Удивительное свойство моряков жить под водой

Пьер даже не подбадривал своих матросов, он только объяснил, что нужно делать:

– Пока будем подплывать к ним, они будут гадать кто мы и что с нами делать. Без оружия в руках мы быстро забираемся на борт. Оружие брать только то, которое можно спрятать и легко достать. Если все офицеры в такую жару сидят на задней палубе в каюте и играют в карты, матросы первые минуты будут в замешательстве. Я с половиной команды захватываю офицеров, боцман с остальными пороховой погреб. На всё про всё у нас столько время, сколько уходит на кружку рома после долгого плавания.

Люггер Пьера Леграна был уже у самого борта.

– Эй, вы! – крикнул часовой оборванным безоружным людям похожим на стаю голодных собак. – Кто вы? Чего вам нужно?

В ответ бродяги полезли на борт да так ловко, что часовые лишь успели открыть рты от удивления. А закрывали их уже под дулами пистолетов.

Последним из трюма вылез корабельный хирург. Вообще-то, врачам и так запрещалось участвовать в абордаже, но в этот раз Томас избежал драки, исполняя особое поручение Леграна. Капитан приказал сделать в судне пробоины, чтобы не было возможности отступать.

Когда Пьер во главе своих людей ворвался в каюту, где играли в преферанс, там уже было неспокойно. Боцман отхватил всю ставку и огрызался на первого помощника капитана. По пуле от пиратов получили оба – один в руку, другой в бок.

– Дьявол на мою душу! Что здесь происходит? – выругался капитан, прежде чем на его голову обрушился сильный удар рукоятью пистолета.

Остальным объяснили, что происходит, когда их связали и спустили в трюм. Не прошло и получаса, а судно уже было в полной власти пиратов.

Выяснив, что галеон ни больше, ни меньше, а флагман «серебряного флота», пираты чуть не сошли с ума от радости. Сокровищ было столько, что на них можно было купить половину испанской флотилии. Не говоря уже об огромном количестве запасов воды, продовольствия и оружия.

Это была не просто удача, это был джек-пот, который выпадает пирату один раз за жизнь. Пьер сразу нашел, что сказать своим людям:

– Свободные моряки, вы получили, что хотели! Теперь нет никаких препятствий к той жизни, о которой вы мечтали. Мы можем захватить любой корабль, набрать сколько угодно солдат и захватить какой нам приглянется богатый портовый город. Но можем также купить себе и спокойную размерную жизнь, не зная нужды и забот. В Европе, в Южной Америке, в Индии, где угодно. Что бы мы ни выбрали, мы заслужили это. Только отчаянным поступком можно заслужить милость судьбы и уважение товарищей. Ведь было безумием нападать на этот корабль, и если бы мы его не захватили, то так бы и остались храбрыми безумцами. А так мы счастливчики!

И тут Легран стал палить из пистолетов в воздух. В эйфории никто не обратил внимания на Томаса Торна, который, выслушав капитана, взял немного золота, оружие и провизию, скинул всё это в шлюп, спустил его на воду и, перекрестившись, отчалил.

Вот так вот, Валя, как только мы решим, что нам важнее – результат или само движение к цели – то и дело будет на мази. Cetra amittimus dum incerta petimus.

Досочинив письмо, я поглядел на Берю. Тот смотрел сквозь меня, в его зрачках читалась трудная судьба бродяги. Он вряд ли понимал, что, гоняясь за сомнительным, упускаешь верное.

24

Вечером я сидел в знакомом баре, где ошивался последние два года. Бармен наливал из бочки в долг. Я радовался за себя и за Берю, которого забрала соскучившаяся по неутомимому мужику подружка. Мучимый легким чувством стыда в целом я был доволен жизнью.

− Послезавтра уезжаю на море, − сказал бармен, − в гробу я видел эту жару. Буду купаться, пить вино, есть шашлык и наплевать на всё.

− И правильно. Если сам не решишься свалить отсюда, то тебя унесут на руках прямиком в могилу, − поддакивал я.

Приходу Игорька я обрадовался, как появлению лучшего кормчего, позвал за свой столик и стал рассказывать, как продвигается идея с кораблем.

− Наверное, я заигрался? Просто несет куда-то, а остановиться не могу. Что? Я большой мечтатель? Ну.. Дело ведь не в этом.

