Маргарет и Кент

То, что Винсенте вдруг собрался уехать, стало полной неожиданностью для Маргарет. У нее было всего несколько минут для того, чтобы осознать – вот сейчас ее любимый мужчина сядет и уедет в этом автомобиле вместе с немцами. Без нее и Мишеля! И неизвестно, увидит ли она его еще когда-нибудь!

– Любимые мои, родные! Мы обязательно будем вместе! Я люблю вас больше всего на свете, больше жизни! – Кент прижал к себе жену, стал целовать то ее, то малыша и все обещал, что обязательно за ними вернется. И что он не мыслит своей жизни без них и сделает все, чтобы разлука была недолгой.

Маргарет расплакалась, но что она могла поделать? Увидев слезы матери, на всякий случай разревелся и маленький Мишель.

Кент сел в машину и уехал. А Маргарет вернулась в свою комнату, не раздевая сына, вытащила его из коляски, оставила ползать на дощатом полу, сама упала лицом в подушку и прорыдала до позднего вечера. Господи, она даже его настоящего имени не знает! Ни имени, ни фамилии. Ни-че-го! В тот день она почему-то была уверена, что видит своего любимого и самого дорогого в мире Винсенте в последний раз.

Глава 12. Мать-одиночка

Когда закончилась война, из лагеря с малышом на руках Маргарет, первым делом, пересаживаясь с одного поезда на другой, иногда оказываясь в товарных вагонах, направилась в Марсель – на поиски Рене.

Наверное, это просто чудо, но ее старший сын вполне благополучно прожил до конца войны в католическом пансионате в предместьях Марселя, и был жив и вполне здоров. Мальчик вытянулся, был очень худым, совсем отвык от матери и первые дни неохотно давал себя обнимать и вообще нежничать. Женщине с младшим ребенком позволили немного погостить в пансионате. Рене постепенно оттаял и поверил в то, что его пансионатская, а, по существу, казарменная жизнь, наконец-то изменится в лучшую сторону. Во Франции его маме предстояло еще уладить кое-какие формальности, получить на всех троих новые документы, сходить на съемную квартиру, где Маргарет и Кент жили до ареста.

Хозяйка той квартиры, кстати, оказалась на удивление порядочным человеком, она сберегла и вернула Маргарет старый чемодан, в который была аккуратно сложена кое-какая одежда и обувь, и даже шкатулочка с драгоценностями. Разумеется, что-то было безвозвратно потеряно, но по крайней мере среди вещей было кольцо с надписью «Ради тебя я готов на все!». Неожиданное возвращение символа помолвки с любимым мужчиной показалась Маргарет добрым знаком, нашлось кольцо – найдется и Винсенте.

Надолго задерживаться в Марселе не было смысла, Маргарет с сыновьями поехала в Брюссель, там была хоть какая-то надежда найти знакомых, а значит поддержку для жилья и работы.

Изабелла Русполи, вдова итальянского принца, встретила ее в Брюсселе радушно, как родного и близкого человека, и, как и обещала, стала во всем помогать. Маргарет досталась роль управляющей брюссельским имением синьоры Русполи, она справлялась со всеми поручениями своей хозяйки ответственно и усердно.

В 1945 году Маргарет было всего тридцать три года. И в свои тридцать три и потом у неё не было отбоя от поклонников и даже женихов – такая она была красивая. Но сердце Блондинки оставалось холодным, и все ухаживания пресекались на корню, она искала и ждала своего любимого мужчину – Винсенте.

Время от времени Маргарет писала письма и в Красный Крест, и в посольство Советского Союза в Бельгии – с запросами на поиск бывшего разведчика Кента, советского гражданина, легализованного в Бельгии в 1938-1945 годах под именем Винсенте Сьерра. Но получала всегда один и тот же ответ: «Нет информации о гражданине Советского Союза с таким именем или псевдонимом».

Глава 13. Сорок пять лет спустя

В начале девяностых я больше не работала медсестрой. Я вообще нигде не работала, была замужем и переквалифицировалась в домохозяйку. У нас с Пьером подрастали сыновья-близнецы. Когда у меня было время, я с удовольствием предавалась своему новому увлечению – писала рассказы для детей. Некоторые из них даже напечатала местная вечерняя газета.

