Девятая квартира в антресолях II

– Да Вы с ума сошли! – опешил Сергей. – Как Вы желаете явиться перед сестрой? Без маски? Да она узнает Вас мгновенно – по росту, по голосу. Нет! Невозможно!

– Да пусть уж узнает, что там, – вздохнул гном. – Мне племянник всю плешь проел вашей фамилией, все просит знакомства, а тут случай. Вы уж посодействуйте, милый мой, прошу.

– Да черт Вас разберет! – вспылил Сергей. – То – тайна тайная, то «пусть»! Вы как-то сдали, барон. Поплохели. Даже выглядите как-то вон…

– Четыреста рубликов, – прервал его барон. – Оставляю вам с сестрицей тот удвоенный гонорар наперед, что и в прошлый раз. Эх, да что уж! Раз за апартаменты нынче платить не надо… Пятьсот!

– Идите Вы к дьяволу, – устало сказал Сергей. – Ладно. Попробую. Но это же не вечер по билетам, это суаре для близких и знакомых. Вечно Вы соорудите все, не как у людей! Это ж семейный праздник, подарок от нас тетушке! Ваш племянник-то хоть музицирует? Или, может, Вы сами желаете исполнить…

– Да кто ж нынче не музицирует, молодой человек! Скажу – так новейшее что выучит за неделю. Он на все готов, лишь бы в ваш дом попасть, я же вижу. Хотя – что ему там, не говорит.

– Хорошо, – Сергей встал из-за столика, не расплатившись, предоставляя это приглашающей стороне. – Наш разговор продолжим позже. Приглашения вам пришлют, а вот меня, увольте! Меня на том вечере Вы не застанете, с тетушкой я это сам улажу, а с вами встречаться на ее глазах не желаю. И не смейте узнавать сестру!

– Как прикажете, господин хороший, – покорно кивнул барон, но в глазу его сверкнул такой нехороший блеск, что Сергея аж передернуло.

***

Единственным развлечением, пока не утратившим прелесть совей новизны, для Сергея, как ни странно, оставалась его новая служба. Будучи человеком не глупым, понимающим, что придя, грубо говоря, с улицы, не зная ни правил, ни структуры, ни субординации и интересов сторон, ни цен, ни выгод, ни рисков – не зная всего этого, влезать в управление делами целого пароходства, было по меньшей мере самонадеянно. А по большей – глупо. Но и с первого дня заявить о своей некомпетентности, это тоже был путь не самый умный. Сергей избрал себе некую тактику – сразу ни на что не соглашаться, создавать вид раздумий и прикидок, а принимать решения, исходя из простой схемы: дважды отказать, на третий раз согласиться. Этого хватило на время притирки и узнавания внутренней кухни. После появились людишки, которые ввели нового управляющего в курс всех дел, а его благосклонность стали щедро оплачивать. Не всегда напрямую деньгами. Услугами. Знакомствами.

Сергей за последний месяц узнал множество мест в своем родном городе, где можно было отдохнуть по-королевски. Правда, иногда это были места такого рода, что вот сюда свою сестрицу он точно привести не решился бы никогда. И вообще любую даму. Приличную даму. Больше всего нравилось Сергею то, что это практически ничего ему не стоило – платили всегда те, кто приглашал. Также удивительным для него стало обнаружение в новом окружении тех, кто знал толк и в такого рода удовольствиях, как его любимое лекарство. Оказалось, что оно пользуется довольно широким спросом, а есть и смельчаки, которые употребляют его даже в присутственных местах. Собственно, так он и познакомился с оными, хотя сам предпочитал расслабляться без посторонних глаз, у себя на квартирке.

Как-то Горбатов пригласил к себе двоих новых приятелей, и они кутили всю ночь. Причем к порошку добавляли еще и не малое количество горячительных напитков. Под утро он очнулся на квартирке один, видимо, приятели разъехались, хотя он этого и не помнил. Очень болела шея, голова раскалывалась и почему-то сильно тянуло в груди. Сергей пожалел, что здесь нет его камердинера, и подумал попросить его у тетушки хотя бы на пару дней в неделю, пусть себе приходит. Он решил нынче в Пароходство не ехать, а лечить подобное подобным.

Когда Сергей третий день не объявился на службе, Варвара забила тревогу во все колокола. Она стала опраивать служащих, те отводили глаза, но ничего конкретного сказать не желали. Поймав пару усмешек за спиной, Варвара решила действовать на свой страх и риск. Хотя Сергей сразу же пресек ее попытки приезжать к нему на новую квартиру без предварительной договоренности, она решила, что нынешний случай является исключением.

