Внутренний мир. Западня

– К тому, что мы сегодня будем делать ресурсную медитацию, – в отчаянье предположила девушка.

– Нет. К тому, что я всё ещё не оставляю надежду на то, что ты примешь осознанное решение становиться лучше и сильнее с каждым днём, вопреки всем своим неудачам, необоснованному страху передо мной и полной уверенности в собственной бездарности.

Ариэль поняла, что сейчас заплачет, и отвернулась от Нолэ. Как же она ненавидела его в этот момент!

– Если ты думаешь, что я учу тебя от скуки или ради собственного удовольствия, то сильно ошибаешься, – с нажимом произнёс Гордон. – Что ты вообще сможешь в этой жизни, если не умеешь владеть собственными чувствами? Как ты будешь менять людей и внушать им любовь, если так слаба перед ненавистью?

– Ты очень сильно давишь на меня! – не выдержала Ариэль. – Иногда мне кажется, что ты специально это делаешь, словно хочешь вывести меня из равновесия, чтобы опять и опять научить…

– Я хочу, чтобы ты была целостная, Ариэль! Что толку, если ты будешь меня любить? Думаешь, я не смогу заставить тебя? Я многое могу, но сейчас я хочу, чтобы ты была источником всего, что происходит в твоей жизни и в твоей душе.

– Но мне всё время кажется, что ты просто издеваешься надо мной! – воскликнула Ариэль, ощущая, как слёзы выступают на глазах. Девушка так устала, что уже не могла с ними бороться. Эдвард тяжело вздохнул, не зная, смягчиться или снова накричать на ученицу. Он отвернулся, когда Ариэль закрыла лицо руками и заплакала.

– Мне очень тяжело, – произнесла она, всхлипывая, – я не всегда понимаю, чего ты хочешь от меня, ещё куча домашней работы по другим предметам, я просто устала. Я понимаю, что неправа…

– Урок закончен, можешь идти спать! – Эдвард махнул рукой, и девушка выбежала из аудитории.

Но если Ариэль ожидала, что после этого Нолэ смягчится к ней, то она сильно ошибалась. Он стал требовать ежедневных утренних занятий на восходе, долгих и усыпляющих медитаций и не спускал ей ни единого промаха.

Силы Ариэль были на исходе. Всё это должно было закончиться либо нервным срывом, либо открытием второго дыхания. Гордон, должно быть, был уверен во втором, девушка же каждый день ждала, что вот-вот лишится чувств на одной из пар или по дороге домой. Она закипала каждый раз, когда Габриэлю хватало наглости жаловаться на большую нагрузку в академии. И не могла скрыть зависти, когда тот целыми днями говорил об Анне Кивер. У неё самой ни то что не было времени влюбиться в кого-то, она даже не успела узнать имена всех своих одногруппников.

Когда казалось, что хуже уже быть не может, Договирск и его окраины покрылись толстым слоем первого снега, который, вопреки обычаю, не спешил таять. Гордон, очевидно, любивший зиму, пребывал в особо приподнятом настроении и придумал для своей ученицы новое задание. Должно быть, он находил его занятным, Ариэль же была уверена, что Нолэ опять издевается над ней.

– Как прошли упражнения с холодом? – он улыбнулся, сверкнув глазами. Надо отдать должное, Нолэ порой мог быть очень милым.

– Я пробую каждый день, – сердце у Ариэль забилось в тревоге.

– Ариэль, – Эдвард обнажил свои белые зубы, – есть только два ответа: «Я научилась не чувствовать холод» и «Я не научилась не чувствовать холод»!

– Я не научилась не чувствовать холод… – расстроилась девушка.

– Тогда возникает следующий вопрос: почему?

– Было очень много уроков, я не успела…

– Есть только один ответ на такой вопрос: «Я не захотела»! – он внимательно следил за её лицом.

– Я не захотела, – безвольно повторила Ариэль. Она уже знала, что если Гордон говорит с ней таким тоном, то спорить бессмысленно. Должно быть, удовлетворившись её смиренным ответом, Нолэ кивнул:

– Умение признать поражение – это уже победа, Ариэль. А теперь идём!

Гордон повёл девушку за собой по служебным коридорам и неожиданно вывел на улицу. Было ещё темно, и на заледеневшие сугробы опускался тяжёлый, крупный снег. Гордон снял камзол и, оставшись в одной рубашке и брюках, лёг прямо в сугроб, поманив Ариэль за собой. Девушка нервно рассмеялась, понимая, что дороги назад нет, и упала в снег рядом. Холод сразу пробрал её хрупкое тело, а голые ладони защипало.

