно, как на клиента дома умалишённых, глянув на бормочущего, по его мнению, всякую ерунду, князя.

Но выходец из московской купеческой семьи, прадед коего был дворовый человек, может даже у князей Львовых, купился простоватым видом оппонента, не раскусив, что князь хитёр – палец в рот не клади, и умеет добиваться того, к чему стремится. Георгий Евгеньевич быстро придумал свой вариант возведения на престол, после свержения законного монарха, его длинного двоюродного дядюшку.

Для этого, ещё в декабре прошлого года, когда «фараоны» нагло прикрыли проходящий в Москве 5-й съезд Всероссийского Союза городов, председателем коего являлся Львов, он собрал у себя на квартире разгорячённых разгоном полиции сторонников во главе с Московским городским головой Челноковым, тут же ознакомив собравшихся с планом низложения правящего императора и заменой его Наместником Кавказа, великим князем Николаем Николаевич, без приставки «длинный».

Вечером 9 января Дворцовый комендант Воейков пригласил поиграть в домино нового своего помощника – Свиты Его Величества генерал-майора Гротена, бывшего командира 1-го гусарского Сумского полка, начальника Дворцовой полиции Герарди и его заместителя подполковника Банникова.

– Слава Богу, господа, день прошёл без эксцессов, – перекрестился Воейков, – первым делая ход. – Начальник Отделения по охране общественной безопасности и порядка в Петрограде Константин Иванович Глобачёв перепугал меня намечающимися демонстрациями рабочих, прислав докладную записку, – отложив домино, достал из ящика стола исписанный крупным почерком лист бумаги и прочёл: « Настроение в столице носит исключительно тревожный характер. Все ждут каких-то исключительных событий и выступлений. Одинаково серьёзно и с тревогой ожидают как революционных вспышек, так и, якобы, дворцового переворота…» – Докатились, господа… Завтра сделайте одолжение, Пал Палыч, вместе с Банниковым навестите генерала Глобачёва и переговорите с ним. В его рапорте особо указывается на противоправительственную деятельность Гучкова, Коновалова, князя Львова и других. После составите на моё имя письменный доклад, а я передам его государю. О том же вчера говорил Маклаков… Да не думский болтун, а его брат. Государь назначил ему аудиенцию, и он передал царю записку, лейтмотивом коей являлась мысль о том, что принятие Конституции приведёт к гибели Российской империи. Правые партии будут уничтожены левыми, а затем произойдёт гибель династии, на смену которой придёт коммуна, а следом – мужик-разбойник. Да ещё с ружьём. Из записки следует, что России свойственен лишь Монарх и старая народная формула: «Народу мнение, а Царю – решение», – является основной для Державы.

Все согласно покивали, не забывая стучать костяшками о стол.

– Политика, уважаемый Пал Палыч, – обратился он к Гротену, – это вам не шашкой махать. Тут всё намного сложнее. Постигайте постепенно сию науку.

– Буду стараться, а не постигну, так сниму со стены георгиевскую саблю и попрошусь у императора на фронт, – громко припечатал ладонью с домино о крышку стола, делая ход.

– Н-да! Чувствуется рука кавалериста, – тихо приставил к костяшке домино Гротена свою. – Рыба, господа, – удовлетворённо произнёс Воейков, подсчитывая в уме сумму очков.

В полдень следующего дня, согласно распоряжению Дворцового коменданта, Банников с Гротеном, на моторе, направились из Царского Села в Петроград на Мытнинскую набережную к особняку принца Ольденбургского, где в последнее время располагалось Охранное отделение.

Пока ехали, Банников вкратце описал его составляющую:

– Петроградское отделение – самое крупное в России. Насчитывает до шестисот служащих. Это, конечно, не гусарский полк, но тоже приличный орган.

– Какой ещё орган? – оторопел Гротен.

– Не конский, конечно, ваше превосходительство, – жандармски-цинично пошутил Банников. – Орган местного политического розыска.

– Вы в кавалерии, случайно, не служили? – заинтересовался генерал. – Шутки у вас слишком гусарские.

