Забавные, а порой и страшные приключения юного шиноби. Фантасмагория. Часть 1

Забавные, а порой и страшные приключения юного шиноби. Фантасмагория. Часть 1

Глава 1

Он остановился и замер возле дороги, и стоял, и слушал лёгкие звуки

Листья давно стали желты, а старик на холме играл печальную мелодию

Шиноби хотел бы остаться и дослушать её, но его ждала дорога

Ах, как красиво пела та флейта. Печальная музыка. Осень

Иной раз животное, что тянуло их повозку, то ли от скуки, то ли от природной подлости, цепляло на подкову задней правой ноги порцию дорожной жирной грязи и, нервно поддёрнув коленом, метало эту грязь назад. Целилось оно, видно, в нелюбимого хозяина, в возницу, но часть этой посылки иной раз перелетала через рябого мужичка, сидевшего на козлах, и залетала дальше, прямо на добротный армяк юного господина, как раз и нанявшего эту повозку для передвижения.

Возница в таком случае, сам стряхнув с себя грязь, оборачивался назад и неизменно извинялся за своё некультурное животное:

– Уж извиняйте, барин, – трогая края большой плетёной шляпы от дождя, говорил мужичок.

– Ничего, – сухо отвечал ему господин Свиньин, стряхивая со своего недешёвого, в общем-то, армяка прекрасного, насыщенного розового цвета кусочки грязи. Причём, стряхивая её, он старался не размазать грязь по ткани.

А возница, всё ещё чувствуя вину, пояснял:

– Козлолось она… Сами понимаете, барин, животная паскудности невыразимой. Спереди зазеваешься – так боднёт, сзади встанешь – так лягнёт, рядом остановишься – так укусит. Одно слово – козлолось.

Да, о дурном нраве этих крупных и сильных животных знали все. Так же как об их силе, выносливости и способности выживать даже в самых влажных хлябях.

– А без неё ну как в грязях жить? – продолжал мужик с философским смирением. – А никак, хоть ложись и помирай. Вот и приходится терпеть эту сволочь. Да ещё и кормить её и на случки водить, чтобы в буйство не приходила кажную неделю. Да… До буйства её лучше не доводить… – объясняя всё это, он, в отместку за грязь, тычет зверю в круп своим заострённым шестом-хореем, причём норовит уязвить козлолося в самое, так сказать, незащищённое место, отчего тот сразу прибавляет прыти и бежит по раскисшей дороге заметно быстрее прежнего.

– Давай, налегай, худоба, – подгоняет животное возница. И оглядывается, оглядывается… Видно, здешние пустыни мужичку не по нутру. Оно и понятно. Худые дальше пойдут места. Скоро, скоро уже должны начаться и хляби, а над ними, как и положено, будут висеть и миазмы, из серой пелены которых выходят не только безобидные миражи, но и вполне себе плотоядные жуткие твари. Скоро просто сырая пока что ещё дорога превратится в жидкую грязь. А пока не превратилась, возница хочет поговорить со своим не совсем обычным нанимателем.

– А что же это у вас, барин, никак берёза?

Он имеет в виду весьма редкую для этих мест вещь – светлый и отлично отполированный шест длиною в два метра, который молодой человек не выпускает из рук.

– Берёза то. Прекрасный материал, – отвечает ему господин странным для обычных людей слогом, поправляя на носу круглые очки с зелёными стёклами.

– Значица, барин, доверили вам копьё старшие товарищи?

– К тому я долго шёл. Доверили, – соглашается молодой человек, надеясь, что на этом расспросы и закончатся. Но нет…

– Значица, вы теперь настоящий синоби, – констатирует возница.

– Да. Мне звание присвоено, прошёл проверку я, – наниматель говорит это на удивление спокойно. Хотя любой другой человек таким фактом непременно гордился бы, а может быть, даже и выпячивал его перед всеми. Шутка ли – настоящий шиноби.

