Не заходи в воду

Через несколько мгновений в комнату, где лежал Милята, ворвался рассерженный мужчина. То был отец Василисы, знаменитый новгородский купец Садко. Говорили, будто давным-давно он плыл со своим товаром по Ильмень-озеру, как вдруг поднялся небывалый ветер, способный разнести любую ладью, и тогда Садко добровольно вызвался прыгнуть в воду, дабы умаслить Водного царя да спасти своих людей. Буря утихла, а когда ладьи причалили к берегу, их встретил Садко с распростертыми объятиями. Купец рассказал, что перехитрил Водяного царя и вернулся домой. С тех пор в руки Садко всегда шла удача и он богател не по дням, а по часам.

– Да куда эти бабы запропастились?! – раздосадованно воскликнул купец и тут же осекся, заметив Миляту. – А ты что здесь забыл?

– День добрый! Меня Василиса пустила с дозволения жены твоей, Марфы, – привстав с кровати, объяснил ситуацию Милята.

Садко сурово осмотрел юношу. Синяки на его лице выглядели поистине удручающе.

– Эк тебя отлупили вчера, – не сдержал усмешки купец. – Так и надо, негоже глупостями всякими заниматься. Отец Григорий говорит, что от лукавого эти бесовские игрища. Не для православных людей. Как бы в геенне огненной не пришлось гореть за грехи твои.

– Весь Новгород тогда в геенне сгорит, – попытался улыбнуться Милята и тут же пожалел об этом, когда из рассеченной губы пошла кровь.

– Поговори мне тут! – пригрозил Садко. – Своего дозволения на пребывание в доме я не давал. Распоряжусь – и холопы палками погонят тебя со двора.

Милята прикусил язык, чтобы не ответить купцу.

– То-то же, – погрозил пальцем Садко, удовлетворенный легкой победой. – Ты жену мою не видел или холопку Захарью? Плащ греческий ищу. Запропастился куда-то.

Милята молча помотал головой и рухнул на кровать. Любое резкое движение болью отдавалось в голове.

– Ладно, – вздохнул купец. – Лежи уж, коль приперся. А где Василиса?

– Я здесь, – раздался голос за спиной купца.

Садко обернулся. Василиса держала в руках черный плащ, расшитый золотом.

– Не его ли ищешь, батюшка?

– Его, – кивнул Садко, выхватив плащ из рук дочери. – Тороплюсь, с посадником встреча в полдень. – И он быстрым шагом вышел из комнаты.

Как только стук сапог стих, Василиса юркнула в постель к Миляте и нежно поцеловала его. Кровь из разорванной губы оказалась на устах девушки. Подмигнув, Василиса смахнула ее указательным пальцем и облизала его, дразня юношу. Милята тяжело вздохнул, понимая, что ему лучше поменьше двигаться. Веселый девичий смех затопил комнату, разгоняя грусть и печаль.

Миляте не нравился дом купца Садко. Хоть он и был велик, богато украшен, да только уж больно мрачно и неуютно жилось в нем. В доме всегда царил полумрак и уныние, а сам купец и его жена чаще всего находились в дурном настроении, много злились и ругались попусту. Лишь Василиса своим весельем и задором давала понять, что тут все же есть жизнь.

– Болит? – Василиса прикоснулась кончиками пальцев к опухшему глазу Миляты.

– Долго я лежал в беспамятстве?

– Панок с Огафоном тебя приволокли к нам в терем еще до захода. Ты пролежал всю ночь, а сейчас уже к полудню.

– Загородцы победили, – вздохнул Милята. – Два года Громовик был на нашей стороне! Я даже курицу принес в жертву перед боем. Все без толку!

– Где ж ты курицу взял? – хмыкнула Василиса, проигнорировав стенания юноши по поводу поражения в кулачном бою.

– Да у вас и увел со двора, – смущаясь, признался Милята.

Василиса залилась хохотом пуще прежнего.

– А Захарья сегодня утром весь двор обыскала. Как кур посчитала, так сама не своя. Значит, ты ее увел.

– Чтоб тебя леший забрал! А я утром в стайку – глядь, а там одной курочки не хватает! Бросилась по всему двору, значит, ее искать, а это твой жених, Василиса, утащил! Не был бы ты как пес побитый, не посмотрела бы и отходила тебя кочергой по хребту! – В дверях появилась грузная Захарья, одетая в рабочее платье и с косынкой на голове.