– О чём ты думаешь? —раздался голос Гордона.

– О холоде и о том, что если я заболею после этого, будешь ли ты ругаться…

Эльф рассмеялся громким, заливистым смехом, так что вороны, примостившиеся на крыше института, с криками взвились в небо. У Ариэль от его смеха на душе вдруг стало так легко и весело, что тоже захотелось смеяться.

– Ты держишь фокус внимания на холоде, и он поглощает тебя, – пояснил эльф, – но кто сильнее? Холод или ты? Реши для себя.

– Но если мне холодно, то…

– То думай о чём-то другом. Научись управлять своим «фокусом», и ты начнёшь управлять миром.

Ариэль закрыла глаза, фокусируясь на звуках, на свежем морозном запахе и, наконец, на красоте снежинок, что падали с неба.

– Это упражнение не одного дня, – произнёс Гордон, Ариэль открыла глаза и увидела, его лицо совсем рядом. Учитель, как всегда, внимательно изучал её, провоцируя на разные реакции. Его рука неожиданно сжалась вокруг горла девушки, и та сдавленно вскрикнула, обхватывая его запястье.

– Разве сейчас тебе холодно? – равнодушно произнёс он, и Ариэль поспешно закачала головой. Гордон отпустил её, приблизив лицо ещё ближе, так что она почувствовала его горячее дыхание, и длинные волосы коснулись её лица. – А сейчас?

– Нет! – девушка воскликнула, отталкивая его, неожиданно испугавшись бездонной глубины его глаз и того холода, что был в них больше, чем мороза, кусающего тело.

– Вот чему тебе нужно учиться! – умозаключил Гордон, вставая и отряхивая рубашку. – Нам легко согреть других, ещё легче, когда кто-то согревает нас, но настоящее искусство – научиться согревать самого себя. И алмариан должен это уметь.

Ариэль кивнула, уловив в его словах более глубокий смысл и поняв, наконец, чего от неё хочет Нолэ.

Глава 8. Тучи сгущаются

Тем временем Герман Алемский готовился к сканировке. Он старательно выполнял медитации, предписанные Гордоном, и ещё дважды за это время увидел сон про отца. В первый раз опять тесная комната и чьи-то тяжёлые удары по лицу, привкус крови во рту и белая бескрайняя равнина. Но во второй раз сон больше походил на погружение в чью-то реальность.

– Я не просто видел всё глазами отца, я СТАЛ им! – делился Герман с Севастьяном.

Друзья прогуливались по городскому парку возле Та̒рганского медицинского университета, где учился Крошин.

– И что именно ты… он делал?

– Я шёл по снегу… Он был неглубокий, и иногда виднелись клочки земли, – Герман устремил невидящий взгляд куда-то в пустоту. – На мне был пуховик и большие сапоги, но холода особо не было, как в тёплый зимний день. Воздух… знаешь, не было обычной морозной свежести. Я прямо чувствовал дыхание Рудольфа, как что-то неудобно мешалось в левом сапоге, и как вспотела шея. Это просто нереальное что-то, Сева!

– Думаешь это то, что он прямо сейчас делал?

– Да! – Герман кивнул и серьёзно посмотрел другу в глаза. – Я проник в его сознание, понимаешь! У меня даже руки трясутся, когда я это рассказываю.

– Те, кто плотно занимается космоэнергетикой, даже общаться могут друг с другом на расстоянии через телепатическую связь. Может, у тебя природный дар и стоит после колледжа поступить в институт, где работает Гордон.

– Нет, – Герман покачал головой и даже усмехнулся, это казалось ему чем-то несерьёзным для мужчины.

Парни прошлись в молчании, пока Севастьян не посмотрел на друга с любопытством и не спросил, что изменится, если он найдёт всё-таки своего отца.

– Это вопрос с подвохом? – Герман прищурился.

– Нет, конечно! Только правду говори.

– Когда я врал тебе? Когда я найду отца, я… ммм… он станет заботиться о бабушке и, возможно, даже о моей маме, и та, наконец, перестанет делать глупости, несоответствующие её возрасту. Решится проблема с наследством, в которое я не могу вступить, потому что отец официально не признан мёртвым, бабушка не оформляет свидетельство о смерти, и без него я не могу претендовать на родовое имение Алемских. К тому же у нас дома…

– Твою мать! Дружу с куском говна!