Правда, всё-таки он выдаёт некоторое своё волнение, поправляя свою шляпу-сугэгасу, которая, в общем-то, сидит на его голове так, как надо, и прекрасно защищает его лицо и, главное, очки от мелкой мороси.

«А теперь он поинтересуется моим возрастом», – думает Свиньин. И предугадывает, так как болтливый возница и вправду говорит:

– Вы уж извиняйте, барин, но… Больно вы молодо выглядите для синоби. Простите за вопрос, а сколько же вам годочков?

– Исполнилось четырнадцать уже, – отвечает Ратибор Свиньин.

– У… Четырнадцать… – возница снова поворачивается к своему нанимателю. Во взгляде его читается великое удивление. – А я думал, может, так молодо выглядите потому, что эликсир употребляете. А вы, значица, просто молоды так.

На эту похвалу в виде искреннего удивления молодой человек реагирует так, как и положено реагировать шиноби на всякую лесть или чрезмерные восхищения – то есть никак. Ни один мускул не дрогнул на его лице.

– Четырнадцать годков, – продолжает удивляться возница. – И уже синоби, – а потом он сокрушается: – А мой шалопай… В свои четырнадцать только смог с дружками над козой за амбаром надругаться.

– Он рано повзрослел, – констатирует Ратибор Свиньин скорее из вежливости, чем из интереса.

– Ага, – вздыхает мужичок. – Пришлось его женить, дурака, так как очень он стал опасен в этом смысле.

Юный шиноби не стал уточнять, в каком таком смысле сын извозчика стал опасен, но мужичка отсутствие интереса у пассажира не остановило, и он продолжал:

– А невесту взяли дуру, других-то вот так вот скоро не найти… В общем, взяли такую, ему под стать, да ещё и с таким приданным, что тьфу… – возница плюётся и от расстройства начинает тыкать хореем в зад своего козлолося. – Ну давай уже, до вечера хочешь плестись, что ли? Нам ещё обратно скакать, – и тут же повторяет удивлённо: – Четырнадцать лет, а уже синоби. Это… А я ведь тоже в молодости хотел пойти в учение. Завести почтовую станцию. У меня даже была уже бричка почтовая, но потом чего-то закружился, всякие дела у меня завелись. Я-то тут на извозе… Оно всё больше для души, люблю, значица, прокатиться, – он театрально обводит рукой, как бы привлекая зрителей к унылому пейзажу вокруг, – природу поглядеть. Свежим воздухом болотным подышать. А так-то я развожу козлолосей, ферма у меня… И не одна. Ещё есть всякие там инвестиции… Ага… Акции, опять же… Да уж… А извоз… Это так… Я тут отдыхаю от дел, со всякими людьми интересными, вот вроде вас, общаюсь… Ага, беседую…

А пассажир слушает его вполуха, всё больше глядит по сторонам, хотя глядеть тут, в этих пустошах, особо и не на что. Обычный камыш по краям дороги, крепкий, густой для такой дикой местности. Редкие деревья: чёрные, усеянные грибом-трутовиком стволы ив, с ветвей которых свисает блёклая ветошь поеденной болезнями листвы. В общем, унылые сырые пустоши, предвестники опасных чёрных хлябей, что воняют тухлятиной.

Ратибор Свиньин медленно тянет носом воздух и улавливает первые нотки знакомого запаха… Нет-нет, это пахнет не возница, и не его вздорное животное, хотя приходящий из болот запах и схож с их ароматами. Это долетают до его обоняния болотные соединения серы. Резкие, неприятные, а, как и всё неприятное, рождающие в неподготовленном мозге тревогу. Да, кажется, он уже доехал. Скоро владелец ферм и прочих инвестиций, любитель болотных природ тоже это начнёт замечать.

