Черный роман

– Отлично! В моем положении даже плюсы есть. Смотри, мы даже оптимизма не теряем! – Я сидел в коридоре на полу и разговаривал со своим отражением в зеркальной двери шкафа. Подмигнул сам себе, чокнулся со своим двойником, и сделал из ополовиненной бутылки на две трети пустую.

Конец

Я никогда в жизни так не напивался. У меня, конечно, были и безответные влюбленности и тяжелые разрывы. Но когда твои вещи летят из окна это одно. Разорванные фотографии и сожженные документы примерно из этой же оперы. Но этот чертов раз ни на что не похож! Экзистенциальный запрет – это уже совсем другое. Не надо сравнивать божий дар с яичницей. Меня так сломало, что я стал сам себе совершенно невыносим. Ну что я такого сделал? Как надо было нагрешить в прошлой жизни, что в этой мне так отомстили? Подорвал основы мироздания, не меньше. Я впал в ужасное по своей мерзости состояние. Тяжелая форма алкогольной интоксикации мешалась с суицидальными настроениями и упадком духа, а голова, не желавшая слушаться, снова и снова воспроизводила ее слова. И тут было два выхода. Или снова заглушать все это алкоголем или еще чем. Или выпасть в окно, поругавшись с сами собой. Никогда меня так не размазывало словами. А чего только мне не говорили. Драмы с убью-ненавижу были, и проклятиями осыпалась моя грешная голова, и смерти моей просили у высших сил, и исполненные мистики угрозы, но все меркло перед теми двадцатью нашими последними словами. Почему, черт побери, сильнее всего жжет невидимое? Выплескивающаяся на тебя ненависть переживаема, забывается быстро. Отболело и до свидания. А тут… Тянет и мучает. Влечение практически непреодолимой силы, идти за ней на край света, дальше. Куда угодно. Лишь бы идти. И я пошел. Не знаю куда, не уверен во сколько. Помню только, что покинул квартиру, и, вроде, через дверь.

Ни одной идеи нет, как я мог оказаться на мосту. Кажется, это был мост при выезде из города. А может и какой другой. Для пьяного меня той ночью все городские мосты били на одно лицо. Сколько я сюда добирался и каким образом? Количество выпитого, выкуренного, тоже назвать затрудняюсь. В руках у меня была уже другая бутылка. Не вчерашний виски. Сигарет при себе вообще не оказалось. Как и часов на руке. А и пес бы с ними. Не определить только, поздний вечер сейчас, ночь или раннее утро. Я смотрел в темное небо. Оно так манило к себе. Меня переполнило чувство какой-то непонятной, невыразимой вселенской любви. Мне безумно захотелось как-то это выразить, и я не придумал ничего лучше, чем побежать обнимать приближающийся трамвай. Не знаю, хорошо ли, что не добежал. На полпути меня стошнило.

Спустя полчаса я, еле дыша, перегибался через перила. Внизу железнодорожные пути. Я машинально считал вагоны проходящего товарного поезда. Двадцать три. Тридцать семь. Сорок два. Интересно, смотрел ли этому поезду кто-нибудь вслед так же долго, как и я? Может, там едет чье-то письмо или посылка, очень важные. А может только уголь, да исполнительные листы. Хотя, их, наверно, тоже можно ждать с замиранием сердца. Я в очередной раз откашлялся.

– С вами все в порядке?

– Да, жить буду. – Я обернулся на знакомый голос.

– Костя?

– Света??? Ты чего здесь делаешь?

– Домой возвращаюсь.

– Я думал, ты на машине ездишь.

– Езжу, если не выпью. А ты это чего тут стоишь?

– На поезда смотрю.

– Как романтично, – произнесла она с ноткой сарказма. – А почему один?

– А все. Я теперь один.

– Сочувствую.

– Спасибо, – я усмехнулся. Куда мне уперлось ее сочувствие?

– Ты замерз, поди? Кашляешь уже.

– Нет, нормально.

– Я живу недалеко, может зайдешь на чай?

– Проводить могу, если хочешь. А на чай не зайду.

– Ну, пойдем, а то страшновато.

Мы спустились с моста. Я бормотал себе под нос стихи, которые выучил, но рассказать Саше не успел.

– Чего ты там шепчешь? Не молишься часом?

– Нет. Это стихи.

– Так давай громче тогда.

