Партнеры

Переодевшись, Джон вышел в коридор, но инструктора там не увидел. Он подошел к деннику коня и растерянно спросил:

– Вы… Не на развязке?

– Нет, – сквозь решетку ответил ему Луи, – ты меня выведешь. Бери скребницу и щетку, чисть меня. Алекс, покажи ему, пожалуйста, где инструменты. Кстати, познакомьтесь: Алекс – Джон, Джон – Алекс. Алекс помогает тут, на конюшне. К слову, она знает намного больше твоего.

– Здравствуйте, – вежливо подала руку девочка, чуть смутившись от похвалы коня.

– Вот как, – улыбнулся Джон, пожимая ее ладошку. – Моя дочка лет через пять будет, как ты.

– Расскажешь ему что-нибудь? – предложил жеребец.

– Да, конечно, только за скребницей метнусь! – Фразу Алекс закончила уже на бегу.

– Хороший ребенок, – тихо сказал Луи. – Ее на конюшне все любят, включая немых.

Вернувшись, девочка подала Джону инструменты и в двух словах описала, как надо чистить лошадь.

– Да вы не гладьте его, а чистите, – засмеялась он, глядя на первые неуверенные попытки Джона, и показала пример. – Не бойтесь прикладывать силу, ему не больно, а даже приятно.

– Ага, я прям балдею, – ехидно вставил Луи.

– А ты вообще молчать должен, ты же лошадь, – хлопнула его по крупу Алекс. – Максимум – говорить «иго-го»!

– И-и-го-го, – с улыбкой подыграл ей Луи.

– Так-то, Беня, – похвалила девочка.

– Беня?! – прыснул Джон и хотел было добавить: «Как это мило», но, встретившись с выразительным взглядом инструктора, понял, что делать этого не стоит.

…Подседлав с помощью бригадира Луи, Джон вывел коня из конюшни и под его диктовку сел верхом. Алекс проводила их до выхода, а затем пошла дочищать оставшихся лошадей.

По дороге на плац Джону с Луи повстречался шедший рядом со своим конюхом серый в яблоках26 рослый конь Дик из соседней конюшни.

– Дик, дружище, как дела? – весело ржанул Луи.

– Луи, овес мне в нос, вот так сюрприз! Рад видеть тебя, – с удовольствием пряднул ушами жеребец. Они обменялись коротким приветственным обнюхиванием. – Нам с тобой и поговорить-то некогда: все наше время занимают эти «ковбои», – кивнул Дик на Джона.

– Это точно… Как твой-то?

– А-а… – Сосед фыркнул и махнул хвостом. – Шлепнулся вчера в грязь и обиделся. А то, что сам на скорости настоял – так, неважный для мировой истории факт… Возомнил себя великим седоком. Спесь с ним сбивать надо… Слушай, не в курсе случайно, сегодня овес-то завезли или как?

– Ну, ты заказывал? Так-то, бесплатно – не знаю. У нас немым не давали еще, может, кончился.

– Вот что за привычка людей не закупаться заранее. Ладно, бывай, не буду задерживать! – И кони, кивнув друг другу, разошлись.

Чуть погодя, проходя мимо левады, Луи с Джоном услыхали призывное ржание гулявшего там немого.

– День добрый, – крикнул ему Луи, мотнув головой.

– А ржать ему вы не будете? – поинтересовался Джон. – И вообще, всегда хотел спросить: а что означает промеж вами ржание?

– Хочешь знать? – оглянулся Луи. – Нет, ржать я не собираюсь, и вот почему. Представь себе, что ты сейчас повстречаешься с другим человеком и начнешь вдруг кричать. Никто не спорит, кричать можно с различным выражением, имея ввиду что-то конкретное, и при одновременном использовании языка тела тебя, возможно, даже поймут. Можно издавать всякие звуки: рычать, пищать, делать «о-о-о» или «ы-ы-ы»… Но все это не будет являться членораздельной речью, это не разговор. Это – пещерное общение времен каменного века, и с чего ты должен будешь ему следовать, коли тебе дано разумное и современное? Так и с нами.

Вместе с человеком внимательно слушая его объяснения, немой, словно согласившись, в конце протяжно заржал.

– Гу-гу, мой родимый, – ответил ему Луи и, улыбаясь, переглянулся с Джоном.

