Личный бумажный Демон

– Да, точно такой же.

– И что?

– Не знаю, но раз она, после этого пригласила вас, то, скорее всего, ничего полезного в этом списке не оказалось.

– Мда… – Светлана делала вид, что рассматривает листок, а сама краем глаза с удовольствием смотрела на ножки девушки. – А почему вы сегодня не в бальном платье?

– В смысле? В каком бальном платье?

– Ну в старинном, старинном, у меня оно с бальным ассоциируется.

– А. Не успела ещё, группы будут после трёх, вот тогда и переоденусь.

– Ясно. – Светлана соображала, чтобы такого ещё попросить, чтобы не заканчивать встречу так быстро. – Вы сказали, что можете показать мне рисунки Врубеля.

– Да, могу, они сейчас в хранилище, пойдёмте.

Пока они шли, Светлана, наконец, сообразила о чём можно поговорить с Марией.

– Я тут увлеклась изучением обстоятельств дуэли Лермонтова и, честно говоря, вопросов всё       больше и больше.

– Например?

– Например? Да, хоть причина. По-моему причин для дуэли не было. Общепринятая, что Мартынов обиделся на безобидную шутку Лермонтова, не выдерживает никакой критики.

– Ой ли?

– Конечно. Что обидного в словах – «Берегитесь этого горца с большим кинжалом»? Тем более, что Мартынов действительно был одет в горский костюм, и действительно был с большим кинжалом?

– Иногда, имеют значения не слова, а тон. («О, как я согласна». – Пронеслось в голове у Светланы). И если тон был издевательским, то даже самые безобидные слова могут быть оскорбительными.

– Это как шутка про Сечина?

– Что за шутка, я не знаю?

– В газету раздаётся звонок. Секретарь снимает трубку, и слышит сердитый строгий голос: – Это пресс-служба Игоря Ивановича Сечина.

– Очень приятно… – начинает секретарь, но голос обрывает её:

– Что вы себе позволяете? Почему вы так пишите об Игоре Ивановиче?

Секретарь растерялась и испугалась напора:

– А как мы пишем? Мы вроде, ничего такого не писали…

– Вы написали вчера (И тут голос перешёл на карикатурный издевательский тон): – Игорь Иванович Сечин.

– А надо было как?

В голосе послышалась сталь, как будто молотом стали бить по наковальне: – Игорь, Иванович, Сечин.

Последние слова Светлана произнесла грубым, хамоватым голосом, передавая значимость и важность государственного мужа и соратника президента.

– Да, забавно, и именно то, что я хотела сказать. – Согласилась Мария. – Тон имеет значение, а если добавить сюда, то, что со слов очевидцев, Лермонтов издевался и подшучивал над Мартыновым уже какое-то время, то безобидная шутка, могла быть последней каплей. Вы знаете, что Лермонтовым была нарисована целая тетрадка злых и неприличных карикатур, на всё «водяное Общество» Пятигорска?

– Нет, конечно.

– Так вот, большая часть карикатур в ней, была посвящена Мартынову. Например, одна из них изображала его в женском корсете, всё с тем же огромным кинжалом.

– Ого! И где эта тетрадь? Было бы интересно посмотреть.

– К сожалению, пропала, и мы знаем о её существовании, только со слов очевидцев тех событий.

– Жаль. Но, всё-таки, это косвенные свидетельства, то ли там было что-то, то ли не было. Лермонтов хорошо рисовал?

– Прекрасно, на уровне первоклассных художников. Да Вы и сами можете убедиться. – Они остановились возле одной из картин на стене. На ней был изображён красивый горный пейзаж.

– Это Лермонтов?

– Да.

– Понятно.

– Поэтому злые карикатуры в его исполнении, со скабрёзными подписями к ним, могли быть очень болезненными, тем более похожесть в них была гарантирована. Уж что-что, а обижать Лермонтов умел. Например, знаете ли вы, что, на самом деле, обидело Николая Первого, в знаменитом стихотворении «На смерть поэта»?

– Как что? Там весь текст был обидным. – И она процитировала всем известные строки:

Погиб поэт! – невольник чести —

Пал, оклеветанный молвой,

– Дальше, извините, не помню. – Она напряглась вспоминая. – Вот, вот:

А вы, надменные потомки

Известной подлостью прославленных отцов,

Пятою рабскою поправшие обломки

Игрою счастия обиженных родов!

– Да, да, это. Ну и что тут обидного для царя? – Повторила свой вопрос Мария.

