Девятая квартира в антресолях II

Таня наловчилась переодеваться в Царевну довольно быстро, так что собравшуюся публику не заставили долго ждать. Но как будто кто-то сглазил бароновы сказки – снова вышел конфуз! Причем в этот раз все было гораздо серьезнее – и потому, что гости были сплошь местные, городские, и потому, что происходило все в фамильном владении, да и виновником скандала стало лицо не постороннее.

Лишь только «братья» окружили гроб со спящей Царевной, лишь только начала проникать в сознание каждого из них созданная хозяином дома атмосфера, лишь только запахи ладана и звуки поминального пения начали погружать присутствующих в подобие транса, как все это было нарушено. Причем нарушено грубо, резко и безжалостно. Дверь распахнулась, в комнату, изображавшую теперь то ли терем, то ли часовню, хлынул поток яркого света, а стоявшие ближе всего к выходу персонажи, вынуждены были прикрыть глаза ладонями, настолько резок был контраст впечатлений. Старческую немощь и немоту попрал громовой глас разящей молодости!

– Я не позволю! – на пороге стоял юнец и срывающимся поначалу голосом развенчивал таинство порочных увеселений. – Я так и знал! Я ожидал чего-то подобного. Недаром Вы, дядюшка, с полдня меня услать норовили! Но не на простака напали, меня не проведешь! В городе давно говорили про Ваши оргии, а я все не верил. И зря! А ну, пустите меня! Вставайте, девица! Я спасу Вас от этих похотливых стариканов! Прочь!

Васенька фон Адлер бесцеремонно оттолкнул какого-то безумца в маске, попытавшегося заслонить ему дорогу. Барон не мог прийти в себя от ужаса и неожиданности.

– Как ты смеешь? А ну, пошел вон отсюда, щенок! – Корндорф вышел из оцепенения, чем вывел из него же большую часть зрителей – все бросились врассыпную, спасаясь бегством от разоблачения.

– Вы, дядюшка, порочный тип! – витийствовал молодой барон. – Я счастлив, что со дня на день избавлюсь от Вашей опеки! Худшего проводника по жизни и представить-то себе трудно. Я счастлив к тому же, что не ношу Вашего имени! Вы опозорили весь свой род. Боже мой! – он узнал Таню. – Это Вы?

Она уже давно поняла, что добром все сегодня окончиться не может и, считая бессмысленным и далее притворяться спящей, открыла глаза и попыталась отцепить от себя пальцы молодого фон Адлера, которые, впившись ей в предплечье, доставляли уже ощутимую боль, напоминая обо всех проявлениях жизни как таковой.

– Отпустите, сударь! Вы делаете мне больно! – в наступившей тишине отвечала она Васеньке и, оглядевшись, убедилась, что они остались в комнате втроем. – И помогите мне подняться.

– Они? Они заставили Вас? О боже! – молодой офицер жаждал действий. – Я отомщу! Вы, сударь, никуда от меня не денетесь, – он погрозил ненавистному теперь дядюшке и бросился вон из комнаты. – Но я вызову всех! Всех, кто посмел оскорбить эту чистейшую красоту!

– Ты безумен, Василий! Кто позволил тебе соваться в дела взрослых! – кричал ему вслед барон, все еще пребывая в шоковом состоянии.

– Остановите его, – сказала, сидящая в гробу Татьяна. – Он же сейчас в город побежит!

Старенький барон кинулся вслед за племянником. Таня ждала, никто не приходил. Она с трудом самостоятельно спустилась на пол и пошла наугад по незнакомому дому. Сергея нигде не было. Она робко окликнула его. Он не отозвался. Вдалеке слышались крики и звуки то ли борьбы, то ли бегства. Ничего, еще была надежда, что дядя по-родственному уговорит юного мстителя не раздувать скандала, надежда, что высокопоставленные гости смогли уйти неузнанными и не представляют теперь дополнительной опасности для незадачливых устроителей сомнительного развлечения. И что все еще может наладиться. Но крики усиливались. Таня подошла к поручням высокой лестницы и, свесившись через перила, наблюдала за тем, что происходило в вестибюле.