…После разминки на шагу Луи снова принялся мучить подопечного тряской рысью. Бедный Джон нелепо болтался в седле, раз за разом предпринимая абсолютно безуспешные попытки облегчиться, как вдруг он почувствовал, что характер движений инструктора странным образом изменился: они перестали быть резкими и толчкообразными, хотя скорость при этом ничуть не уменьшилась, а напротив, возросла! Еще не понимая, в чем дело, Джон попробовал было привстать и тут с немалым удивлением обнаружил, что и без того прекрасно сохраняет равновесие. Езда теперь напоминала неспешную качку, плавную и стремительную, ветер с увеличившейся силой был в лицо и вздымал черную гриву перед ним. Спустя три четверти круга после короткого перехода на привычную уже рысь Луи зашагал.

– Понял, что это было? – спросил он.

– Галоп?.. – выдохнул ошалевший от неожиданности Джон.

– Верно, друг мой. Понравилось? – До чего забавно разговаривать с новичком после первого в его жизни галопа – прям как с ребенком!

– Ага… Давайте еще? – попросил Джон, но Луи ответил:

– Погоди, передохни. Сделаем шаг, потом – рысь и опять поскачем. Движение во время занятия определенным аллюром называется «один реприз»: реприз шага, реприз прибавленной – то есть, ускоренной – рыси, реприз среднего галопа, – перечислил конь, неторопливо ступая по песку. Замолчав, он после непродолжительной рыси вновь поднялся в галоп. Перед тем он указал новичку на ошибки и погрешности в посадке и езде, однако все эти замечания не возымели никакого действия: Джон был слишком счастлив, чтобы включать голову. Он уже представлял себя и Луи в полицейской форме, во весь опор преследующими угнавших инспекторский автомобиль гангстеров…

– Руки куда дерешь, за ногами следи! – пытался вернуть его с небес на землю Луи. – Держись давай, недотепа!

– Я держу тебя, держу!!! – закричал в восторге Джон, вспомнив фразу из эпизода в другой серии, где Стив спасает Уолтера из цистерны с жидким бетоном…

После этого идиотского крика Луи решил срочно предпринять воспитательные меры и резко встал. Джон, практически не держась ногами, по инерции пролетел вперед. К счастью, галоп до этого был совсем небыстрый, так что, соскакивая, он успел ухватиться за голову коня и все-таки остался на ногах, обняв его морду и несколько испуганно уставившись в его огромный глаз.

– Пусти ты, – тряхнул конь головой. – Так. Садись, – скомандовал он. Вновь почувствовав на себе Джона, Луи принялся корректировать его посадку.

– Вперед не двинемся, пока не сядешь нормально!

Сейчас исправления занимали уже меньше времени: Джон потихоньку заучивал верное положение в седле.

Конь двинулся шагом, отрывисто бросая:

– Корпус, спину прямо, шенкель, руки к холке!

Заставив подопечного правильно прошагать пару кругов, Луи предупредил:

– Я сейчас опять начну галоп. Будь внимателен и не забывай делать то, что делаешь в данный момент: сиди ровно, не держись, а управляй поводом, колени прижми, пятки должны смотреть вниз. Отличие будет небольшое: двигай корпусом в такт мне, и при моем толчке вперед чуть давай мне повод, но не распускай его! Вперед, сейчас ты все поймешь!

На этот раз получивший урок Джон вел себя куда осторожней, стараясь как можно четче выполнять все, что услышал.

– Так, так, молодец, уже лучше! – Но и без похвал инструктора он почувствовал, что едет теперь более осознанно и толково, следя за движениями Луи. Вдруг Джон поймал себя на мысли, что движения эти – ритмичны! То есть, он и раньше подозревал, что каждый скачок ничем не отличается от последующего, но теперь ясно понял это на телесном уровне. А раз ритмичен галоп, то и рысь не должна являться набором хаотичных дрыганий… Желая проверить свое предположение, он сам попросил Луи сменить аллюр. Несмотря на то, что у Джона, как ему самому показалось, все равно так ничего и не вышло, Луи неожиданно заметил:

– Во-от, совсем другое дело! До идеала, конечно, еще далековато, но… Ты ведь начал чувствовать ритм? Давай так: я на шагу буду говорить тебе, когда привставать, и ты до конца уловишь суть.

Так они и сделали. На шагу у Джона, разумеется, легко получалось облегчаться, но как только Луи пытался рысить, он сбивался из-за усиливающейся тряски, и конь заново шагал. Потихоньку у Джона начало кое-что выходить, но в один момент Луи сказал:

– Все, шагаем в последний раз и завершаем. – И, предугадав вопрос подопечного, добавил: – Ты и так порядком устал, будет лучше, если передохнешь пару дней, а потом со свежими силами покажешь мне, чему научился. У тебя в голове все должно уложиться.