− Знаешь, Хаксли говорил, каждый должен найти способ жить в этом мире, чтобы не быть его пленником. Жить во времени, и не дать ему захватить себя целиком, − сказал Игорёк. – Может быть, ты нашел именно свой способ, и тебе нечего бояться. Просто будь внимателен к мелочам и осторожен.

− Слушай, дружище, у меня уже развивается комплекс неполноценности, когда ты начинаешь говорить, − признался я. − В твои годы я все-таки больше думал о вечеринках и хорошеньких девочках. А Хаксли вроде спасался кислотой?

Игорёк недовольно покачал головой.

− Однажды я подумал, так ли незыблемо стоит Олимп посвященных, − сказал он так, словно однажды подумал о том, что пришла пора пить кефир собственного приготовления. − И сделал вывод, что, если хочу попасть туда, начинать нужно прямо сейчас. Поэтому я не отступаю ни на шаг от своей цели приподняться над тяготами жизни через понимание сути простых вещей.

− Если будешь на том Олимпе, свистни, как добраться побыстрее, − засмеялся я, заметив, что на меня смотрит женщина.

Она сидела за последним столиком в глубине зала и ничуть не смущалась того, что проводит здесь время одна. Женщина была хороша и ухожена, на вид не из тех, кто ежедневно ходит на работу. Она могла быть актрисой или танцовщицей, но скорее просто жила за счет любовника.

− Мое сознание и тело чисты. А без этого тщетно сдвинуться вперед, только по кругу, − говорил Игорёк.

Но я его не слушал.

Внимание женщины было не случайным. На мне была безрукавка в синюю полоску, и глаза мои блестели, как две Собачьи звезды. Случайностей тут быть не могло.

25

Любовь − она бурная и грозная, как убийство, говорил один из героев Гамсуна. С ней трудно сторговаться и договориться об отсрочке, она делает свое дело уверенно.

Последнее время я жил одной надеждой, что Даша вернется, и никакая другая женщина не сможет ее заменить. В этом было столько боли и слабости, что выход казался близким.

− Что-то ты грустный какой-то, а? – спросила женщина.

Мы стояли возле ее загородного дома и целовались, как плюшевые мишутки в детской игре.

− Зайдешь? – спросила женщина.

Она была замужем, на безымянном пальце блестело обручальное кольцо.

− А супруг где? В командировке?

− На работе, − улыбнулась женщина. − Он подводник

− Чем же я лучше подводника? – решив, что она шутит, спросил я.

Женщина нежно провела ладонью по моей небритой щеке.

− Ты похож на Ивэна Макгрегора, − повторила женщина. Первый раз она так сказала, когда мы познакомились в баре. − Он мой любимый актер.

Женское внимание мне льстило, только если женщина хотела взять ровно столько, сколько я мог дать. Как Ивэн я не имел ничего, да и похожим на него мог показаться только после основательной порции абсента.

− Угостишь чем-нибудь? – спросил я, разглядывая массивную входную дверь.

− Муж пьет ром, − сказала женщина.

− Дубовая, − кивнул я на дверь.

− Ага.

− Открывай.

Судя по обстановке, муж и в самом деле служил во флоте. Дом в три уровня походил на полубак и квартердек с кают-компанией и нактоузом. Подводник был мужик хоть куда, помимо жены содержал еще двух любовниц. Хоть это и говорила его жена, можно было не сомневаться.

− Ты не представляешь, − старался я заболтать хозяйку, пока исчезали запасы ее мужа, − как здорово, что ты живешь с моряком. Настоящая жизнь в воде, там свободно и чисто, рыба всегда свежая есть. А земля только несет бремя разрозненных знаний, ушедших под воду. Если бы дельфины могли говорить, а этруски и баски помнили, кто их предки, мы бы не ковырялись здесь в завалах еды и техники, как бродяги на элитной помойке. Всем глубоко наплевать, что творится на земле, тем более, вряд ли, это надолго. Тонны воды давят нам на темя, наше прошлое и будущее сокрыто водой. Да, ты прекрасна, но не знаешь, кому обязана своей красотой. Твоему мужу моряку, это он делится с тобой энергией воды. Будьте красивы и здоровы, как вода, говорили древние греки! Хотя, если снится моряк, это не всегда хорошо. Сон о моряках обещает увлекательное путешествие, но если моряк приснился девушке, то ей грозит разрыв с возлюбленным из-за легкомысленного флирта. Ха-ха! Еще хуже, если девушка увидит себя во сне моряком, это предвещает, что скоро она не сможет отказать себе в удовольствии совершить что-то неприличное и рискует потерять друга. Ха-ха! Тебе не снилось накануне, что ты в кителе, в клешах или в темно-синем жакете с металлическими пуговицами? А, проказница?