– Никак нет. Мы с Константином Ивановичем Глобачёвым больше по инфантерии. Он в своё время Павловское военное училище закончил, а после – я. Перейдём к нашим… э-э-э… жандармам, – вновь сподобил весело хмыкнуть Гротена. – Собственно, Питерская Охранка имеет агентурную часть, следственную часть, наружное наблюдение, канцелярию и архив. Агентурная часть является базой всего политического розыска. Так, несколько офицеров ведают освещением деятельности партии социал-демократов большевиков, несколько – социал-демократов меньшевиков, социалистов-революционеров. Ещё несколько офицеров занимаются общественным движением и анархистами. Каждый из этих офицеров имеет своих секретных сотрудников. Отдел наружного наблюдения состоит из ста штатных наблюдателей, или филёров. Охранная команда насчитывает триста чинов охраны и занимает особое помещение на Морской улице за номером двадцать шесть. Регистрационный отдел состоит из тридцати полицейских надзирателей и наблюдает за неблагонадёжным элементом, приезжающим в столицу и проживающим в гостиницах или меблированных комнатах. Штат, как видите, небольшой для такого города. Охранное отделение официально подчиняется Питерскому градоначальнику, но в суть и технику работы он не вникает. Реально руководит Охранным отделением Департамент полиции и, главным образом, товарищ министра внутренних дел, заведующий политической частью. Население Петрограда, насчитывавшее до войны один миллион, сейчас возросло, вместе с окрестностями, до трёх, что создало дороговизну продуктов – торгаши не теряются, а также появились проблемы в квартирном вопросе и с транспортом. Извините, Павел Павлович, за разговорами незаметно добрались. Вот и домишко охраны, – указал на огромный дворец, – в третий раз вызвав улыбку на лице генерала.

В кабинет Глобачёва их проводил молчаливый унтер-офицер.

Просторное помещение с лепным потолком, дубовыми панелями и паркетными полами поглотило человека за объёмным, покрытым зелёным сукном, столом, окольцованном массивными стульями с мягкими, обитыми чёрной кожей, сиденьями, высокими спинками и резными подлокотниками.

– Здравствуйте, господа. Прошу садиться, – радушно поднялся с одного из таких стульев Глобачёв, положив на рычаг телефона трубку. – Уже интересуются – добрались вы, или ещё в пути, – подождав, пока гости рассядутся, устроился за гигантским столом, предварительно выдвинув ящичек и достав из него потёртую, чёрной кожи, как и на стульях, папку.

Гротен поёрзал на широком сиденье, подумав, что стулья расположены неудобно. Они с Банниковым оказались лицом друг к другу, разделяемые трёхногим невысоким маленьким столиком с круглой крышкой, и боком к хозяину кабинета. Вздрогнув от громко пробивших три раза напольных часов за спиной, Павел Павлович приготовился слушать начальника Охранки.

Как истый военный, он традиционно недолюбливал жандармов: «В строй следует проситься», – повернул голову в сторону Глобачёва, независимо забросив ногу на ногу.

– Господа, Дворцовый комендант попросил ввести вас в суть антиправительственных сил, тайной и легальной оппозиций в России. Точнее, кратко охарактеризовать их.

– Так точно, ваше превосходительство. А то, сами знаете, через три недели в столице намечается провести Конференцию союзников в лице представителей Англии, Франции и Италии. Причём, британскую делегацию возглавляет военный министр лорд Милнер. А вы помните загадочную смерть прежнего английского военного министра лорда Китченера, направившегося по приглашению нашего императора в Россию на борту крейсера «Хэмпшир». Китченер собирался побеседовать с царём о чём-то весьма важном, но крейсер, по странной случайности, в которые я не верю, подорвался на немецкой мине и затонул.

– Может, его потопила германская подводная субмарина, – Не согласился с Банниковым, выдвинув свою версию гибели крейсера, Глобачёв. – Но факт остаётся фактом. Лорд Китченер погиб. По нашим сведениям он был большим патриотом Англии, и потому от всей души желал победы России в мировой войне. Так же наводит на некоторые размышления выдвижение Милнера на пост военного министра. Нам известно, что ещё в далёком девяносто первом году прошлого века, в Лондоне создали тайное масонское общество под названием «Круглый стол».

Гротен машинально глянул на трёхногий столик с круглой крышкой.

–…Среди членов-основателей, – продолжал Глобачёв, – кроме Милнера, были Ротшильд и сэр Джордж Бьюкенен. В четвёртом году организацию возглавил Альфред Милнер. Сотрудничает с ней и нынешний британский премьер Ллойд Джордж. Через Ротшильда эта масонская организация имеет связи с семействами: Шифф, Варбург, Рокфеллер и другими. Эти богачи представляют интересы ни столько своих стран, сколько интересы межнациональных финансовых групп.

