Дьявольские угодья

Территория этнографического музея была огромной. На ней, вдоль тянувшейся вглубь лагеря тропинки, вольготно разместились с десяток бревенчатых изб по обе стороны; какие-то хозяйственные постройки, нечто напоминающее советскую столовую, пара двухэтажных зданий, похожих на терема из сказок, и огромная поляна в центре деревни. И это только то, что возможно было увидеть, находясь у ворот. Воздух пах дымом, мёдом и чем-то звериным – не то шерсть, не то старые шкуры.

Посередь поляны был вкопан самый настоящий идол некоего древнеславянского божества – деревянное изваяние с тремя лицами, обращёнными в разные стороны. У его подножия лежали горстки зерна и несколько яблок – свежих, будто только что сорванных, хотя на дворе стояла осень. На её же окраине стояла деревянная колокольня. По крайней мере то, что это именно колокольня, а не храм, Гюрзе шепотом поведал Виталий.

– Видишь, основание квадратное, а на вершине башни огромный колокол, – шептал он ей на ухо. – Так выглядит колокольня. Вот только странно, что рядом нет храма, к которому бы она прилегала. Колокольня – это чаще всего пристройка к основному зданию.

От этого экскурса в историю древнерусской архитектуры Гюрзу спасла сама колокольня. Неожиданно для всех раздался громкий колокольный звон.

Громкий, металлический звук пронёсся по всей территории деревни, заставив молодых людей вздрогнуть. Мерные удары в одиночный колокол завораживали, и страх неизвестности сменился на почти благоговейный трепет. Выпускники жадно впитывали этот звук каждой клеткой своего тела, боясь шелохнуться. «Монахи» же, напротив, оставили группу и двинулись к поляне, чтобы вскоре скрыться в колокольне. Звон прекратился.

– Ну и где наши проводники, или кто они здесь? – первой сбросила с себя оковы оцепенения Гюрза, отведя взгляд от колокольни. – Нас размещать то будут?

Женщина, что вышла из одного из теремов и направилась к ним, словно ждала этого вопроса. Подойдя к всё ещё не до конца пришедшим в себя молодым людям, она остановилась в паре шагов от них и низко поклонилась:

– Гой еси, гости дорогие!

Громкий, звонкий и удивительно красивый голос окончательно прогнал оцепенение, что накинул на группу колокольный звон. Некоторые вновь заулыбались, но остались и те, кто сохранял сосредоточенное и даже встревоженное выражение лица.

– Я рада, что вы всё же добрались до нас! – продолжала женщина, широко улыбаясь.

Молодая женщина была высокой, статной, с кожей, будто подсвеченной изнутри мягким золотистым светом. Её длинные русые волосы, заплетённые в сложную косу, перехваченную серебряными нитями, ниспадали почти до пояса. Но больше всего Гюрзу поразили её глаза – ярко-зелёные, как молодая листва, но с вертикальными зрачками, словно у кошки.

Одета она была в длинную белую рубаху с богатой вышивкой на подоле. Но при ближайшем рассмотрении Гюрза заметила, что узоры на ткани не просто украшения – это были переплетающиеся змеи, их чешуйчатые тела образовывали сложный лабиринт.

–И кто вы такая? – Гюрза вышла вперёд и развела руками – Может, объясните всё проще? Без вот этого вот исторического антуража? Да и судя по тому, что я вижу, историю вы знаете плоховато. Мне тут один «историк» успел нашептать о некоторых неточностях, так сказать.

Выпускники, казалось, затаили дыхание. Виталий густо покраснел и отступил за спины других. Всем было интересно, как отреагирует женщина на столь бесцеремонный выпад.

– Ах, простите! – женщина засмеялась, подошла ближе и протянула руку девушке. – Меня зовут Анастасия Вячеславовна, я управляющая этим музеем.

Гюрза пожала руку, но всё ещё хмурилась. Рука женщины оказалась удивительно тёплой – слишком тёплой, будто под кожей тлели угли.