– Что не так? Ты думал, я скажу, что первым же делом брошусь ему на шею и буду рыдать со словами, «папочка, мне тебя так не хватало»?!

– Если бы я смог вернуть своего отца с того света, я бы так и сделал, – произнёс Севастьян без тени улыбки.

Алемский не принял слова друга близко к сердцу, а лишь отмахнулся. Севастьян был круглым сиротой и вырос в детском доме в Самаре до того, как его нашёл и забрал в Ардхон дядя. Герман же не мог понять всю ценность того факта, что у него, в отличие от Крошина, есть мама, бабушка. Он больше переживал из-за того, как несправедливо с ним обошлась судьба. Вот он вроде сын Рудольфа, но официального подтверждения нет. Граф по праву рождения и наследник рода, но как это доказать? Герман злился из-за этого и чувствовал себя обманутым судьбой. Будто ему подарили нечто огромное и значимое, но не разрешили пользоваться.

В своих мечтах он прогуливался по лужайке возле старинного здания с колоннами и лепниной. На нём было пальто на эльфийский манер и, может быть, даже трость. Слуги сновали туда-сюда, суетились вокруг «его сиятельства», а в газетах по всей Валдарии печатали его фото. Но самое главное, обо всём этом непременно должен был узнать его отчим, оставшийся в Саранске. И ещё одноклассники. И учителя из начальной школы. Вот только Герман никак не мог придумать, как донести до них минуту своего триумфа, ведь они остались во Внешнем мире? Ничего, он непременно что-нибудь придумает, главное сейчас – найти отца.

Юноша считал дни до встречи с Гордоном, пока, наконец, вновь не оказался на ухоженной тропинке по пути к круглому каменному замку. (На этот раз он предусмотрительно взял от города такси, всё-таки негоже графу ездить на метро). Секретарь проводил его в зал для практических занятий. Оттуда после урока выходили студенты: все они молчали, словно ещё пребывали в медитативном трансе и выглядели торжественно-одухотворёнными.

Внутри тёмной и душной аудитории его ждал Гордон. И хотя на нём были простые хлопковые штаны и кофта, нечто туманное, возвышенное окутывало высокую фигуру эльфа. Едва Герман взглянул на него, как все мысли улетучились, и даже голова слегка закружилась.

– Переодевайся, – произнёс голос Эдварда не то вслух, не то в голове юноши. И парень, как в замедленной съёмке, стал надевать принесённые с собой футболку и штаны. Сам эльф подошёл к раковине в углу аудитории и вымыл руки, звеня кольцами, которые зачем-то снимал с пальцев.

– Выбери место и садись на пол, – велел Гордон.

Герман в замешательстве забегал глазами по просторному залу. Что, интересно, он называл «местом»? Потоптавшись немного, парень опустился прямо на пол между грудой подушек и стеллажом. Когда эльф подошёл и сел рядом, юношу пробрала крупная дрожь от близости иных энергий, ладони были мокрые и холодные, и он потёр их о свои штаны.

– Готов? – спросил Гордон, и парень неуверенно кивнул. – Сделай глубокий вдох и на выдохе закрой глаза.

Возможно, виной всему была духота, но, когда Герман закрыл глаза, а его затылка коснулась тёплая и мягкая рука эльфа, сознание парня куда-то улетело.

Вместо высоких стен медитативного зала перед глазами вдруг возник холодный белый снег, затем чулан и мужчина, бьющий его по щекам, и, наконец, тёмное замкнутое пространство. Он сидел на каменном полу, держа в руках холодную железную кружку с каким-то питьём, во рту всё ещё был его вкус, и Герман сумел распознать крепкий чёрный чай. Потом он обернулся и увидел в метре от себя догорающие угли небольшого костра. Судя по затхлому сыроватому запаху и ощущению нависшего над головой камня, это была пещера. Тело Рудольфа начало подниматься на ноги, но сознание Германа вдруг рвануло куда-то, и парень очнулся на полу медитативного зала.

Голова кружилась, и его тошнило.

– Давай по-другому, – Гордон рывком усадил Алемского и снова приложил ладонь к затылку.

На этот раз всё было ясно и чётко, словно это не Герман летел по неизведанным просторам своего подсознания, а кто-то вёл его умелой рукой. Вот он снова идёт по снегу, вот картинки из других снов юноши, пещера и, наконец, опять чулан. Чья-то рука бьёт по лицу, и Герман стонет, сплёвывая кровь. На заднем фоне мужчина с пепельно-серыми волосами что-то оживлённо говорит, но в ушах стоит только шум от ударов. Однако Гордон ведёт Германа дальше, пока не достаёт из него все видения, связанные с отцом.

