Альбертик, Виттили, Педро и Метроне в Республике Четырёх. Из романа «Франсуа и Мальвази»

Но у него еще за ней оставалась шляпа?! И Альбертик резво кинулся вправо в обход барона за уходящий край в промежуток… из которого ему эту шляпу и выпнули.

Ворота закрылись и все стихло.

Завернувшись за тем чтобы поднять головной убор, сбивая пыль и сдувая ее с перьев снова обернулся представ лицом перед глухой коричневой дощечатой стеной. Буквально меньше трех минут назад он не о чем еще не подозревал.

Стукнул кулаком.

– Вассал!…? Выйди сюда, подлый трус, я тебя папишу!…?

Только сейчас Альбертик понял, как много потерял за эти три минуты и сердце его заныло по потеряному и попеняло на себя за растерянность, которую сейчас тщетно пытался исправить словословя на барона и чем удивляя троицу позади, знавших д’Танка совсем другим.

Находясь под пристальным наблюдением своих друзей Альбертик очередным своим выкриком просто напугал и вывел из себя Метроне, подозревавшего что если барон сейчас вылетит, то им всем достанется.

– Дуралей, ты видел у него какая рапира в руке была?

– Ну?! – презрительно усмехнулся Альбертик в руках у которого была шпага!

– Он выйдет тебе ей по пипиське надает! – мерзко повыкрикивал Виттили, подняв за воротами хор смеха.

Виттили истошно выхахатываясь стал загинаться в обассыкающейся манере приседаний.

– Пошел ты!… И Комендант, и все вы пошли…

Он еще и насмехался!…по его вине, по крайней мере только благодаря его приезду они втянулись, даже не по собственной воле, а по просьбе и по другой просьбе невольно влипли с этим дураком в большую дурость, каковой всегда становилась обстановка вокруг Альбертика. Воистину говорят: «c кем поведешься – того и наберешься», да и: «что с дурака взять?»

Метроне уже не сердился на него и на его посыл подальше, предложил лучше проехаться, указав ему на четверку коней, уже заранее приготовленно стоявших скученно в стороне, что само за себя говорило о неслучайности принятого в отношении их решения.

Если кому изгнание из дворца и могло принести хоть кое-какие дивиденды так это только Виттили, состоявшему на неизгоняемой должности молочного братца на втором этаже и посему ничего не потерявшего, так как и до этого вполне добровольно накладывал на себя самоизгнания, а теперь пусть и насильно, но зато с конем и друзьями попутчиками. А главное же с отмазкой за коня, что мол его с ним выгнали вместе со всеми, а там уж сами виноваты за то что случилось – то что случилось. Он ещё не знал что именно, но не сомневался даже в том. Это была узнаваемая его служебная лошадь, которая чисто формально ему предоставлялась и сразу же отбиралась. Теперь же в произошедшей неразберихе и машинальности определения она наконец-то ему отходила и уже навсегда. Сами виноваты что доверительно не уследили. Нужно только было скорее скакать отсюда, пока там не спохватились.

Потому он первым и с радостью бросился к копытным высматривать своего; коней Педро и Метроне он знал, об Альбертике догадался, ему же досталась его лошадка, но черт с ней, она была отлично взнуздана и била копытом; главное она была его! Виттили не вскочил – взлетел на широкий ее круп, увенчанный седлом, воссев на которое почувствовал себя превосходно. Низка и как раз что ему надо: по его хрупкой фигуре!

Выглянуло солнце, еще ярче осветив земное пространство ярким отблеском, заиграв на довольном лице весельчака. Как бы не были тяжелы сердца изгнанников, перед которыми наглухо закрылись ворота прежней привычной жизни, нынче потерянной, умы их прояснились и сердца заиграли при виде сияющего Виттили. Впереди у них лежала дорога и она звала на совместный путь.

Альбертик вынужденно подчинился общему устремлению. Он не знал что делать, с воротами в его недалеком воображении закрылся и доступ к ней, белокурой и нежненькой девушке, думая о которой… вместо страданий Альбертик потух.

Но прежде чем садиться следовало бы подпоясаться шпагой и занявшись этим, а потом усадкой, Альбертик почувствовал себя что называется в седле, начав размышлять над тем как ему добиться Клементины и вариантом: добраться до Клементины. Однако ж все его мысли сводились к словам сказанным напоследок бароном д’Танком: убить француза…

Его он хорошо помнил и при всяком воспоминании негодовал. Хорошо бы если это удалось, за обидчика ему бы отдали Клементину. Просто славно что он есть! Разыгравшееся воображение подстегнуло Альбертика сказать:

– Не ссыте, я знаю что надо делать!