Я долго бы не затыкался, если бы не заметил, что женщина уснула, уткнувшись носом в подушку. Она посапывала, как уставший наигравшийся ребенок.

Почему-то было грустно наблюдать чью-то безмятежность. Я дотянулся до радиоприемника и включил негромко. В темноте запел уставший голос раскусившего жизнь мужика:

− Ты спишь и не знаешь, что над нами километры воды, и что над нами бьют хвостами киты, и кислорода не хватит на двоих, я лежу в темноте…

Ничего удивительного, подумал я, ведь не один я такой догадливый.

26

Кто я такой? Почему моя мечта о море, как инстинкт самосохранения, и не надо выбирать судьбу, она меня уже выбрала? Как я попал в мир, с которым у меня так мало общего? Моя голова раскалывалась от этих вопросов. Я открыл глаза.

− Кто ты такой?! – кричала надо мной женщина.

− Хорошо же ты вчера набралась…

− Кто ты такой?! Как ты сюда попал?! – женщина стучала кулачками по моей голове.

Мне встречались такие заполошные, у которых после беспокойного вечера отшибало память по утру. Сказать было нечего. К тому же с опухшей рожей я совсем не походил на Ивэна Макгрегора.

− Осенью двухтысячного года мы ходили с твоим мужем на Аляску, − пытался я хоть как-то выкрутиться.

− Держись от меня подальше, прохвост! – хлестала меня женщина.

− Это недоразумение, я не…

Наверняка женщина на завтрак глотала какие-то таблетки, другого объяснения ее безумию не было. Я не сказал и десяти слов, как она вытолкала меня с черного хода.

На улице я долго не мог прийти в себя. Мутило, как будто внутри гнила рыбья требуха. Прикидывая, как выбраться в город, я дошел до перекрестка, где стояли мусорные баки. Дальше жилья не было. И тут меня вытошнило от вони. У бачка копошился старик, я сразу узнал того безумца, испившего эликсир молодости. Старик тоже признал меня, он так и сказал, отрываясь от находок:

− Я знаю, кто ты такой. Ты тот парень, которому эликсир молодости отшиб мозги.

− Точно, а ты тот самый старикан, которого эликсир чуть не вогнал в могилу. Ты единственный, кто помнит хозяина.

− Твоя половина у меня, − сказал старик.

− Это много? Хватит на поход к массажисту?

Старик сделал жест, показывающий, что он хочет обнять мир, а может – постучаться и войти в тысячу и одну дверь.

27

Много разных встреч, случайных и предполагаемых, происходит с человеком. Но в итоге оказывается, что их было всего две-три, после которых жизнь по-настоящему изменилась.

Старик подбрасывал в костер обломки мебели. Мы сидели под обрывом у реки и жарили на кленовых ветках дешевые сосиски, как заправские бродяги.

− Все кругом говорят, что человек теряет связь с природой. Он хочет жить долго, чуть ли не вечно, но делает всё наоборот. Что значит быть свободным? Это значит быть живым, радостным и голодным. А разве можно быть свободным за чужой счет? Вот и я не могу быть свободным за твой счет, и отдам тебе половину. Но я хочу увидеть, что будет с теми, кто продал душу за унитаз из слоновой кости. С теми, кто похоронил себя на диване перед телевизором. Когда-то я работал контролером на железной дороге, видел разных людей, многие из них умерли, не дожив до пятидесяти. Мертвыми они ездили на работу и сидели на своих местах с такими лицами, словно мир за окном полит нечистотами. По-настоящему живых людей я встретил мало…

Старика было смешно слушать, я ничего не понимал, и развлекался от мысли, что жизнь ведет себя так паскудно. Мне казалась, что это последняя вечеринка в моей жизни, ниже опускаться было некуда.

− О какой половине ты всё время твердишь? – вклинился я в паузу, вглядываясь в обезображенное морщинами и шрамами лицо старика.