– Ну как что…

– Да, ничего. – Ответила за Светлану девушка. – Ну, стоят какие-то надменные потомки, ну и что?

– Известные подлостью отцов.

– Ну и что? Что здесь обидного для царя?

– Хмм. – Только и нашлась, что ответить Светлана.

– И кстати, вы зачитали первые четыре строки из шестнадцати, которые Лермонтов дописал позже. Основной текст появился на несколько дней раньше, и был посвящён горю от утраты гения, никакого обличения основ в нём не было, а уж тем более царского строя.

– Вот как? – Опять удивилась Светлана, с удовольствием наблюдая за девушкой, и больше отмечая её темперамент, чем вслушиваясь в слова.

– Да, и в этих добавленных строках Лермонтов очень конкретно указывал на тех, кого он считал виновными в гибели Пушкина. Это сейчас нам надо исследовать кто это, да что это, а тогда всем было всё ясно, прямо пофамильно.

– А почему Лермонтов добавил эти строки известно?

– Да, конечно. После дуэли многие в высшем обществе встали на сторону Дантеса, оправдывая его поступок. А последней каплей стала ссора Лермонтова со своим родственником камер-юнкером Столыпиным, который пересказал ему эти настроения, и тоже попытался оправдать противника Пушкина.

– Ну хорошо, а при чём здесь царь?

– Вот причём. С одной стороны он был поборник морали и семейных ценностей, а с другой приличный ходок на сторону.

– Опа.

– Да, и как говорят злые языки, мимо его внимания не прошла ни одна красавица высшего света.

– Вот сволочь, ну что за страна, во все времена, сплошные двойные стандарты. Тогда боролись за нравственность, а сами трахались на право, и на лево. Сейчас всё время борются с коррупцией, и при этом воруют как ненормальные. Ну как с этим жить? Ладно, ну а царица, что же?

– Что? Отвечала ли ему тем же? Ей было сложнее. За своей женой, Александрой Фёдоровной, император следил очень ревниво и бдительно. Настолько бдительно, что лично утверждал список тех, кто мог пригласить её на танец, и чтобы фамилии таких желающих чаще одного раза в год не повторялись.

– Круто.

– Да, но это, судя по всему, не помогло. У императрицы был фаворит, которого в своём дневнике она называла «Бархат», и им был двадцатидвухлетний князь Александр Трубецкой.

– А ей сколько было лет?

– Тридцать девять.

– Молодец, а как выглядела?

– Всегда была красавица, но после сорока стала заметно сдавать.

– Чувствовала, значит, что время берёт своё и отрывалась напоследок – молодец.

– И кстати, обычай встречать Новый Год с ёлкой, украшенной игрушками, ввела именно она.

– Ох ты… Вот за это ей, отдельное спасибо. За новогоднюю ёлку, ей можно простить всё, не только флирт с молодым красавчиком. – Они помолчали. – Так на что же обиделся царь, в стихотворении Лермонтова?

– На фразу: – «Но есть и божий суд, наперсники разврата!»

– Ого, царь воспринял обвинения в распутстве на свой счёт?

– Может быть и на свой, но скорее всего, он воспринял это, на счёт императрицы. Ведь прямое значение слова наперсник – любимчик, то есть фаворит. Таких любимчиков у императрицы было четверо, их так и называли кавалергарды императрицы, а Дантес был дружен со всеми четверыми, особенно с Трубецким, основным наперсником-любимчиком. Именно этот кружёк, Лермонтов обвинял в заговоре, и травле Пушкина.

– Ах вот оно что. – Протянула Светлана.

– Да, но и это ещё не всё. После смерти Пушкина, царь взял на своё полное финансовое обеспечение его вдову и детей. Как утверждают очевидцы, Он это лично пообещал умирающему Пушкину, и слово сдержал. Казалось бы благородно, но. Но, дело в том, что жена поэта тоже была красавица…

– Упс, и вы намекаете, что не Дантес подбивал под неё клинья, а сам государь император?

– Именно, тем более что Дантес был, как бы это сказать помягче, склонен совсем к другому, и жил у своего, так сказать, приёмного отца – барона Геккерна. Что само по себе удивительно. Зачем спрашивается барон Геккерн, которому не было и пятидесяти, усыновил двадцати четырёх летнего поручика, при живом отце?

– О боже…

– Вот именно. Теперь понятно о ком писал Лермонтов, и на что обиделся царь-император?