– Что ты знаешь, что надо делать? – в строго вопросительном тоне спросил Метроне, переглядываясь с остальными с озадаченным покачиванием головы.

– Надо убить француза… шакала! Ты же слышал, что барон сказал?

– Подожди, Альбертик, объясни народу, как ты его собрался убивать?

– Я куплю пистолеты!

– Ах, пистолеты!? Хорошо, – проговорил Метроне зловеще, так что даже Альбертик понял, что как раз ничего хорошего тон его ему не предвещал.

– Сейчас мы отъедем подальше от стен с ушами и глазами, там и поговорим с тобой на эту тему наедине.

Четверка ездоков верхом ехала единым рядом, перебрасываясь словами о том о сем, и под шумок завязавшегося разговора Альбертик стал уже забывать таившуюся угрозу в словах рядом едущего, как вдруг получил сильный удар в бок, что означало они отъехали от стен дворца достаточно далеко. Еще для Альбертика это означало что сейчас на нем будут сильно вымещать все то, что у них про него накипело, то есть бить. И правильно поняв ситуацию он правильно выбрал политику того как нужно вести себя в данной обстановке, начав орать сначало не сильными вскриками, потом все больше и больше, как от расходящейся боли, тем сильно подавляюще воздействуя на души не умелых еще в деле битья робкими тычками дружков. Изподтишка как со стороны Виттили начинавшим и натореть, и набивать руку. Но вот от Педро специально подтянувшемуся к нему через коня Метроне, ему по уху достался настолько ошеломительный удар, что зазвенело в обоих ушах и так звучно, что свой собственный голосок ему почудился слабеньким и далеким, как не его.

Потеряв единственную свою фоновую защиту: голос, который так усмиряюще действовал на неискушенного Метроне, почувствовал что получил от него сокрушительный подзатыльник и решил свалиться, потому что если так и далее будет продолжаться, он и в самом деле свалится, а так, держась за возжи, это обязательно, нагинаясь медленно стал вываливаться из седла со всеми предосторожностями и упал аккурат спиной на землю раскинув руки, проделав это настолько медленно и надуманно неестественно, что казалось перед тем как от чего-то плюхнуться в пыль он обыкновенно слезал.

Выявив всю тщетную намеренность прикинуться избитым, пинки ближайших еще не успевших как следует слезть тот час достали Альбертика и там. Хорошо еще его не стали затаптывать конскими ногами. Вообще тошно, и более пыльно с горестью напополам Альбертику сделалось когда подошел и пнул его широкой стопой сеньор Педро.

– Вот тебе за убить, бандит!… – Вот тебе за пистолеты! – Вот тебе еще, кретин!… – А вот тебе от всех нас! – пинали его друзья приговаривая и без приговоров. А слезный Альбертик валялся под их ногами и ногами коней несчастно выл по любимой. C пинками рушились последние его скудные надежды и сей плачь по Клементине сначало расценивался как продолжение придуриванья и еще сильнее стараясь поддать симулянту, особенно Виттили, которому нечего было приговаривать, но которого трогало в особенности то обстоятельство, что упал Альбертик, но шляпа его не слетела с головы как следовало бы ей, а оказалась подушкой подстелена под голову и шиворот. И пользуясь возможностью стараясь как можно более испортить костюм опрофанившегося графа, доведя манжетики рукавов до истинной серости.

Долго издеваться им над ним стало невмочь, видя что Альбертик неподдельно мучается душевно, а не столь даже телесно, они оставили его одного по настоянию Метроне, рассевшись по коням, давая тому время проплакаться, и прохныкаться, сами, тем временем, находясь наверху и заведя такой разговор:

– Он там падая опять себе ничего не сломал? А то как мы будем без предводителя-наводчика и его пистолетов?

– Будьте спокойны, сеньоры, – поспешил заверить их Виттили, – Он так падал что Монсеньор будет еще долго питать относительно нас надежды. Надеюсь он не проговориться о своих коварных замыслах, а то нам действительно придется покупать пистолеты.

– Ладно, хватит болтать, давайте думать, как нам дальше быть? – задумался Педро.