Алемский пришёл в себя на полу, он был весь в холодном поту, а перед глазами плясали круги. Гордон сидел рядом, прислонившись спиной к стеллажу, и напряжённо думал.

– Что вы увидели? – с трудом произнёс парень.

Ему пришлось приложить массу усилий, чтобы сесть, тело тряслось и отказывалось слушаться, будто всё ещё было частично во власти Гордона.

– Это странно, – наконец ответил мужчина. – Должно быть, вы с Офелией не так уж и ошибаетесь насчет Костина, потому что я видел, что человек, допрашивающий Рудольфа, именно он.

Герман издал возглас удивления, на большее он был просто неспособен.

– Затем с ним что-то случилось… что-то непонятное, я впервые такое увидел. Его тело будто расщепило на атомы, а затем собралось вновь. Это похоже на переход через Портал, но так, если бы он длился не долю секунды, а несколько минут.

– Костин ставил над ним опыты?

– Возможно.

– А где он сейчас? Вы отследили энергетический след? – Герман почувствовал, как его вновь пробрала дрожь, на этот раз от волнения.

– Мне очень жаль, – Эдвард не стал долго ходить вокруг да около, – я не смог это сделать. Такое ощущение, что места, где он сейчас находится, не существует. Либо оно не на земле.

Повисла долгая пауза. Каждый пытался понять смысл этих слов, гадая, что это может быть за снежная равнина.

– Думаю, Костин знает, что это за место, – решительно заявил Герман и не без труда поднялся на ноги.

– Нет, – Гордон покачал головой, – даже не думай! Ты сгинешь, как и твой отец, если пойдёшь к нему, помяни моё слово.

– Но он знает! – парень повысил голос. – Что ж мне теперь, в полицию пойти, сказать, что видел во сне, как много лет назад было совершено преступление? Если даже вы не смогли найти отца, его больше никто не найдёт!

Гордон не ответил, дожидаясь, пока эмоции юноши улягутся.

– Почему вы не попытались заговорить с отцом, пока делали сканировку? – уже более спокойно спросил Герман. – Мой друг говорит, что с помощью телепатии можно общаться как по телефону. Так раз отец жив – заговорите с ним! Спросите напрямую, где Костин его держит.

– Я не выстраивал сейчас телепатическую связь с Рудольфом, – мужчина покачал головой. – Он закрыт от меня так же, как всегда. Это ты во время сна выходишь с ним на контакт и видишь обрывки его жизни и воспоминания. Всё, что я сейчас сделал, это достал их из твоей головы.

Герман с разочарованием отвернулся.

– Если плотно займёшься космоэнергетикой и сможешь овладеть осознанными снами, то сумеешь сам поговорить с ним и обо всём спросить.

Это звучало как совет, разумный совет, но могло занять слишком много времени. Поговорить с Костиным начистоту и посмотреть, как учёный будет лгать, выкручиваться, выглядело более заманчивым.

– Сколько я должен вам за работу? – спросил Герман. Он переодевался в свою жизненную одежду, поэтому не заметил презрительного взгляда, который на него бросил эльф.

– Я не беру деньги за свою работу. Но ты расплатишься со мной тем, что не будешь подвергать риску свою жизнь и не сунешься к Костину ни на шаг.

***

– Мы пойдём к Антону Костину, – прошептал Габриэль Рабвель на ухо своей сестре.

Оба были в своей общей ученической комнате в родительском доме, куда приехали на выходные.

– Зачем нам к Костину? – спросила Ариэль, убирая учебник, по которому занималась, и во все глаза уставилась на брата.

Услышать ответ ей не было суждено: колокольный звон из парадной известил о прибытии гостя.

– Это ещё кто? – удивилась она.

– Отец вызвал дядю Эда, – сообщил Габриэль.

– Зачем?

– Это всё из-за скандала в Совете Федерации.

Ариэль облегчённо вздохнула, испугавшись, что Го̒рдон пришёл, чтобы позаниматься с ней ещё и на выходных. Зато Габриэль явно был рад, он выскочил из ученической и побежал вниз по лестнице, встречать Эдварда.