– Да. Но тогда получается правы были советские историки, которые считали, что за дуэлью Мартынова и Лермонтова стоял царь? Только мотивы его были, не политические, а личные?

– Нет, вряд ли. Если уж он Трубецкого не убил, за его шашни с женой, то почему должен был стараться убить Лермонтова?

– А действительно, что стало с Трубецким, фаворитом императрицы? Уж если за намёк на его связь в стихотворении царь сослал на Кавказ Лермонтова, то что же он должен был сделать с самим «виновником торжества»?

– В том то и дело, что ничего особенного. Его вскоре уволили со службы в чине полковника, и на этом его карьера при дворе закончилась. Дальше была вполне романтическая история, в духе того романтического времени. Он влюбился в итальянскую балерину, долго упрашивал государя отпустить его к ней за границу. Царь не спешил, и разрешение соизволил выдать, лишь спустя 10 лет. Балерина, в эти десять лет, особо не скучала, и замужем побывать успела, и детей нарожать, поэтому Трубецкого несколько подзабыла. Тем не менее, какое-то продолжение у них было, закончилось оно, правда странно, князь женился на её дочери, ну и так далее, и так далее.

– Красота какая. – Светлана спохватилась, что они продолжают стоять возле картины Лермонтова, а шли к рисункам Врубеля. – Мы с вами к рисункам шли. – Напомнила она Марии, и они двинулись дальше, не прерывая разговор. – Тогда опять ничего непонятно. Что же послужило причиной дуэли Лермонтова с Мартыновым? Царский след отпадает?

– Да отпадает. Слышали ли вы, о пропаже письма и дневника семейства Мартыновых, которые Лермонтов взялся передать их сыну Николаю? – Мария указывала Светлане, куда идти и где поворачивать, касаясь её руки своей.

«Как нежно она это делает. – С удовольствием отмечала каждое такое прикосновение та, и еле удерживалась, чтобы не взять девушку под руку».

– Нет, не слышала. – Обманула она Марию. Конечно, она прочитала об этом странном эпизоде, но хотела продолжать разговор дальше, а ещё больше хотела просто слушать голос девушки.

– В Москве, перед поездкой в экспедицию, как тогда называли район боевых действий на Кавказе, Лермонтов зашёл к Мартыновым, попрощаться и спросить, не надо ли что передать их сыну. Те, воспользовались оказией, и попросили передать несколько писем уложенных в один пакет. Итак. – Акцентировала этот момент Мария. – В пакете лежали два письма от сестёр, вместе с ними дневник от младшей сестры Натальи Соломоновны Мартыновой, за которой, кстати, сильно ухаживал Лермонтов, и в последний момент к этому добавилось письмо от отца Соломона Михайловича, содержимого которого никто не знал. Лермонтов взял пакет и уехал. А вот довёз и передал, он, Николаю Мартынову, вместо писем, лишь деньги, триста рублей. Объяснение было простое, мол, в дороге его обокрали, и вместе с его личными вещами пропал и пакет Мартыновых. Лермонтов, как человек честный и не бедный, компенсировал пропажу, передав Николаю Мартынову деньги, лежавшие в конверте отца. Вопрос. – остановилась Мария и даже подняла палец, обозначая важность этого факта. – Откуда Лермонтов узнал о том, что отец, Соломон Михайлович, положил в свой конверт деньги? Он поэту об этом не говорил, лишь добавил свой, запечатанный конверт, в общий пакет с письмами, и всё. Поэтому знать о том, что вместе с письмами пропали деньги, Лермонтов не мог. А значит, он вскрыл пакет, и ознакомился с его содержимым. И дальше уже не важно, была действительно кража, или поэт её выдумал, чтобы скрыть факт того, что он прочёл письма.

– И так просто, после этого, подставился с деньгами? – Удивилась Светлана. – Зачем он передал деньги?

– Это разные вещи, одно дело прочитать чужую почту и совсем другое присвоить чужие деньги.

– Всё равно странно. Ясно же, что этим благородным поступком, он признаётся.

– Это сейчас ясно, а тогда он мог не помнить говорили ему о деньгах или нет. Возможно, считал, что говорили.

– Допустим. А для чего ему было читать их письма?

– Как я сказала, он ухаживал за младшей сестрой Николая Мартынова, наверное, хотел узнать, что она пишет о нём.

– Вот как. – Светлана обдумала, услышанное. «Это может быть – думала она – я бы тоже так сделала, но с деньгами бы поступила иначе. Пусть бы вначале, каким-то образом, выяснилось, что они там были, а уж потом, как честный человек, отдала бы их».