Телефонный аппарат у Сергея дома установлен не был. Она велела кучеру ехать по адресу, долго дергала звонок при входе, стучала, никто не открыл. Тогда она решила ехать к себе домой, где у нее хранились запасные ключи. По дороге передумала, убедив себя, что напрасно тревожится, что Сергей часто стал ночевать у тетки, а на службу мог не явиться по каким-то своим соображениям. А вдруг он болен? Надо поехать туда и справиться. Но! Но, если она покажется на глаза его родным, и вынудит его выйти к ней, то… Ох! Он не простит. На Удальцову и все, что с ней связано, меж сожителями объявлено было строжайшее табу, даже в разговорах.

Тут Варваре пришло в голову, что пока она мечется по всему городу, Сергей, возможно уже сидит в кабинете, в Пароходстве, и сам не может объяснить себе ее отсутствия. И что, опять-таки, он не простит ей такого ажиотажа вокруг его персоны из-за простого опоздания. Она помчалась туда. Сергея на службе не было, он не объявлялся. Варвара готова была разрыдаться. По коридору навстречу ей шел капитан Емельянов. Он как-то сразу понял, что не все ладно, спросил, в чем дело, на вежливую отговорку ответил внимательным взглядом и тут же попросил разрешения на немедленную аудиенцию.

– Ах, Константин Викторович! – попыталась отмахнуться от него Мамочкина. – Право слово, извольте в другой раз.

– И все-таки я настаиваю, Варвара Михайловна, – он заслонил ее от проходящих мимо посетителей и кивнул на дверь ее кабинета. – Пройдемте, не гоже тут препираться у всех на виду. Обещаю, отниму у Вас не более пары минут.

Варвара обреченно кивнула, они ушли из людного коридора. Как только дверь за ними закрылась, хозяйка боком присела на край стула за большой письменный стол, а просителю указала на кресло.

– Я обманул Вас, дорогая Варвара Михайловна, – покаянно опустил голову Емельянов, продолжая стоять. – У меня нынче нет до Вас никакого дела или просьбы. Рассказывайте, что стряслось у Вас! Я уже так этого не оставлю. Я вижу все по Вашему лицу, не отпирайтесь. Нужна ли помощь?

Варвара еще порывалась, по началу, отнекиваться, но вскоре разрыдалась и полностью переложила ответственность на плечи этого большого и надежного человека. Сергей Осипович пропал. К нему в дом она сама, по определенным причинам, не может наведаться. На служебной квартире никто не отзывается.

– Но есть запасная связка, – покраснев, добавила она. – Можно съездить ко мне за ней.

– Ни к чему! – отрезал Емельянов. – Еще больше часа на это потеряем. Если все благополучно, то оно всё и выяснится со временем, так? Я полагаю, сейчас главное установить, не требуется ли срочное вмешательство. Если необходима помощь, то важней выиграть время. Едемте!

Капитан отправил на адрес Удальцовой казенного курьера с ничего не значащим посланием, но с уведомлением вручить его получателю непосредственно в руки, либо вернуть нераспечатанным.

– Так мы узнаем, не там ли находится Ваш…хм… управляющий. А пока поспешим к нему на адрес.

Прибыв к дому, где располагалась новая квартирка Сергея, Емельянов начал с того, с чего и следовало бы начать самой Варваре, не будь она так взбудоражена утром. Он расспросил дворника. Тот поведал, что молодой барин принимал гостей, но было это не вчера, а третьего дня. Нет, не выходил. За извозчиком не посылал. Нет, не видал.

– Возьми-ка, братец, топор, – велел ему Емельянов. – Эту барыню знаешь? Помнишь? Она ту квартиру нанимала. Вот и помоги нам дверь отворить.

– Дык! – дворник почесал в затылке. – Не положено, барин. Надо бы околоточного позвать.

– Обязательно позовем, – Емельянов протянул дворнику несколько монет. – Как только поймем в чем дело, так и позовем. А то, что же занятого человека зазря от дел отрывать? Как думаешь?

Дворник взломал дверь. На Варваре и так лица уже не было, а когда она увидела распростертого на полу Сергея, то рухнула в обморок, капитан еле успел ее подхватить. Уложив Мамочкину на диван, он опустился перед лежащим телом управляющего на одно колено и стал щупать пульс на шее. Потом встал, выпрямился, обернулся к дворнику.

– Экая дрянь, прости Господи! – высказался он вслух совершенно без сердца.