Риндо̒рн – родовое имение Рабвелей – находилось на западе Тиво̒льских владений. Это была старинная каменная башня, которую Рафаэль Рабвель перестроил по последней моде. Треть первого этажа он отдал под огромный бассейн с сауной, рядом разместил бильярдную с камином и свой кабинет. В самом сердце башни меж тонких извилистых колонн расположилась открытая гостиная, где можно было давать настоящие светские приёмы. А вокруг по внутреннему периметру тянулась вверх каменная винтовая лестница, ведущая в спальни и комнаты для гостей. Она была сущим ужасом для многочисленной прислуги, которая вечно что-то с неё роняла или падала сама, споткнувшись на одной из трёхсот ступенек в погоне за идеальной чистотой замка.

Дом этот был гордостью Рафаэля, который был младшим из трёх детей Аннабель и Самюэля Рабвелей и не рассчитывал, что станет когда-то хозяином Риндорна. Однако его старший брат и сестра рано покинули этот мир, не оставив детей.

Хозяин дома и прибывший гость уединились в кабинете Рафаэля Рабвеля. С недавних пор Габриэлю было позволено присутствовать при всех деловых разговорах отца. Юноша очень этим кичился. Он так и видел себя его правой рукой и мечтал о блестящей политической карьере. Гордон всегда восхищал Габриэля, и сейчас, видя, как тот даёт советы отцу, опираясь на собственную интуицию, или проводит скорые диагностики, воображал, как когда-то и Ариэль будет подобным образом помогать ему принимать важные решения.

Саму эльфийку политические вопросы не волновали. Её волновала гора домашней работы и дополнительные задания Нолэ, с которыми она плохо справлялась. Так и не дочитав главу о «Семи способах выхода из транса», девушка спустилась к ужину.

Во главе длинного обеденного стола сидел Рафаэль – молодой с виду мужчина, которого можно было принять за старшего брата Габриэля, до того они были похожи. В глазах Рафаэля читался цепкий ум, а опыт прожитых лет превратил некогда скандального и непоседливого юнца в мудрого и терпеливого главу большого семейства.

Справа от Рафаэля обычно сидела его жена, но сейчас Адель, согласно традиции, уступила своё место гостю. Сама же женщина расположилась напротив своего мужа. Адель не раз по праву признавалась самой красивой дамой Эльфийского Княжества. Её кукольное личико с огромными голубыми глазами, казалось, принадлежало некой шестнадцатилетней юной красавице. Длинные, ниже талии волосы были белее снега, и вся её фигура излучала дивную грацию и женственность. Дочери, сидящие рядом с ней, меркли на её фоне, несмотря на то что младшая Мариэль унаследовала белоснежные локоны матери, и имела все задатки с возрастом превратиться в такую же красавицу.

Гордон терпеть не мог находиться в обществе Адель, он сразу чувствовал себя неуютно и становился невнимательным. Поэтому Эдвард снова заговорил с отцом и сыном Рабвелями о политике, то и дело хмурясь, когда хозяйка дома о чём-то заботливо спрашивала его или велела прислуге сменить ему блюдо.

К концу ужина, когда подали чай, Гордон понял, что чувствует себя неуютно не только из-за присутствия некогда любимой женщины. Кто-то не сводил с него глаз, и это оказался уже хорошо знакомый ему взгляд Ариэль. Привыкшая всюду следовать за ним в институте, она и сейчас по привычке внимательно следила за тем, как он ест и пьёт. И, скорее всего, от неё не ускользнуло смущение, которое он испытывал в обществе её матери.

Он взглянул на Ариэль, пытаясь угадать, что она думает по этому поводу: осуждает его или посмеивается? И понял вдруг, что никогда прежде, когда бывал в Риндорне, не замечал присутствия Ариэль, как сейчас, должно быть, не замечает младшей дочери Рабвелей. Дома в окружении семьи она казалась ему старше и будто бы даже красивее.

Он перевёл взгляд с Ариэль на Габриэля, а затем удивлённо уставился на Рафаэля:

– Как тебе это удалось? – он вновь взглянул на двойняшек. – Они так похожи.

Рабвели рассмеялись, и Адель сообщила, что вся Валдария обсуждала этот факт ещё прошлой осенью, когда двойняшки были выведены в высший свет.

– Твой сын невероятно похож на тебя, – Эдвард вспомнил вдруг молодого Рафаэля, дерзкого и избалованного любимчика Аннабель. Не каждому мужчине удавалось породить столь удачную копию самого себя. И хотя Гордон был человеком бессемейным, он почувствовал лёгкую зависть. – Есть хоть что-то от матери?

– Руки, – Габриэль поднял кисти.