– И кстати, в результате этого инцидента, на свет появилась повесть «Тамань», где как раз и описана пропажа личных вещей поэта.

– Это там где контрабандисты и слепой мальчик?

– Да, который украл вещи.

– Надо же. Тогда получается, это правда? И Лермонтова действительно обокрали? Придумать историю, в которой у тебя крадет вещи слепой – сложно. Так что скорее всего это правда. Можно ведь, предположить, что кража была, но письма при этом не тронули. А Лермонтов под шумок, воспользовался моментом и, ознакомившись с содержимым пакета Мартыновых, но, не сумев его аккуратно запечатать обратно, прибавил и его к пропавшим вещам.

– Кто теперь знает? Может быть.

– Ну хорошо, допустим он вскрыл пакет и прочитал письма, и что?

– А то, что спустя какое-то время, стали распространяться слухи с пикантными подробностями о сестрах Мартыновых, которые, возможно, и были описаны в дневнике и письмах.

– А вот это подло. Лермонтов был способен на такое по отношению к женщинам?

– Он был очень противоречивый человек, особенно в описании его современников. Кто-то описывал его законченным мерзавцем, а кто-то наоборот образцом чести.

– А вы как считаете?

– Я считаю, что он был обычным человеком, и в нём было, и то и другое.

– Хорошо. – не сдавалась Светлана. – Пусть причина для дуэли была и Мартынов просто искал повод вызвать Лермонтова. Но что вы скажете о секундантах? Почему они всё время путаются в показаниях? Вначале Глебов говорил, что он был секундантом со стороны Мартынова, потом передумал, и стал говорить, что со стороны Лермонтова. То же самое Васильчиков. Были ли они вообще на месте дуэли?

– Это хороший вопрос, но и эта странность объясняется просто. Секунданты были, по двое с каждой стороны, как и положено: Глебов и Васильчиков были секундантами Мартынова, а ещё двое, Трубецкой и Столыпин, со стороны Лермонтова. Так же есть свидетельства, что после дуэли, секунданты бросали между собой жребий, кому из них объявить о случившемся, признаться, что он был секундантом и подвергнуться наказанию. Жребий выпал Глебову, поэтому он в тот же вечер доложил коменданту о дуэли, и тут же был посажен на гауптвахту. На следующее утро остальные участники дуэли сообразили, что это плохой вариант, что в таком виде дуэль выглядит не дуэлью, а убийством. Ведь Глебов был другом Мартынова, они даже жили рядом, в одной съёмной квартире, и считаться объективным секундантом не мог. Именно поэтому, утром следующего дня, Васильчиков отправился к коменданту и сообщил, что он тоже был секундантом. Его тут же, арестовали, и посадили в острог. Об участии Столыпина и Трубецкого решили не сообщать вовсе, так как они были на положении ссыльных, и их участие в дуэли, грозило им куда более суровым наказанием, чем Глебову и Васильчикову. Отсюда и путаница в показаниях.

– Ладно. – Решила перейти к главному аргументу Светлана. – А раневой канал? Почему у него такой угол наклона?

– Господи… – Взмолилась Мария. – Да нет тут ничего странного. Место дуэли было неудачным, с некоторым уклоном, поэтому Лермонтов стоял выше, чем Мартынов.

– Ну не сорок же пять градусов был уклон? О чём вы говорите? Это, всё-таки, были боевые офицеры, а не циркачи, что они не смогли выбрать место поровнее?

– Нет, не циркачи. – Хмыкнула девушка. – Уклон был меньше, вы правы, но перед выстрелом Мартынова, Лермонтов поднял свой пистолет вверх и выстрелил в воздух, от чего тоже немного отклонился назад. Вот вам и раневой канал.

Светлана подняла руку, подражая Лермонтову.

– Вот видите? – Поддержала её движение Мария, и провела пальцем по линии изгиба её спины, от поясницы вверх. – Вы тоже, немного отклонились назад.

«Ммм. – Чуть не простонала вслух Светлана от очередного прикосновения. – Как мне нравится этот разговор… Теперь нужно притвориться раненой, чтобы она отвела меня к диванчику, который я приметила в соседней комнате».

– Да, есть немного. – Продолжила она, смакуя про себя то, что могло бы произойти дальше на том диванчике. – Но не на сорок пять градусов. – Светлана провела рукой по предполагаемому движению пули на себе сверху вниз. Причём палец её намеренно не торопился, медленно двигаясь от левого плеча, к правому бедру, подробно обрисовывая силуэт груди. – Всё равно не получается.