– А и дальше нам все так же придется быть с Альбертиком. И не только быть, но и жить с ним. Он нас набрал в свое войско, пистолеты грозился купить, пускай и содержит, жалованье…

– Эй, ваше сиятельство, берёте нас к себе на службу?

– Ни шиша вы от меня не получите! – раздалось зарёвываемо снизу.

– Ублюдок ты после этого. Завел людей на такую крайность, обязал приказом и бросить собираешься. Такой подлости еще не знала Сицилия.

Изо всех четырех у одного Метроне пожалуй было на уме давно задумано то, к чему события сегодняшнего утра могли бы послужить коренным поворотом к собственному делу. Но в слишком безмятежном периоде своей жизни находился нынешний Метроне, слишком долгий бездеятельный срок сопутствовал ему до нынешнего утра, что он не чувствовал в себе никаких потенций к чему-либо кроме как к желанию возвратить тот прежний размеренный ход жизни на круги своя. Оборвался он почти только что и еще свеж был на ощущение, а чувство сытости и обеспеченности не покинуло его и по сию пору, оставаясь как источник питавший в нем намерения во что бы то ни стало вернуться, не сейчас, так потом, и разобраться в том, что все же произошло… К тому же совсем скоро должен был уплыть Бофаро.

Пока Метроне сидел, размышлял, закрывая глаза от света полами своей шляпы, Аьбертик уже встал, отряхиваясь и отряхивая свою шляпу, которая уже не выглядела так ярко не смотря на все усилия прилагаемые владетелем сего, но тем не менее была водружена на полагающееся место.

Еще раз кругом отряхнул себя, а особливо серые накрахмаленные манжетики. Постучав по ним он с трудом залез на седло и как следует разместившись в нем тронул коня.

Остальные тронулись за ним, что не без удовольствия дало возможность Альбертику оглянуться и по-настоящему почувствовать себя предводителем потянувшейся за ним шайки.

– Ну, так что ты?… Больше не собираешься нас в засады засаживать?…Поди один что-нибудь задумал?…

– Пошел в задницу!

– Семнадцать лет – а ума-то и нет! Ты слушай нас, воскресное дитя, мы одно уже хорошее дело сделали: отбуцкали тебя от преступного замысла. Теперь и ты сделай хоть одно полезное дело… возьми свою шпагу…

– Ну? – не удержался он.

– И затупи о первый же попавшийся придорожный булыжник; чтобы даже не думать о ней. А то же ты такой буйный, как я погляжу, а сноровки то у тебя и до восемнадцати лет дожить не хватит.

На счет этого и другого относительно их самих, Альбертик сильно и звучно усмехнулся, подгоняя коня быстрей оторваться от сопутствующих.

– А ты не усмехайся, дорога домой-то тебе закрыта.

– Как закрыта? – удивился Альбертик.

– Обыкновенно!… Тётка-то твоя узнает о том позоре, что ты облек на ее голову, – тебя на порог не пустит!

Очевидностью и ясностью довода изреченного Педро, Альбертик был сражен и не найдя чем возразить, утих, давая себя добивать.

– Теперь тебе только нас держаться нужно… А это всё-о! Если она уже узнала, она всеми силами постарается отправить племянничка такого. Обратно в Испанию. – уверял Метроне взади, не столько даже его. – Зачем он нужен ей, ну скажите мне на милость, неужели она станет его держать при себе, чтобы потом узнать он тайно обвенчался с простушкой? Спровадит!…Это только такой же дурой нужно быть.

Альбертик подумал, что так и нужно будет сделать. Там в Испании – война! Там интересно.

– Оставьте вы его в покое! – настоял Педро, кончающаяся дорога которому не сулила ему из поперечного выбора ничего кроме неизвестности.

Все вчетвером они взъехали с дорожного прогиба на большую дорогу и встали на распутье, в какую сторону податься: вправо-влево?

Тишина на всем обозримом пространстве стояла абсолютная и тем более всеполная, что ничто кругом не могло ее нарушить, кроме как редких звуков звона уздечки, еще более выявляющие и усиливающие эту тишь.

– Что задумались?! – резво спросил Виттили, – Тогда за мной! Здешние места мне знакомы как мои пять пальцев. Полагайтесь на меня, я вас пристрою к тутошней обстановке!

Глава XL. Сосаловка

Утром, несмотря на столь ранний час, в харчевне фра Жуозиньо не пустовало, за столиком уже лежало двое безпробудных, вернее было бы сказать не уже, а оставшиеся с позднего вчера.