Только сейчас, слезая с седла, Джон обнаружил стоявшую за забором Алекс. Было похоже, что она давно наблюдает за занятием. И действительно, когда он подошел к девочке, она улыбнулась:

– Я видела, как вы свалились с Бенечки. Испугались?

– Ничуть, – улыбнулся в ответ Джон. – А ты давно тут помогаешь?

– Ага, почти два года. Меня Беня всему научил! – гордо поделилась Алекс.

Они вместе пошли на конюшню.

– Беня – от имени Бенедикт?

– Да, только вы его так не называйте, а то он обидеться может. Он одной мне это разрешает, сама не знаю, почему…

Поравнявшись с ними, Луи фыркнул:

– Потому что с твоих уст это звучит мило, а с его или чьих-либо еще будет звучать нагло! – И, не сбавляя шага, перегнал их.

– Не переживайте, – шепнула девочка, – вы еще подружитесь!

– Так мы и не ссорились вроде, – пожал плечами Джон.

– Он доверится вам, а вы – ему, – пояснила Алекс. – Он ведь только кажется таким строгим, на самом деле он очень добрый, я знаю!

Вышедший из конюшни Фил позвал ее. Алекс побежала к нему, а Джон, глядя, как она через пару секунд понеслась выполнять какое-то поручение бригадира, подумал: «Мистер Бенедикт прав, славная девчушка!»

***

Так проходили недели за неделями. С каждым занятием Джон узнавал все больше нового и привыкал к должному положению в седле на всех аллюрах, а Луи все внимательнее приглядывался к бывшему неумехе, а теперь полноправному свооему ученику, делая для себя выводы о том, можно ли было бы вылепить из него что-нибудь толковое. Его радовал спокойный и покладистый характер Джона, его способность не обижаться на резкие окрики, вроде: «Ты что повод дергаешь, а если б у меня трензель27 был?!» или «Опять плюхаешься, как мешок картошки!» А однажды, когда Джону после удачного галопа показалось, что и шагает он теперь чуть ли не с рыцарским достоинством, он попросил Луи прокомментировать посадку, ожидая похвалы, однако конь ответил:

– Ну, как бы тебе сказать, чтоб не обидеть… Видишь, лопата лежит? Вот если привяжешь ее к спине, будешь ездить почти идеально! – И с удовлетворением почувствовал, как понявший сей недвусмысленный намек Джон без слов выпрямился.

По вечерам Луи часто предлагал ученику остаться и помочь конюхам с ним и другими лошадьми: почистить, покормить, попоить – словом, поучиться уходу. Джон обрабатывал амуницию специальными средствами, отбивал денники28, расчесывал гривы и хвосты, с удовольствием слушал рассказы бригадира о характере и особенностях каждой из лошадей. Хотя, конечно, слишком надолго Джона не задерживали, помня, что у него семья и ранний подъем на работу.

Иногда, если он быстро управлялся с делами на конюшне и до автобуса оставался еще где-то час, Джон заходил к Луи в денник погостить. Опершись о кормушку или пристроившись сидя рядом с конем, он болтал, посмеиваясь, со своим строгим инструктором обо всякой чепухе, а порою между ними возникали довольно откровенные разговоры. Луи в непринужденной обстановке становился очень даже интересным собеседником.

– Так ты зачем ездишь-то? – спросил конь его раз, лежа в деннике и позволив ему удобно устроиться у себя на боку.

– Ну, – глядя на стену перед собой, Джон подумал, что теперь, пожалуй, не стыдно и рассказать ему о своих грезах. – Помните, шел по пятому каналу такой сериал лет двадцать назад: «Стив и Уолт»? Там были человек и говорящий конь, оба в полиции работали…

– Ха, как же, видел я этот сериальчик, – с усмешкой фыркнул Луи. – Неплохой в целом, живенький, но уж больно много ляпов. Так ты хочешь быть, как Стив?

– Да, между ним и Уолтом такое взаимопонимание, они…

– Угадывают мысли друг друга, всегда могут рассчитывать на верное плечо или холку товарища… – продолжил к его величайшему изумлению Луи и тут же со вздохом добавил: – Боюсь огорчить тебя Джон, – так не бывает.