– Почему же? – Включилась в этот процесс собеседница, и дотронулась до Светланы ещё раз. Одной рукой она, чуть развернула её левое плечо, а второй подхватив талию, повернула Светлану боком.

«Если я её сейчас обниму и поцелую, что она будет делать? – Мелькнула яркая мысль в голове Волковой. Настолько яркая, что она почти решилась на это, но промедлила, и момент был упущен. Девушка выпустила её, отступив на один шаг».

– Смотрите сюда. – показала она пальцем на точку предполагаемого попадания пули. – Есть ещё свидетельство, что за день до этого, Лермонтов взял металлический обруч для волос у своей кузины Катерины Быховец, и положил его в карман, как раз в этом месте. – Показывала она, но уже не касаясь Светланы. – Он так и лежал в его кармане, когда пуля попала сюда. Очевидно, что от столкновения с обручем пуля срикошетила и изменила траекторию движения.

– Ах вон что… – Протянула Светлана прикидывая про себя возможно ли это, и с сожалением выдыхая воздух, который она, как оказалась, задержала пока Мария была вблизи неё. – Хорошо, допустим, но сразу вопрос к оружию, это ведь не современные пистолеты и не современные пули с огромной пробивной силой, а старинные. Настолько старинные, что пулю надо было заряжать через ствол. Да и пуля на самом деле не пуля, а смех – свинцовый шарик. Какая у них, к чёрту пробивная способность? – Светлана произнесла это с некоторой излишней досадой, очевидно расстроившись, что упустила момент для поцелуя.

– Опять не так. – Возразила Мария. – Они стрелялись из мощных пистолетов Кухенрейтора с нарезными стволами. А у них-то с пробивной способностью было всё в порядке. В пятидесятых годах, знаменитый лермонтовед Андронников, проводил следственный эксперимент. Они, Андронников и его хороший знакомый, хранитель отдела оружия ленинградского Эрмитажа – Леонид Ильич Тарасюк, взяли аналогичный пистолет и выстрелили из него в свиную тушу, с нужного расстояния. Так вот пуля пробила её насквозь.

– Ого, неожиданно. Но по пистолетам тоже есть вопрос, вначале в описи фигурировали Лермонтовские, обычные, а потом их заменили на вот эти дальнобойные.

– Потому что Кухенрейторовские, были как раз Столыпина, участие которого скрывалось, вот и выдали, по началу другие, чтобы не подставлять его.

– А. – только и нашлась, что сказать Светлана. – Что же получается? Что всё ясно?

– Ну, в общем да.

Пока Светлана думала, чтобы такого возразить, в её кармане зазвонил телефон. Экран высветил вызов от Купцовой. – «Вот чёрт» – испугалась она и, вдруг, почувствовала себя неверным мужем, которому не вовремя звонит дурра-любовница. Она непроизвольно стрельнула коротким взглядом в сторону Марии, не застукала ли она её. Тут же поняла, что сделала это зря, что своим смущением, она как раз и показывает, что что-то не так. Постаралась придать лицу строгое выражение, отвернулась, и ответила, как можно более официальным тоном.

– Слушаю Волкова.

– О. – Удивился голос на том конце связи. – Теперь, я не вовремя?

– Да немного. Что-то срочное?

– Да. Мой хороший знакомый в РГАЛИ работает сегодня последний день перед отпуском. И если мы хотим что-то узнать у него, то подъехать нужно прямо сейчас.

Светлана посмотрела на часы.

– Двенадцать часов. Я сейчас на Арбате. По какому адресу нужно ехать?

– Выборгская улица дом три корпус два, это не доезжая до метро Водный стадион, если ехать на машине из центра.

– Когда там нужно быть?

– Я уже еду, и буду там минут через двадцать.

– Поняла, выезжаю. Где встретимся?

– Прямо у центрального входа.

– Хорошо. – Светлана нажала отбой и, с извиняющимся видом, повернулась к Марии. – Мне нужно срочно отъехать, извините.

Мария понимающе кивнула, и только. Её лицо снова осталось абсолютно нейтральным. – «Да, что ты будешь делать? – с расстройством отметила про себя Светлана этот факт. – Если бы ей сейчас позвонили, и она вот так прервала разговор, я наверняка бы расстроилась. А она, судя по всему, нет». На этой грустной ноте они кивнули друг другу, и Светлана пошла на выход. Только в машине она спохватилась, что так и не посмотрела на рисунки Врубеля. Вздохнула и повернула ключ зажигания.