Ну и ну, – подумала Гюрза. – То ли грелка, то ли демон.

– Дело в том, что это наше традиционное и, так скажем, театральное приветствие всех новых гостей, – продолжала Анастасия Вячеславовна, на этот раз обращаясь ко всем. – Мне надо было учесть тот факт, с какими трудностями вы столкнулись, пока добирались до нас. Я сейчас же распоряжусь, чтобы вас разместили, накормили, и после того, как вы придёте в себя и будете готовы, я всё вам объясню.

– Ну, наконец-то пожрём! – почти выкрикнул Султан и тут же получил локтем под рёбра от Гюрзы.

– А я с ног валюсь и хочу согреться – в свою очередь промямлила Олеся, но тихонько, с опаской косясь на Сафронову.

Меж тем к туристам уже двигалась делегация. Молодые парни и девушки, общим количеством с десяток, одетые в такие же длинные белые рубахи, что и управляющая. Остановившись рядом с ней, молодые люди низко поклонились, касаясь рукой земли, и, разбившись на пары, подошли к членам группы. Каждая пара провожатых (или пионервожатых?) решительно взяли за руки каждый своего гостя и повели их к избам.

Прежде чем войти в свою избу, Гюрза обернулась. Анастасия Вячеславовна стояла на том же месте и пристально смотрела, как ребята один за другим заходят в жилища. От улыбки на её лице не осталось и следа. Вместо этого её губы шевелились, будто она что-то беззвучно напевала.

Ну и ну… – подумала Гюрза, переступая порог.

Изба оказалась просторной, но странной. Пол – тёсаные брёвна, стены – тёмное дерево с резными узорами, в углу – большая печь, уже растопленная. На столе – глиняные миски с дымящейся похлёбкой, чёрный хлеб, мёд в сотах. Всё как в музее, только… живое?

– Слушай, а тебе не кажется, что тут что-то не так? – шёпотом спросила Ольга, озираясь. Она зашла следом за Сафроновой.

Гюрза хотела ответить колкостью, но вдруг передумала:

– Знаешь что, Оленька… – она вздохнула. – Да, кажется. Всё здесь странное. Но пока что нас не пытались убить, обещают накормить и дали крышу над головой. Давай не будем рубить с плеча. Посмотрим, что будет дальше.

Ольга удивлённо поднял брови:

– Ты серьёзно? После всего, что случилось?

– А что случилось? – Гюрза плюхнулась на лавку. – Автобус сломался (бывает), молния ударила (но ты же выжила), нас встретили странные люди (тут и спорить нечего). Но пока что… пока что просто ждём.

Она не стала говорить, что чует неладное каждой клеточкой своего тела. Что шевеление волос на затылке не даёт ей расслабиться. Что Анастасия, как ее там, пугает её до дрожи.

Глава 5

Свеча в глиняном стакане на тумбе коптила, отбрасывая на стены гигантские, неистово пляшущие тени. Они извивались, как живые, сливаясь с сучковатой фактурой бревен. Воздух был спертым, густым от запаха старого дерева, воска и чего-то неуловимо звериного. Ольга Зорина сидела на краю своей кровати, спина неестественно прямая, словно зажатая в корсет невидимого страха. Пальцы ее правой руки судорожно сжимали запястье левой, будто пытаясь задушить пульсирующую боль под толстой тканью свитера.

Татьяна Сафронова, Гюрза, стояла у крошечного оконца, затянутого мутной, желтоватой пленкой (бычий пузырь? кишка?). Она не смотрела на Ольгу, спиной к ней, но каждым нервом чувствовала ту мелкую, частую дрожь, что сотрясала некогда безупречную фигуру "куклы" – дрожь загнанного в угол зверька, понявшего свою обреченность. Она думала о том, что та ей рассказала, как только дверь за ними закрылась.