– Неужто того, барин? – и дворник уж поднял было руку, чтобы перекреститься.

– Да нет, голубчик. Живехонький твой жилец. Околоточного не надо. А ты вот поезжай-ка, братец, я тебе адресок сейчас чиркну. Привези доктора.

– Да тут у нас, во втором этаже, доктор проживают, – дворник опасливо подошел поближе и заглядывал теперь в лицо лежавшему Сергею, услышав вздох, все же перекрестился. – Кликнуть?

– Не надо твоего доктора. Ты уж, будь любезен, привези моего, – Емельянов снова полез в карман. – Вот тебе за труды. А вот это – за молчание. Ты меня понял, голубчик?

Сергея откачали, Варвару привели в чувство. Все обошлось. Емельянов исчез в тот день незаметно, увезя с собой молчаливого доктора. Варвара ухаживала за еще плохо соображающим любовником, посылала в аптеку, суетилась. Но следующий день она сама явилась к капитану – поблагодарить за участие. Он хмуро выслушал ее, потом позволил себе высказаться:

– Простите, Варвара Михайловна, Вы женщина умная, достойная. Зачем Вы связались с этаким, прости-господи, разгильдяем? Он же за себя отвечать не может, а Вы ему дела доверяете!

– Константин Викторович! – Варвара вся сделалась пунцовая. – Это мой личный выбор и мое личное решение. А Вам никто не давал права…

– Простите, простите, – капитан наклонился и поцеловал ей руку. – Я действительно преступил черту дозволенного. Просто мне иногда кажется, что Вы не знаете себе цену. Простите! Не будем больше об этом!

– Вы очень помогли нам, и я… – Варвара снова запнулась, видно было, что унижение от слов капитана превосходит теперь всю ее благодарность.

– Я только прошу Вас простить меня совершенно, – прямо в глаза смотрел ей Емельянов. – Не станете же Вы теперь меня ненавидеть? Милая. Милая, Варвара Михайловна.

– Ну, будет, – она оттаяла и даже чуть скривила губы в улыбке.

– Позволите еще один совет? – Емельянов осторожно прощупывал почву, Варвара опустила и более не подняла лица. – Увезите его сейчас куда-нибудь. Хоть на время.

– О, благодарю! – взметнулась она оживающим взглядом. – Мы… Я сама давно собиралась. Путешествовать. Сергей Осипович может сопровождать меня. Как управляющий. Спасибо! Я тот час же позабочусь о билетах. Милый! Какой Вы милый, дорогой Константин Викторович!

***

– Отвернись!

– Ну, мама!

– Не вздумай даже посмотреть в ту сторону еще раз! – «страшным» шепотом шипела крупная дама своей великовозрастной дочурке, делая вид, что утирает уголок рта салфеткой. – А то нам придется раскланиваться!

– Ну, мама, – канючила пышнотелая девица, ковыряясь в остатках пирожного. – В тот раз мы с ними вместе сидели, и ничего! Ах, какая она нарядненькая! Мама! Танечка всегда знает, что нынче модно. Какие фасоны носят в этом сезоне. И что принято подавать на стол. И что… С ней так интересно! Давай позовем их?

– Замолчи! – теперь «страшными» сделались и глаза мамаши. – Тогда мы ничего еще не знали.

– Чего не знали, маман?

– А тебе и сейчас знать не надо! – стушевалась дама и уткнулась в свою чашечку.

В кондитерскую только что вошли Гликерия Удальцова и ее племянница. Они сегодня объездили много мест, заказали для празднования все самое лучшее и теперь решили передохнуть перед возвращением домой. Оглядев зал, Таня заметила две знакомые макушки. Ее одноклассница, одна из представительниц окружавшей ее в Институте свиты, вместе со своей мамашей возымели наглость не узнавать ни ее, ни тетушку. Ну-ну!

Тетка указала на свободный столик у окна, прошла к нему, кивнула кельнеру. Таня расположилась подле. Им еще только подавали заказанное, когда двери кондитерской впустили новых посетителей. Вошли Лиза с отцом и Борцов.

Лев Александрович после возвращения из Москвы – после спектакля в новом театре, после его неудачного похода в цирк, после того, как он снова, после длительного перерыва говорил с ней, видел ее, был рядом с ней – признался себе, что интерес его к Лизе не исчез! Не растворился, не ослаб. И он дал себе волю, перестав сопротивляться все нарастающему чувству.