Через сорок минут. РГАЛИ.

Купцова уже ждала её у входа, когда Светлана подъехала и стала парковаться неподалёку.

«Ох ты какая красотка. – с удовольствием отметила она внешний вид, встречающей её женщины – Интересно, для меня так оделась, или шикарно выглядеть, это её повседневный стиль?»

Выйдя из машины, Светлана огляделась вокруг, не припарковался ли кто-нибудь вместе с ней, но нет, ничего подозрительного не было. После этого посмотрела на Наталью, и помахала рукой, чтобы та её заметила, но это было лишним – она её заметила. И её раздевающий взгляд, так плотно прошёлся по фигуре Светланы сверху вниз, что она буквально кожей почувствовала его движение.

«Забавно опять оказаться в роли девушки за которой ухаживают. – Только и успела подумать она, как Купцова обняла её, поцеловала в щёку и тут же отпустила комплимент».

– Прекрасно выглядите.

– А вы так просто шикарно, и у вас опять какие-то интересные духи. Что это?

– Понравилось? – Спросила Наталья и наклонилась к Светлане ближе, одновременно, чуть откидывая голову вбок, и подставляя шею под ухом для прикосновения.

Движение было настолько естественным, что Светлана непроизвольно отозвалась на него, наклонилась, и почти коснулась носом нежного места, вдыхая интересный запах.

– Да, очень нежный. Что это? – Спросила она одно, а сама подумала совсем другое. – «Может плюнуть на всё и махнуть с ней, прямо сейчас, ко мне? Ведь не откажется?» – Чувствуется нежнейший жасмин, и что-то ещё очень приятное, но что не могу понять.

Купцова, уже привычным жестом взяла её под руку, и повела внутрь здания, помогая открывать двери и направляя в нужную сторону.

– Это Le Jardin de Monsieur Li от Hermès. Основная тем этого аромата – жасмин, а вторая нота этих духов – аромат мокрых камней.

– Оу. Очень тонко.

Они подошли к окошку пропусков, потом, с полученными там квиточками, миновали проходную, и Наталья, на правах завсегдатая, уверенно повела её дальше к нужному кабинету. На втором этаже, они нашли дверь с длинной надписью: «Научный руководитель чего-то там… Куприянов П. А.». Чего был научный руководитель Куприянов, Светлана прочитать не успела, так как Купцова уже стукнула пару раз костяшками пальцев в дверь и открыла её, опять пропустив Светлану вперёд и придерживая её за талию.

– Здравствуйте Павел Арнольдович. – Преувеличено жизнерадостно воскликнула она с порога, и, выпустив талию Светланы, пошла навстречу поднимающемуся из-за стола мужчине лет шестидесяти. Мужчина был невысок, сед, лысоват, и близорук. От близорукости он спасался с помощью огромных очков, а от всего остального с помощью спиртного.

«Типичный архивариус. – Подумала про себя Светлана, глядя на их радушную встречу, хотя спроси её, что обозначает это слово, и как выглядит типичный архивариус, скорее всего, затруднилась бы с объяснением. Но ведь и так ясно?»

Наталья, тем временем, извлекла из своей небольшой сумочки, невесть как поместившуюся туда литровую бутылку виски и протянула её Павлу Арнольдовичу.

– Ооо. – Простонал тот довольно. – Ну что вы. – Потом посмотрел на этикетку. – Ох ты ж, я о таком только слышал…

– Вот и отлично, а теперь попробуете.

– Этой бутылке место в музее, а не на столе… Она старше меня, небось?

– Нет не старше, но тридцать лет выдержки гарантированно есть.

– Вы меня балуете. – Сказал архивариус в предвкушении удовольствия, и убрал бутылку в какой-то правильный шкафчик. – Я тоже не терял времени даром. – Бодренько рапортовал он, стараясь отработать подарок, когда они сели. – Вот. – И взял в руки несколько листочков. – Судя по карточкам, ваша Кашина интересовалась Лермонтовым. За последний год она была здесь три раза. В первый раз двадцать восьмого февраля, и взяла она тогда, для изучения архив… И он принялся перечислять документы взятые для ознакомления, причём делал он это, таким монотонно скучным голосом, что Светлана непроизвольно начала зевать уже на третьем предложении. На четвёртом она стала клевать носом, а на пятом, чтобы не упасть со стула, встряхнулась и попросила перейти к последней карточке.