Удивительное свойство моряков жить под водой

Стас Колокольников

Удивительное свойство моряков жить под водой

…никто не возвращается с исчезнувшего корабля, чтобы поведать нам, какой была его гибель, сколь неожиданной стала предсмертная агония людей. Никто не расскажет, с какими думами, с какими сожалениями, с какими словами на устах они умирали…

Джозеф Конрад «Зеркала морей»

О море! Души моей строитель!

Борис Шергин

Часть первая. На суше

1

Жара стояла необыкновенная. Казалось, высокие каменные дома потихоньку плавятся и растекаются по городу мертвым морем. Так было с самого утра, свежесть почти не касалась города, а испарялась с первыми лучами солнца.

Никто не чувствовал опасности, все ждали воды как спасения.

− Если так дело пойдет дальше, я бросаю эту чертову работу и еду на море, − сказал бармен, подавая орешки.

Странно, что он жаловался, в баре было хотя и не прохладно, зато не душно. Работали кондиционеры.

Я кивнул и отсел в сторону, чесать языком не было сил.

− Послушай, − не отставал бармен, − ты не знаешь, кто ночью горел в соседнем квартале?

− Не знаю, − сказал я и отвернулся.

Через минуту ко мне подсел Игорёк. Парню стукнуло восемнадцать, он отучился в колледже и собирался учиться дальше – что-нибудь связанное с математикой. Почему он ошивался в этом баре, я не знал. Кажется, здесь работал кто-то из его близких.

− Послушай, Фома, какую смешную задачку я откопал, − радостно сообщил Игорёк и начал читать с книжки, − у двух джентльменов, А и Б, было шестнадцать унций портвейна и два стакана по восемь унций. Джентльмены наполнили стаканы, но, надо же такому случиться, их собачка, которая тоже обожала портвейн, вылакала из стакана, принадлежавшего Б, целых пять унций. Тем временем Б выпил по ошибке три унции из стакана, принадлежавшего А. Стоит заметить, что на стаканах были выгравированы деления и инициалы владельцев, каждый предпочитал пить из собственного стакана. Да и вообще эти джентльмены были довольно легкомысленные и чудаковатые. «Послушай, − сказал А, − несправедливо, чтобы ты один пострадал из-за собаки. Я отолью тебе из своего стакана, чтобы портвейна у нас было поровну». На что Б покачал головой: «Я согласен, мы должны распределить между собой потерянные пять унций, но не забудь, что я уже выпил три из твоего стакана. Вот видишь, я их тебе возвращаю». С этими словами Б вылил все, что у него оставалось, в стакан А, наполнив его до краев. «Теперь мы поделим то, что осталось», − сказал Б. И А вылили ему в стакан половину своего портвейна. «Вот видишь, − удовлетворенно заключил А, − мы пришли к тому же, что предлагал и я. У каждого из нас полстакана портвейна, и мы в расчете». В расчете ли джентльмены на самом деле? Если нет, то как восстановить справедливость? Попытайтесь ответить, не пользуясь карандашом и бумагой.

Игорёк многозначительно посмотрел и спросил:

− Что ты думаешь по этому поводу?

− Думаю, что у джентльменов был чертовски отличный пёс, − сказал я.

− Почему?

− Иногда не с кем даже поговорить, − объяснил я. − А с псом, который за раз хлебает по пять унций портвейна, можно неплохо проводить время.

− Да уж, − не понял Игорёк.

Он по молодости развлекался довольно однообразно − подсаживался ко всем и трепался о том, как хорошо учиться и много знать.

Восторженный вид Игорька надоел, и я вышел на улицу.

Нет, такой жары, я никак не мог припомнить. Только несколько лет назад в Астрахани, где мы с женой пытались достойно провести отпуск, было нечто похожее. Горячий воздух, точно дыхание дьявола, и безысходность.

Я закрыл глаза, город показался полным призраков.

2

В бар я вернулся с мыслью, что одиночество и выпивка не выигрышная тема для начинающего писателя. Хотя я бы взялся, но не в такое пекло и в другой компании.

Игорёк терпеливо ждал. Он сидел уже с другой книгой.

− Послушай, что я вычитал, − проговорил он, увидев меня, − морское дно теплее любого города. Ха-ха! Особенно при такой погодке! А?

− Что ты читаешь?

− Мураками.

− И как у тебя мозг не выпаривается? Как можно читать в такую жару?

− Мозг должен всегда трудиться, − стал всерьез объяснять Игорёк, − мы и так используем его всего на пять процентов.

− Представляю, что за ад начнется, если мы будем использовать его хотя бы на десять процентов, − пробубнил я.

− Что ты говоришь? – не расслышал Игорёк

− Я говорю, для того, чтобы спокойно посидеть в баре, хватит и пяти, а большего мне пока не надо.

Я подошел к стойке.

− Что достал он тебя, − кивнул в сторону Игорька бармен.

− Нет, кажется, это я сам себя достал.

− Еще пива?

− Ага.

− Не знаешь, кто горел сегодня ночью в соседнем квартале?

− Ты уже спрашивал. Не знаю.

− Извини. С этой жарой вообще мозгов не осталось.

− Только у Игорька всегда есть в запасе процентов пять-десять. Думаю, он нам одолжит, если мы совсем отупеем, − сказал я.

Бармен даже не улыбнулся, лишь кивнул.

Я посидел с полчаса у стойки, наблюдая, как качается маятник часов, сделанных под старину. Они были довольно оригинальные. Маятник в виде якоря, а на концах стрелок парусные корабли.

Потом я пересел за крайний столик и задремал.

В шесть вечера пришел Рыжий, прежний мой сосед по подъезду, и мы сели играть в нарды.