Двое слуг, возраста примерно своего хозяина, с расцарапанными лицами, прилипли к стенам, не смея больше вмешиваться. Замешкавшиеся гости пробирались к выходу, держа плащи и пальто в руках, одеваться в доме никто из них и не думал. Один гость прикрывал лицо обеими ладонями, а старый барон норовил вырвать из рук своего более резвого племянника его маску, которую тот только что сорвал в порыве справедливого гнева. Побеждала молодость и сила.

Таня сползла на пол и стала думать, как ей самой выбраться из этой западни. Она все еще надеялась уйти неузнанной гостями, а с этим сумасшедшим семейством после договориться о взаимной выгоде и тайне, но тут в дом вошла полиция, привлеченная шумом. Таня похолодела. Думать дальше стало некогда!

Хода на парадную лестницу не было – там толпились все не успевшие ретироваться участники событий. Танюша побежала по чужим коридорам, пару раз натыкалась на запертые двери, потом ей повезло – она заметила черную лестницу. Спустившись вниз, она вбежала в первую попавшуюся гостиную и бросилась к высоким стрельчатым окнам. Почти сорвав занавеси, она залезла на подоконник и попыталась справиться с неподдающимся запором. Послышались голоса, они приближались. Окно распахнулось, и холодный осенний воздух ударил ей по лицу. Таня взглянула вниз. Ничего, не высоко. И вот, когда спасение было уже так недалеко, она четко разобрала фразу, сказанную истерическим Васенькиным голосом:

– Идемте, идемте, господа! Прошу вас! Ищите, она должна быть где-то здесь. Она просто испугалась, господа! – он все не замолкал. – Не подумайте, господа! Она в нашем доме оказалась совершенно по иному поводу! Это… Это…

«Господи, где же барон?» – впервые как о спасении подумала Таня.

– Ее надо спасать! И я оказываю ей всяческую защиту и покровительство. Это достойнейшая барышня. Это… Это моя невеста, господа! Это дочь генерала Горбатова!

«Я погибла!» – поняла Таня и спрыгнула вниз, теперь от одного только стыда.

***

Ворота были распахнуты настежь и никем не охранялись. Таня выбежала в переулок. Ни Сергея, ни их экипажа не было. Она горько усмехнулась и тут только поняла, что все деньги, вся одежда – все осталось в особняке Корндорфа, а она стоит посреди улицы, ряженая как скоморох, причем с золотыми браслетами на руках и с драгоценным ожерельем на шее, что могло вызвать массу вопросов у той же полиции. Слава богу, уже стояли густые сумерки.

Стараясь идти, а не бежать, и вообще привлекать к себе как можно меньше внимания, Таня стала удаляться от ужасного места. И судорожно начала соображать, что же делать дальше? Ничего не придумалось более путного, чем ухитриться добраться домой. Дом – вот то место, куда человек возвращается отовсюду. Хорошо, когда у тебя есть дом. Если бы еще утром кто-нибудь произнес подобную сентенцию при Танюше, она, наверно приложила бы все свое остроумие, чтобы высмеять пошлую назидательную сентиментальность. Но сейчас она почти молилась, чтобы беспрепятственно добраться до тетушки. Врагами казались ей все – и сам барон, и его гости, и те, кто был властен устроить ей ночлег в участке. Но самым невыносимым испытанием казалось отсюда Васенькино заступничество.

Если бы можно было прямо сейчас уехать из города! Таня стала перебирать в уме все свои возможности и знакомства. Брат? Ну, и где он, брат? Отец? О, боже! Подруги? Друзья? Нет таковых. Она вспомнила последний визит Полетаевой, когда та забирала щенка. Они перекинулись всего несколькими фразами, из вежливости. Почему с ней нет нынче никого из сопровождающих? Папенька в деревне. А господин архитектор? Господин архитектор собирается покидать наш город, и занят хлопотами перед отъездом в Москву.