– А как известно – миром правят деньги, – перебил жандармского генерала кавалерийский.

– Совершенно верно. Причём их руководящий центр находится в Нью-Йорке на Бродвее, сто двадцать. На тридцать пятом этаже этого небоскрёба располагается Клуб банкиров, где встречаются Морган, Шифф, Барух, Леб и многие другие воротилы финансового мира Америки.

– Все – лица определённой национальности, – вставил реплику Банников.

– Ну да! Американцы, – иронично ухмыльнулся Гротен.

– Не совсем американцы, – ответно, но без иронии, улыбнулся Глобачёв. – Скорее, прав господин подполковник. По тому же адресу располагается, как это у них… не контора… ах, да – офис Джона Мак-Грегора Гранта, представляющего в Штатах Петроградского банкира Рубинштейна. В этом же небоскрёбе находится банковская контора Вениамина Свердлова, родного брата большевика Якова Свердлова. Вы-то, Павел Павлович, о нём вряд ли слышали, а подполковник, уверен, весьма наслышан. Здесь же обосновался английский шпион Сидней Рейли, главное связующее звено между американскими и российскими еврейскими финансовыми группами. Этот агент, по нашим наблюдениям, находится в тесных дружеских отношениях с родным дядей большевика Льва Троцкого, Абрамом Животовским. Племянничек сейчас проживает вместе с дядюшкой.

– Троцкий? Владимир Иоанникиевич? – вытаращил глаза Гротен.

– Успокойтесь, Павел Павлович, однофамилец, – не сумел сдержать смех Глобачёв, а за ним и Банников. – По этому же адресу, – вытер глаза платком жандармский генерал, – ведёт свой бизнес друг Рейли – Александр Вайнштейн. Его брат, Григорий – владелец российской газеты «Новый мир». Мы заинтересовались редакторским составом этой успешной газеты: Бухарин, Урицкий, Володарский, Коллонтай – все эсдеки. И все люто ненавидят русского императора. В тринадцатом году в стране создаётся масонский «Великий Восток Народов России». Кто отцы-основатели и на чьи деньги учредили ложу, сомнений нет. Они находятся в Нью-Йорке на Бродвее сто двадцать. Приложили руку и французские братья. Шестнадцатого декабря адвокатишка Керенский неожиданно занял должность Генерального секретаря этой масонской ложи и, что удивительно, в ночь на семнадцатое был зверски убит Распутин. Слава Богу, пока масонская интриганская политика чужда простому русскому народу. Не все рабочие, а тем более хлеборобы, поддерживают призывы господ Гучковых и К градусов, выходить на демонстрации и бастовать. Как мне доложили, это воспринимается многими масонами как рабская натура русского народа: «Я не могу скрыть, – заявил осенью прошлого года масон Кизеветтер на одной из кадетских сходок, – что есть одна сила в русском народе, которая всех стремящихся к прогрессу приводит в отчаяние – это сила безграничной тупой покорности и терпения. Её мы сейчас опять и наблюдаем». – Прогресс в его понимании – революция, убийства и беспорядки. Заставляют народ бастовать, а люди хотят спокойной жизни. Они понимают, что простой человек всё равно власть не получит. К власти придут циники и подлецы. Но они упорно стремятся раскачать ситуацию, внушая через свои газеты и листовки, что власть во главе с царём следует свергнуть для будущей хорошей жизни. Как когда-то сказал Пётр Чаадаев: «Есть умы столь лживые, что даже истина, высказанная ими, становится ложью». – А истину они говорить ни в коем случае не станут. Да они её и не знают, – разволновавшись, раскрыл и вновь закрыл ящик стола. – А из всех лидеров социал-демократов наибольшие проблемы могут исходить от Израиля Лазаревича Гельфенда, российского еврея, родившегося в местечке Березино, Минской губернии. Сейчас он более известен как Александр Львович Парвус. В юности уехал в Швейцарию, учился в Базельском университете, где изучал банковское дело и финансы. Смолоду лелеял в душе две мечты: революцию в России и жажду обогащения. Одну мечту уже осуществил – разбогател. С революцией пока не получается, хотя в девятьсот пятом году играл чертовски важную роль во время бунта в России, став лидером Питерского Совета рабочих депутатов. За что был осуждён вместе с Троцким, и так же, как он, бежал из страны. В позапрошлом, пятнадцатом году, изложил германским властям «меморандум о подготовке революции в России», где описал, как вывести русских из войны и привести к власти радикалов, которые заключат с Берлином сепаратный мир. Причём революцию обещал организовать девятого января, в годовщину «Кровавого воскресенья». Но этого ни вчера, ни в прошлом году не произошло. Теперь он подталкивает к совершению революции эсдека Ульянова-Ленина, который, прочтя сотни книг, вывел из них ключевую для себя истину: насилие приводит к власти. Нет власти без насилия! Нужна диктатура. Нужно насилие через диктатуру. Вот главный его философский постулат. А орудие для осуществления диктатуры – рабочий класс. Главная на сегодня задача – одурачить, подмять и покорить его. К этому знаменателю мы пришли в результате разработки политика эрудированным агентом с двумя высшими университетскими образованиями.