– Я знаю, что это постановка, что не за такое короткое время, но…

– Нет, Джон. Так не бывает в принципе, и позже ты поймешь, почему. Однако, – предупредил конь расстроенный ответ повернувшего уже голову ученика, – однако в жизни бывает несколько по-другому, и в этом – своя необыкновенная прелесть. Ты поймешь, о чем я говорю, когда станешь немного опытней в верховой езде. Пока что думать обо всем этом тебе рановато, уровень мастерства не тот. Всему свое время, но, думаю, в итоге ты не пожалеешь. Что ж, теперь мне, по крайней мере, понятно, почему ты решил заниматься на говорящем коне.

Повисло короткое молчание, первым которое нарушил Луи:

– Я надеюсь, ты не берешь за образец езду Стива? Ездит он поистине ужасно!

– Да? – И оба весело расхохотались.

…Дома Джон специально ради интереса пересмотрел парочку серий и против ожидания отметил, что слова Луи были не везде верны. В сценах погонь и перестрелок Стив вполне уверенно и грамотно держался. Когда же Джон озвучил свое недоумение инструктору, тот фыркнул и тряхнул гривой:

– Удивляюсь я твоей наивности, Джонни. Это ведь каскадер! Или ты всерьез допускаешь, что один и тот же человек может так по-разному ездить: полный бездарь на шагу и профи на бешеном карьере29? Приглядись, у них же лица разные!

И тут конь оказался абсолютно прав. Джона даже несколько расстроило развенчание одного из самых главных киномифов детства: исполнявший роль актер Стива вовсе не являлся виртуозным всадником… Отсюда следовал другой вывод, в котором Джон себе не сразу признался: а было ли тогда между ними хоть какое-то взаимопонимание?..

Увидев на следующем занятии своего ученика в странной задумчивости, Луи всерьез забеспокоился, не бросит ли разочарованный мечтатель заниматься. Особенно опасения коня усилились после брошенной Джоном рассеянной фразы:

– Простите, мистер Бенедикт, это все глупо и наивно… Вот вы и сами говорите, что так не бывает…

– Но бывает по-другому, – поспешил Луи его успокоить. – Бывает лучше… Дай только срок.

– Правда? – с надеждой спросил Джон, и на некоторое время тема была закрыта.

Возвращение к ней было хоть и случайным, но неизбежным. Во время очередного занятия, когда настало время переходить на рысь, Луи сказал, что Джон должен уже сам определять момент смены аллюра.

– Но ведь вы разумны, мистер Бенедикт, – растерялся тот. – Должен ли я вами руководить?!

– Не то что должен – обязан, ты ведь человек, а я конь. – Чувствуя усиливающееся смущение ученика, Луи продолжил: – Джон, пойми, та чепуха, которой ты насмотрелся в детстве, с реальной действительностью не имеет ничего общего. Там лошадь и человек показаны как два напарника, как коллеги, словно они ровня друг другу. Но этого просто не может быть в жизни. Ты – человек, царь природы, это факт. Мы, какими бы разумными ни казались, никогда не сравнимся с вами. Мы – лошади, животные. Вы должны управлять нами, а мы вам – доверять. Конечно, доверие должно быть обоюдным, но вам принадлежит активная роль, этого не изменить и лучше не пытаться. Каждый должен быть на своем месте.

– Но ведь вы меня обучаете, – попробовал возразить сбитый с толку Джон.

– Да, пока ты неуч, пока еще не приобрел необходимые навыки, – согласился Луи. – Но постепенно нам нужно меняться местами, я должен больше подчиняться тебе… Не воспринимай мои слова, как трагедию, это норма.

Пройдя еще несколько шагов, Луи озвучил пришедшую вдруг мысль:

– Вот почему лучше сначала учиться на немых. С ними таких вопросов не возникает.

Они помолчали еще четверть круга, думая каждый о своем. Потом Джон среди гробовой тишины неуверенно спросил:

– Я… Должен быть главным? Управлять? Как царь природы?..

Это словосочетание – «царь природы» – прочно ассоциировалось у него с потребительским отношением к этой самой природе и совсем не вязалось с понятиями о партнерстве.

– Верно, – безжалостно подтвердил Луи. – Но должен быть именно «царем», а не «узурпатором», – уточнил он.

– Но что, если я хочу быть вам другом?..

– Следование своей природе вовсе не отменяет дружбы. Я ж не говорил, что буду теперь лебезить перед тобой, еще чего. Но я должен доверять тебе… Ты понимаешь? Мне необходимо быть уверенным в том, что все, что ты делаешь, – хорошо, и что подчиняться тебе будет для меня самого же благом. Я не обязан всякий раз думать за двоих, это скорее твоя задача, а я, раз уж разумен, могу быть на подстраховке и иногда советовать, если это уместно.