− У меня не было детей, я прожил одинокую жизнь, − продолжал он, глядя на гаснущее пламя. − Сейчас я ни о чем не жалею, но было время, когда казалось, что жизнь несправедлива со мной. Теперь я знаю, каждый получает то, что способен вынести отсюда. Здесь не дается ничего лишнего. Сначала меня преследовал огонь. Бродягой я стал, потому что сгорел мой дом вместе с женой. Я потерял последнее, когда сгорел дом хозяина, где я находил приют эти два года. Теперь меня преследует вода, каждую ночь мне снится бушующий океан.

Сосиски были готовы. Жара стояла такая, что я разделся и осторожно окунулся у берега. Левее в метрах двадцати он был замусорен, как после глобальной катастрофы, из песка торчали ржавые обломки какой-то техники, колеса и гнутая металлическая дверь. Когда я вылез, у костра лежал старый прожженный кожаный чемодан, похожий на подстреленного сотню лет назад опоссума.

− Половина твоя, − сказал старик и открыл чемодан. – Я нашел это на пожарище.

Сначала я не поверил в то, что увидел. Пока не наклонился и не пощупал. Это были деньги. Разрази меня гром, это был «уазик».

28

В баре было душно как в гробу, кондиционеры не работали, вместо знакомого бармена посетителей обслуживала выпендрежная красотка предбальзаковского возраста.

− Уехал? – спросил я об ее предшественнике.

Она молча кивнула.

− На море?

Она кивнула точно так же, как в первый раз.

− А с кондиционерами чего?

Она лишь пожала плечами.

− Пиво-то хоть холодное?

− Холодное.

− Чего такая неразговорчивая, малышка?

Малышка посмотрела так, что я вспотел лишний раз и поскорее убрался в дальний угол. А как она еще могла посмотреть? Видела она меня в первый раз, а после завтрака с безумцем я был похож на человека, который поставил на себе жирный крест.

В бар я заявился прямо со стариковских владений под обрывом. Не терпелось увидеть Игорька и рассказать о кожаном чемодане. Сотовой связью парень пользовался принципиально редко, считая, что телефон ущемляет свободу. Дома он не засиживался, телевизор не смотрел, не пил, не курил и, вообще, его единственным грешком было засиживаться допоздна в баре со мной и Рыжим.

Я ждал. Пот стекал в штаны. Когда Игорёк постучал по плечу, у меня было готово с десяток шуточек по поводу моего мокрого наряда.

− Ты чего тут делаешь в костюме водолаза? − первым пошутил он.

− Тебя жду. Сейчас утоплю твою голову, про всю свою математику забудешь. Хотя она нам пригодиться, кое-что надо будет посчитать. Мы на пороге новой жизни, юнга!

Пока я рассказывал, как неожиданно и странно обзавелся деньжатами, Игорёк не произнес ни слова. Единственным признаком удивления была похожая на альбатроса складка над переносицей.

− Ты совсем мокрый, пойдем на улицу, − проговорил он, лишь я закончил.

Мы вышли на свежий воздух, хотя таковым его можно было назвать только относительно того, что творилось в баре.

− Знаешь, Игорёк, после того как я увидел эту кучу денег, а там точно было несколько сотен тысяч, меня озарило, − не мог заткнуться я, слова вырывались как пузырьки. – Ничего не надо бояться в жизни. Не сомневаться, будто оказался во власти ложной идеи фикс. Не верить тем, кто говорит, что твои мечты просто блеф, чтобы оправдаться за никчемную жизнь. Не боятся ни жизни, ни смерти, даже когда поймешь, что отсюда не отпустят, основательно не истрепав.

Игорёк стоял задумчивый. Из бара вышел кто-то из завсегдатаев и крикнул нам:

− Адьес, амигос!

Игорёк помахал ему рукой и спросил:

− Читал «Обитаемый остров»?

− Я? Стругацких? Давно…

− Фильм Бондарчук снял.

− Не в курсе, ну и что?

– Это про нас. Мы здесь тонем в океане лжи, живем наизнанку. Массаракш.

− Чего?

− Тамошнее ругательство, означает, мир наизнанку. Невозможно по-человечески жить в таком мире. И получается, по-настоящему живут только те, кого физически корежит от всеобщего надувательства. Можешь называть их свободные люди или моряками, тоже будет недалеко от истины.

− Наверно.

− Ты ведь поэтому горишь идеей уйти в плавание, я правильно понял?

− Ага, − кивнул я тяжелой головой.