У Борцова была целая неделя до окончания отпуска, и всю эту неделю он таскался к Полетаевым. И после, он пользовался каждым предлогом – сопроводить, доставить, привезти. Лиза может и заметила, что они стали чаще видеться, но приписывала это все своему воображению, своему изменившемуся вниманию ко Льву Александровичу, своему новому на него взгляду, тому своему прозрению, совпадению со словами гадалки. И все время гнала от себя эти мысли, считая, что она все себе придумала. Но все чаще всматривалась она в черты Борцова, когда он не смотрел на нее, и понимала, что он нравится ей. Что ей с ним очень хорошо. Спокойно. Надежно. И всегда интересно. Но допустить мысль о каких-то иных, больших отношениях с этим взрослым, умным и серьезным человеком, она не смела.

Андрей Григорьевич Полетаев, далекий от светских сплетен и интриг, конечно же, не знал об обструкции, устроенной племяннице Удальцовой, поэтому церемонно раскланялся с ними обеими. Лиза и Борцов присоединились к нему в приветствиях, и тут же были приглашены за столик. Началась суета с поиском еще одного стула, прибежали официанты, нашли стул, сдвинули столики, все происходило быстро и как-то задорно и весело. Мамаша с толстой дочкой завистливо наблюдали издалека за этой кутерьмой. Воспользовавшись удачным случаем, Танюша позвала на домашнее празднование и такого завидного кавалера, как модный архитектор, а тетушка приглашение подтвердила лично.

У Льва Александровича возник новый повод для посещений Полетаевых – теперь он каждый вечер заезжал к ним и разучивал с Лизой какую-то ариеттку. Договорившись накануне встретиться с отцом и дочерью в обед, в городе, и уже вместе поехать заниматься, Лев Александрович закончил нынче все дела пораньше. Он спешил к выходу с ярмарки, когда заметил забавную мизансцену – охранник препирался со странного вида мужичком, отпустившим в пылу перепалки лошаденку на свободной шлее. На возу у той были навалены неровной горой какие-то то ли доски, то ли дрова. Мужичонка рвался к торговым рядам, служитель требовал от него «бумагу», а лошаденка наблюдала за ними большими грустными глазами, жуя чужое сено с соседнего воза, пока никто не погнал. Была она отчего-то в шляпе, чем только усиливала комичность ситуации. В другой раз, Лев Александрович обязательно вслушался бы внимательнее, уж больно живописной была пара, прорывавшаяся торговать на главном торговом сходе губернии, но он сегодня очень спешил. Его ждал Полетаев. И Лиза!

***

– Пусти, мил-человек! – мужичок был настойчив с той уверенностью, что присуща бывает людям подвыпившим. – Не имеешь права не пущать! Для торгов сие заведение заведено. А ну-ка!

– Да что ж ты напираешь-то, господин хороший? – охранник перегородил дорогу настойчивому мужичку и уже беспомощно озирался по сторонам, выглядывая своих сослуживцев. – Уж сколь раз по-хорошему повторял. Не доводи до греха. Поворачивай!

– Куды «поворачивай»! Мне лес продать надобно! – уперев руки в пояс, стоял на своем незадачливый посетитель.

– Лес? – служитель искренне захохотал. – Иди, проспись, дяденька! Ей-богу. Ну, не заставляй меня околоточного звать.

– Какой я тебе «дяденька»! – мужичонка сдвинул брови. – Я есть торговец. А ты поставлен, чтобы меня к месту пристроить, и всё! Ну-ка веди в ряды.

– Ах, ты ж, прости-господи, – охраннику мужичонка был явно симпатичен и ему до крайности не хотелось применять к нему меры репрессивного характера. – В какие ряды, дяденька? Я ж тебе и говорю – давай бумагу. Заявку в правление писал? Бумагу на разрешение получал? Место свое, ряд – знаешь?

– Какую заявку! Что ты мне одно и тож талдычишь битый час! – мужичонка заметил урон, нанесенный его кобылой соседскому сену и, присмирев от того, взял под узцы. – Нам с Лауркой всего-то один возок сбагрить. Пусти, мил-человек?

– Да не могу я! – охранник уж и не знал, какими словами объясняться с упрямым дядькой. – Езжай на пристань, иди на базар, что тебе сдалась ярмарка-то, а? С одним возком? Ступай с Богом, не доводи!

– Э-эээ! Не понимаешь ты, мил-человек, – мужичок неожиданно улыбнулся себе в усы. – Как мы с Лаурой домой-то возвернемся? Где, скажут, вас два месячишко носило? А я им – на янмарке были, в городе, и все тут!