– Захарья, а ты что тут делаешь у двери? Подслушиваешь? – Василиса прищурилась.

– Отец ваш приказание отдал, когда со двора уходил, – склонив голову, ответила та. – Говорит, проследи, чтобы дети там не баловали. Не могла ослушаться.

– Ладно, – отмахнулась Василиса. – Ты только дверку закрой, а то смущаешь нас.

– Смущаю, как же! Вы уж меня простите, но где это видано, чтобы девица в постели с юношей лежала!

Василиса вздохнула, но нехотя встала с постели, легким движением поправила свои русые волосы, заплетенные в косу и перевязанные лентой, и грозно взглянула на Захарью.

– Вот превращу тебя в жабу, будешь знать!

Та побледнела и, всплеснув руками, попятилась назад.

– Ты уж не гневайся на меня, хозяйка, отец твой приказал. Не могу его ослушаться, – вмиг став покладистой, пробормотала холопка.

– Вот иди и ухом своим за дверью слушай, а сюда не суйся!

Захарья поклонилась и затворила за собой дверь. А Василиса повернулась к Миляте, одарив того широкой улыбкой. Местные бабы судачили, что Василиса – колдунья. Дескать, кто-то видел, что она ночью голая подходила к печи, что-то говорила, а после, взяв метлу, летала по комнате. Василиса и сама активно поддерживала эту историю, подливая масла в огонь подобными заявлениями. Милята же относился к ним как к дурачеству.

– Теперь нас подслушивают, милый, – прильнув к уху юноши, прошептала Василиса. Ее теплое приятное дыхание отдавалось негой по всему телу Миляты. – Веди себя благочестиво.

– Я и так благочестив, – пробурчал он в ответ, краснея.

Василиса взъерошила его спутанные волосы и подмигнула.

– У меня есть для тебя работенка, – вновь прошептала она.

Отец особо не допускал дочь к серебру, предпочитая самостоятельно покупать ей то, что считал нужным, но Василису это совершенно не устраивало, а потому она решила превратить сказки, которые ходили вокруг нее, в быль. И постепенно люди начали обращаться к ней за помощью. Особенно часто приходили те, кто страдал от различной нежити. Кто-то дом купил, и старый домовой новым хозяевам житья не давал. Кому черти посевы портили. И все они шли к Василисе за решением проблем. Так она и познакомилась с Милятой, который брался за любую работу. Он был силен и хорош собой, и когда пришел наниматься к купеческой дочке, та вмиг согласилась. Только было одно непреложное условие: Василиса не должна была присутствовать при работе Миляты и видеть то, что ей видеть не положено.

«Ты, верно, сам колдун, раз видишь нежить», – часто повторяла она.

На что юноша всегда отвечал отрицательно, но секретов своих не выдавал.

– Куда я пойду в таком виде? – развел руками Милята.

– А я утром ходила к знахарке, что живет рядом с домом Грима Однорукого. – С этими словами Василиса достала пару склянок из небольшого мешочка, закрепленного на поясе. – Тут мазь и вот еще снадобье. Пей его по пять капель два раза в день – и через три дня поправишься. А мазь наложи на раны и синяки.

Милята открыл бутылек со странной жидкостью и тут же закупорил обратно. Запах был просто ужасный.

– Что там?

– А я откуда знаю? Пей! – строго приказала Василиса. – Полгривны отдала за все.

– С ума сошла, – присвистнул Милята.

– Пей!

Милята вздохнул, но все же подчинился приказу, глотнув из бутылька и с трудом удержав жидкость в себе. Она не только дурно пахла, но и была омерзительной на вкус.

– Так-то. – Улыбка вернулась на лицо Василисы, сделав его еще прекрасней. – А теперь слушай внимательно. – И она вновь перешла на шепот: – У Ильмень-озера, со стороны Перыни, есть село Ракомо. Местных жителей русалки донимать стали. Уж мочи, говорят, нет: людей, кто к воде подойдет, сразу на глубину тащат. Ни рыбы наловить, ни белье постирать. Деревня та богатая, серебром готова заплатить. Половина тебе, как обычно. Детали тут.

Василиса сунула в руку юноши сверток бересты. Он быстро прочел и спрятал в карман.

– Все понял. Если эта дрянь от знахарки поможет, то займусь.

– Вот и славно, – промолвила Василиса, одарив возлюбленного долгим поцелуем. – А теперь спи, силы тебе понадобятся.

Купеческая дочка вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Проводив ее взглядом, Милята вскоре провалился в глубокий сон.