− Кстати, в книге еще были мертвые моряки на белых субмаринах. Тебя бы это позабавило, ха-ха, в общем, перечитай.

− Обязательно, как будет время. Ты едешь с нами?

Игорёк выдержал паузу и проговорил так, словно слова должны лечь в основу удивительной легенды:

− А что мне остается, когда такой случай, массаракш.

Глаза Игорька блеснули разбойничьим огоньком. По проспекту с воем промчались пожарные машины. Город стягивал свою горячую удавку.

29

Сразу после завтрака я пошел навестить старика. Купил ему приличную вельветовую куртку, джинсы, крепкую обувь и темные очки. В таком прикиде он будет похож на рок-звезду на пенсии, на отошедшего от дел Кита Ричардса, представлял я, решив, что старик отправится в путешествие с нами.

Место, где мы проводили время за уничтожением сосисок, я узнал по большой техногенной мусорке, высмотрев ее с обрыва. Старик вырыл себе землянку в глиняной части склона, он замаскировал жилье так, что я с трудом нашел. Старика в норе не было. Интуиция подсказывала − он где-то рядом.

Я вышел к воде и крикнул:

− Эй! Ты где, старик?! Это я, твой компаньон!

Присев у воды на корточки, я закурил, пустил спичку по волне и вдруг услышал слабый стон. Приглядевшись, я понял, что лежавшая в стороне куча, которую принял за ворох водорослей, была стариком.

Я подбежал к нему. Старик лежал у самой воды, как потерявший силы Посейдон, седые космы зловеще разметались в стороны.

− Что случилось, старик?

− Крысы, − прохрипел старик, − меня покусали крысы. Они напали ночью, когда я решил собрать вещи, я знал, что ты придешь и предложишь убраться отсюда. Они почувствовали, что я уйду навсегда, и посчитали меня предателем.

Я попытался его поднять, приговаривая:

− Ерунда, сейчас доберемся до больницы, там тебе сделают какой-нибудь укол, и всё будет в порядке. Мы еще сами покусаем этих крыс.

− Не надо, не трогай меня, я умираю… И должен умереть здесь у воды, а не по дороге к врачам.

Я не хотел слушать.

− Оставь меня, − потребовал старик.

Подул сильный ветер, и я послушался, лишь сказав:

− Но ведь я принес тебе одежду, я думал, что мы поплывем вместе.

Старик осторожно взял меня за руку, словно умирающим был я, и твердо проговорил:

− Я отправляюсь один и прямо сейчас. А тебе оставаться здесь, чтобы на своей шкуре познать человека, доползти последний его путь по этой земле. Помнишь, как говорил хозяин о том, что человек легким станет, своим легким зонтом в воздух себя подымет, говорить не будет и будет везде. Ты должен дожить до этого, помни. А сейчас дай мне чистой воды из канистры в землянке, внутри всё пересохло.

Легкий электрический разряд прошел через меня. Когда я принес старику воды, он был уже мертв. Его глаза смотрели в небо. Я поднял голову и увидел облако похожее на пузатый парусник. Оно продолжало добродушно раздуваться, пока не рассыпалось на белые лоскуты.

30

Выбирать УАЗ мы поехали втроем. Хотя Макс просил не мешать, Игорёк и я ходили за ним по пятам. В технике не смыслили ни я, ни юнга, поэтому со своими наивными комментариями лучше бы держались в стороне. Наш боцман-механик хорошо знал, что делал. В автосалоне среди новеньких машин он смотрелся, как Геркулес в вычищенной до блеска авгиевой конюшне.

Макс отвечал на вопросы менеджера, а мы с Игорьком с умным видом глазели по сторонам. Меня спросили только один раз: мол, какого цвета хотите транспорт.

− Не бывает ли желтого? − поинтересовался я.

Продавец с сожалеющим видом развел руками. В разговоре с Максом он несколько раз с чувством произнес «злокозненный му» и засмеялся.

Связи и умение Макса, наши деньги, которых после смерти старика стало в два раза больше, помогли за день оформить документы, и к пяти часам вечера мы стали обладателями отличной четырехколесной субмарины болотного цвета.

− А «злокозненный му» это кто? – спросил я, когда мы остались наедине с нашим новым железным другом.

− Некоторые водилы так называют УАЗ, потому что четыреста девятая резина на шоссе гудит характерное «м-у-у-у», − объяснил Макс, что-то прикручивая.