– Да ты так скажи, были, мол! Ну, не могу я вас без бумаги пропустить.

– Это ты к чему меня склоняешь? – снова нахмурился мужичок. – Это ты, мил-человек, меня ко лжи разрушительной толкаешь? Не бывать тому! У нас вся деревня знает – пить пьет! Все до последней копейки пропить может, ежели копейка есть. Но ни нитки чужой, ни слова лживого – того от Михеича не жди, не боись! Правду в глаза – могу. В морду за то – стерплю. Но лжи не допущу! Эх, вы! Городские…

Мимо места перепалки все время проходили люди. Кто-то брезгливо отворачивался, углядев засаленный армяк мужичонки, кто-то улыбался, видя во всем этом колоритную сценку, кто-то останавливался поглазеть.

Клим Неволин закончил все дела на ярмарке, сопровождая очередного клиента, прикупил кой-чего в дом и не спеша направлялся в город. Встретившись глазами с жующей чужое сено Лаурой, он уже не смог оторваться и дослушал диалог до момента искренней слезы обиженного Михеича. Климу было сейчас так ладно на душе, что, как всегда в такие периоды, он хотел, чтобы счастливы были и все вокруг. Он имел в кармане недурственную сумму денежек, домой шел с радостью, дела шли легко, душа жила в каком-то предвкушении, и обиженный пьяненький мужичок со своей бедолагой клячей портили радужную картину его мира, внося в него тревожную ноту несправедливости.

– Почем торгуешь, хозяин? – эти слова вылетели прежде, чем Клим успел подумать: «А на что оно мне!».

– А ты как брать собираешься, барин? – подобрался вмиг мужичонка, и стал оглаживать свою Лауру по гладкому каштановому боку. – Ежели частями, то давай рядиться! Что на растопку, то по семьдесят копеек отдам. А уж что на строительство, то по три рубли будет! Никак не меньше. Лес свежий, только с лесопилки.

– А если гуртом? – Клима как будто кто-то подталкивал в спину или неслышно подначивал, ему стало весело, и он продолжал торг уже с искринкой азарта.

– Гуртом? – мужичонка явно не поверил такому своему везению и переглянулся с давешним охранником, тот одобрительно кивнул. – Неужто, весь воз возьмешь, барин? Ну, на двух с полтиной сойдемся?

– Нет! – Клим залихватски вскочил на край воза. – Это ты загнул, дорогой хозяин, не сойдемся. Глянь сам – один горбыль тут, какое деление по сортам? Из чего тут строить? Тут все, считай, на растопку.

– На растопку! – Михеич привычно сдвинул брови, упер руки в бока и приготовился к длительному диалогу с новым собеседником, спешить ему было явно некуда. – А ну, слазь с мово воза! Иш, ты! Уж и пристроился. Хошь – бери по хозяйской цене, да сгружай, и мы пойдем себе с Лаурой. А ежели товар не гож, так и не трепи людям нервы.

Клим улыбался и с воза не слезал.

– Ты давай меня до дома доставь вместе с товаром, а там я тебе за все про все два рубля обещаю, – он скрестил на груди руки и ждал ответа спокойно, потому как больше рубля за этот кривой мусор не дал бы никто.

– А и далеко ли твой дом? – уже почти согласившись, чесал в затылке Михеич. – Сколь времени с тобой потеряем? А?

– А тебе не все ль равно? – веселился Клим. – Два месяца до дома доехать не могешь. Что уж за два лишних часа переживать-то?

– Твоя правда, барин, – мужичок кивнул, на прощание поклонился терпеливому охраннику и повел Лауру в поводу, Клим подсказывал им дорогу.

***

По пути болтливый мужичок все рассказывал Климу свою незамысловатую историю. Живет он бобылем, все хозяйство его – «развалюшечка с амбарчиком», да верная Лаура.

– Ты не смотри, барин, это я сейчас пьяненький, – вскидывал повествователь голову в гордом взмахе. – Я свою жизню, хоть когда поворотить могу! Девки, те, да – уж не по зубам мне. А вдовицы по сей день заглядываются!

Клим тихо хихикал, получая неимоверное наслаждение от разворачивающегося перед его взором спектакля, совершенно не жалея двух обещанных рублей – то большего стоило, думал он. Удовольствие его стало таким полным, что он даже испугался на миг – как бы не сглазить удачу, но тут же Михеич отвлек его от внутренних сомнений очередным перлом своего жития, и Клим продолжил внимать.