– Ты веришь в эту… мистификацию? – Голос Гюрзы прозвучал непривычно низко, без привычной отточенной язвительности. Он был глухим, будто придавленным той же тишиной. – Бесы. Стражи. Боги. Этот… Алексей. Его сказки.

Ольга вздрогнула всем телом, как от удара током. Голова дернулась в сторону Гюрзы.

– Я… видела. – Шепот сорвался, хриплый, надорванный. – Когти… они впились. Здесь. – Она машинально ткнула пальцем в запястье. – Боль была… настоящая. Живая. Как от ножа. И этот свет… Он… читал мысли, Гюрза. Не так. Как ты сейчас пытаешься, а по-настоящему. – Горькая, нервная усмешка исказила ее обычно бесстрастное лицо.

– Пошла ты в жопу, кукла! – Гюрза резко обернулась. В тусклом, колеблющемся свете ее зеленые глаза с золотыми искорками казались абсолютно змеиными – узкие, блестящие, лишенные привычной насмешки, но полные холодного, аналитического интереса. – Я не телепат. Вообще не верю во всех этих экстрасенсов. Я просто вижу тебя. Вижу тебя насквозь. И если я захочу, я втопчу тебя в грязь так же, как сделала это на выпускном, когда этот недоносок Виталик ляпнул свое идиотское «значит, мы теперь вместе?».

Ольга сжалась еще сильнее, будто желая провалиться сквозь грубые доски нар.

– Зачем? – прошипела она сквозь стиснутые зубы, не в силах поднять взгляд. – Зачем ты так?

– Потому что вы все меня бесите! Особенно ты! – Гюрза сделала один твердый шаг вперед. Тени на стене за ее спиной взметнулись, заплясали в безумном, угрожающем карнавале. – Маска стервы. Богатой, недосягаемой стервы. Натянута, как чулок на манекен. Чтобы все боялись? Завидовали? Ради чего? Чтобы никто не увидел… что ты пуста? Ты просто напуганная маленькая девочка, избалованная, но обделенная родительским вниманием. Вот такую я тебя вижу прямо сейчас.

Ольга вскочила. Ее лицо, обычно фарфорово-бесстрастное, исказила гримаса гнева и… боли. Глаза вспыхнули лихорадочным блеском.

– А ты?! – выкрикнула она, голос сорвался на визгливую ноту. – «Гюрза»! Весь твой вид – сплошные колючки! Ты кусаешь первой, всегда, без разбора, только чтобы никто не посмел укусить тебя! Ты боишься! Боишься, что если кто-то осмелится подойти ближе, заглянуть за этот колючий забор… то увидит что? Дыру? Черную пустоту вместо души? Или там тоже кто-то сидит, забился в самый темный угол и орет от страха?! Как я сейчас!

Гюрза замерла. Такого она не позволяла никому. Никогда. В тесном салоне автобуса, при всех, за подобное Ольга получила бы такую порцию яда, что забыла бы свое имя. Здесь, в этой бревенчатой могиле, под взглядом невидимых сущностей… Воздух между ними сгустился, стал тягучим, как смола. Гюрза медленно, очень медленно поднесла руку к своему лицу. Не для пощечины. Она провела кончиками пальцев по скуле, по линии сжатых губ, будто проверяя целостность маски, границу между Гюрзой и… кем-то еще. – Меня зовут Татьяна, – тихо, но отчетливо выдохнула она. Звук собственного имени, произнесенного вслух, казалось, удивил ее саму. – Таня. Мама… Женя… звала только так. До школы. Пока дети не начали дразнить «длинной», «ходульной». Пока я не поняла простую вещь: доброта, открытость – это слабость. А слабых бьют. Так надо бить первой. – Рука упала бессильно вдоль тела. – А потом… прозвище стало щитом. Надежным панцирем. Кто ж полезет к Гюрзе? Все боятся укуса. И… да. – Ее взгляд стал отстраненным, она смотрела куда-то сквозь Ольгу, в прошлое. – Может, внутри и правда пусто. Или сидит та самая маленькая Таня, прижав уши руками, и орет. Как ты сейчас. Но это мой панцирь. Мой выбор. А твоя фарфоровая оболочка… – Глаза Гюрзы снова фокусируются на Ольге, жестко, безжалостно. – Она треснула, Зорина. От удара молнией? От страха? Неважно. Она треснула. Скоро – рассыплется в пыль. И что тогда останется? Кто ты без своих денег, высокомерия и уверенности, что весь мир – твои поклонники?