Луи знал, что сказанное им в корне меняет все представления Джона, буквально переворачивая их с ног на голову. Но не озвучить этого он не мог: умалчивание было бы равносильно чудовищному обману. Он смиренно ждал реакции ученика.

– Мистер Бенедикт, – сказал Джон после короткого молчания, – но ведь я… Я могу не справиться, я сам в себе не уверен, у меня нет опыта… Что же мне – отвечать за двоих?..

– Да не бойся ты, – фыркнул конь, – я не собираюсь всю ответственность взваливать на тебя, пока не увижу, что ты готов. Но вектор развития наших отношений тебе следует видеть.

– Ладно я, но вы – как же вам не страшно довериться мне, вы ведь меня не знаете! Вернее, знаете, но не так хорошо… Да и вообще – я ж не лошадь, что я могу понимать, как могу судить о том, что для вас лучше!..

Выслушав его, Луи Бенедикт III тяжело вздохнул и медленно, отчетливо проговорил:

– Вы не умеете доверять. Вы сами не можете довериться более высокой силе и не верите, что на это способны те, кто ниже вас. Вы не способны на партнерство…

Сказано это было с искренней горечью, в форме констатации факта. Вслед за этим Луи почувствовал, что наступил поворотный момент: либо горе-мечтатель сейчас психанет и все бросит, либо…

На пару секунд повисло тягостное молчание. Затем Джон сказал:

– Послушайте, мистер Бенедикт. Я взрослый человек, но веду себя, как ребенок, я это знаю. И я также прекрасно знаю, что вы ни в коем случае не ставили сейчас целью оскорбить или унизить меня, а напротив – старались быть предельно честным со мной, за что я бесконечно вам благодарен. Но прошу вас, я правда не понимаю… Объясните мне, пожалуйста, в чем смысл всего этого и чем же это лучше того, что показано в фильмах?

Его искренние слова и негромкий голос приятно удивили Луи. Оценив сказанное, конь повернул голову и скосил на него глаз:

– Немногие реагируют, как ты.

Похвала была приятна Джону, но ему, тем не менее, требовался ответ:

– И все же?..

– Гм. Одну минуту. – Жеребец видел, что ученик изо всех сил старается идти навстречу. Теперь важно самому не наломать дров и не оттолкнуть его.

– Дело в том… – Начав было, Луи снова задумался. Каким же образом следует донести до сидящего на нем человека главную идею своей речи так, чтобы он у себя в голове ничего не исковеркал?..

«А, скажу как есть: если он не совсем дурак, то поймет, как надо».

– Джон, дело в том, что я – конь. Говорящий, разумный, но – конь. Лошадь. Животное. У меня – инстинкты. Они и у тебя, конечно, есть, но мои мною управляют куда в большей степени, хоть тебе сразу это и не заметно. Однако из-за того, что я говорящий, я не встраиваюсь в понятие обычной лошади и посему вынужден решать задачи куда сложнее тех, какие стоят перед безмолвной скотиной. Мне приходится разговаривать с вами на вашем языке, учить вас и вообще принимать на себя во многом чисто человеческие функции. Я обречен делать это, потому что по вашим законам я уже не могу считаться простым животным, и у меня имеются моральные и юридические права и обязанности почти наравне с вами. Но даже их наличие и мой блестящий интеллект не отменяют того, что я – конь, и я устал играть несвойственную мне роль, я замучился включать логику и критическое мышление тогда, когда мог бы просто жрать траву, зазывать симпатичную кобылку или, взбрыкнув под седлом от вредности, покрепче получить шенкелем и пойти себе преспокойно дальше, зная, что получил за дело, и без возражений приняв правоту того, кто сверху. Я хочу – да, именно хочу – наконец, почувствовать, что могу опираться на четкий порядок, на чей-то авторитет, это вселяет ощущение безопасности и уверенности. Ты ведь знаешь, Джон, что лошади – от природы пугливые существа, даже говорящие, хоть мы обычно и не показываем своей боязни… Да, кому-то психология покажется рабской, но такова наша природа, наша суть, мы не должны идти наперекор нашим инстинктам. От вас же, людей, требуется диаметрально противоположное: пересиливая животное начало, вы должны постепенно становиться выше и осознанней, в этом и состоит для вас развитие и цель жизни. А наше дело – подстраиваясь, слушаться вас во всем и быть вам верными помощниками, в этом и состоит для нас истинное благо… И кто бы что ни говорил, это – чистая правда.