Глава 4

Со времени боя на Великом мосту через Волхов прошло четыре дня. Лето перевалило за середину, а это означало, что вскоре из далекого Царьграда домой потянутся лодки, груженные греческими товарами. Русы, плывущие на этих лодках, доставляли на торг вино, добротные ткани, каких не получалось у местных ткачих, и просто диковинные товары. В городе их ждали, и готовились к ним не меньше, чем к приезду торговцев пушниной осенью.

Новгородский торг был неизменно привязан к порту, в котором русы пересаживались с речных лодок на корабли, способные ходить по морю. Говорили, что в стародавние времена на этом месте по берегам реки Волхов рос бурьян, а основная жизнь кипела немного южней, в Хольмгарде, основанном варягами с севера. Когда-то эти земли попали под власть правителей Русского каганата, а позже в Хольмгарде укрылся Рюрик, спасаясь от врагов. Сюда он перенес свой двор из Ладоги. Однако еще до Рюрика на противоположном берегу Волхова расположился удобный причал для разгрузки судов. Вокруг причала со временем возникло небольшое поселение, которое называли Новым городом. Вначале это было просто предместье Хольмгарда, но постепенно Новгород поглотил его, и теперь варяги именовали Хольмгардом Новгород, а старый город стал его предместьем. Дошло до того, что князь Ярослав Владимирович перенес свой двор из Хольмгарда поближе к торгу. Жизнь на старом месте совсем затихла, а вот торг с каждым годом только ширился.

Неподалеку от торга располагались усадьбы самых именитых горожан, в том числе и купца Садко. Именно туда Нежка и направилась. Поначалу она думала, что брат вот-вот вернется, но дни сменяли ночи, а Милята не торопился домой. Дедушка только ворчал, что Миляту вечно где-то черти носят и по хозяйству он не помощник, но Нежка очень переживала за брата. Потому никогда и не ходила смотреть на кулачные бои с участием Миляты. Собравшись в город, она взяла с собой испеченные утром пирожки с морковкой, которые любил брат. Раз уж путь лежал через торг, Нежка положила в калиту дюжину серебряных векшей, чтобы купить иглу для шитья: старую давно потеряли, а работы за это время поднакопилось.

На торге пахло рыбой. Торговцы то тут, то там зазывали покупателей к своим лоткам, на которых были выложены товары. Найдя нужный, Нежка выбрала иглу и, отдав монеты, отправилась дальше.

– И чего это такая красивая девка шастает тут одна? – услышала она знакомый голос за спиной.

Обернувшись, Нежка увидела высокого мужчину. Его смоляная борода раздваивалась на две аккуратные косички, и густые длинные волосы также были заплетены в косы, свисавшие до середины бороды.

– Дядя Творимир! – бросилась к родичу Нежка. – Тебя давно не было видно.

Творимир приходился дядей Нежке и Миляте, он промышлял меховыми делами на Двине, скупая пушнину у местной чуди и сбывая на торге хельмагардсфари – так называли варягов, которые по осени специально прибывали из Свейской земли для покупки шкурок. Варяги оставались в городе всю зиму, но как только наступала большая вода, уходили на своих судах, груженных пушниной, и развозили ее по всему миру.

– Ходил за море Варяжское, – сгребая в объятия племянницу, ответил Творимир. – Да только вести недобрые вернули меня домой.

– Ты, поди, про пришлых варягов? – предположила Нежка.

– Про них, – согласился дядя. – Знаешь что-нибудь про то?

– О тех варягах весь город судачит. Пригласил их князь наш для защиты Новгорода от ворогов, вот только они сами пуще любых злодеев. Пьют, дерутся, девок портят.

– Вороги, – ухмыльнулся Творимир и перешел на шепот: – Те вороги Великим князем Киевским зовутся.

– Не может быть! – воскликнула Нежка.

Все знали, что сын Великого князя недолюбливал отца, но чтобы пойти на него войной… Впрочем, когда-то сам Владимир, будучи новгородским князем, сделал то же самое – собрал варягов за морем и пошел в Киев к брату своему Ярополку. Тогда новгородцы отказали Владимиру в людях, так не припомнит ли нынче князь Киевский обиду старую?

– Тише-тише, – шикнул на племянницу Творимир. – Весной отказался наш князь отправить часть собранного полюдья в Киев, теперь князь Владимир Святославич войско собирает, мосты колотит.