То немногое, что нарушало рассветную тишину исходило либо из храпа пьяниц или же от позвякивания посудой, которую тут же возле них собирал и отмывал в тазике молодой служащий попойного заведения, так же шумящий. Вместе с посудой в стопы Лучано складывал и стаканы.

Покончив с мойкой, он перешел к протеру столовых принадлежностей, попутно озирая залу харчевни, посветлевшей от накрытых на день скатертей цвета однородного с белым. Решив что сойдут они и на сегодня, продолжил заниматься своими обязанностями.

Хозяин стал слышно кошеварить на кухоньке; со стороны дороги послышалось топанье конских ног. Тотчас вялая обстановка внутренностей «Маленького Рая» наполнилась взрывом суеты и беготни. То обои разом бросились встречать: хозяин и его служащий столкнувшись в дверях.

– Иди унеси с глаз долой что сейчас делал, да поживей! – забрюзжал фра Жуозиньо, спроваживая Лучано назад, сам же подаваясь выглянуть из-за дверного косяка.

Подъехал мужчина средних лет, задорной наружности и хотя одет он был в серенький заезженный мундир, производил впечатление дворянина. Как и подобает оному, не обращая внимание на рабочее добродушие и все приветствия, коими встречал раннего посетителя фра Жуозиньо, приезжий вольно прошел вовнутрь, усаживаясь за стол возле окна. Несмотря на время когда посетителей не ждут и жарить и парить бы было просто легкомысленно, к обслуживанию по всей видимости жданного приезжего буквально все было готово, чему предшествовало пребывание хозяина харчевни на кухне, куда он и направился, сразу же как удостоверился видом коня, задержавшегося у барьера на самонакрутившийся повод. На обратном пути встретился с возвращавшимся Лучано.

– Пойди покорми коня сеньора и выпроводи оставшихся.

Лучано однако даже не шелохнулся в том направлении куда его послали, и вообще не обращая на наказ совершенно никакого внимания, продолжил заниматься своим делом. Подойдя к столу взял столбик чашек и прислонив на грудь пошел вслед за фра Жуозиньо.

Следующей ходкой он унес остальное и принес солонницу, поставив ее перед приезжим, услужливо сметая перед ним скатерть. От него же, перед чьим носом он это делал получил вопрос:

– Скажи-ка как часто в этом заведении меняют скатерти?

Вопрос был саморевнив и более чем настойчив даже в воздухе непредвзятой к себе придорожной харчевни. Нужно было отвечать и отвечать соответствующе. Оглянувшись опасливо, нет ли поблизости харчевника, проговорил:

– Не знаю, сеньор, я здесь всего два месяца.

– Ты договоришься мне, ты договоришься! – с эмоциональным негодованием затрещал на Лучано входящий фра Жуозиньо с фарфоровой посудиной накрытой однако железной крышкой и взятой за ручки, через белую тряпку, что свидетельствовало само за себя. Поднятая крышка обдала из-под себя сидящего ароматным паром.

– Не откажетесь?

– Ни в коем случае, я зверски голоден, все спешу от самой Мессины.

Оба обслуживателя подумали, что этот гонец слишком болтлив и не стоит с ним пускаться в дальнейшие разговоры. Сомневающеся потупившись они оставили дворянина наедине с поднесенным, сами удаляясь в разные стороны.

– Убери же отсюда постояльцев! – снова было приказано Лучано, относительно пары деревенских завсегдатаев сломленных вчерашней попойкой.

Подойдя к сей клиентуре, он прежде подозрительно на каждого воззрился и затем на расстояние до дверей. Подумал что прежде бы было лучше открыть эти двери, а затем указывать, так будет понятнее… Открывая дверь услышал до боли надоевший вопрос.

– Вам поденный работник нужен?

Работник сидел тут же под окном почти на самом углу с худой котомкой в руках и худым обессиленным видом, чувствовавшемся даже несмотря на то, что парень был верзила и силен, что всегда кажется за величиной фигуры и при мощной шее.

Парень чтобы получить ответ естественно встал и заметив через растворенное окно забулдыгу добавил:

– …Вышибала?

– Да, выкинь-ка отсюда этого, – указал Лучано на того, кого заметил верзила.