Пораженный этой тирадой, Джон не сразу нашел, что ответить.

– То есть… Партнерство заключается в том, чтобы дать вам быть теми, кто вы есть?..

– И самому быть собой. Да. Наконец-то ты понял… – выдохнул конь, устало опустив голову. Что за мысли в ней были, Джон не знал, но через несколько секунд не поверил ушам, услышав, как Луи, не сдержавшись, дрогнувшим голосом произнес:

– Иногда я жалею, что не родился немым.

И тут же, с силой тряхнув черной гривой, бодрым голосом громко скомандовал:

– Так, все, продолжим занятие! Корпус расслабили, спину прямо, пятки вниз и – пошли облегчаться: р-раз, два, раз, два!

Поняв, что загрустившему коню просто необходимо отвлечься, Джон подобрал поводья, прижал колени и стал старательно выполнять его указания. До самого конца занятия никто из них больше не сказал на щекотливую тему ни слова, вечером же они попрощались так, словно ничего и не было.

Дома Джон много думал над словами Луи. Поистине потрясающим открытием было то, что разум, который люди «подарили» некоторым животным, явился для последних вовсе не редким благословением, а, скорее, тяжкой повинностью… Это заставило его посмотреть на все с совершенно иной точки зрения. И Джон, сделав в соответствии с новой информацией определенные выводы, принял для себя окончательное решение.

…Наступил очередной день занятий. Александра сегодня быть на конюшне не смогла, конюхи Джордж и Сэм тоже были чем-то заняты, и бригадир Филипп, помня расписание и удивившись, что Джон опаздывает, решил сам почистить Луи.

– С чего ты решил, что он вообще придет? – мрачно спросил конь.

– Так ведь сегодня среда, – недоуменно пожал плечами Фил. – Он должен придти на занятие…

– Не факт, – перебив его, коротко бросил Луи и склонил голову к кормушке. Филипп быстро понял, что это значит.

– Вы повздорили? Что ты ему сказал?

– Не важно, что я ему сказал, ясно? Чисть давай, – нервно ответил Луи. Фил не обиделся: он прекрасно понимал, что Луи всякий раз очень переживает, когда уходит ученик, даже если причина от самого коня не зависит. Люди, желающие покататься на необычной говорящей лошадке, порою оказываются совершенно не готовы к тому, что чересчур мудрое животное станет разрывать их многолетние шаблоны…

Еще один загубленный талант чемпиона, еще один случай обманутого доверия, еще одна рана на сердце… Фил молча продолжил чистить коня.

– Сколько занятий прошло? – отрывисто спросил Луи.

– Восемь, вроде, – ответил бригадир. – Два осталось.

– Тем же хуже для него, – сердито пробурчал конь, в сотый раз кляня себя за то, что вновь не дотерпел до финального занятия с «сеансом психотерапии». Теперь, если Джон все-таки придет, это будет сущее мучение вместо целых двух занятий, которые могли бы быть весьма плодотворными. Луи с неприятным чувством представил себе глупый спектакль, который придется разыгрывать им двоим, натужно улыбаясь друг другу и делая вид, будто то, что они делают, очень нужно обеим сторонам… Да лучше уж пусть Фил перешлет бывшему ученику оставшиеся деньги по почте, вычтя их из зарплаты Луи!

Однако, как бедный конь мысленно ни упрашивал Джона не приходить, тот все же явился. Услыхав его шаги и голос, жеребец с безнадежным вздохом прикрыл глаза. В утешение потрепал его по шее, бригадир пошел встречать клиента.

Луи слышал, как они перекинулись буквально парой коротких фраз, однако слов не разобрал. Впрочем, он не слишком и пытался, ему было уже все равно. Затем Фил вернулся и позвал его в коридор.

Увидев коня, Джон улыбнулся и дружелюбно поздоровался. Молча кивнув, Луи лишний раз мысленно поблагодарил его за мирный характер.

Фил собрался пойти за седлом, но Луи остановил его:

– Погоди, Фил, возможно, это все ни к чему.

– Как ни к чему, я… – начал было Джон, но жеребец перебил его:

– Давай поговорим. Только честно, хорошо? Я не хочу, чтобы мы оба зря теряли время, я даже готов просить Фила вернуть тебе деньги за несостоявшиеся занятия и сам себе урезать зарплату, лишь бы не было клоунады.