– А иначе как? – продолжает бубнить обладатель всяких разных и доходных акций. – Вот где я на своих фермах могу повстречать настоящего синоби? Да нигде… Там у меня одна сволочь, сын со снохой, – он вздыхает. – Жена опять же ещё. Поэтому я иной раз плюну на всё, да и иду немного подкалымить. Покататься по дорогам по всяким…

И тут поток его мыслей прерывается, и возница замолкает. Козлолось в упряжке уже не швыряется грязью из-под подков, а начинает брыкаться, бить в повозку ногами и мотать рогатой головой, оборачиваться и смотреть на возницу злым лиловым глазом: мол, а ты вообще знаешь, куда ты меня гонишь, идиот? Ты, что, ничего не чувствуешь?

Мужичок начинает вертеть головой и нюхать воздух. Нюхает, нюхает, сопит… Кажется, унюхивает. Поворачивается к своему нанимателю и, пошмыгав носом, говорит:

– Кажись, доехали, барин. Болото завоняло уже.

Ратибор мог бы ему сказать, что ехать по их уговору можно ещё версты две, он мог бы настоять на том, но хочет уже пройтись, размяться, да и, признаться, возница ему своей болтовнёй поднадоел. И тогда шиноби говорит мужику, выбирая взглядом место посуше:

– Отлично. Давай-ка встанем мы на том пригорке.

– Как скажете, барин, – возница доволен тому, что скоро уже сможет повернуть и поехать из этих мест обратно к дому.

И через несколько минут подбадриваемый уколами в круп козлолось втаскивает тележку на холмик, что возвышается над окрестностями, и там, на сухом, она останавливается. И шиноби, потянувшись и потом напрягая члены для стимуляции кровообращения, начинает выбираться из повозки. Его удобные и примотанные к ногам гэта очень высоки, бруски под подошвой достигают десяти сантиметров, эта обувь отлично подходит к мягким грунтам. Шиноби часто носят именно такие сандалии из-за их устойчивости в любой грязи или даже в воде по колено. Устойчивость многого стоит, при их-то неспокойном ремесле. Он ставит одну за другой сандалии на подножку повозки и затягивает покрепче ремни, что крепят обувь к ступням ног. Потом поправляет свои на удивление белые онучи, которые в окружающей грязи и сырости выглядят просто фантастически.

Затем шиноби берёт копьё, а потом и свою большую, сплетённую из коры ивы, заплечную торбу. Закидывает её за спину.

Копьё, вакидзаси за широким красивым кушаком, торба за плечами, очки на носу, перчатки на руках, а сугэгасу на голове. Всё, молодой человек готов продолжить путь пешком.

– Барин, а барин, – начинает возница заискивающе.

– Чего тебе, возничий? – интересуется Ратибор, хотя прекрасно знает, о чём заговорит мужик. И, конечно же, он оказывается прав в своих догадках.

– А на чаёк не поспособствуете? – ласково улыбается мужик.

– Ты не довёз меня. На чай не заслужил. Пей воду из болота, – говорит шиноби твёрдо, а сам расправляет лямки торбы на плечах, готовясь к долгому пути.

– Эх, барин, – сокрушается мужик. Но тут же надежда в нём оживает вновь, и он продолжает: – А может, по доброте всё-таки поспособствуете? На чаёк-то?

– Владельцу ферм и инвестиций, держателю доходных акций, что возит путников для удовольствия, а ещё для любования природой, не подобает как-то клянчить чаевые. Не кажется ль тебе?

– Э-эх, не срослося, – вздыхает мужичок. И начинает ширять своего зверя под хвост и разворачивать повозку. – Ну, давай, худоба, пошевеливайся, – а уже встав на обратный путь, кричит молодому человеку. – Ну, прощайте, барин!

– Прощай, возница многословный, – отвечает ему Ратибор Свиньин, начиная спускаться с пригорка. И, сойдя вниз, остаётся на пустынной дороге совсем один.