Парень с напыщенной злостью на непорядок вошел тугой переваливающейся походкой, ухватил лежащего за шкирку и одним размахом выкинул беднягу на дорогу с чувством преисполненого долга. Настолько непоколебимого в своем желании, что Лучано не решился вовремя его остановить.

За окном послышался хлопок пьяный визг и брань. Вперемежку с проклятиями.

– Ну как? – спросил верзила, показавший свое умение и рассчитывавший на удачу.

– Сейчас вернется хозяин, – указал на окно. – Мы и обсудим этот вопрос.

Пьяный пришедший в себя после удара о землю, поднялся и затянув народную: «Санта-Лючия!…» поплелся шатаясь своей дорогой.

Под громкий хохот приезжего дворянина, смутившего парня, взади, Лучано, услышал незаметно подошедшего фра Жуозиньо.

– Вот где аферист, кто же так с людьми обращается?

– Не беда, скажем ему потом что не успели и рта раскрыть, а набивавшийся уже вышвырнул его. Мы насилу отделались-то от него, назвав его хозяином.

Получил от фра Жуозиньо подзатыльник.

– Выпроводи хоть второго по-человечески.

– Что вы! Пускай спит, зато он платит каждый раз как я его разбужу. Все долги уже оплатил.

– Пустомеля, давай деньги сюда.

– Так мой же долг, не ваш.

– А-а, с тобой разговаривать, – отходчиво протянул фра Жуозиньо, отходя к едоку с бутылкой красного вина.

Приняв ее дворянин неохотно выжал из себя:

– За меня уже заплочено?

– Не извольте сомневаться, вам нужно будет только расписаться…

Следующим большим событием этого утра явилось слышание приближающегося топота целого отряда. В расскрывшиеся двери ввалило сразу четверо человек и первым из них был Виттили, рыскающий вид которого и известность, было испортили фра Жуозиньо все впечатление, но зато уж остальные за ним вошедшие нагнали его настолько, что хозяйская душа почувствовала себя вне себя от радости.

– Ну что ты копался в ней! – громко возмутился Лучано, глядя во внутрь взятой в руку чашки второго спящего, – Кто после тебя есть это будет?!

Сказанное произвело сильнодействующий эффект. Дворянин сидевший уже за столом заставленным множеством различной опустошенной и полуопустошенной посуды остановился помрачнев. Удар пришелся в его уязвленное место и он нахмуренно взирал на окружающую обстановку.

Шутку по достоинству оценил только Виттили, забившийся тонким придурошным смешком. Фра Жуозиньо не знал смеяться ему или возмущаться, но не хотел ни того, ни другого, так как известных нам лиц выдворяя поднимали с постели, а не отрывали от стола и посему без лишних выяснений, разыгравшиеся после какой-никакой дороги желудки Метроне и Педро потребовали есть.

Виттили уже сразу по входу в зале харчевни заметил человека, с которым возможно бы было сыграть на Альбертиковы деньги. Усаживаясь вместе с остальными он оказался лицом к дворянину, так же обратившему на него внимание.

– Сеньор, после такой-то дармовщинки, стоило бы рискнуть хотя бы на сэкономленные. У нас есть деньги.

Сеньор сидел от них за высокой кастрюлей, отчего накрытый за ней стол казался заваленным всякой всячиной, и глупый уставившийся вид сеньора, застанного на процессе прочищения зубов языком и характерной этому выпяченной щекой, не мог не вызвать усмешки у всех четверых сразу. Но слишком может быть привык он к нравам харчевни разыгрывавшимся на его глазах и должно быть успокаивающе произвела на него численность над ним смеющихся, да со шпагой. Как лицо находящееся на службе, он решил не ввязываться с ними в выяснения отношений на высоких тонах. Мало ли кто они могли такие быть? Видя с какой обходительностью принялся обслуживать их компанию хозяин харчевни, подумал насытившийся гонец, который и в самом деле был не прочь сыграть, пока у него оставалось время и желание отдохнуть с дороги.

И он подал знак рукой молодцу, которого стали успокаивать двое других.