– А наш император другого склада человек: «Война есть война, и солдат гибнет за Отечество. А казнить – грех!» – высказал своё мнение Банников. – На мой взгляд, это неправильно. Врагов следует уничтожать. Правильное решение принял прадед Николая Второго, повесив пятерых декабристов. Если бы его правнук велел вздёрнуть полдюжины воинствующих фрондёров во главе с Гучковым, в стране наступил бы так нужный сейчас внутренний мир и спокойствие. Пусть бы последующую сотню лет либералы сочиняли обличающие царя памфлеты.

– Согласен! – продолжил экскурс в паутину революционных партий Глобачёв. – В данный момент эсдек Ульянов никого не казнит, а тихо живёт в Швейцарии, в Цюрихе, в доме обувщика, что чрезвычайно связывает его с рабочим классом, – хмыкнул начальник питерской Охранки, – и пишет политические статьи. Агент доложил, что публицист часто подавлен, потому как их никто не читает. Ежедневно гуляет привычным маршрутом, но иногда, когда избавляется от мерехлюндии, то есть – от хандры, меняет его, забредая в незнакомые парки, скверы и улицы. Переписывается и встречается с Инессой Арманд, подчас помогающей вождю пролетариата скрасить тяжёлые эмигрантские будни. Как-то, перепив пива, на всю пивную шумел: «Если Христос любил Магдалину, то почему мне нельзя любить Арманд?» – Полагаю, это явная инсинуация. Агент заразился от Ильича унынием и решил таким образом поправиться, – вызвал улыбки слушателей. – Ближайшие его сподвижники и, разумеется, наши заграничные агенты в курсе, что сердце Ленина временами трепещет от бурной нежности к некой Анжелике Балабановой… И он не ждёт никаких революций, привыкнув за двадцать эмигрантских лет к размеренной спокойной жизни в цивилизованных культурных странах. Недавно, читая лекцию группе швейцарских молодых рабочих, пессимистично заявил: «Революции в Европе будут, но мы, старики, вряд ли доживём до них». О революции в России даже не мечтает… Вот такой, господа, расклад оппозиционных сил, – поднялся со стула Глобачёв, протянув Банникову кожаную папку. – Здесь краткие рапортички и мои выводы о сегодняшней ситуации в стране, – распрощался с гостями Константин Иванович.

Император искал верных людей, но они были наперечёт.

За январь месяц Николай дал около полутора сотен аудиенций, обстоятельно обсуждая с принятыми лицами текущий момент и ближайшее будущее.

Некоторые из них предупреждали государя о надвигающихся беспорядках и об угрожающей ему лично опасности. Государь успокаивал их, отвечая, что они сгущают краски и что к лету, после завершения победоносной войны, всё образуется: «Всё в руках Божиих и на всё Его воля. Я категорически против дарования ответственного министерства, то есть против конституции, особенно во время войны. Победим, тогда и станем решать вопрос о конституции».

Председателем Государственного Совета государь назначил бывшего министра юстиции Щегловитова – волевого, умного, опытного в политике учёного-юриста, яростно ненавидимого левыми кругами и еврейской диаспорой.

«Ванька Каин», – называли они его за антисемитские взгляды и за то, что состоял в монархической организации «Русское собрание».

Но даже Щегловитов негативно отозвался в 1916 году о тогдашнем правительстве: «Паралитики власти слабо и нерешительно борются с эпилептиками революции».

Иван Григорьевич, став председателем, преобразовал состав Госсовета, освободив престарелых членов и поставив на их место молодых людей консервативных взглядов.