В Москву! Таня прикусила губу. Эх, если бы знать его адрес! Явилась бы сейчас прямиком к нему, вот такая – испуганная, расхристанная. Оставил бы у себя, он такой, не выгнал бы на улицу, напоил бы хоть чаем. Потом слезы. Потом утешения. Ничего! Утром бы женился, как миленький. Порядочный ведь человек!

Где бы ни был сейчас Лев Александрович, он должен был почувствовать, ощутить, всем существом своим испытать тягу и потребность – возблагодарить все силы земные и небесные, что адрес его был хотя бы этой барышне неизвестен. Довольно в его жизни и одного такого ночного визита! А был он уже в Москве. Таня об этом не знала и не догадывалась. Добравшись до особняка, сунув извозчику один из браслетов с руки, она прокралась на свою половину. Горничная доложила, что брат сегодня дома не ночует. Про одежду, увидев Танины горящие глаза, спросить ничего не посмела. Обещала разбудить барышню рано, как та велела.

Если не получилось с ночным визитом, то все еще можно наверстать днем – так решила Татьяна. Мысль о замужестве и отъезде с архитектором засела в ее головке, и казалась сейчас наилучшим из возможных исходов. Таня взялась действовать. Если домашнего адреса Льва Александровича она не знала, то хорошо помнила весенний визит к нему на службу. Она поехала на ярмарку спозаранку, пока еще тетушка не начала своего дознания. А она его начнет! Рано или поздно эта история дойдет до ее ушей, Таня не сомневалась. Она всю дорогу придумывала повод для встречи с Борцовым, понимала, что с ходу такое дело не провернешь, но, что времени у нее катастрофически мало. Будучи в нервном состоянии, она еще больше расстроилась, когда долговязый секретарь замогильным голосом сообщил ей о том, что господин архитектор получил расчет еще на прошлой неделе. И – адью! Это был крах.

Вернувшись домой, Татьяна поняла, что тетка уже знает, если не все, то многое. Злополучная пресса не пропустила такой лакомый кусок мимо зубов. Таня спросила у слуг про брата – Сергей по сию пору не объявлялся. Горничная стояла перед ней с таким побитым видом, что Таня поняла – не идти на половину тетки нельзя. Приволокут. И она, не раздеваясь, пошла. Как на гильотину. Тетушка сидела в кресле, рука с газетой опущена была вниз, почти до полу. Она лишь обернулась на открывшуюся дверь и сказала Тане:

– Садись.

Таня села напротив.

– Ну, что молчишь? – тетка подняла на нее полный боли взгляд.

Таня опустила глаза.

– Не знаю, как тебе удалось вляпаться в подобное, да и не хочу знать, – Удальцова смотрела не на племянницу, а в сторону окна. – Скажи мне только, Сергей причастен к этому?

Таня молчала.

– Вот пишут, – тетушка прищурилась, отыскивая нужную строку. – «…богатое убранство часовни наводило на мысли о порочном культе служения неведомому идолу…» И вот еще: «Гроб затмевал своим роскошеством все остальные атрибуты этого сатанинского действа»! Сатанинского!

Таня молчала.

– Тебя там не обижали, Таня? – тихим голосом спросила вдруг тетка, отложив газету.

Таня не выдержала и разрыдалась. Она мотала головой, как бы пытаясь успокоить тетушку:

– Нее-еееет! Пр-ооо-остите ме-е-ееня. Можете наказать, как хоти-ииите, я все стерплю! Только… Только!

Гликерия Ивановна легко поднялась из кресла, подошла к Танюше и прижала ее голову себе к животу.

– Ну, будет! Будет, детка. Цела и ладно. А наказание? О, Господи! – она отодвинула Танино лицо и, зажав в своих ладонях внимательно всмотрелась. – Пишут «романтическая история». Благородный офицер А. спас свою возлюбленную невесту Г. из рук сектантов. Какое тебе, Танечка, наказание похлеще Васеньки фон Адлера в мужья? Теперь уж ничего не попишешь. Уж решено все.