Однажды на улицах Брюсселя появились красочные афиши международного циркового представления. Само по себе это не стало бы поводом повести моих мальчишек в цирк, но на афишах значилось имя испанского фокусника Мишеля Барча-Зингер, и отказать себе в любопытстве еще раз встретиться с сыном Маргарет я не могла.

Представление было самым обычным, возможно, я просто не люблю цирк, но мои мальчишки с первой минуты были в восторге. После выступления фокусника я лихо пробралась сквозь ноги зрителей, сидящих в нашем ряду, подбежала к манежу и протянула артисту, вышедшему на второй поклон, заранее купленные цветы. Мишель, конечно, меня узнал и позвал за кулисы, когда закончится вся программа.

В прокуренной пыльной гримерке мы обнялись с Мишелем, я представила ему своих близнецов, и аккуратно спросила:

– Я знаю, что Маргарет была неизлечимо больна, но ее во вполне приличном состоянии выписали тогда из госпиталя домой. Что с ней было дальше?

– Вы же медик и знаете, что у пожилых людей онкологическая болезнь может развиваться довольно долго. Она прожила после этого еще какое-то время, последний месяц находилась в хосписе, и в 1985 году мы ее похоронили. В Брюсселе на городском кладбище.

– О, боже! Бедняжка, Маргарет! Она так и не дождалась своего любимого советского разведчика?

– Нет… увы!

И тут он вдруг буквально ошарашил меня вопросом:

– А вам интересно было узнать, почему Кент к ней не приехал? Что с ним было в это время и потом? – заговорщицки подмигнул мне Мишель.

– Мишель! Не может быть! Вы что, его нашли? В это невозможно поверить!

– Да!

– Но как?

– До сих пор не знаю, как все так удачно сложилось… Вы ведь помните того писателя, Леопольда Треппера?

– Конечно, помню, он несколько раз приходил к Маргарет, когда она в первый раз лежала в нашей больнице. Ей тогда даже еще и не ставили в диагноз онкологию…

– Да, именно! Тот самый мужчина, после встреч с которыми она впадала в депрессию. Она его знала также и под именем Жан Жильбер.

– Да, именно так, я хорошо помню!

– Оказывается, Леопольд Треппер встречался с моим отцом после войны, он знал, что по крайней мере в шестидесятых годах, мой отец был еще жив, но ни словом не обмолвился об этом при беседах с Маргарет.

– Вот негодяй!

– Все гораздо сложнее. Когда он встречался с моей мамой, он, думал, что до того времени папа действительно не дожил! И надо отдать должное Трепперу, он первым все-таки открыл маме настоящее имя Кента – Анатолий Гуревич!

– Леопольд Треппер или, как мне привычнее, Жан Жильбер, как демон пронесся по судьбе ваших родителей, он действительно писатель?

– Да! И больше того, он написал книгу о брюссельской резидентуре, «Большая игра», где вывел образ Кента как трусоватого сибарита, который ради своей любовницы был готов забыть про все на свете! Помните это мамино кольцо с изумрудом? И эту надпись: «Ради тебя я готов на всё!» Безобидные слова любви на гравировке кольца стали для отца обвинением в предательстве и в последствии одним из параграфов в приговоре. Треппер думал, что и Гуревич давно умер, сгинул в советских лагерях, да теперь к тому же и дни Маргарет были сочтены, поэтому не опасался, что кто-то возьмется опровергать свободный полет фантазии в излагаемых им событиях. «Большая игра» – очень несправедливая, на мой взгляд, книга.

– Как вы деликатно об этом сказали…Полет фантазии? А ведь действительно, какая несправедливость! Если бы это было так, как придумал в своей книге Жан Жильбер, то Маргарет и Кент жили бы где-нибудь в Европе или в Америке – вместе долго и счастливо, а они… Всю оставшуюся жизнь стремились друг к другу! По крайней мере, Маргарет мечтала об этой встрече. А Треппер… Как он мог! Он очень плохой человек! И писатель плохой…

– Не стану оценивать его литературный талант, мне, конечно, очень неприятно было читать «Большую игру». Но что я бы ему сказал при встрече? Тем более, что Леонид Треппер умер почти сразу после того, как его книга была опубликована! Своей смертью… Он умер даже раньше моей матери! Ирония судьбы.

– Надеюсь, она не читала его книгу?

– Нет!

– Бог с ним, с Жаном Жильбером! Но как же вам удалось найти Кента?