− Муу, − повторил я, стараясь изобразить гудение.

− Между прочим, некоторые исследователи считают, что прародительницей всех цивилизаций была страна Му, − встрял Игорёк. − Теперь она на дне Индийского океана, Му означало «родина».

Макс покачал головой.

− Не верите? Еще Шлиман прочитал на древнем тибетском свитке, что звезда Баль упала туда, где сейчас только небо и море, и семь городов страны Му с золотыми вратами и прозрачными храмами исчезли в потоках воды, огня и дыма. То же было написано в манускрипте майя, который нашел Кортес.

− Ты это о чем? – не понял Макс, удовлетворенно разглядывая свою работу.

− Игорёк, успокойся, − похлопал я юнгу по плечу, − ты еще группу «Звуки Му» вспомни. Звуки родины на твоем языке получается.

− Ладно. Тогда можно я спереди сяду? – подумав, спросил Игорёк.

− Садись, − согласился я, прикидывая где логика.

− Ну вот, теперь я настоящий моряк в седле, − только мы тронулись, радостно похлопал по кожаному сиденью Игорёк.

− Знакомый один рассказывал, − начал Макс, выруливая на оживленный проспект, − во времена СССР едет по Берлину наша «буханка», дребезжит и виляет, и вдруг заглохла прямо возле пивнушки ихней. А там жирные бюргеры пьют пиво и жрут колбаски, увидели они это, ну и давай потешаться над нашей «буханкой». Тут вылезает из кабины пьяный прапор, с матюгами открыл бензобак и обильно туда помочился. После этого кое-как вполз обратно и начал заводить. Немцы аж все повставали с открытыми ртами. Со второй попытки «буханка» завелась и уехала под охеревшими взглядами гансов.

− Это как? – удивился Игорёк. – Как он поехал?

− Да как-как, − усмехнулся Макс, выдерживая паузу, − бензобак переключил и поехал.

Игорёк смеялся так, что собаки, копошившиеся у мусорных баков, мимо которых проезжал наш УАЗ, долго лаяли вслед.

31

Многие великие и достойные дела были забыты по причине бега времени и гибели людей. Что уж говорить о нас, не свершивших ничего великого. Самое великое, на что я сподобился к тридцати трем годам – купить УАЗ и собрать команду. Впрочем для меня и того было немало.

Сначала мы хотели встретиться в знакомом баре, но кондиционеры там так и не починили, и мы сошлись на набережной речного вокзала. Игорёк и я пришли первыми, потом явился Беря. Макс подкатил на УАЗе последним.

− Мы теперь на колесах, − удивился Беря, впервые увидевший наше приобретение. − Чудо свершилось! У нас есть корабль! А это, я так понимаю, вся наша команда?

− В горах ждет Лёнька Голодный.

− Понятно. Значит, сначала курс на Алтай. А потом? Куда занесет?

− В планах потом на море. Давай пока прикинем, каково жить на колесах. А уж потом хоть в кругосветку.

− Это можно, не сломаемся, − хохотнул Беря.

− После того, как я по частям перебрал эту машину, она не сломается до самого Владивостока, − уверенно заявил Макс.

− Я имел в виду нас, мы не сломаемся.

− Про вас не знаю.

Игорёк поднял с земли щепку, повертел руках, переломил и бросил в воду. Глядя, как сломанную щепку закручивает волной, он задумчиво произнес:

− Помните, у Тарковского сталкер говорит, что слабость велика, а сила ничтожна. Гибкость и слабость, это свежесть бытия, а черствость и сила − спутники смерти. Отвердевшее никогда не победит. Я сейчас подумал, человек не может быть не гибким, пока живет дорогой, морем, своей мечтой. И море может быть во всем, и в музыке, и в словах, и в наших мечтах. Разве не так?

− Согласен, − Беря поглаживал теплые зеленые борта.

А я вспомнил о старике, как он неторопливо поплыл после того, как я закрыл ему веки и стащил в реку. Я попытался стряхнуть наваждение, но оно стояло перед глазами, пока на набережную не въехал повидавший жизнь «Опель».

Из окна выглядывал Весёлый. За рулем сидела его жена, а Весёлый, развалившись рядом с банкой пива, скалился, словно в кругосветное путешествие отправлялись они.

− Ну что, чуваки! − полез Весёлый обниматься, выбравшись из машины. – Вижу, вы время зря не теряли!