И меня понесло. Я читал подряд все, что приходило в голову, не удосуживаясь комментировать или хотя бы просто называть автора. Она смотрела на меня с подозрением, видимо, силясь определить степень моего опьянения.

– Пришли, Есенин, угомонись. – Она остановилась возле многоэтажного дома с одним подъездом.

– Почему Есенин?

– Потому что молодой и красивый.

– Ты хочешь сказать, что старше меня?

– Мне почти тридцать.

– А мне где-то за двадцать. Не помню где, если честно. Не столь великая разница.

– Чая ты не хочешь, но может, на кофе зайдешь? – Она зачем-то разматывала шарф прямо на улице.

– Нет, спасибо.

– Пиво? Водка?

– Благодарю, но ответ не изменился.

– И часто ты отказываешь красивым девушкам, откровенно пытающимся тебя соблазнить?

– Первый раз.

– Это сейчас было завуалированное оскорбление?

– Нисколько. Я пьян в хлам. Ничего бы не получилось, даже если бы я пошел с тобой. Извини, – я пожал плечами.

– Ну, и, дурак. – Она развернулась и пошла к двери. Открыла ее, обернулась на секунду, прежде чем скрыться в подъезде. – Не замерзни, гуляка!

– Все бы было лучше, и как будто бы пустяк. Все бы было проще, если б не был я дурак. – Процитировал я, и сел на ступеньку.

«Все бы было легче, был бы я сейчас с тобой. Все бы было проще, был бы я сейчас живой» – продолжил строчку один из голосов в голове.

Я точно понял, что должен делать. План определился передо мной со всей возможной ясностью. Под всей моей жизнью была подведена жирная черта. Мне оставалось только, как прилежному бухгалтеру, подсчитать итог и вписать несколько цифр в заранее отведенную строку. Я думаю, что так, конечно, бывает не часто, но самоубийство в моем случае было самым объективным решением. Долго оставаться живым мне не стоило, черт знает, к чему бы привело существование одновременно двух версий меня. И проверять как-то не очень хотелось. Если есть возможность избежать перспективных плохих последствий, лучше сделать это. Да и что мне еще оставалось? Единственный смысл жизни был найден и очень быстро утерян. Я сам себе опротивел. А кому я тут еще нужен кроме себя? Тем более в таком унылом состоянии. Пойти по одноразовым связям или строить с кем-то новые отношения, заранее обреченные на провал через несколько месяцев? Подло. Да, и какие отношения? Полностью разочаровавшись в жизни, я мог бы только читать длинные занудные лекции о том, что любовь только ловушка, обманка, отвлечение от проблем повседневной действительности, средство примирения с несовершенствами мира. А это, согласитесь, никому не интересно, кроме таких же несчастных нытиков вроде меня. Но они и сами все знают. Сколько бы я ни думал, все равно возвращался к тому, что вариантов-то у меня и нет. А раз вариантов нет, то и думать не о чем.

Решить осталось совсем не много. Способ. Надо как-то так, чтобы особо никого не напрячь. Какой там район у нас считается самым криминальным? Вот туда мне и дорога. Обычно, когда ищешь приключений на пятую точку, найти их совсем не сложно.

Сегодня мне везло на мосты. Здорово, что через город течет река. В каждом уголке города можно найти мост, да, как правило, еще и не один. Хорошо, для любителей мостов. И самоубийц. Второй раз за это темное время суток я стоял, облокотившись на перила моста. Ни одного прохожего. Ничего подозрительного. Ни звука. Ни сигарету, блин, стрельнуть, ни подраться. Где же эти толпы городских страшилок, когда дело доходит до реальных улиц? Где маньяки и жертвы? Тишь да гладь! Вот так захочешь под нож попасть, и не к кому! Ужас! Ладно, раз уж небо не соизволило мне помочь, придется все делать самому. Похлопывание себя по карманам привело к желаемому результату. Перочинный ножик с собой. Вроде, натачивал недавно. Так. Немного логики, чтобы не облажаться. Внизу мелко и, вроде, камни. Лететь метров пять – семь, как раз хватит. Лучше спиной вперед, так и стартовать удобней, и если вдруг не сразу насмерть, то хоть не булькать мордой в этой жиже. Течение есть, стащит, наверно. Но это уже не столь важно. Еще что? А. Резать, наверно, лучше левую. Резко, можно сразу так дернуться, чтобы равновесие потерять и назад завалиться. Вообще идеально. При самом худшем раскладе часок-другой и каюк. Приемлемо. Но, хотелось бы, сразу дуба дать, конечно. Ну, если что, физические мучения однозначно должны перекрыть моральные, в этом-то я уверен. Я сел на перила, лицом к мосту. Обернулся, посмотрел вниз, на камни, подвинулся левее, потом немного вправо. Так вроде хорошо. Надеюсь, прицелился нормально. Раскрыл ножик, закатал рукав, примерился. Ага. Понятно. Одним движением так, раз, и все. Только я уже вдохнул и изготовился, как мне на нос упала первая снежинка. О, как. Снег пошел. Ну, ладно. Я не тороплюсь. А помириться с ним было бы не лишним.