***

Таня вышла замуж совсем не так, как виделось ей в институтских фантазиях. Не было пышной церемонии, толпы гостей. Венчались даже не в главном соборе, а в каком-то пригороде. Тетка написала генералу, но тот, сославшись на вечную занятость и приведя доводом тот факт, что он уже наносил в этом году визит в Нижний Новгород, не явился. Прислал лишь словесное благословение да еще подарок к свадьбе – серебряный сервиз, похожий на тот, что Удальцова выиграла в лотерею на пикнике Мимозовых нынешним летом. И положил на Танин счет в банке пять тысяч рублей. Свадьба состоялась как-то скоропалительно, но первые дни в замужестве Тане, в общем и целом, понравились. Она не поняла особых восторгов, что описывались в романах при упоминании отношений возлюбленных: став женщиной, она не испытала ничего – ни разочарования, ни упоения. Было лишь немного смешно.

Значительней оказалось впечатление от самого положения замужней дамы! Поменялось отношение к ней – у лакеев, официантов, горничных. Тане очень нравилось, что все они обращались к ней теперь, добавляя к новой фамилии еще и титул. Тетушка сняла молодым апартаменты, и они наслаждались праздностью, пока не решится вопрос с наследством – теперь не надо было ждать дня рождения Васечки, семейное положение автоматически делало его взрослым и состоятельным членом общества. Дядюшка должен был отчитаться и передать ему дела, уже был назначен день оглашения. В доме у Корндорфа, по понятным причинам, после недавних событий, молодые жить даже не мыслили. Да старый барон и не предлагал. А у Таниной тетушки было и вовсе неудобно – жилье молодой жене все-таки, по всем канонам и традициям, должен был предоставить супруг, тем более, что его средства обещали дать простор любой фантазии молодоженов. Решили просто подождать, а после приобрести что-нибудь свое. За Таней недвижимости не дали, она оказалась не дюже выгодной невестой и могла гордиться тем, что ее выбрали по безумной любви.

Скандал с «сектанством» удалось довольно быстро замять, во сколько это обошлось Корндорфу – никто не знал. Но барон после этих событий утих, затаился, на людях появляться пока не смел и вел уединенный образ жизни. С племянником отношений не налаживал, на свадьбе не был. Сергей навестил его накануне открытия наследства фон Адлера – Модест Карлович был болен, лежал. Сергею надо было отчитаться перед ним об их делах по китайскому банку – ему удалось открыть там именной счет.

– Ну, как Ваша сестрица? – слабым голосом спросил барон. – Простила Вас за то, что Вы ретировались тогда с поля боя?

– Она полностью увлечена своим новым положением, – Сергей отводил глаза, вид старика был ему неприятен и даже страшен, так изменился тот в немощи. – Мы толком и не говорили с ней после того. А как Ваше здоровье? Что говорят врачи?

– Врачи! – хмыкнул барон. – Врачи интересуются в основном моим бумажником, а не мной. Говорят: «Старость». И тут же бодро добавляют: «Скоро пройдет!»

– Достанет ли у Вас сил говорить сейчас о делах?

Сергей изнывал от любопытства, не понимая, зачем барону доступ к новому банку, их десятки в городе – почему именно этот? Он, действительно, столкнулся с небольшими затруднениями – счета здесь открывались лишь тем, кто имел непосредственное отношение к строительству новой дороги. А частным лицам нужно было делать такой вклад, средств на который Горбатов в наличии не имел. Правда Корндорф подкинул ему для этих нужд некую сумму под расписку, но и ее нее хватало. Помогли связи Сергея – его помнили, и из посольства замолвили словечко в правлении.

– А что о делах? – барон смотрел в потолок и пугал Сергея Осиповича своей безучастностью. – Главное сделано. Остается только ждать.