– Может, так и лучше будет, – неуверенно предположила Нежка. – Варяги-то с князем нашим в поход уйдут. Избавится город от супостатов.

Творимир только пожал плечами.

– Много крови прольется скоро. Князь вече будет созывать, войско просить у новгородцев. Я и вернулся, чтобы в том сходе поучаствовать да свои мысли народу высказать.

Все знали, что Творимир был остер на язык, когда дело доходило до веча. Много раз он выступал перед людьми, новгородцы слушали его и нередко соглашались.

Голова Нежки резко заболела, а в горле пересохло.

– Что с тобой? – заметив изменения в поведении племянницы, спросил Творимир.

– Все в порядке, – отмахнулась она. – Мне надо идти. Заглядывай к нам, как сможешь.

– Непременно, – кивнул Творимир. – Вот только улажу дела свои.

– До скорой встречи.

Нежка помчалась к дому Василисы со всех ног. В ушах шумело, дыхание сбивалось, но она продолжала бежать по деревянным мостовым, с каждым шагом приближаясь к цели. В голове была лишь одна мысль: «Любым способом не пустить брата в дружину!»

Подбежав к ограде, отделяющей усадьбу Садко от городской улицы, Нежка резко остановилась. Она вдруг поняла, что совершенно не знает, что сказать брату, чтобы отговорить его. Милята грезил дружиной. Но в услужение к князю можно было попасть только с дозволения самого Ярослава Владимировича или при поручительстве кого-то из воинов, а кому нужен неизвестный сирота? Так у Миляты родился хитроумный план.

В кулачных боях принимали участие многие новгородцы, независимо от статуса и положения в городе, были среди них и дружинники князя. Милята решил стать лучшим среди бойцов. Он без устали тренировался, уделяя этому все свободное время. Но в первом же бою промазал по противнику и получил в нос сильный удар, который и стал для него последним в этой драке. После этого события Нежка всю ночь слушала стук кулаков брата по мешку. Милята не спал и не ел, раз за разом повторяя удар, который не смог осилить в той злополучной драке. И спустя время Милята стал по-настоящему прославленным кулачным бойцом. А теперь его заветная мечта сбылась – он в младшей дружине. Вот только совсем не вовремя.

– Нежка, ты что тут забыла?

Из оцепенения ее вывел сам Милята. Он стоял перед ней в чистой рубахе, явно вынутой из купеческих сундуков.

– Я? – неуверенно переспросила Нежка. – Тебя, глуподырого, ищу! – уже более уверенно и громко добавила она. – Четвертого дня на мосту тебя избили, и все нет вестей! Хоть бы бересту послал с холопами Василисы! Мы с дедой беспокоились.

– Прости, – смутился Милята. – Ле- жал я на перине купеческой, а Василиса меня лечила.

Нежка осмотрела брата с ног до головы.

– Как-то не больно ты и побитым выглядишь, – буркнула она. – А судачили-то!

– Это все снадобья, – пояснил брат. – Тоже Василиса достала. Вмиг меня на ноги поставили.

– Значит, ты здоров? – с недоверием покосилась Нежка.

– Полностью! – заверил Милята. – И готов к делу. Как раз к нам в избу и направлялся, чтобы с тобой обсудить.

– Что за дело?

Дела у брата с сестрой были известные только им двоим. Десять лет назад пожар на Словенском конце превратил в пепел много домов, в том числе и избу, где жили родители Нежки и Миляты. В тот день они и стали сиротами. Сама Нежка плохо помнила ту ночь. Пламя занялось, когда она спала, Миляты же дома не было, он задерживался на реке с другими мальчишками и вернулся, когда дым уже окутал Словенский конец. Нежку спас дед, вынеся ее из горящей избы, но следы от той ночи навсегда остались на ее теле и лице, за что злые соседские дети прозвали Нежку «обгорелой».

С тех пор Нежка и Милята поселились в доме деда, недалеко от города, на краю леса. Вскоре Нежка впервые увидела то, что раньше никогда не замечала. Мир людей был наполнен всевозможными существами, которые жили рядом, но не выходили на свет, если не желали того. В избе жил домовой, в сарае – овинник, а в лесу обитал леший. Люди каждый день проходили мимо них и не замечали. Однако поговаривали, что тот, кто столкнулся со смертью и пережил эту встречу, прозревал и мог не только увидеть любую нежить, но и заговорить с ней первым. Касалось ли это богов, Нежка не знала, но ни разу за все эти годы она не встретила на своем пути ни Господа, ни Велеса, ни Мокошь. Зато на всевозможных кикимор насмотрелась вдоволь.