Дабы выяснить настроение армии, кроме гражданских лиц, Николай принял в январе некоторых высших генералов. Все они заверили верховного главнокомандующего в верности войск и их желании поскорее разбить противника.

Принимая генерала Гурко, император высказал ему пожелание вызвать в столицу на отдых с фронта кавалерийские части: « А то скоро съедутся на Конференцию высшие чины союзников и негативные эксцессы были бы нежелательны».

Вскоре Гурко доложил императору, что переговорил с командующим Петроградским военным округом генералом Хабаловым и тот заявил, будто в Петрограде и окрестностях нет места для расквартировки такого количества войск. Государь высказал сожаление и повелел вызвать хотя бы Гвардейский экипаж.

В конце января в российскую столицу начали прибывать миссии союзников в лице представителей Англии, Франции и Италии. Всего 37 человек.

Поселить их запланировали в самой фешенебельной гостинице Петрограда – «Европейской», состоящей из 300 номеров ценою от 4 до 40 рублей за сутки.

Главный представитель союзнической миссии лорд Милнер благополучно прибыл на английском крейсере в порт Романов на Мурмане.

«Какой у этих русских, кругом беспорядок», – критически оглядел горы военных и гражданских грузов на пристанях порта.

Однако его настроение улучшилось, когда увидел отведённые ему роскошные апартаменты отеля. Отдохнув, министр британской короны пригласил на обед посла Бьюкенена, постояльца этой же гостиницы мистера Самюэля Хоара, официально – главу британского Бюро информации, неофициально – резидента английской разведки Сикрет интеллидженс сервис в Петрограде, и заранее вызванного из Москвы генерального консула Роберта Брюса Локкарта.

В просторной гостиной, обставленной мебелью в стиле Людовика Четырнадцатого, джентльмены уютно устроились вокруг кофейного столика, надумав прежде обсудить за чашечкой кофе ситуацию в России и планы союзников.

Мистер Хоар, как истинный разведчик, заблаговременно узнал, что сэр Альфред безумно любит кофе а не чай, как большинство англичан, потому подсуетился и в магазине Жоржа Бормана у «пяти углов», заказал лучшие бразильские зёрна.

Бесшумный официант с безукоризненным пробором в редких волосах – лейтенант интеллидженс сервис, а не унтер с Охранки, принёс напиток и тут же по-английски испарился, дабы удостовериться – нет ли поблизости русских коллег из охранного или жандармского отделений.

И на дух не переносивший кофе сэр Джордж, пригубив для приличия глоток этой мерзости и брезгливо утерев салфеткой губы, достал из принесённого несессера блокнот в сафьяновом переплёте и, раскрыв, дабы чего не забыть, стал рассказывать военному министру подоплеку постепенно разворачивающихся событий, начав с того, как пресса критикует правительство:

– Несмотря на цензуру, журналисты и редакторы давно намастачились обходить разного рода запреты.

Закончив о политике, перешёл к экономике, поведав «брату», близкому к Ротшильдам, о положении на Московской и Петроградской биржах, и о курсе рубля, который: «благодаря нашим стараниям, резко покатился вниз», – перескочив затем к намечающемуся дворцовому перевороту, заявив, что если Николай не пойдёт навстречу буржуазной общественности, то они его свергнут.

– Даже придворные сферы затронуты идеей переворота. И уже сочувствует этому часть высшего генералитета.

– Я ещё встречусь с председателем военно-промышленного комитета Гучковым, князем Львовым, председателем Госдумы Родзянко, бывшим министром иностранных дел Сазоновым и досконально прозондирую политическую обстановку в стране, сделав потом свои выводы. Открою секрет. Главная цель моего визита – заставить русского монарха допустить к власти подконтрольную нам, то есть Антанте, оппозицию, и своих людей в Ставку, дабы они могли влиять на принятие решений русскими генералами, что имело место в начале войны, когда всем руководил великий князь Николай Николаевич. В случае, если император не пойдёт на эти условия, вы, сэр Джордж, скоординируете действия масонских заговорщиков. Деньги на это благое дело я вам выделю. И немалые, – перешли в столовую, где официант накрыл роскошный обед в стиле а-ля-рус: чёрная икра и пироги, кулебяки и уха, паштеты из дичи и жареный поросёнок, что несколько примирило британского военного министра с Россией.