Закончив речь, Гюрза вновь отвернулась к окну. В глазах стояли слезы, готовые вот-вот сорваться вниз. Нет, никто никогда не увидит их. Татьяна быстро вытерла глаза. Судя по шмыганью носом за спиной, Ольга либо ревела, либо так же пыталась это скрыть.

Внезапно в дверь постучали и сразу же распахнули.

В избу вошла девушка в длинной белой рубахе с вышитым подолом. Её движения были плавными, почти скользящими, будто она не шла, а плыла по полу:

– Дорогие гости – она низко поклонилась, – вас ждут…

Девушка внезапно запнулась, как будто забыла слова, но быстро собралась и продолжила:

– На ужин, через один час у Анастасии Вячеславовны.

Гюрза не сводила глаз с девушки.

– А как тебя зовут?

– Зовут меня Настенька. – улыбнулась та. – А вас?

– Таня, – неожиданно для себя ответила Гюрза.

Ольга подняла брови, но промолчала.

"Почему я назвала настоящее имя?" – мелькнуло у Гюрзы в голове.

Настенька, продолжая улыбаться, попятилась к двери и вышла.

– Странная она, – пробормотала Гюрза, глядя на дверь.

– Для тебя все странные, – дернула плечами Ольга, глядя в пол. – Просто играет роль.

Сафронова постояла какое-то время, глядя прямо на Ольгу, а затем произнесла:

– Давай отложим разборки на потом? И… я была слишком резка.

С этими словами, она подошла к своим вещам и стала лихорадочно рыться в самой большой сумке. Ольга, еле заметно улыбнулась. Еще вчера, она бы расцарапала всё лицо, этой гадюке, но сейчас. Сейчас она ощущала внутри себя только пустоту и никаких эмоций. Но, что это было? Сафронова умеет извиняться? В одном она права. Время для выяснения отношений явно не подходящее. Ладно, накинем пока «маску перемирия». Ольга встала и повторила действие Татьяны. Надо найти во что переодеться. Не идти же на ужин в чем попало.

***

Свеча в глиняном горшке на полке коптила, отбрасывая неровные тени на стены из темных, смолистых бревен. Воздух пах старым деревом, воском и чем-то травяным – возможно, пол был устлан душистыми полевыми цветами, давно высохшими, но сохранившими слабый аромат.

Олеся сидела на краю широкой деревянной лавки, втискивая свои вещи в узкую щель между стеной и массивным сундуком. Ее пальцы нервно перебирали складки поношенного свитера – того самого, серого, с вытянутыми локтями, который она носила все четыре года учебы.

– Ты так и не выбросила его, – вдруг сказала Света, наблюдая за ней с соседней кровати.

Олеся вздрогнула, будто пойманная на чем-то постыдном.

– Он… удобный.

Света усмехнулась, но без злобно.

– Удобный. Конечно. Просто ты всегда была такой – держалась за вещи, как будто боялась, что они исчезнут, если ты их отпустишь.

Олеся на мгновение замерла, затем резко дернула свитер из сумки и швырнула его в угол.

– Может, хватит? Мы не в общаге и не на учебе! Не лезь ко мне со своими, никому не нужными советами!

Девушка резко замолчала, поставила согнутые в коленях ноги на лавку и уткнулась в них лицом.

Тени на стене дрогнули, когда Света встала и подошла к маленькому оконцу, затянутому мутной бычьей пузырной пленкой.

– Прости. Просто… странно. Четыре года бок о бок, а мы почти ничего друг о друге не знаем.