* * *

Никто не ждёт шиноби у очага, он редко куда-то торопится

Жизнь его проста, как чашка, в которой нет риса

Шиноби словно улитка на склоне. Весь его дом у него за плечами

И вправду, в его торбе имелось всё, что было нужно юноше. Чашка, ложка, нож для еды, ходули метровой длины, чтобы преодолевать глубокие места в хлябях, на концах ходуль – «пятки», чтобы они не уходили слишком глубоко в грязь и в ил под водою. Вместе с ними из торбы торчат концы бумерангов. Он носит с собой три штуки: два простых охотничьих и один боевой, у которого бьющий край имеет заточенную до бритвенной остроты железную пластину. Ещё в торбе был «стеклянный» дождевик. Конечно, великолепный розовый армяк Ратибора был хорошо провощён от простой воды, но если вдруг налетят жёлтые кислотные тучи, то лучше всё-таки защитить хорошую одежду и тело от обжигающей кислоты. Ещё у молодого человека в торбе был добрый кусок киселя из мидий, половинка хлебца из муки болотного каштана, несколько едких белых слив и баклажечка с коньяком из сладкого вьюна. Также там была пара чистого исподнего и две пары чистейших онуч, маска из отлично выделанной кожи саламандры – ведь случается так, что человеку в пути необходимо скрыть лицо, мало ли…, – толстая книга, завёрнутая в вощёную бумагу. А ещё там был запертый на ключ простой ларец из дерева обычной ивы.

Простой ларец в пару кило весом. Да…

Те, кто знает о шиноби не понаслышке, поговаривают, что главное оружие этих опасных бродяг – вовсе не копья и ножи, или какой-то там сай в рукаве. Нет, знающие люди говорят, больше всего нужно опасаться того, что шиноби носят в своих торбах и никому никогда не показывают.

Миазмы. Они в большинстве случаев невидимы. Но для невидимых испарений у человека имеется обоняние. И оно юношу не подводило. Запах серных соединений в неподвижном и сыром воздухе тут, за холмом, стал ещё отчётливее. А пренебрегать запахами настоящий шиноби никогда не станет. Миазмы «хитры» и поначалу могут казаться просто дурными и безобидными запахами, на деле же оказаться газом, наполненным самыми серьёзными токсинами, от которых поначалу может просто закружиться голова, а после можно получить и ожог носоглотки, а дальше – и тошноту со рвотой, а если и это всё не заставит человека принять меры, миазмы приведут и к потере сознания. И всем известно, что человеку, путешествующему по хлябям, сознания лучше не терять. Ратибор Свиньин сам один раз видел бедолагу, что вот так вот просто упал на дороге рядом с чёрной жижей болота. Вернее, видел он то, что от него осталось. А остался от человека лишь чисто обглоданный костяк, завёрнутый в кое-как сохранившиеся одежды. И тогда его сенсей Соловец сказал молодому ученику:

– Запомни то, что видишь, Ратибор. Убил несчастного не монстр болотный, его сожрали черви и мокрицы, когда он, потеряв своё сознание, свалился рядом с берегом болотным. Жук-водянец и крепкий клещ речной, все побывали здесь на этой скорбной тризне.

– Всему виной миазмы? – догадался в те времена ещё мальчик.

– Несомненно, – подтвердил учитель.

В общем, Ратибор Свиньин насчёт болотных газов не имел никаких иллюзий и сразу натянул маску, что до сих пор болталась у него под подбородком. Да, дышать через слои ткани, пропитанные неприятным составом и толчёным углём, было нелегко, но юноша на тренировках и испытаниях прошёл в такой маске сотни километров, так что ему было не привыкать.