Поначалу Нежку это пугало, но со временем она научилась общаться с этими существами. Некоторые были злыми и всячески пакостили, другие, наоборот, могли помочь, если правильно попросить. О том, как общаться с различной нечистью, в народе много судачили, да не все то было правдой. Нежке приходилось самой проверять слухи.

Шли годы, она росла, но никому не рассказывала о своем даре. Никому, кроме родного брата. Первое время Милята с недоверием относился к словам сестры, но вскоре поверил ей, а затем примчался с предложением от Василисы.

С тех пор брат и сестра помогали людям улаживать проблемы с нечистыми. Вот только никто не должен был знать, что за спиной Василисы прячется Нежка. Это было ее первое и главное правило, которое соблюдалось неукоснительно. Услышав, что русалки мучают деревню, Нежка несказанно обрадовалась этому нежданному заданию.

– В Ракомо, значит? – уточнила она.

Брат кивнул.

– Там княжий двор, люди богатые живут, – уговаривал Милята, не зная, что Нежка уже давно согласна. – Заплатят не как за обычного домового.

Увести брата подальше из Новгорода, пока князь не ушел с дружиной в поход, было очень заманчиво. Так заманчиво, что Нежка согласилась, хотя с русалками связываться было делом сложным. Впрочем, она твердо знала, что в этот раз рядом с нечистью Миляте будет точно безопасней, чем в княжьей дружине. Сегодня боги подарили ей возможность спасти жизнь брата, а значит, так тому и быть.

Глава 5

До того как князь новгородский сделал Ракомо одной из своих резиденций, это была обычная деревенька, коих в окрестностях Ильмень-озера водилось немало. Три десятка изб с банями – вот и все богатство местных жителей, возделывавших землю да ловивших рыбу. Но теперь это было уже совсем другое село.

На месте бывшего пустыря, поросшего репьем, возвышались княжеские хоромы: три большие избы, обнесенные забором, за которым располагались слуги и небольшой гарнизон. А где дружина, там и питейная, которая появилась напротив. Вскоре зачастили в Ракомо купцы и бояре разного порядка, которые начали скупать землю, чтобы быть поближе к князю. Закипела жизнь в деревне. Поговаривали, что сам Иоаким Корсунянин присматривал место для церкви, а новгородский епископ куда попало не ездил.

– С чего начнем в этот раз? – задал вопрос Милята, стоя на краю деревни.

– Раз это русалки, то будем приманивать. – Нежка многозначительно посмотрела на брата.

Тот только глубоко вздохнул. Все знали, что русалки падки на неженатых парней, так что это был самый простой способ выманить их из воды.

– Давай для начала к старосте сходим, – предложил Милята. – Может, чего и узнаем.

Староста жил в трех избах от дороги, и найти его не представилось большой проблемой. На счастье, он как раз был дома.

– А, так вы от той ведьмы, цьто из города? – процокал худощавый мужичок с длинными седыми волосами, от которого за пять шагов разило луком. – А цьего сама не явилась?

– У госпожи Василисы много магических обязанностей, – отчеканил заученную фразу Милята. – Потому послала нас, своих помощников. С русалками бороться мы обучены.

– Ну не знаю… – усомнился староста. – Ты еще ницьего, крепкий мужик, а девка твоя совсем хилая.

– Мы свое дело знаем, – заверил Милята.

– Трех кудесников те русалки загубили, – гнул свое мужичок. – Впроцьем, мое какое дело? За мертвяков серебром не платить.

Брат с сестрой переглянулись.

– Трех кудесников? – переспросила Нежка.

– А то, – закряхтел староста, то ли смеясь, то ли откашливаясь. – Были тут до вас, побрякушками своими трясли. Теперь вдоль воды бродют туда-сюда неприкаянные. Слышно их голоса по ноцьам.

– Стоян, – обратилась Нежка к старосте. – А почему ты решил, что то русалки люд изводят?

– А кто ж еще? – вздохнул мужичок. – Русалки, цьто тут языком зря цьесать. Вся деревня от них страдает еще с нацьала Петрова поста. Это Дрозд нас проклял, тоцьно он.

– А это еще кто? – насторожился Милята.