– Чего ждать? – Сергей, несмотря на сочувствие к больному, начинал раздражаться. – Могу я поинтересоваться деталями?

Барон вздохнул. Помолчал. Но потом нехотя стал посвящать своего компаньона в подробности предстоящей авантюры. Банк открыт под нужды строительства. Среди служащих среднего звена есть один человечек. Надежный. Его надежность обеспечивается обещанной четвертью от ожидаемой прибыли. Столько же ожидает и их самих. Еще часть – на расходы и непредвиденности. При той сумме, которую они хотят… Как бы это выразиться? Изъять. От нее и четверть – состояние. Так что игра стоит свеч!

– Вы сумасшедший? – Сергей ожидал чего угодно, подозревал подобное, но все-таки тешил себя уговорами, что до криминала не дойдет. – Это же Сибирь! Каторга!

– Ну, я ж говорил Вам – зачем задавать вопросы, если Вы не готовы к любому на них ответу? Эх, не надо было…

– Я, простите, не настолько сумасброден! – Сергей вскочил. – Я прерываю с Вами всяческие отношения. Не посылайте за мной больше! И именем моим я не позволю Вам… Прощайте!

– Да, Вы правы, – не повышая голоса, монотонно и спокойно, вещал Корндорф. – Риски большие. Но так как посвященных в дело всего трое, то я верю в удачный исход. Я, молодой человек, умею подбирать людей. Я уже имел как-то нескромность оповестить Вас об этом обстоятельстве. Я понимаю всю опасность и неотвратимость последствий. Но!

Сергей застыл у двери, взявшись за ручку, почему-то не смел выйти, стоял и слушал.

– Но! – продолжал через силу барон, уже начиная слегка задыхаться. – Все участники нашей, так сказать, конфессии, отличаются одной чертой – они готовы сразу и бесповоротно оставить прежнюю жизнь. Вы же готовы к этому, молодой человек? И покинуть эту страну навсегда. С тем капиталом, что объявится у каждого из нас, можно начать с нуля в любом из уголков Европы. Вы же сами хотели чего-то подобного, не так ли, мой друг?

– Я Вам не верю, – шепотом отвечал Сергей, страх сковал холодом все его тело.

– Счет открыт не только на Ваше имя. Одновременно существует и еще один, тайный. Надо подождать, когда в Нижегородское отделение будет переведена ожидаемая нами сумма и… Кха-кха… Ох! Простите, в горле сипит. И она окажется на этом секретном счету, как – не Ваше дело. Под Вашим именем будут совершаться абсолютно чистые расчеты! Мне и нужен был не только представитель уважаемого в городе семейства, но и человек, обладающий доверием устроителей банка. Просто Вы должны в определенный день оказаться там и вынести из здания наши общие деньги. По документам на то число Вы будете получателем незначительных процентов, чтобы было, что предъявить дознавателям. Ваша роль в том, чтобы со всеми присутствующими в тот день клиентами банка выдержать впоследствии допросы полиции. Поймать Вас будет не на чем – сбежит работник банка, вся вина будет на нем. Это – его роль. Вы встретитесь единственный раз, при передаче всей суммы – он окажется на кассе в тот день. По документам Вы чисты. И все! Через месяц – свобода.

– Вам-то это зачем? – Сергей вытер холодный пот со лба и испугался, не заразная ли у барона болезнь. – Вы! Представитель аристократии города!

– Хи-хи-хи! – раздалось с болезного одра. – Вы, если не ошибаюсь – тоже!

***

Открытие наследства состоялось. Барон Корндорф по состоянию здоровья не смог добраться до нотариальной конторы, поэтому молодым супругам фон Адлер пришлось еще раз посетить готический особняк дядюшки. Старый барон был плох. Когда поверенный назвал сумму, подлежащую передаче в руки Василия фон Адлера, Таня испугалась, что мужа сейчас или хватит удар, и она останется вдовой всем на посмешище, либо, что он сам хватит дядюшку по лбу каким-нибудь подвернувшимся канделябром, дабы погасить ту искру, что все еще теплилась в тщедушном тельце старика. У Васи покраснели лицо и шея, а на висках выступили жилы, как у кочегара – супруга сидела рядом с ним и все эмоциональные проявления мужа могла рассмотреть в подробностях.