– В Советском Союзе началась перестройка, потом не стало и самого Советского Союза. По мотивам книги Треппера уже в новой России сняли фильм «Красная капелла». Там акценты в сюжетной линии были несколько смещены – потому что в отличие от писателя сценаристам к тому времени было известно, что Кент, а точнее Анатолий Гуревич, не просто жив, а уже полностью реабилитирован. Впрочем, и там образ моего отца получился не слишком героическим. Даже наоборот. Потом фильм показали по испанскому телевидению, я совершенно случайно его увидел и связался с продюсером, потом со сценаристом, и в итоге у меня оказался телефон отца…

– Он жив! Как здорово! И где же он?

– Он живет в Ленинграде!

Как и положено профессиональному артисту, в своем рассказе Мишель взял небольшую паузу, чтобы усилить интригу, а затем торжественным голосом продолжил:

– Сейчас мой отец в Брюсселе! Да! Мы специально с ним так подгадали, чтобы встретиться. У меня были запланированы гастроли, а он приехал посмотреть и на меня, и на места своей молодости. Папа вчера был на моем представлении, а сегодня остался в отеле. Мне так непривычно еще говорить это слово – папа… А хотите, поужинаем вместе? Он до сих пор прекрасно говорит и по-французски, и по-испански.

– Да, конечно! Только отвезу детей домой.

Мы завезли моих мальчишек и сдали на попечение Пьера, а сами с Мишелем отправились в отель, где его ждал отец, Анатолий Гуревич.

Мы ужинали в ресторане при отеле. Напротив меня сидел тот самый мужчина, которого Маргарет любила всю свою жизнь! Как же все это удивительно!

Анатолий Гуревич, как и Мишель, был похож на французского артиста Фернанделя, только, соответственно, в зрелом возрасте. По моим подсчетам Кенту еще не было восьмидесяти лет.

Русский мужчина был невысоким, сухощавым и вполне энергичным. Как же жаль, что Маргарет так и не дождалась своего Кента! И какое же счастье, что хотя бы сын встретился, наконец, с отцом!

– Никогда не видела настоящих живых разведчиков, – призналась я, чтобы как-то начать разговор и расположить к себе собеседника, – а вот книг про них прочитала немало… Какая же интересная и опасная это профессия, сколько всего надо знать и предвидеть…

– В жизни все случается не совсем так, как в книгах, – усмехнулся Кент, он действительно говорил по-французски почти без акцента, – а точнее, совсем не так! Писателям свойственно все приукрасить, закрутить сюжет поострее, покруче. Чтобы читали, чтобы книжки покупали. И потом, книги про разведчиков стали писать не так давно. Уже после войны! В конце тридцатых годов, когда меня молодого лейтенанта, только что вернувшегося с войны в Испании, направили в московскую школу разведки, я и знать не знал, как там все происходит! Я и после школы разведки тоже толком ничего не знал.

Кент отложил в сторону свою курительную трубку и потянулся к пачке с сигаретами, которая лежала справа от тарелки Мишеля.

– Хорошие у тебя сигареты, сын. Вкусные! У нас тоже такие сейчас начали продавать. Я одну только возьму. Ты мне такие же купи, я сейчас денег тебе дам! Сколько франков надо? – обратился Кент к сыну.

– Оставь ты свои деньги! Сейчас официанта попросим, он принесет, – отозвался Мишель.

– Так через официанта будет дороже, чем если в баре купить, – подмигнул Кент, гордый, что знает и помнит про здешние порядки.

– Ты, папа, не отвлекайся, рассказывай! Мне тоже интересно!

Кент прикурил сигарету, сделал глубокую затяжку и продолжил:

– Меня тогда просто вызвали, куда следует, и спросили: «Вы готовы работать на благо нашей Родины? Речь идет о работе за рубежом… Разумеется, после прохождения дополнительной подготовки…» Я растерялся, что тут ответишь. Честно говоря, если после Испании я чего-то и хотел, так только повидаться с родителями и немного отдохнуть. Настроился, что к началу учебного года вернусь в свой Ленинградский институт» Интурист… А они мне: «У вас будет возможность и отдохнуть, и повидаться с родителями. Уж поверьте, такую работу мы предлагаем не всем вернувшимся из Испании». «Я понимаю. Я согласен!» Я даже представить себе тогда не мог, как можно было сказать: «Нет, я не готов служить своей Родине!» Или: «Я устал и просто хочу домой, к маме и папе!» Не принято у нас было так отвечать заместителю начальника Главного разведывательного управления. А они мне: «Вот и славно! Вам подготовят все необходимые документы. Завтра вы, как и хотели, поедете в Ленинград. Повидаетесь с родными. Потом отдохнете в санатории, в Кисловодске. Через месяц явитесь к нам, начнем спецподготовку. И вот, представляете, любимый Ленинград. Раннее утро. Привычный путь от Московского вокзала домой. Чемодан полон заграничных подарков. Я одет с иголочки и похож на иностранного гражданина. Девушки, спешащие рано утром на работу, оглядываются вслед. Красавец! Как жаль, что они не знают про то, что я – герой испанского Сопротивления и представлен к высокой правительственной награде – ордену Красной Звезды. А я пока не знаю, что никогда этот орден не получу, потому что Сталин, раздосадованный победой франкистов, одержанной через несколько месяцев, отменит все представления к наградам за участие в боевых действиях в Испании. Они будут лишь у тех воинов-интернационалистов, кто получил свои награды в самые первые годы Сопротивления.

Мой отдых кругу родных длился недолго. И вот я уже опять в Главном разведывательном управлении. Там принято решение поторопиться с организацией резидентур не только в самой Германии, но и в соседних с ней государствах. Про разведку я ничего не знал, думал буду радистом или шифровальщиком. Мне деликатно объяснили, что, да, основам радиосвязи и шифрования меня тоже обязательно научат. Но это не главное. «А что главное», – разумеется захотел уточнить я. И получил четкий ответ: «Строжайшая секретность! Никто, кроме обозначенных нами лиц, не должен знать ничего, что касается вашей работы. Даже родители!» Меня, разумеется, волновало, смогу ли я с ними переписываться? Просто сообщать, что я жив и здоров? И получил ответ: «Да, это мы сможем организовать. Мы сами будем сообщать им время от времени, что с вами все в порядке. А для этого вас следует очень хорошо обучить нашему непростому ремеслу».

Кент прищурился и продолжил свой рассказ:

– Меня, кстати, в тот день спросили, есть ли у меня любимая девушка? Я честно ответил, что нет! Влюбленности были, конечно, все-таки мне было тогда уже 25 лет. Я быстренько вспомнил всех, в кого был безнадежно и безответно влюблен и, на всякий случай, промолчал. Если что и было – так не взаимно! Тогда еще меня строго-настрого предупредили – про прошлых и будущих девушек придется забыть. Не просто предупредили, а это был приказ! Среди горничных, домработниц, дам легкого поведения или представительниц высшего общества вполне могут оказаться вражеские агенты. И это, как выяснилось, не единственное ограничение, которое предстояло осилить. Да, в разведшколе мы зубрили азбуку Морзе, овладевали навыками работы с шифровальными кодами, разбирались с устройством радиопередатчиков… Про суть работы толком ничего не объяснили, все, сказали, понятно будет в процессе. Как я потом догадался, мои командиры и сами не особо понимали, в чем эта суть. И как-то очень скоро, с документами на имя уругвайского гражданина Винсенте Сьерра, меня отправили в Бельгию…

– Вы испанский язык хорошо знали, откуда? – мне было интересно, сколько же лет надо было учиться, чтобы тебя приняли за уругвайца.

– После школы я полтора года учился в Ленинграде на испано-французском отделении института «Интурист», потом десять месяцев воевал в Испании. В ГРУ мне подробно объяснили, что один из вариантов легализации разведчика в иностранном государстве – проживание в чужой стране с паспортом советского гражданина, но под чужим именем и с занятием вполне легальной деятельностью. Тогда же еще было мирное время. Пока только в Испании шла гражданская война. Но это был не мой случай! Мне предстояла более сложная, многоступенчатая легализация. Из Ленинграда я добирался через Швецию и Францию. И два раза в дороге менял имена и, соответственно, использовал разные паспорта. Вот, пожалуй, и самые главные конспиративные хитрости того времени. По замыслу ГРУ,

Анатолий Гуревич превратится в путешественника из Уругвая Винсенте Сьерра уже в Бельгии. Молодой человек с таким именем приедет в Брюссель, чтобы заняться каким-нибудь бизнесом. Качественно изготовленный уругвайский паспорт, уверенная испанская речь и кошелек, туго набитый деньгами, помогут молодому разведчику сыграть непростую роль. Информацию я должен передавать под псевдонимом Кент. Псевдоним предназначен только для своих. Свои – это Центр и члены резидентуры. Все остальные – чужие.