– У-у-у, – загудел Стоян. – Дрозд – то редкостная гадина. Волхв наш местный. Тут неподалеку капище было, там этот Дрозд, знацьит, обитал, как и отець его до того, и дед. И каждый год косуля с дитяткой выходила в назначенный день – убивали дитятку, а косулю отпускали. И все было в деревне хорошо. А потом, знацьит, перестали косули приходить, видать, разгневались боги на Дрозда. Потому цьто не боги то были, а бесы. Прогнал я того волхва с капища, позвал священника.

– Погоди, значит, русалок на вас боги наслали? – удивился Милята.

– Не, – покачал головой староста. – Дрозд это все, псина гнилая. Знали бы, с мужиками палками забили бы до смерти.

– А где сейчас этот Дрозд? – спросила Нежка.

– Никто не знает, убег. Даже княжьи люди искали волхва, но его и след простыл.

– Может, у него родственники в деревне были? – не отставала Нежка.

– Отец с матерью померли давно, а жены и детей у Дрозда не было, – покачал головой староста.

Нежка прищурила глаза, пытаясь понять, врет старик или нет. Уж больно суетливо он вел себя, словно водил гостей за нос.

– А друзья?

– Какие друзья?! – всплеснул руками Стоян. – Нет у нехристей друзей, все люди крещеные.

Староста отвязал один из узелков, коих множество висело над потолком, и, подойдя к двери, добавил:

– Больно долго я с вами вожусь, мне уже идти по делам надо, а то солнце к закату клонится. А вы на постой к Маринке определены. От моего дома направо и до оврага, крайняя изба. Скажите, цьто от меня. И избавьте нас уже от этих русалок побыстрей.

Разговор был закончен. Староста выставил Нежку и Миляту на улицу и заковылял куда-то в противоположную от них сторону.

– Дрозд, косули… Думаешь, этот волхв и правда русалок натравил на деревню? – спросил Милята, оставшись наедине с сестрой.

– Не думаю, – покачала головой Нежка. – Русалки живым не подчиняются. Что-то тут не так, но пока в толк не возьму что. Пойдем-ка к воде, глянем сами, что да как.

Милята с сомнением посмотрел на закатное солнце.

– Скоро стемнеет. Может, с утра? Да и поесть бы не мешало.

– И кто нас там с утра ждать будет? Одни сомы да щуки, – буркнула Нежка.

Милята развернулся и молча зашагал в ту сторону, куда указал староста.

– Эй, ты просто будешь молчать?! – послышался девичий крик.

– Не тебе бороться с русалками, – не поворачивая головы, бросил он. – Поужинаем, поболтаем с этой Маринкой, а там дальше решим.

– Чего решим-то? – Недовольный голос раздался совсем близко. Сестра догнала его в несколько прыжков.

– Ближе к утру пойдем. Если что не так случится, рассветное солнце нам поможет. – И добавил: – Я тоже не лаптем щи хлебал все это время. Кое-что уразумел.

Изба, в которой поселили Нежку и Миляту, была плохонькой: некоторые бревна подгнили, крышу явно следовало переложить, а входную дверь так перекосило, что Милята с трудом ее открыл. В избе никого не оказалось. Только многочисленные крынки да узелки с провизией свисали с потолка, заполняя большую часть пространства вокруг.

– Никого, – удивился Милята.

– Может, домом ошиблись? – неуверенно предположила Нежка.

– Нет, староста сюда указал.

В этот момент раздался скрип калитки, оповещающий, что кто-то подходит к дому. Дверь дернулась, но с первого раза не поддалась. Последовало еще две попытки, прежде чем человеку удалось попасть внутрь. Пришедшим оказался мальчик лет одиннадцати с белокурыми вьющимися волосами. Он был весь перемазан грязью и страшно напуган.

– Не бойся, нас сюда отправил Стоян, ваш сельский староста, – примирительно проговорила Нежка, пытаясь не спугнуть мальчишку. – Меня зовут Сестрата, а это мой брат Недан, – представилась она заранее придуманными для этого дела именами. – Мы из города пришли к вам, чтобы с русалками бороться. А где твоя мама?

Услышав про русалок, мальчик моментально вышел из оцепенения.

– Колдуны?

– Можно сказать и так, – вздохнул Милята.

– Скорей, идите за мной!

И с этими словами мальчик рванул за околицу. Брат с сестрой переглянулись и побежали за ним. Солнце уже совсем скрылось, когда они пересекли деревянный мост через небольшую речушку, протекавшую вдоль деревни. А мальчишка все бежал, не останавливаясь.