31 января русский император принял делегацию союзников в Александровском дворце, нанеся несмываемую обиду военному министру великой Англии, ибо, согласно протоколу, послы, а не главы делегаций стояли в первом ряду и ему, лорду Британской империи, царь совершенно не оказал внимания, удосужившись лишь безразлично поинтересоваться: «Вы хорошо доехали?»

«Шьёрт побъери», – применил перенятое у выскочки Бьюкенена русское выражение.

4 февраля новая обида – прескверный парадный обед.

Лорд пришёл в номер голодный, и мистеру Локкарту пришлось заказать в гостиничном ресторане несколько блюд, оказавшихся много вкуснее царского угощения.

В результате нервного расстройства сэру Милнеру приснился скалящий зубы Ллойд Джордж, любивший иногда изображать из себя этакого «валлийского весельчака». Правда, потом приснилась секретарь-стенографи-

стка Френсис Стивенсон в короткой, по новой военной моде, юбке, и невесть откуда взявшийся Уинстон Черчилль, всегда хранивший верность своей обожаемой Клементине, хулигански шлёпнул чужую секретаршу по выпуклому заду: «Шьёрт побъери, – в холодном поту проснулся лорд Милнер. – Ведь мне шестьдесят лет и в силу возраста стенографистки сниться не должны. Быть сегодня какой-то пакости».

И она не заставила себя ждать… Потому как сны, обещающие пакость, всегда сбываются.

На письменные требования, которые ещё в Лондоне напечатала мисс Френсис: «Введение в штаб Верховного главнокомандующего союзных представителей с правом решающего голоса. И обновление командного состава армии в согласовании с державами Антанты», русский император ответил отказом.

По первому пункту выдвинул следующие обоснования: «Излишне введение союзных представительств, ибо Своих представителей в союзные армии с правом решающего голоса вводить не предполагаю».

Второй пункт отклонил с мотивировкой: «Тоже излишне. Мои армии сражаются с большим успехом, чем армии Моих союзников».

На дневном заседании лорд Милнер, сверкая злыми глазами и придворным мундиром короля Георга, нагло заявил русским союзникам, что ждать помощи снаряжением и боеприпасами – пустое дело.

– Вы сами обязаны производить необходимое вам вооружение, а ваше правительство не соображает, как руководить промышленностью в военное время, – отбросил дипломатию. И, забывшись, добавил: – Если Верховный главнокомандующий не станет выполнять пожелания лорда Бьюкенена, то Лондон будет вынужден теснее сойтись с оппозицией.

«Совсем обнаглели альбионовцы туманные, – разозлился лояльно относящийся к союзникам генерал Гурко. – Подставили всех: Германию, Францию и Россию, в надежде, что на их острова война не дойдёт. А жаль… Поразмышляешь немного, и делаешь вывод, что наши главные враги не прямолинейные, как меч, арийцы, а коварные, словно кинжал, англосаксы. И бьют всегда не на прямую, а со спины. Прямую атаку мы сумеем отразить, а вот предательский удар от якобы «друга», отразить трудно».

Поняв, что сболтнул лишнее, главный представитель Англии тут же уехал в Москву.

Но многим в высшем свете наглая его ремарка понравилась, и один из великих князей великодушно предоставил Милнеру для поездки свой салон-вагон.

В Москве бунтующему лорду оказали царский приём.

Городской голова Челноков встретил английского военного министра на парадном крыльце Городской думы, торжественно преподнеся на золотом блюде традиционные хлеб-соль и сопроводил потом высокого гостя через стрельчатый вестибюль на второй этаж, где москвичи закатили британцу такой обед, что до следующего дня он видеть не мог без содрогания накрытый стол. Не сумев от переедания осмотреть как следует Кремль, вынужден был отправиться отдыхать в отведённый ему королевский номер лучшей московской гостиницы.

Вечер он провёл с большой пользой для Британской империи, пообщавшись с представленным ему Челноковым председателем Всероссийского земского союза князем Львовым, коего оппозиция прочила в премьеры будущего министерства общественного доверия.

Произнеся приличествующие случаю высокопарные фразы о радости видеть физиономии друг друга, расположились в удобных креслах перед камином.

Не тратя понапрасну времени, князь Львов озвучил составленный оппозицией документ, в коем говорилось, что война ведётся на два фронта: с внешним врагом и правительством. Признавалось, что победа над внешним врагом немыслима без предварительной победы на внутреннем фронте – над царской кликой. Для этого оппозицией образован штаб из десяти человек, который можно назвать Временным правительством, и в случае победы над режимом, именно он возьмёт в свои руки власть в стране.