– Ты хочешь поговорить по душам? Сейчас? – Олеся фыркнула и подняла голову.

Света провела пальцем по грубой деревянной раме.

– А когда еще? Как только выберемся отсюда, мы разъедемся. Разойдемся, как в море корабли. Ты – в универ, а я… – она замолчала.

– Ты что, не поступила? – почему-то шепотом спросила Олеся.

Света медленно покачала головой.

– Отец сказал, что хватит. Что пора «чему-то полезному в жизни учиться».

Олеся сжала кулаки. Она помнила этого человека – высокого, грузного, с красным лицом и глазами, полными презрения. Он заходил к ним в колледж. Залетел прямо во время лекции и куда-то увел Свету.

– И что ты будешь делать?

– Я выхожу замуж. – Слова прозвучали глухо, будто из-под земли. – За «очень хорошего человека». Это его слова. Этот хрен в модных шмотках, сынок кого-то из мэрии. Я должна через раздвинутые ноги, проложить отцу дорогу к… даже не знаю, чего этот мудила хочет. Через месяц свадьба.

Олеся вскочила.

– Ты что, с ума сошла? Как так можно?! Что за средневековые нравы?

Света повернулась к ней. В тусклом свете ее глаза казались огромными, полными какой-то странной покорности.

– А что я должна была сделать, Оль? Убежать? С тобой все просто – у тебя есть мама, которая верила в тебя все эти годы и брат. Не знаю, в каких вы с ним отношениях, но у меня и такой опоры нет. Когда умерла мама, этот урод, все что у меня осталось. Я даже не знаю, есть ли у меня вообще родственники, где нибудь.

В дверь постучали. Обе девушки вздрогнули и почему-то схватились за руки.

– Входите, – сдавленно сказала Олеся.

Дверь открылась, и на пороге возникла девушка в белой рубахе.

– Гости дорогие, – произнесла она, низко кланяясь. – Вас ждет трапеза у Анастасии Вячеславовны через час.

Ее глаза скользнули по брошенному в углу свитеру, затем по сцепленным рукам девушек. Что-то похожее на улыбку тронуло ее губы.

– Извольте явиться без опозданий.

Дверь закрылась. Олеся выдохнула.

– Мы идем?

Света медленно кивнула.

– Как будто у нас есть выбор.

Пока они обе собирались, Олеся украдкой поглядывала на Свету. Она вдруг поняла, что за ролью «тихой мышки» скрывалась девушка, которая просто ждала – ждала, что кто-то даст ей право на бунт.

И теперь, в этой странной избе, среди теней и шепотов, это право вдруг стало таким реальным.

***

Свеча в жестяной кружке коптила, отбрасывая на стены колеблющиеся тени. Султан развалился на лавке, закинув ноги на грубо сколоченный стол, и с хрустом разминал шею.

– Ну и дыра, – проворчал он, осматривая избу. – Я думал, будет что-то вроде турбазы с Wi-Fi и мини-баром. А тут даже розеток нет.

Костя молча сидел на краю нар, держа в руках телефон. Экран оставался чёрным, несмотря на все попытки включить его.

– От того, что ты будешь его теребить, как свой стручок, он не заработает – изрек Султан с философским видом.

– Пошел ты – буркнул Дроздов и швырнул телефон в рюкзак. —Нихрена не понимаю. Как будто батарейку вытащили.

– Зато есть свечки, как в средние века. – Султан ехидно ухмыльнулся. – Может, ещё и поесть предложат что-нибудь «аутентичное» – кору деревьев, например, пожевать или ворон ловить и ощипывать.

Костя не ответил. Он смотрел в узкое оконце, затянутое мутной плёнкой. За ним темнел лес, и даже ветер не шевелил ветки – стояла мёртвая тишина.

– Ты как, вообще не в теме, куда мы приехали? – спросил Султан, лениво разглядывая потолок.