– Так вы стали Винсенте Сьерра…

– Да! И еще мне в Москве дали наставление, вроде как совет – чтобы окружающие не сомневались, что перед ними настоящий уругваец, недостаточно только уругвайского паспорта и знания испанского языка. Надо как минимум знать обычаи и нравы Уругвая. И особенно города Монтевидео, откуда я, якобы, родом. Знать до такой степени, чтобы, случайно встретившись в Бельгии с каким-нибудь настоящим уругвайцем, не оказаться в ту же минуту в безвыходном положении. Пришлось мне в библиотеке изучить и зазубрить названия и расположение улиц, памятников архитектуры, садов и скверов в Монтевидео. Знать, какие деревья и цветы растут в Уругвае, какие сельскохозяйственные культуры выращиваются, есть ли промышленность. Кроме того, изображая в Европе бизнесмена из Уругвая, надо было вести и соответствующий образ жизни. Например, организовать какой-то реальный бизнес, вжиться в роль до такой степени, чтобы ни у кого из окружающих не возникало даже тени сомнения, что перед ними богатый уругваец. Даже в мелочах: в умении одеваться, носить шляпу, галстук, перчатки, вести себя за столом, в театре, в обществе, бранить прислугу. Сколько было таких ситуаций, когда я был близок к провалу! Казалось, вот-вот и все раскроется…

– Папа у меня очень эрудированный человек! – уточнил Мишель, – Просто поражаюсь, сколько он всего знает, как все помнит!

– Ладно тебе! Сколько же раз я, неопытный юноша, оказывался в более чем щепетильных ситуациях! Мои руководители и наставники тоже не слишком разбирались во всяких шпионских тонкостях. Например, гостиница, где мне следовало остановиться по прибытию в Брюссель, была назначена еще в Москве, и располагалась неподалеку от Северного вокзала. Несмотря на небольшое расстояние от вокзала до гостиницы, для поддержания образа респектабельного иностранного туриста мне следовало подъехать туда на такси. Помню, как вынул из кармана бумажку с названием гостиницы и с гордым видом протянул ее шоферу. «Месье уверен, что ему надо ехать именно в эту гостиницу, а не в какую-нибудь другую?» – изумленный таксист говорил по-фламандски. Я сделал вид, что не очень его понимаю, и показал написанное размашистым почерком полковника ГРУ название бельгийского отеля еще раз. Мы подъехали к отелю через две минуты, и я сразу понял, что встревожило шофера. Молодой со вкусом одетый уругвайский бизнесмен смотрелся чужеродно в этом, мягко говоря, заведении низшего разряда. Никаких умных решений в голову мне тогда не пришло, и удрученный оплошностью своих московских руководителей я занял номер в соответствии с указаниями своего начальства.

– Это тогда вы познакомились с Жаном Жильбером? – спросила я, роковой образ писателя не давал мне покоя.

– Да! Через пару дней по сценарию, разработанному ГРУ, мне предстояло прогуливаться в заранее определенном месте в Брюсселе. В руках я должен был держать выданный в Москве французский журнал… Примитивно? Ну, уж извините! Это сейчас выглядит банально. Тогда это было чуть ли не последним изобретением шпионской науки! По журналу меня должен был узнать советский резидент в Бельгии, работающий под псевдонимом Отто. У Отто должен быть точно такой журнал. Мы должны были всего лишь увидеть друг друга издалека. Не подходить друг к другу близко, не разговаривать. Просто запомнить лица. А уже встречаться нам предстояло только через два часа, в определенном ресторане, где Отто якобы встретит своего старого знакомого.

– Надо же! – усмехнулся Мишель. – В наше время кто такие разведчики, как они живут и работают, известно каждому школьнику. Написано множество книг, сняты кинофильмы, по телевизору показывают многочисленные документальные передачи и сериалы-боевики. Все давно разложено по полочкам: как разведчики добывают информацию и как виртуозно обманывают противника, какими приемами и технологиями пользуются и как конспирируются.