«Шьёрт побъери», – чуть не вслух воскликнул лорд, уразумев, какая мощная фронда образовалась в Москве и стремится вырвать власть у императора.

Закончив чтение и подняв на визави наивные детские глаза, так не вязавшиеся с седой бородкой и морщинами на лице, собеседник мягким голосом подытожил:

– Если в ближайшие дни позицию царя не удастся изменить и вырвать у него ответственное перед народом министерство, то в конце февраля – начале марта произойдёт переворот. Сил для этого у нас достаточно.

– Я вас понял и, безусловно, поддерживаю вашу программу и обещаю полное содействие, – поднялся со своего кресла британский министр, и князь тут же последовал его примеру, протянув лорду экземпляр меморандума.

Настроение сэра Альфреда сделалось превосходным, и, прощаясь, он радостно ощерил из-под усов верхние крупные зубы, зная уже, что сделает квинтэссенцией будущего отчёта Ллойду Джорджу и господам из Сити: «Этому царю мы пообещали в случае победы Константинополь и проливы, а новому – не обещали ничего… И не дадим. Не нужны России проливы, – жизнерадостно потёр ладони Милнер, вольготно расположившись в гостиничном кресле уютного своего номера, и пробежав глазами меморандум. – Я думал, москвичи будут наряжены в старообрядческую одежду и сапоги, а они одеты в прекрасно пошитые фраки и говорят на чистейшем английском языке. С ними приятно иметь дело».

– Ваше высокоблагородие, – обратился к Глебу Рубанову дежурный телефонист, – командир полка зовут к себе в блиндаж.

– Тьфу, ты! В такую погоду вечерний моцион придётся совершать, – отложил зачитанную книжку и потянулся, захрустев суставами, подполковник. – Иди, понял я, – отпустил нижнего чина, не спеша надевая шинель, подпоясываясь портупеей с висящей на ней кобурой с наганом и накидывая сверху непросохший макинтош: «А ведь когда-то носил расшитый золотыми жгутами доломан, чакчиры и гусарскую шапку из чёрной мерлушки с цветным шлыком, государственным гербом и чешуйчатым подбородником… Не верится, что когда-нибудь кончится война и я, если останусь жив, вновь надену гусарскую форму, – водрузил на голову влажную папаху и выбрался из землянки наружу. – Что за погода дрянная, – спотыкаясь, побрёл, хлюпая сапогами по жидкой грязи хода сообщения, к блиндажу полковника. – У нас в Рубановке сейчас сыплет снег, а у этих чухонцев идёт промозглый мелкий дождь, сопровождаемый злобным ветерком, – чертыхнулся, когда из мелкого хода сообщения шагнул в глубокий ров окопа, вымазав рукав макинтоша о липкую стену чёртовой канавы. Пройдя ещё несколько траверсов, поёжился от попавшей за шиворот холодной влаги, и наконец, свернул в ход сообщения, ведущий к блиндажу командира полка. – Как кроты копошимся в этих скользких ходах сообщения», – спустился по грязным деревянным ступеням вниз и распахнул неплотно прикрытую дверь, очутившись в затхлом тепле помещения, выполняющего роль штаба полка, или предбанника, как называли «конуру» офицеры. Распрямившись – потолок был довольно высок и обшит досками, скинул на руки вестовому плащ и шинель, кивнув трём вытянувшимся у чугунной плиты с кипящим чайником солдатам, чтоб занимались своими делами.

Четыре телефониста, лениво оторвав задницы от табуретов, тут же, приняв отрешённо-деловой вид, шмякнулись на них, а Рубанов, раскрыв ещё одну дверь, зажмурился от двух ярких пятнадцатилинейных керосиновых ламп по краям широкого стола с картами – не топографическими, а игральными.

– А вот и комбат пожаловал в апартаменты на ужин и «рюмку чая», – подошёл к нему полковник Жуков, назначенный в декабре командиром полка вместо ушедшего на повышение Гротена.

Был он деликатен, мягок до колик в животе боялся вышестоящего начальства и потому подлизывался к старшим офицерам, дабы они и их подразделения не подвели в случае неожиданного смотра или просто приезда бригадного либо дивизионного генерала. Ежели бы вдруг, по какой непредвиденной оказии, в часть наведался бы корпусной генерал, не говоря уже о командарме, ноги его подломились бы со страху, и докладывать о полковых делах пришлось бы Рубанову.