– Нет. – Костя пожал плечами. – Виталик вроде говорил, что это этнографический комплекс. Типа, реконструкция древнерусской деревни.

– Ну да, «реконструкция». – Султан скривился. – Только вот эти монахи… Они реально выглядят так, будто только что из X века вылезли. И говорят так же.

– Мне кажется, что из девятого. Но играют не плохо, – задумчиво кивнул Дрозд.

– Или они просто психи. – Султан зевнул и потянулся. – Ладно, главное – чтоб еда нормальная была. А то я уже готов съесть эту свечку.

Костя усмехнулся, но тут же снова нахмурился.

– Ты не думаешь, что всё это… странно?

– Что именно?

– Ну… автобус сломался, дорога исчезла, молния которая ударила в Ольгу… Да и вообще это место.

Султан задумался на секунду, затем махнул рукой.

– Да брось. Просто неудачный день. Завтра разберёмся. Водила приведет помощь – и домой.

– Надеюсь.

– Эй, а помнишь, в прошлом году на пикник группой ходили и заблудились? – Султан вдруг оживился. – Ты тогда тоже ходил, как на похоронах, а в итоге всё норм было. Обошлось. Ну короче, я это к тому, что ты любишь в драму поиграть.

Костя наконец расслабился и даже улыбнулся.

– Да, помню. Ты ещё тогда кричал, что за тобой волк гонится, а это оказалась енотовидная собака.

– Один хрен, четвероногая и с зубами! – Султан засмеялся, но резко оборвал себя, услышав шаги за дверью.

В избу вошла та же девушка в длинной белой рубахе и низко поклонилась:

– Гости дорогие, вас ждёт трапеза у Анастасии Вячеславовны. Через час.

– О, отлично! – Султан тут же вскочил. – А что по меню?

Девушка улыбнулась, но её глаза оставались пустыми, будто стеклянными.

– Всё узнаете.

И вышла, бесшумно закрыв дверь.

– Странная, – пробормотал Костя.

– Да ладно, просто роль играет. – Султан потянулся к рюкзаку. – Ладно, переоденусь, а то в грязи весь. А вообще ничего такая. Я бы вдул.

Костя закатил глаза:

– Ты бы и монахов трахнул, будь они без бороды

Султан громко заржал:

– Ну договориться всегда можно! Ладно, отвернись, я переоденусь.

Костя хотел пошутить на эту тему, но лишь махнул рукой и тоже полез в свои вещи.

– Главное, чтоб на ужине пиво было, – мечтательно добавил Султан.

– В древнерусской деревне? – Костя фыркнул – Максимум медовуха.

– Тоже сойдет.

Они переоделись в тишине, каждый погружённый в свои мысли. Султан шутил, но тревога всё равно висела в воздухе – лёгкая, почти неосязаемая, но не дающая расслабиться.

Как будто за стенами этой избы что-то ждало.

И оно было совсем не гостеприимным.

***

Треск свечи заполнял маленькую избу, отбрасывая дрожащие тени на стены из темного дерева. Лера сидела на краю широкой лавки, вцепившись пальцами в край скамьи. Ее ногти – аккуратно покрытые розовым лаком – впивались в старую древесину, оставляя едва заметные царапины.

– Ну и дыра, – пробормотала она, оглядываясь.

Изба была пустой. Совершенно пустой.

Не то чтобы в ней не было мебели – лавки, стол, даже кровать с грубым домотканым покрывалом. Но не было… жизни. Ни одной лишней вещи, ни одной случайной детали. Как будто здесь никто никогда не жил.

Лера сглотнула.

– Хоть бы телевизор был, – сказала она в пустоту, просто чтобы заглушить тишину.

Ее голос прозвучал слишком громко, и она невольно сморщилась.

Она потянулась к рюкзаку, вытащила телефон. Черный экран.

– Ну давай же, – прошептала она, тряся его. – Хоть немного, хоть на секунду…

Но телефон молчал.

Лера швырнула его на кровать и зарылась лицом в ладони.