– Ну, да! – не особо возражал Кент. – Что-то, наверное, взято из реальной жизни, но большая часть изощренных приемов, используемых разведчиками, и их невероятные приключения, скорее всего, придумываются многочисленными авторами жанра. Поверьте, тогда все воспринималось не так, как в ваше время, – про разведчиков не было ни книг, ни тем более кинофильмов. Из технологий – радиопередатчик, пеленгаторы да симпатические чернила. И еще – самое важное: это трудно себе представить, но в конце тридцатых годов многие люди совсем не верили, что вот-вот начнется война, и тем более не знали, когда и чем все это закончится!

– Итак, вы познакомились с резидентом Отто. Он же Леонид или Леопольд Треппер, он же Адам Миклер, он же Жан Жильбер… – нетерпеливо встряла я.

– Да! Всё прошло в полном соответствии со сценарием. В одном из уютных бельгийских ресторанчиков ко мне подсел Отто. Тепло поздоровался, попросил называть его Адамом. Резидент Отто, легализованный в Бельгии как канадец Адам Миклер, выглядел намного старше меня и внешне был очень похож на еврея. «У меня здесь своя фирма, – с гордостью рассказывал Отто, – это помогает работать, не вызывая особых подозрений. Обороты у фирмы вполне приличные. Наша продукция пользуется спросом. И со временем мы планируем открывать представительства нашей фирмы в разных странах. Это очень перспективное направление. Я тебя познакомлю с нашими людьми. Правда, после работы мы мало общаемся. У меня сюда даже семья перевезена – жена Анна и двое детей. Мы снимаем квартиру. Обязательно как-нибудь приглашу тебя в гости. Тебе, кстати, тоже лучше снять квартиру или комнату в пансионате. Здесь это принято. В гостинице жить дорого, этим пользуются только те, кто приехал сюда ненадолго. Какие у тебя планы?» Я тогда очень удивился этому вопросу. Я-то рассчитывал, что это Отто даст мне конкретные указания, что следует делать. Что он, вроде, как мой руководитель.

– Представляю, как одиноко и неуютно вам было в совершенно незнакомой стране, в Брюсселе, – посочувствовала я бывшему разведчику.

– Вы абсолютно правы! Я вынужден был проявить инициативу, раз некому было меня поучать и наставлять. Первым делом я отправился в бюро путешествий и заказал обзорную экскурсию. Это ведь был самый простой способ познакомиться с Брюсселем. В гиды мне достался обаятельный средних лет человек, который провел меня по всему городу. Особенно подробно гид расписал местную погоду. И благодаря ему я узнал, что в Бельгии нежаркое лето и умеренно прохладная зима. Часто идут дожди. Поэтому все бельгийцы постоянно ходят в шляпах и в перчатках, а в прохладные дни непременно надевают прорезиненные плащи. Про плащи гид вспомнил, когда мы проходили мимо офиса фабрики «Король каучука», которая, по словам гида, как раз и занималась производством этой важной для всех бельгийцев одежды. Еще оказалось, я, конечно, прежде этого не знал, что в Бельгии принят сухой закон. В свободной продаже предлагаются только пиво и сухое вино. Бельгийцы, даже дети, пьют много пива. А вот крепкие напитки можно заказать только в ночных ресторанах-клубах. Но чтобы эти самые рестораны посещать, надо иметь членские карты. Я поинтересовался возможностью получить образование в Брюссельском Свободном университете. Гид-бельгиец мне объяснил, что учиться в университете может любой желающий, но прием на текущий учебный год завершен. В качестве альтернативы мне было тут же предложено познакомиться с «Селект скул», гид протянул визитную карточку директора школы. И этот же гид помог мне снять мое первое жилье здесь.

– Это была та самая улица Беко, дом 106? Где жили Зингеры и Барча? – уточнил Мишель.

– Нет! Сначала это был пансионат на улице де Луа. Мы ведь можем туда тоже завтра прогуляться? – Кент повернулся лицом к Мишелю, не дождался ответа и продолжил, – Потом Отто-Адам познакомил меня с Жюлем Жаспаром и первый раз привел в контору «Отличный заграничный плащ». Я поступил в «Селект скул». И в пансионате начались моя первая разведывательная работа, так сказать – от теории перешел к практике.

– А как ты оказался в том доме, где познакомился с мамой?