– Ты прости, что я… Ну, ты понимаешь. Замерз просто очень тогда. Я тебя все равно люблю. И рад, что ты пришел меня проводить. Кажется, ты мне сегодня лучший друг.

Минут пять я смотрел, как крупные снежинки кружатся в свете фонаря. Вспомнил двадцать третье октября две тысячи двадцать шестого, когда познакомился с собственной дочерью. Тогда тоже был красивый снегопад. Будет. И я тоже смотрел на похожую картину.

А может, лучше повесится? Ого. Смотрите, кто у нас тут? Малодушие. Даже логикой принятое отчаяние не спасает от страха. Кто бы мог подумать? Но, в общем-то поздно. Решение принято. А я ведь, помнится мне, не сдаюсь. Значит, только вперед. До конца. А он близок. Ну, так и не робей! Чего замер? На удивление, призыв к самодисциплине подействовал. Я еще раз примерился. Снял куртку и свитер, чтобы они не смягчили падения. Глубоко вдохнул, попытался улыбнуться, уголки губ дрогнули, но остались на месте, и я сделал то, что должен был. Все пошло четко по плану. За ту секунду, в которой еще не было боли от распластанной руки, я как раз отклонился назад на достаточное количество градусов, чтобы даже здоровый инстинкт самосохранения ничем не смог помочь. Нож полетел вниз рядом со мной, или я рядом с ним. Темное небо, фонарь, снег, вот он, мой последний пейзаж. Красиво. Повезло мне. Говорят, жизнь пролетает перед глазами. Врут. Я одно только слово успел различить. Все. Спокойное, уверенное утверждение. Мое падение прямо в ледяные объятия темных вод было недолгим. Хруст сломанных костей и тишина. Снег все так же продолжал сыпаться сверху, заметая следы моего поражения в борьбе за собственную жизнь. Ну, что? Слил партию. С кем не бывает? Подумаешь, большое дело! Пыль, в масштабах Вселенной.

Меня никто не искал, и логично, что никто не нашел. Подумаешь, пропал из поля зрения. Как появился, так и сгинул. Мало ли куда? Так уж вышло, что в этом мире и в этом времени для меня места не нашлось. Так бывает. Я не знаю почему. Когда ты не можешь получить именно то, чего больше всего хочешь. Даже, если кажется, что хочешь совсем не много. Наверное, Вселенной виднее. Я так боялся вмешаться в ход событий, облажаться, напортачить, совершить непоправимую ошибку… Что упустил шанс. Если, конечно, предполагать, что он был. Возможно, это мое наказание за несмелость.

Все, что от меня осталось – отчество у дочери. И еще, может, пара непроизвольных жестов и выражений глаз.

Эпилог

Самое интересное, конечно, начинается здесь. Когда основной сюжет уже закончен, занавес опущен, и зал продолжает аплодировать, надеясь, что выход на бис приоткроет какую-нибудь сюжетную тайну. Раз уж главный герой мертв, а смотрели мы его глазами, вспомните вот что. Какую-нибудь старую компьютерную игру. Так называемый режим истории пройден, все бонусные уровни открыты и зачищены. Вспоминаем описанный Костей порядок. Выдохнуть, откинуться в кресле, сходить за чаем. Сейчас будут титры, секретные материалы от авторов и таблица рекордов. В произвольном порядке. Мнение нашего героя, в наличии которого сомневаться не приходится, мы спрашивать не будем, он и так его высказывал при каждом удобном и неудобном случае.

К размышлению про всемогущее «и че?» и недостаток информации можно и поделиться кое-какими фактами из жизни, где нашего героя уже не будет.