– Господи, ну зачем я вообще сюда поехала?

Тишина.

Хотя, она и так знала ответ.

Потому что это был её последний шанс. Последний раз, когда они все будут вместе – вся группа, все эти люди, которые четыре года терпели ее болтовню, ее навязчивость, ее вечные попытки втереться в доверие. Да, она понимала, что большинство ее ненавидели. Но даже неприязнь и открытая враждебность – лучше, чем полное безразличие.

Она сжала кулаки.

– Ладно, хватит ныть, – сказала сама себе Лера вслух. – Соберись.

Она встала, подошла к маленькому зеркалу, висевшему на стене. Тусклое стекло, покрытое пятнами, отражало ее лицо – круглое, с румяными щеками, с макияжем, который уже весь потек от дождя и пота.

– Ужас, – вздохнула она.

Она потянулась за косметичкой, но вдруг остановилась.

Зачем?

Кому здесь важно, как она выглядит?

Она опустила руку.

В зеркале ее отражение вдруг показалось ей чужим.

– Ты всегда так, – прошептала Лера. – Вечно переживаешь, что о тебе подумают.

Она закрыла глаза.

Вспомнила, как в школе над ней смеялись. Как называли «жирухой» и «не божьей коровкой». Как она плакала в туалете, а потом притворялась, что ей все равно.

Вспомнила, как в колледже пыталась купить дружбу – угощала всех кофе, давала списывать, болтала без остановки, лишь бы не остаться одной.

И как все равно в конце вечеринок она оказывалась в углу, одна, с бокалом теплого дешевого шампанского, наблюдая, как все остальные смеются, обнимаются, делятся секретами.

Лера открыла глаза.

– Ну и ладно, – сказала она своему отражению. – Я и одна справлюсь.

В дверь постучали.

Лера вздрогнула.

– В-входите!

Дверь открылась, и на пороге появилась девушка в белой рубахе. Низко поклонилась.

– Гостья дорогая, – сказала она, склоняя голову. – Вас ждет трапеза у Анастасии Вячеславовны. Через пол часа.

Лера натянуто улыбнулась.

– О, отлично! А что там будет? Мясо? Рыба? Выпечка?

Девушка улыбнулась в ответ, но ее глаза оставались пустыми.

– Все узнаете.

Она повернулась, чтобы уйти.

– Подождите! – вдруг вырвалось у Леры.

Девушка остановилась.

– Да?

Лера сглотнула.

– Я… я одна здесь? В этой избе?

Девушка медленно кивнула.

– Так решила Анастасия Вячеславовна.

– Почему?

Пауза.

– Потому что ты особенная, – наконец сказала девушка.

И вышла, бесшумно закрыв дверь.

Лера осталась одна.

Фраза «ты особенная» повисли в воздухе, как дым от свечи.

Она сжала кулаки.

– Да, – прошептала она. – Я особенная.

***

Когда все собрались у входа в главный терем, воздух был наполнен смешанными запахами дыма, свежего хлеба и чего-то пряного – корицы, можжевельника, меда. Деревянные ступени скрипели под ногами, а над дверью висел старинный фонарь, отбрасывающий теплый оранжевый свет на резные узоры дверного косяка.

– Проходите, гости дорогие! – раздался звонкий голос.

Анастасия Вячеславовна стояла на пороге, улыбаясь. Ее длинная белая рубаха с вышитыми золотыми нитями узорами перехватывалась красным поясом, а волосы, заплетенные в тяжелую косу, блестели в свете фонарей. Она выглядела так, будто сошла со страниц сборника сказок.

– Входите, не стесняйтесь! У нас сегодня настоящий пир!

Внутри терема было просторно и тепло. Длинный дубовый стол, покрытый домотканой скатертью, ломился от яств: дымящиеся миски с густой похлебкой, золотистые караваи, глиняные кувшины с медовухой, жареная дичь, грибы в сметане, ягоды в меду.