скачать книгу бесплатно
– Ниче я не знаю, он сказал, я вызвал, они увезли. Я здесь один, ну и звери, конечно. Они не пьют, с ними скучно.
– Черт! И как назло я дежурю, не вырвешься до утра. Что с тобой разговаривать, утром разберемся.
– Не-а, – снова хихикнул Сеня. – Утром и я уезжаю. Надоело. К матери, на легком катере, куда подальше. К своей, своей матери, ты не думай.
– Ты что, спятил? Зима на дворе!
– Надоело, – повторил Сеня, – все надоело, – и опустил трубку.
Чумаков быстро набрал номер домашнего телефона, но сколько ни ждал, только длинные гудки были ему ответом. Сеня трубку не поднимал.
«Ну, вот и все, – подумал Чумаков. – Теперь я один. Я же хотел, чтобы все жили дружно и свободно. И этот покидает. И Сеня тоже… Дедушка, да, дедушка, даже не знаю его фамилии, где искать, как искать? Господи, дожить бы до завтра».
Он позвонил Оленеву и попросил его прийти, если, конечно, тот не слишком занят. А если занят, то все равно пусть придет. Он боялся оставаться один, вернее – наедине со своей совестью. «Когда-нибудь ты заставишь меня наложить на себя руки», – горестно упрекнул он ее. «Хоть ноги», – злорадно сказала она.
– Ребенок у меня тяжелый, – сказал Оленев, наливая остывший чай, – и еще двое не легче. Эх, реанимация, это вам не мед, кто о ней не знает, дольше проживет, – как сказал малоизвестный пока поэт. Ну, что у тебя? Что-нибудь личное или я нужен больным?
– Больному. Мне ты нужен.
– Разве тебе больно, если зовешь анестезиолога? На что жалуешься?
– На жизнь, – сказал Чумаков и рассказал о последних событиях.
– Так, – сказал Оленев, постукивая пальцами по столу. – Значит, сбежали.
– О чем ты говоришь? Ольга уехала, чтобы не подставлять меня под удар, Петя – потому, что не может отпустить ее одну, дедушка заболел, а Сеня просто затосковал в пустом доме.
– Так ли все? Ну ладно, с Ольгой и Петей все ясно, но почему в этот же день исчезают еще два человека? Разве дедушка был болен?
– Абсолютно здоров, но все-таки возраст, и немалый. Мало ли что.
– Кстати, сколько ему лет?
– Он не говорил, но явно за семьдесят, а может, и все восемьдесят.
– А как его фамилия?
– Откуда я знаю? Он не называл, документов его я не видел, да и какое это имеет значение?
– Как же ты будешь искать его по больницам?
– Черт возьми, я и не подумал! Звонить во все подряд и описывать внешность? Или сразу на «скорую»?
– Ладно, давай я сам, – предложил Оленев и стал обзванивать подстанции «скорой помощи».
Диалоги были почти одинаковы, сначала он здоровался, называл себя, потом описывал внешность старика и говорил адрес. Ответы, похоже, тоже были одинаковые – отрицательные. Ни одна из бригад «скорой помощи» не отвозила такого старика ни в одну из больниц города.
– Вот тебе и ответ, – сказал Оленев. – Я так и думал.
– Что, что ты думал? – нетерпеливо спросил Чумаков. – Какой, к черту, ответ, если эти балбесы ничего не знают!
– Не обижай коллег, – усмехнулся Оленев. – Это означает, что никто его не увозил.
– Так он дома, а Сенька просто наврал спьяну? – обрадовался Чумаков.
– Сенька наврал, конечно, но дома дедушки нет. Он собрался и уехал. Куда – не скажу, из-за чего – тоже не знаю. Короче говоря, сбежал. Что-то здесь нечисто. Слушай, может, они тебя ограбили, и сбежали?
– Совсем спятил! – возмутился Чумаков. – У меня и грабить-то нечего… Идиотизм какой-то.
– Я же тебе говорил, что он тип подозрительный. Значит, напали на след, он почуял и…
– Дурак ты, – искренне сказал Чумаков. – И что ты постоянно иронизируешь? И без того день сумасшедший, с самого утра сюрприз за сюрпризом.
– Костяновский, – сказал Оленев. – Не он ли приложил руку?
– Зачем? Ему же выгодно, чтобы они оставались в моем доме. Иначе вся его затея лопнет.
– А могли твои родственники догадаться сами, что сейчас они тебе повредят?
– Откуда же? Я бы им никогда не сказал. Никто ничего не знает, да и каша заварилась только сегодня.
– Действительно, – сказал Оленев и больше ни о чем не спрашивал.
– Что же мне делать? – взмолился Чумаков.
– Ничего, – сказал Оленев, – Выполняй обязанности дежурного врача, а утром разберемся. Поедем вместе. Я отпрошусь, а ты сам себе начальник, сам себя и отпустишь… Ладно, я пошел к своим детям. Привет!
– Привет, – рассеянно ответил Чумаков, думая о том, что хорошо бы сейчас заснуть, желательно – крепко, предпочтительно – до утра и лучше всего без сновидений. Или хотя бы совесть заснула на несколько часов, чтобы можно было собраться с мыслями и придумать что-нибудь.
И опять телефонный звонок, резкий, как удар бича. «Может, Сеня?» – подумал Чумаков, срывая трубку.
– Да. Я слушаю.
– Это я, – сказал женский голос. – Здравствуй, Вася.
– Ты? Не ожидал. Ну, здравствуй, Галя.
– У меня к тебе важный разговор.
– Ты звонишь из дома?
– Нет. Я у мамы. Все спят, я потихоньку. Мне трудно говорить, но надо решать. Я больше не могу так.
– Ты что-то предлагаешь?
– Да. Давай забудем.
– Это невозможно, – сказал Чумаков. – Может, вспомним?
– К чему? Если бы ты позвал меня тогда, я ушла бы с радостью. А сейчас поздно.
– Нет! – почти крикнул Чумаков. – Еще можно вернуть, начать сначала.
– О каком начале ты говоришь? – горько усмехнулась Галя. – У меня сын институт заканчивает, а ты…
– Ты жалеешь мужа, а он тебя не щадит. Почему ты должна мучиться?
– Не надо, – повторила Галя, – он отец моих детей, и пусть я не была счастлива с ним, но теперь поздно искать виновных. Никто ни в чем не виноват. Я постараюсь забыть. Забудь и ты.
– Слушай, а это не он велел тебе позвонить?
– Нет, – сказала она, но ему показалось, что голос ее дрогнул.
– Это он, – сказал Чумаков. – Он обещал уничтожить меня, и он это сделает.
– Уезжай, – сказала Галя, – куда-нибудь уезжай. Ради меня, пожалуйста. Я тебя не забуду, только уезжай.
– Хорошо, – сказал Чумаков. – Я уеду.
– Я люблю тебя, – сказала Галя. – Я всегда тебя любила.
– Да, – сказал Чумаков.
– Ну, все, – сказала она. – Спасибо тебе. Прощай.
– Прощай, – сказал Чумаков и первым опустил трубку.
Боли не было. Ни сожаления, ни чувства утраты, ни раскаяния. Совесть затаилась в своей темной каморке и хоть посапывала обиженно, но молчала. Он давно ждал этого разговора, этих простых и коротких слов, после которых неминуемо должна была разверзнуться земля, и он, теряя опору под ногами, упал бы и долго падал в пустоте, уже ничем не связанный с прошлым и равнодушный к будущему.