Глава 2

Он шёл бодрым шагом, уверенно ставя устойчивые гэта во влажный грунт дороги. Молодой человек смотрел и под ноги, и по сторонам. Он был внимателен и сосредоточен, так как места, окружавшие его, были переполнены всяческими опасностями. Но пока что он мог идти быстро, так как дорога была ещё относительно суха и не спустилась в низины, где её непременно начнёт заливать жижа из болот. А пока его даже не волновало то, что капли грязи долетали до его чистых онуч. Ведь невозможно ходить по болотам и не испачкаться. И тем более, обращать внимание на брызги, когда тебя подстерегают опасности… ну, например, в виде ядовитой однолапой жабы весом в пару кило, которая решила выпрыгнуть и смачно харкнуть прохожему человеку в глаза. Но жабе пришлось подползти для плевка поближе к дороге, и это её выдало. Ратибор сразу заметил колебания на ровной поверхности болота и уже был готов к атаке. И едва жаба распрямила свою единственную лапу и поднялась на метр от жижи, как он ловко сбил её древком копья; и весь выплюнутый животным яд разлетелся веером на дорогу, и ни капли его не попало на чистый армяк юного шиноби.

Жаба, поняв, что у неё не вышло и весь накопленный ею яд растрачен напрасно, тут же сиганула обратно в свою тёмно-серую грязь. А Ратибор улыбнулся. Погордился самую малость своей ловкостью, точностью и концентрацией и зашагал под мелким моросящим дождём дальше. И вскоре, буквально через несколько минут, едва он взошёл на пологий холмик, через который проходил его путь, юноша увидал на дороге впереди себя купеческий тарантас, который перевозил какую-то большую кубическую штуку. И штука та была ещё и нелегка, так как телега тащилась по грязи не быстро.

Тарантас был не так уж и далеко, а Свиньин знал, что передвигаться по этим местам с кем-либо намного безопаснее, чем в одиночку, и решил догнать тарантас. Поэтому прибавил шагу, едва не перейдя на бег, и меж тем разглядывал груз в повозке. А груз был интересен, громоздок и накрыт рогожей.

«Негабарит какой-то».

Когда шиноби догнал торговца, его онучи были изрядно забрызганы болотной жижей, но это его ничуть не смутило: что ж тут поделаешь – дорога. И сам купец был тоже в грязи. Он не ехал в тарантасе, а шёл рядом, держа вожжи и поправляя рогожу на своём объёмном грузе. Мужчина был высок, немолод, его видавший виды плащ был в грязи, но ни старость его верхней одежды, ни грязь не закрывали больших цифр на спине плаща, это была дробь «одна шестьдесят четвёртая». Торговец обернулся немного нервно, когда услышал чавкающие в грязи шаги шиноби. Во взгляде его поначалу был страх, но едва он рассмотрел того, кто его догонял, так даже помахал рукой, поправил под маской пегую бороду и пробубнил едва различимо:

– Шалом вам! Меня зовут Барух Левинсон. Я бизнесмен из Чемодановки.

– И вам шалом алейхем. Я шиноби Свиньин, – Ратибор, подходя ближе, тоже помахал торговцу рукой со всем возможным дружелюбием.

А тот оглядел его теперь внимательнее и заметил радостно:

– Борух Ашем, вижу… точно… Вы синоби! Или лучше говорить шиноби?

– Нас можно называть и так, и эдак, – кивает Ратибор; он улыбается, хотя его улыбки под маской не видно.

– Настоящий синоби, вон и копьё берёзовое при вас. Как хорошо, что вы тут появились, а то иду совсем один. А тут жабы… Одна недавно чуть моему козлолосю глаза не выжгла. Опасные, – он трясёт своими серыми от седины волосами, что свисают из-под маленькой шляпы до плеч, – опасные места, – торговец озирается. – А ведь дальше ещё и низины пойдут. Там вообще болото дорогу заливает.

– Согласен, здесь места небезопасны.

Торговец опять оглядывает молодого человека:

– А вы вон в онучах. Грязи-то не боитесь? У меня вон сапоги из кожи барсуленя, и то волнуюсь.

Он для демонстрации приподнимает левую ногу. У него и вправду были размятые временами, влагой и дорогами почти бесформенные сапоги высотою немногим выше щиколотки.