Получалось, что зиму Лаура с хозяином коротали благодаря милости сердобольных соседей, которые многое прощали говорливому мужичку, жалели голодающую во время хозяйских запоев Лауру, и подкармливали обоих от доброты душевной. Иногда и чарку наливали. Первой и наиглавнейшей слабостью Михеича была водочка. Но сам факт того, что Лаура здравствовала по сей миг, говорил и за то, что, будучи в состоянии разумных просветлений, мужичок о своей скотинке заботился, делая некие запасы. Помогали фуражом и деревенские сожители его, подкидывая работенку во время покосов, сеяния и жатвы.

Вторым из постоянных проявлений и стремлений Михеича были его ежегодные порывы «достичь лучшей доли». По зиме сама суровость российской природы вразумляла и сдерживала мятущуюся душу, а вот краткий период от страды до страды склонял мужичка к странствиям. Как только заканчивался сев, и они с Лаурой оставались не у дел, Михеич, как правило, впадал в краткосрочную тоску, пил с неделю, а после запрягал кобылку и «уходил в люди». Где только не скитались они за эти годы! Одним из мечтаний для Михеича стояло пред внутренним взором видение посещения им Нижнего в разгар ярмарки – уж больно красочными были рассказы о ней тех редких везунчиков, коим судьба посылала радость побывать на главнейшем торжище. Но ни разу еще им с Лаурой не удавалось добраться даже до города – поскитавшись по своему уезду, поиздержавшись, помыкавшись, промышляя случайными заработками, они каждый раз возвращались в родную деревню аккурат к тем дням, когда их услуги могли понадобиться для перевозки созревшего зерна. Деревенские встречали их смехом и подначками, но злобы в тех насмешках не было, и дом родной все время оставался якорем для незадачливой парочки.

В этом году все повторилось. Перемещаясь от городка к городку, от села к деревеньке, Лаура и Михеич все ближе подбирались к заветной ярмарочной мечте. Были и длительные остановки на их многострадальном пути – недельки три им повезло провести на хлебосольном монастырском подворье. Потом у Михеича случился очередной запой, не без помощи и наущения отца Кондратия, да чего уж там…

Покинув после веских «доводов» отца-настоятеля щедрый приют, Лаура с Михеичем скитались еще какое-то время. После, не дойдя всего каких-то пару верст до заставы заветного Нижнего, им повезло вновь – на лесопилке, встреченной на пути, незадолго до того околел мерин, который последние лет десять исполнял обязанности по внутридворовым перевозкам. Обязанности его были необременительны: свезти опилки, доставить к месту сжигания негодный материал, переместить по насущным нуждам продукты для кухни или другие какие грузы хозяйственного назначения. Так как кормили обоих вновь прибывших, как и остальных работников, досыта, то Михеич от свалившегося счастия даже не удосужился заранее сговориться об оплате. Когда же сын хозяина привел с базара нового коня, со временщиками расплатились тем, что покоилось нынче в возке у Лауры. С досады пропив оставшиеся гроши, Михеич в состоянии затуманенного бражкой рассудка и не заметил, как оказался прямо на пороге своей заветной мечты. Возле ярмарки они и столкнулись с нынешним слушателем и благодетелем. Аминь.

За разговором, незаметно, добрались они до места назначения.

– Вот и улица моя! – радостно сообщил вознице Клим. – Примерно посередке и дом мой будет. Считай, приехали!

– А только не благодетель ты, а, вовсе наоборот, сдается мне, – резко переменил вдруг тон Михеич. – Говори честно, как на духу! Лжи не терплю! Заманил, разбойник? Поманил двумя рублями? За возок леса хочешь жизни наши забрать, подлая ты душа!

– Окстись, отец! – Клим даже испугался подобной перемены. – И хмель-то с головы стряхни! Все мирно меж нами было, а тут вдруг такая напраслина. С чего бы это?

– Ви-иииижу! – хитро прищурил глаз Михеич. – Чай, не проведешь! Улочка-то из богатых. На кой тебе мой горбылик? Небось, как кликнешь сейчас дворовых, как поколотят они Михеича, да Лаурку мою в полон возьмут, а то и на погибель сразу подпишут. Ох, не надо было зариться на посулы царские!

– Тьфу! Хватит причитать да плести невесть что! – прикрикнул Клим на мужичка. – Нет у нас никаких дворовых. Не бойся, отец, не обману. А скажи? Ты с чего взял, что здесь богатые живут? Высоких-то крыш всего парочка на всю улицу, заборы всё глухие у нас… Как знаешь, что там?