– Да… – Гордон пригляделся. – Это её форма ногтей, я помню…

Он глубоко задумался, уносясь воспоминаниями в те давние годы, когда ему было позволено держать эти тонкие пальчики в своих руках, изучать их, жадно сжимая.

Ариэль снова внимательно смотрела на него. Эдвард понял, что она точно знает, о чём он сейчас думает, а может, даже и все остальные Рабвели. Дабы окончательно не испортить всем вечер, Эдвард поспешил откланяться.

***

Что-то неправильное было во всём услышанном Ариэль за ужином, что-то неприятное. Мысль о том, что у Нолэ всё ещё могли сохраниться чувства к её матери, вызывала почти физический дискомфорт. Ариэль хотела обсудить это с братом, но не знала, что именно скажет ему. Они никогда не говорили между собой о личной жизни родителей. Это была запрещённая, неприличная тема.

В конце концов, да и почему это должно так волновать её?!

– Так зачем нам к Костину? – спросила Ариэль у брата, желая отвлечься от ненужных мыслей.

Они как раз поднялись в ученическую. Когда были детьми, это была их игровая, а потом комната стала служить для приёма друзей и выполнения домашних заданий.

– Отец хочет помочь ему вывести на экспорт лекарство для оборотней, это вопрос государственной безопасности, – Габриэль самодовольно посмотрел на сестру, и уголки его губ расплылись в улыбке. – Отец сказал, что это будет моё первое самостоятельное дело.

Ариэль скептически покачала головой:

– Ну, конечно, ври больше. Кажется, я уже где-то слышала историю про первое самостоятельное дело, связанное с Антоном Костиным, с очень счастливым концом, – девушка сделала пальцами кавычки.

– Глупости! – отмахнулся тот

– Вовсе нет, Габриэль! Вообще-то, Гордон из-за него провёл в ссылке столько лет!

– Ох, ты теперь ярая защитница своего наставника, – усмехнулся он. – Лично я считаю, и отец со мной согласен, что единственный, кого стоит винить во всех бедах Гордона – это Рудольф Алемский.

Ариэль задумалась, но потом решительно покачала головой:

– Я читала, что его мать ищет его. Неужели он не поставил бы её в известность, если бы был жив и невредим?

– Всем ты веришь, Ариэль. А что, если это часть плана? Старушка разыгрывает драму для отвода глаз, а на деле…

– Замолчи! Ты говоришь ужасные вещи!

– Я тебе больше скажу, – не унимался тот, – слышала про объявившегося пару лет назад сына Рудольфа? А̒лен Ву̒тер говорит, что некоторые считают, будто он и есть сам Рудольф после пластической операции.

Ариэль рассмеялась, сообщив, что большей глупости в жизни не слышала.

– Так что за лекарство Костина? – спросила она.

– Препарат для оборотней нового поколения. Отец не хочет, сразу делать ему деловое предложение, говорит, что сначала нужно прощупать ситуацию и понять, стоит ли оно того. Поэтому мы пойдём на презентацию лекарства в следующую субботу, и я очень надеюсь, что ты сможешь помочь мне в разговоре с ним. Этот Костин тот ещё хитрец, а я не всегда понимаю, когда мне лгут, – признался парень. – А знать, что у него на уме нам необходимо!

– Ты всё это серьёзно? – Ариэль только сейчас поняла, что брат не приукрашивает. – Отец поручил это тебе? Ты пойдёшь один даже без папиного секретаря?

– Ага! – Габриэль расплылся в самодовольной ухмылке.

Почему, ну почему Габриэль так быстро и легко взрослел?! Ариэль даже стало завидно. Казалось невероятным, чтобы Гордон мог поручить ей принять одного из своих пациентов. Да она и сама ни за что бы не согласилась на такое. А папа поручил Габриэлю важное политическое дело.

– Ты чего? – брат, коснулся коленом её колена.

– Поздравляю, это очень здорово, – выдавила она из себя. – Ты хочешь, чтобы я поймала его на лжи, если он решит лукавить?

– Конечно! Ты ведь лучшая в этом! – Габриэль расплылся в самой искренней улыбке.

– Хорошо, – Ариэль опустила голову.

Она не была уверена, что сможет в ходе беседы без предварительных упражнений, понять истинные мысли человека. Но это был бы прекрасный опыт и настоящая проверка своих сил. Правда, Ариэль казалось, что это скорее закончится доказательством её бездарности, чем таланта. Но она не хотела делиться своими мыслями с братом и портить ему настроение.