– К дорогам мне не привыкать, – отвечает молодой человек. – А грязь – извечный мой попутчик.

– Извиняйте, а вы врачевать идёте, – интересуется торговец, – или, быть может… того, – тут он подмигивает Свиньину, – зарезать кого решили?

– А это как пойдёт, как сложится дорога, – отвечает ему Ратибор.

На самом деле у него была миссия, его первая в жизни миссия, но разве шиноби будет распространяться о своих делах?

«Научись скрывать не только свои действия, но и помыслы», – гласило одно из первых правил в науке выживания, что постигал он с самого детства.

– Эй, Борух… – вдруг доносится из-под рогожи.

«Груз, кажется, заговорил!». Шиноби заинтересован.

Молодой человек смотрит внимательнее на то, что возвышается из тарантаса, и видит, как края рогожи расходятся и из-за неё на него смотрит… человеческий глаз.

– Чего тебе, проклятый, чего ты вылезаешь? Сиди там себе спокойно, – возница одёргивает рогожу, закрывая глазу обзор.

Но юный шиноби замечает за рогожей железные прутья. Он понимает, что торговец в тарантасе перевозит… клетку.

– А кто это там с тобой? – доносится из-под рогожи.

– Не твоё дело, сиди, говорю, – беззлобно отвечает торговец. И, уже поворачиваясь к молодому человеку, поясняет: – Вот, еретика по случаю прикупил.

– Еретика? По случаю? – уточняет Ратибор. Ситуация становится всё интереснее. – Звучит всё это странно.

– Ну да… Гатчинский палач подлюку продавал. Трибунал постановил этого гада сжечь как вредоносного… А денег на трутовики палачу не выдал, а палачу оно надо – трутовики для костра на свои кровные покупать? Нет, ему оно вообще не надо, вот он и решил этого продать. Аукцион в ближайшей столовке собрал. Там люди кушали фаршмак и торговались понемногу, а я еретика и выкупил, – торговец смеётся. – Больше всех за него дал… Уж потратился, но думаю, дельце оно верное. Эта сволочь у меня непременно окупится.

– Сам ты сволочь! Ну ты погляди, какой козёл! «Окупится», говорит! «Окупится!» – зло орёт еретик из-под рогожи. И тут же начинает страдать: – А-а-а… Господи… Ну за что мне всё это?! – кажется, он в своей клетке шевелится и теперь рыдает ещё. – И никакой я не еретик. Я честный математик. Математик! Преподаватель. А Трибунал ошибся. Отцы-раввины не разобрались в ситуации, – и тут математика снова разбирает злость, и он добавляет с раздражением: – Потому что дуболомы… – а потом и орёт изо всех сил, так орёт, что пугает болотную живность: – Дуболомы! Сволочи!

«Ишь как его качает, от плача до проклятий один шаг! – замечает юный шиноби. – Психически несчастный не стабилен. Да разве можно быть стабильным, узнав, что на костёр тебя везут?!».

– Вот! – многозначительно произносит торговец и смотрит на Ратибора, ещё и рукой указывая на повозку: ну, это вы видели? Вы это слышали? И потом продолжает: – Тебя, подлеца, только за эти слова о священном Трибунале уже спалить надо. Трибунал не разобрался в ситуации! Надо же такое придумать?! – он качает головой. – Э-э… Правильно раввины тебя приговорили к сожжению, абсолютно правильное и взвешенное решение, и как рядовой представитель истинного народа, я полностью одобряю приговор Суда.

– Торгаш поганый, – доносится раздражённое из-под рогожи, – тупой барыга… Ба-ры-га… Что ты там в своей деформированной черепной коробке одобришь? Одобряет он! Тупой кусок свиньи! И главное, чем? Чем ты там можешь одобрить? У тебя в башке болотная жижа. Латентный ты пожиратель сала. Ты ведь даже сути нашего спора с раввинами из инквизиции понять не можешь. А туда же… Одобряю я! Купил… Негодяй, поганый торгаш… Купил меня и радуешься? А я, между прочим, страдаю за истину!