– Сколько?! – переспросил он, когда к нему вернулся дар речи.

– Двенадцать тысяч семьсот тридцать два рубля на Вашем именном счету, и ценных бумаг на четыре с половиной тысячи, – добросовестно зачитал нотариус.

– Вы издеваетесь? – Васенька, кажется, был близок к истерике или обмороку. – Да у меня одних долгов в полку тысяч на восемь!

– Вы можете проверить каждую цифру, молодой человек! – обиженно отвечал представитель почтенной фирмы с безупречной репутацией. – Все документы находятся в идеальном состоянии.

– Да? – барону фон Адлеру был необходим виновник собственных разочарований, и он примерял эту роль на каждого подвернувшегося, Танюша уже успела немного узнать характер своего мужа и потому не встревала. – Зато, я смотрю, само мое состояние в состоянии далеко не идеальном! Ха-ха! Где мои деньги, господа?

– Финансовый отчет я только что предоставил Вашему вниманию, – нотариус посчитал свою миссию оконченной и стал собирать в портфель бумаги со стола. – Разрешите откланяться, господа? Будем рады вновь видеть вас всех в числе наших дорогих клиентов.

– Постойте! – Василий вскочил с места. – Вы так просто не уйдете! Это что, то, что оставил мне мой папенька? Вот эти копейки?

– Не имею чести знать, – нотариус стоя выслушивал претензии нервного наследника, стараясь соблюсти профессиональную выдержку. – Я служу на этом месте только третий год, сударь. В мою компетенцию входит обязанность предоставить вам подробные сведения о подлежащих Вашему владению активах. На сегодняшний день! Думаю, с Вашим вопросом, Вам лучше обратиться к своему опекуну.

– А! Дядюшка! – радостно набросился фон Адлер на новую жертву. – Позвольте поинтересоваться, где все деньги отца? А? Матушка тоже, кстати, никогда не была нищей! Где мое состояние? Отвечайте!

– Ах, не кричи, Василий! – барон то ли действительно плохо себя чувствовал, то ли пользовался лежачим положением, занижая голос до свистящего шепота. – Сколь бы ни оставляли в свое время твои родители, то до тебя не касаемо.

– Не касаемо? – орал Васенька. – А кого ж это касаемо, более меня? Вы растратчик! Верните мне мои деньги!

– Вас не касаемо, что было много лет назад, имел я в виду! Бывали разные времена. Трудности. Реформы. Падения. Я же всегда находил средства для твоего воспитания. Для твоего обучения и содержания! Нынешнее твое положение блестящего офицера тому первейшее подтверждение, – барон с упреком посмотрел на неблагодарное дитя, призывая в свидетели своего родительского подвига всех, кто находился комнате. – Одна твоя скоропалительная свадьба обошлась нам в очень приличную сумму! А как ты думал! Все на свете стоит денег! Надо взрослеть, милый мой!

– Свадьба? – задохнулся от возмущения племянник. – Да Вы ни копейки! Вы вообще никакого отношения! Татьяна! Это ее тетушка оплатила все расходы. Причем тут Вы?

– Ты зол на меня за что-то, Василий, – барон тяжело вздохнул. – Дети бывают такими неблагодарными, господа! Ты обижен, а потому несправедлив. Но я не буду унижать тебя предъявлением квитанций и счетов. Бог тебе судья! Но, конечно, Вы в любую минуту можете проверить каждую цифру, молодой человек!

– Вы! Да Вы! – Васенька метнулся к постели, но его перехватили.

Так завершилось оглашение.

***

Папа привез Наталью Гавриловну в город. Они ездили с визитами, а после обеда Полетаев оставил супругу в одном из салонов Нижнего Новгорода – ей нужно было пополнить и обновить гардероб в соответствии с новым статусом и положением. Лиза знала об их приезде и спешила домой.