Неудачливый профессор, желавший признания, стараниями Алены Игоревны придет в норму. Даже ее опасения на счет рассудка не сбудутся. На сколько вообще можно назвать нормальным человека одержимого идеей. Хотя, стоит отдать ему должное. После эксперимента он не станет больше рисковать, и начнет прислушиваться к чужому мнению. А самое интересное в том, что он найдет ошибку в своих расчетах, и во всей теории. Вернуться из путешествия в прошлое можно, если пропустить в будущем период равный длине пребывания в прошлом. Мнение о том, что нельзя находится в одном времени двум копиям себя он тоже научно опровергнет. Но исследования все равно закроют, за коммерческой бесперспективностью, как уже говорила Алена Игоревна.

Раз уж речь зашла о ней, то можно раскрыть и парочку ее секретов. Имя она сменит сразу после рождения дочери. Таким образом, врать станет легче. При очередном переезде, Серый, вышедший на новый уровень бизнеса, и наполовину ушедший в тень, по своим каналам подчистит следы в информационных базах. Благодаря чему Анна Константиновна окажется сиротой, удочеренной доброй тетей. О чем будут свидетельствовать соответствующие документы. В остальном, с Аней у них все будет отлично, как и рассказывал Костя. Обман так и не будет раскрыт. Саша будет считаться погибшей. Кроме тети и внезапно появившегося отца Аня не будет знать родственников. Впрочем, это не помешает ей прожить вполне размеренную жизнь. Вскоре после перехода, они окончательно рассорятся и разойдутся с Хиро. Она обратит внимание на человека, давно присутствующего рядом с ней. У них все сложится в крепкие отношения. Возможно, именно такой и должна быть правильная семья. Построенная, может и без какой-то фееричной любви и пламенной страсти, зато на взаимном уважении. То «малое, для повседневного пользования», по Серому. Будет трое детей. Две девочки и младший сын, которого они назовут в честь дедушки. Именно ему, в последствие и достанется кольцо. Эта странная семейная реликвия, которую дочь до самого момента передачи так и будет носить на шее, как знак общей с отцом тайны. Хотите сказать, что кольцо пропало вместе с Костей? Читайте дальше.

Кажется, мы отвлеклись. Есть пара вещей, если знать которые, как считал Костя, все меняется. Вам решать был ли он прав. Саша плакала, садясь в такси. Только опущенная голова скрывала от провожавшего ее идиота мокрые дорожки на щеках. Странно, что он не заметил блестящих капель, срывающихся с них. Воистину, кто не хочет видеть, тот и не видит. Но кто хочет знать, тот знает. Плакала она и, читая ту пачку писем, которую попросила у него. Прекрасно понимая, что он имел в виду под каждым словом, ведь то были одни мысли на двоих. Они оба все правильно поняли в последнюю их встречу в коридоре квартиры-склада. Истина осталась не сказана. Впрочем, только одной стороной. Но сами по себе слова мало стоят, ведь так? Если говоришь, что готов на все, так будь готов. Назвался груздем – полезай в кузов. А если нет, то неприлично называется человек, у кого слова с делом расходятся. Он хотел идти за ней, а она ждала, что он придет. Но ничего не произошло. Странно, правда? Что же удивляться, что Алена Игоревна его так не ласково встретила. Через двадцать лет, явился, не запылился. И тем не менее. После прыжка, она взяла со стола его смартфон, долго смотрела на заставку с драконами. Это, и правда, было перепончатокрылое семейство. Уж она-то получше непутевого папаши разбиралась в творчестве своей дочери. Первый набросок этой картинки Аня сделала еще в детстве. Ей приснилось, что она дракон. И у нее папа и мама тоже драконы. Изумрудного цвета грозный отец, мать с чешуей синей, с золотыми отливами, и маленький фиолетовый дракончик, только начинающий летать. Она перерисовывала этот набросок как минимум раз в год. У нее была целая серия. Разные фоны и позы, семейство за разными занятиями. Конечный вариант появился после знакомства с отцом. И в две тысячи двадцать восьмом уже трое c одними и теми же мыслями смотрели на семейные творческие излияния. С одним и тем же тайным желанием. Настоящей семьи. Что греха таить, у Алены Игоревны даже были мысли вернуть заблудившегося во времени отца странного семейства. Ничего себе, была бы картина! Отец младше дочери. Но, желания не знают понятия «абсурд». Когда до нее дошли результаты работы бывшего коллеги, ей как раз представилась возможность собрать новую модель машины времени. И времени бы хватило. На то, чтобы самой отправиться за любимым-обалдуем, и появиться вместе со снегом на том злосчастном мосту. Но что-то ее остановило. Та же сила, тот же разум, что в девятнадцать заставил забыть о чувствах, снять кольцо, убрать вместе с письмами в самый дальний ящик и всецело предаться работе, учебе, построению карьеры, воспитанию дочери, мимолетным романам. Серый был на счет нее прав, философия взяла свое. Чтобы не трогать руками настоящую любовь, можно поставить ее в красный угол памяти, как парадный чайный сервиз в сервант со стеклянными дверями. Стоит, красиво. И не пачкается. А каждый день пить можно и из плохо вымытой чашки с трещиной. Ведь все так делают? В следующий раз, за какой-то нужной перебирая старые вещи, она случайно найдет пачку писем двадцатилетней давности и кольцо, которое, считалось потерянным. Представьте, какова же будет радость Ани, когда тетя Лена подарит его племяннице на память об отце.