Виттили обрадованный сиим обстоятельством, подал ответный знак и отмашным ударом рукой хлопнул Альбертика в мягкое место живота, чем доставил разнеженному слабому вздрогнувшему телу сковывавшую дыхание боль. Но Альбертик был так же очень рад случаю. Подверженный чужим влияниям радость Виттили передалась ему в самом восторженном преисполнении с самыми наивными представлениями об игре на деньги как принесущей выигрыш, не иначе, нужно лишь только найти таковую. И пожалуйста ничему не удивляйтесь, но радость Альбертика действительно не была омрачена ни тенью сомнения от предстоящей поживы. Из теткиного дома на свет он попал сущим простаком и даже не догадывался что если бывают выигрыши то должны быть и проигрыши. Которые им упускались из виду, ввиду отсутствия для того хоть каких-либо знаний, могущих подчерпнуть подозрения об обратном лице игры.

В теткином доме он в глаза не видел карт, одни колеса, а о играх на деньги слышал из разговоров только кто сколько выиграл от Виттили, часто похвалявшимся сидя на его лечебной постели: почти тоже самое с той лишь разницей, что выигрывал он. Имея под рукой такого удачного игрока и почувствовав себя попавшим на волю к самой недозволенной ее штучке Альбертик с радостью решился ее вкусить, доверяя свои деньги Виттили, каковые тот у него заранее запросил.

Приняв достанный кошелек, Виттили от наслаждения сжал сначала бока его так чтобы внутри заскрежетало. Чувствуя в сем скрежете звуки золота. Потянулся скорей развязывать, но пальцы его остановились от собственного удивления.

– Смотрите! – обратил он внимание Метроне и Педро на такую несущественную деталь в кошельке, как бантиком завязанный шнурок. – Можете вы себе представить чтобы это Альбертик так завязал? Нет! Значит это тетка ему завязала! Почти месяц назад! И за все это время он его даже ни разу не доставал, он и не вспомнил о нем ни разу, и так бы и вернулся непонадобившимся!…Вот как так можно уметь жить? Ваша светлость, граф! Научите меня жить без денег!

От самодовольного Альбертика никакого разъяснения не последовало. Виттили продолжал:

– Я больше чем уверен денег в кошельке круглое число.

С этими словами говоривший высыпал на скатерть содержимое развязанного мешочка… Дукаты! Золотые монетки проворными пальчиками Виттили стали скорее сосчитываться им парами, упадать через край столешницы в подставленное горлышко мешочка.

– Тридцатник! Альбертик, я с тобой играю! Твой пай поможет нам организовать в харчевне большое игральное дело. Здесь мы будем разить всех и каждого, кто нам попадется. А вот увидишь, мы развернемся так, что разбогатеем как набобы. Будут у тебя девки еще! Будет у нас напротив через дорогу свой собственный дворец стоять. А сюда мы будем приезжать как на праздник, изволить съиграть с кем-нибудь. Кругом слуги, служанки поют, а Метроне и Педро будут на цыпочках карты и кости нам подносить.

…Это все в прекрасном будущем, Альбертик, сейчас кушай супчик и сходи пописать. Я буду показывать страшную игру, – возвеличивался Виттили так же как и его компаньон принимаясь за поднесенную фра Жуозиньо чашку с горячим супом, отчего далее речь его стала обрывистой, вперемежку со звучными потягиваниями в себя горячей бульонной жидкости. Из сказанного можно было только разобрать горячие заверения в братской дружбе и обоюдной верности двуединому совладению, а так же то, что их сидит ждет первая жертва и еще наговорил много всякой всячины, и рассмеялся, выливая изо рта, после чего оставил недохлебанный супчик привставая…

– Погодите, погодите, – остановил его фра Жуозиньо, усаживая на место сильным нажатием толстой руки, другой ставя на стол сковородку с жаренным мясом кусочками и в яичнице.

В обыкновении хозяина сей харчевни было не спрашивать что подавать, а всучать и всучать потихоньку и потом уже значительно после представлять к сумме не отходя от скопления опорожненной посуды. Именно так получилось и все вышло в случае с заехавшим покормиться дворянином, который сидя перед заставленным столом, увенчанным стальным блеском кастрюльной крышки и не думал что наел совсем немного, наоборот он со всей неожиданностью предстал перед этим фактом хозяйского умения, но та сумма что математически точно подсчитал и предъявил ему счетом фра Жуозиньо ошарашила своим величием, даже если пустым. Гонцу совсем не следовало хоть сколько-нибудь платить, но он испугался за нее расписываться и смотрел первые мгновения испуганным взглядом, робко переведя его на тушу мясистого человеческого тела, закрывавшего собой совершавшуюся сделку от компании едоков со всем вниманием наблюдавших за происходящим по движениям спины.