– Папа! – закричала она с порога, по лицу няни поняв, что тот дома. – Папа! Я нашла!

– Что нашла, Лизонька? – Андрей Григорьевич отложил свою вечную газету и залюбовался на дочь.

– Я нашла место под читальню! – глаза у Лизы светились радостью находки и предвкушением новых дел. – Теперь я непременно попрошу у Рафаэля Николаевича, чтобы он меня назначил заведовать ею. Это же можно, папа? Это не стыдно, воспользоваться своим положением? Но мне так хочется этого, папа!

– Лизонька, конечно спроси. Ты же столько сил вкладываешь в обустройство, так что… Он, знаешь ли, человек понимающий. Он все верно сделает.

Через пару дней состоялся ее разговор с Демьяновым.

– Я всегда, когда домой еду, сойдя с трамвая, сразу же перехожу улицу, – с воодушевлением рассказывала ему историю находки Лиза Полетаева. – А тут, как кто потянул меня за подол! Так захотелось зайти именно в ту церковь. И эта колокольня! И новая стоит, и эту оставили. Я спрашиваю: «А, что в той, старой?» Мне говорят: «Заперта стоит».

– Ну, ну, Елизавета Андреевна? – Демьянов был внимателен.

– Ну, и… Помещение там достаточное для наших нужд. Рядом – одна из центральных проезжих улиц города. Удобно. И… – Лиза потупилась.

– И что еще, Елизавета Андреевна? Говорите. Говорите! Все важно.

– И еще – это в десяти минутах ходьбы от моего дома, – Лиза улыбнулась. – Я подумала, вдруг Вы доверите мне заведовать этой читальней? Ну, если, конечно все состоится. Могу я надеяться?

– Состоится! – потер руки Демьянов. – Всенепременно состоится, Елизавета Андреевна! Отчего же не состояться? Тут, наоборот – эта находка сулит нам всяческие потачки в подмогу! Здание-то епархии принадлежит, как я разумею? Ну! А что насчет надеяться… Не «надеяться»! Тут требовать имеете полнейшее право. Не надо себя уничижать, где не следует. Вы – полноправный создатель всей затеи, кому, как не Вам, выбирать лучшее да двигать дальше! Это же не побрякушка в награду, это – устремление в будущую жизнь. Так что с моей стороны можете рассчитывать на всяческую поддержку. Ах, как славно! Вот все, что в вашем с папенькой дому скопилось, то туда и перевезем после. Потерпите еще недолго неудобства?

– Да какие ж это неудобства! – уже открыто радовалась Лиза. – Всего несколько ящиков в зале. Мы все равно еще в Большой дом до конца не перебрались, так, частями…

– Ну, и Бог в помощь!

Этим ящикам в зале еще предстояло сыграть свою роль. И пыли на рояле, и общей не прибранности Большого дома.

Отец с супругой снова отбыли в Луговое, там шло строительство, и папа хотел довершить его до холодов. Снега все не было, но был иней на пожухшей траве и понизу каменных оград. Лиза медленно шла по переулку, она сегодня освободилась рано и радовалась, что после обеда весь день может посвятить себе – своим накопившимся домашним делам, чтению, музыке. Где-то вдалеке раздался резкий звук полицейского свистка. Полиция, жандармы – Лиза не разбирала разницы, а все с этим связанное, вызывало у нее неприятные воспоминания. Ей нечего было бояться, но неприязнь была непроизвольной и Лиза тут же вспомнила и про Олениных, и про Алексея, и про их дом. И, как бы, в ответ на эти непрошенные мысли, появился вдруг внезапно пред ней и непрошенный персонаж – через деревянный забор, мимо которого как раз проходила Лиза, перемахнул крепкий детина в рабочей одежде, запыхавшийся и злой. Лиза судорожно огляделась – кроме них в переулке не оказалось ни одной живой души. Но испугаться она не успела.