– Заткнись, я тебе сказал… За истину он страдает. – в общем-то беззлобно отвечает на все эти выпады еретика торговец Борух, – заткнись по-хорошему; не угомонишься – набросаю тебе в клетку водяных клопов, – он ухмыляется и качает головой. – Поглядите на него – каков… Отцы-раввины не разобрались в ситуации! Да у любого из них в мизинце мозгов больше, чем у тебя! Математик он, видите ли!

– Подлец! – ревёт из-за рогожи еретик. – Тупая ты башка, в которой все извилины давно сложились в кукиш! Откуда ты знаешь, у кого сколько мозгов… Ты же только барыш и можешь посчитать. Да и с этим, судя по тебе, у тебя не очень… Чёртов недоумок! Ещё берёшься судить мудрых.

Глаза торговца начали наливаться кровью, он уже собрался ответить что-то своему пленнику, сказать тому какую-то грубость или ругательство, но Ратибор его опередил вопросом:

– Послушайте, а в чём здесь цимес? Мне ваши инвестиции совсем не очевидны.

Торговец сразу подобрел и забыл про ругань, видно, мысли о прибыли настраивали его на душевный покой:

– Так это же просто – по договору с палачом Гатчины я должен этого, – Барух кивает на клетку, – хулигана сжечь. Но я подумал: а чего же сжигать его просто так. Сожжение впустую… это же нелепое расточительство. Такое интересное событие можно к чему-нибудь приурочить. Ну, вы понимаете…

– Простите, но не очень… – шиноби всё ещё не улавливал мысли.

– Ну, к примеру, вы соберётесь открыть, допустим, небольшой перегонный заводик, или сверчковую ферму, и хотите придать этому событию какую-то значимость… И тут я… А пожалуйста… не хотите ли ритуальный костерок с настоящим еретиком, чтобы всем вашим знакомым запомнилось это событие?

– Сволочь ты! – ревёт из тарантаса еретик. – Чтоб ты сдох! Вместе с открытием своей сверчковой фермы!

Он даже тянет руку из-под дерюги, чтобы схватить Боруха, но тот легко уворачивается от скрюченных пальцев пленника и продолжает выкладывать юному попутчику свои неординарные прожекты:

– Или, опять же к примеру, вы уважаемый человек и выдаёте свою дочь замуж. И что?

– И что? – Свиньин начинает догадываться, но всё ещё не уверен в своих догадках.

– Вот и я вас спрашиваю: и что? – продолжает торговец. – Чем вы удивите людей? Подумаешь, свадьба дочери. Может, вы пригласите сто человек гостей, и что, думаете, ваши соседи удивятся и скажут: как хорош был Борух? – он качает головой с полным сожалением. – Молодой человек… Я вас умоляю, – торговец машет рукой на шиноби так, как будто это он его расстроил, а не какие-то гипотетические люди. – Они сразу скажут: подумаешь! Вот удивил! Да у Ицхака на свадьбе его третьей дочери было сто двадцать гостей! А ещё в прихожей раздавали настоящую мацу всем бродягам с улицы.

– Полагаете? – вежливо интересуется шиноби.

– Полагаю? – почти возмущается торговец. – Знаю! – он кивает головой. – Я знаю этих людей. То сволочи, а не люди! – и тут же оживляется. – Но если вдруг на свадьбе дочери вы решите сжечь еретика… – он поднимает палец к небу…

– Сволочь – это ты, а не люди! – доносится из клетки.

– Молчи, подлец! Не мешай! – коротко бросает торговец и продолжает: – Но если вы сожжёте на свадьбе еретика… прямо перед «Мазельтов»… все скажут: вот это была свадьба. Её потом ещё лет десять будут вспоминать… Уверяю вас! Уверяю!