Вот, и обладай Костя всей полнотой информации, что бы он сделал? И сделал бы что-нибудь? Может, именно Ее появления он втайне ждал, когда в первый раз струсил, сидя на перилах? В дальнейшем, профессор, изучая пространственно-временной континуум, найдет именно в тот день на том мосту, аномалию, зыбкость пространства. Как будто кто-то слабый совершил заранее обреченную на провал, но отчаянную попытку лбом прорваться через время и пространство. И снег там пошел вопреки метеоусловиям. То, что не смутило прощавшегося с жизнью путешественника во времени, сразу же бросилось в глаза ученому. Небо было темным и безоблачным. Снег шел словно бы из ниоткуда. Как потом открылось, это был вовсе и не снег. То, что им казалось, явление Вселенной куда более сокровенное. Что-то вроде процесса работы над ошибками. Труп в речушке никто не нашел, не просто так. Нечто, похожее на снег, покрывшее тело, растворило его, и куртку, и свитер, и нож, и следы крови на камнях. Как он и говорил, Вселенная готова простить нам косяки, и подчистить за нами ошибки. А отдельный человек не способен запортачить всю Вселенную. Вот и выходит, что страх – это лишь завышенное самомнение. Впрочем, оставим выводы на совесть лично каждого. Выбор все равно приходится делать в одиночку. И верить в то, что ближе к своей шкурке. Каждому – свое.

Напоследок, позволим себе заглянуть в одну из ночей, когда Костя писал письма, прямо в строчки ему через плечо. В таком состоянии он все равно ничего не мог заметить. Он водил ручкой по бумаге, пока его Саша спала, и видела во сне его пишущего, пламя свечки на столе, пляшущие буквы. Утром она не вспоминала эти сны. Но, каждый транс, связанный с письмами был отголоском их прославленной синхронизации, которой ему так не хватало. Но довольно прелюдий. Вот он, лист бумаги, который развернет в день своего двадцатидвухлетия Анна Константиновна в две тысячи двадцать шестом году.

«Дочь моя!

Смотри-ка, как пафосно начал. С днем рождения! Я знаю, что ты считала всю жизнь, что оба твоих родителя погибли, но это не совсем так. Я не стану раскрывать здесь всей правды, она откроется со временем, если так будет нужно. Я прошу прощения за то, что не участвовал в твоей жизни раньше. Уже через годик – полтора ты поймешь почему. Скажу честно, впереди тебя ждет великое потрясение. В прочем, обещаю, что, не смотря на то, что некоторые вещи кажутся абсурдом, они могут доставлять радость и удовольствие, (и быть, кстати, самой истинной правдой). Ты можешь прямо сегодня отправиться на поиски блудного папаши. Он точно дома. Адрес прилагаю, как деньрожденский подарок. Ты оценишь. Не сразу, но уже к исходу вечера. Слово непутевого отца.

В общем-то, все остальное ты узнаешь на месте. Здесь мне, пожалуй, остается сказать только одно. Я люблю тебя. Береги тетю, у вас самые классные родственные отношения, что я видел, исключая, пожалуй, только те, что будут у нас с тобой. Не обижай папку, ему сначала будет тяжеловато, но он быстро исправится. Верь, человек, у которого есть дочь, не безнадежен! Очень жаль, что давно тебя не видел. Безумно скучаю. До скорой встречи.

Твой отец».

ноябрь 2016