− Как дела на работе? – спросил я, пытаясь отвлечь Рыжего, начавшего уходить вперёд.

− Все приходят посидеть под кондиционерами и попить холодной минералки. Еще пару дней такой жары и мы поймем, что такое конец света.

Он выкинул шестой куш.

− Как жена? Как дети?

− Отправил их к родителям на дачу.

Рыжий выиграл три длинных партии подряд, в последней я еле ушел от домашнего марса. Расстроившись, я предложил Рыжему выпить, он отказался, и мы снова расставили фишки. Две партии я все-таки отыграл.

Ближе к ночи я пошел домой. После того, как расстался с женой, спокойно я мог находиться только в баре. Оставаясь дома один, по всем углам я видел свое безрадостное будущее.

3

Нужно было пройти несколько кварталов, чтобы оказаться дома. Но туда я не спешил и выбирал дорогу как можно длиннее. Ночь была жаркой, и я еле тащился.

Запах горелого ударил в нос, стало не по себе, словно мир вспыхнул от нескончаемой духоты, и я остановился. Под ногами валялись непонятные лохмотья и обломки, в стороне в большой куче кто-то рылся.

Я пнул какую-то дрянь.

− Чего ты здесь шаришься? – недовольно прикрикнул копошившийся тип.

Судя по голосу, спившийся старик.

− Ищу чем поживиться, − ответил я, − не отказался бы от столового серебра.

Тип заковылял ко мне. Остановился шагах в пяти и прохрипел:

− Шел бы ты от греха подальше, парень.

− А что на всех не хватит?

Тип приблизился. Если сравнить наши рожи, я, действительно, еще мог сойти за парня. Старик был дряхлее любой рухляди, какую приходилось видеть.

− Какого черта тебя сюда занесло, парень?

− Я шел домой, старик. Я хочу спать.

− Куда домой? Ты здесь жил? Когда? До меня? Я тебя не помню.

− Жил я здесь или не жил, какая тебе разница, − я любил разговаривать, не зная о чём. − Я шел домой, ни больше, ни меньше.

− Он тоже ставил на тебе опыты? – прохрипел мерзкий старикан.

− Почему я должен тебе всё рассказывать? А, старик? Твой голос на мамин совсем не похож.

Жара вскипятила мой мозг, и я мог нести что угодно, даже не задумываясь.

− Можешь доверять мне, сынок. В меня он тоже вливал свой чертов эликсир молодости.

− Вижу, это помогло. Тебя что перед тем выкопали из могилы?

− Не шути так, ублюдок! – старик зашелся кашлем. – За жилье и жратву я лишился десяти лет своей жизни! А чертов алхимик, кажется, сгорел вместе со своей тайной! Кто возместит мне ущерб?

− Ну хорошо, хорошо, − смягчился я, − в отличие от тебя я ни в чём не участвовал. Я просто иду домой мимо, поэтому…

Я не договорил и еле успел увернуться от старика, прыгнувшего как крыса. Было видно, что он не успокоится, пока не отгрызет мне что-нибудь со злости.

Недолго думая, я задал стрекоча. Я бежал до самой квартиры. Закрыв за собой дверь, я не стал включать свет и прямо в одежде лёг на постель. В душной темноте слышались отдаленные вопли и суета. Я закрыл глаза, осознавая, что устал.

− Закопай меня обратно, я чертовски пьян, сынок, − прохрипел я, передразнивая старика, − никто не может мне помочь.

И через минуту уснул.

4

Ровно месяц как от меня ушла жена, и чуть больше месяца как уволили с работы. Вернее сам созрел, чтобы уйти. Подошел на взводе к начальнику и выложил всё, что думаю о работе в офисе и о своих двух последних рекламных статьях. А думал я только то, что это занятие для тех, у кого вместо мозгов вата. Ну меня и выпнули без выходного пособия.

Проснувшись после полудня, я долго размышлял об этом недоразумении, повлекшем уход жены, и о том, есть ли смысл начинать по новой. Лежал и пялился в потолок несколько часов, потом вспомнил ночной разговор, старика и ощутил неприятную сухость во рту. Встал и пошел в бар. В другой. Хотя скорее это был клуб. Немного странный в плане обстановки и публики. Там я никого не знал, там собирались ребята помоложе, разодетые как цивильные хиппи на Лето Любви. По стенам подвала висели фото кубинских революционеров, героев Вудстока, медиа-гуру и рок-звезд шестидесятых-семидесятых годов.

Я ходил туда вторую неделю смотреть на флейтистку, звали ее Валя. Она казалась богиней. В том смысле, что обычным смертным к ней подходить не имело смысла, она глядела на всех, как ангел с неба, печально и отстраненно. Я приходил и просто глазел на Валю, мало слушая, как она обращается с флейтой, а сегодня решил заговорить и что-нибудь рассказать.

Я сидел как истукан, а Валя играла на флейте под «минус». Было чудесно. Над сценой порхали разноцветные бабочки от прожектора, мягко пульсировал downtempo. Молодые люди с затуманенным взором, лишенные всяческого напряжения, двигались плавно, как рыбки в аквариуме. Всё располагало к релаксации. Можно было целую вечность сидеть и ни о чем не думать.

Я дождался, когда Валя спустится со сцены, подошел к ней и сказал:

− Привет.

− Привет, – кивнула она.

− Я – Слава. Но все зовут меня Фома, у меня фамилия Фомин.

− Я – Валя.

− Я знаю. Посидишь со мной?

− Не хочется.

− Чем-то расстроена?

− Нет.

− Как тебе эта жара?

− Пройдет.

− Слышала про о пожар позапрошлой ночью?

− Ага.

− А знаешь кто горел?

− Нет.

− Представляешь, один чудак готовил эликсир вечной молодости, ну и погорел на своей алхимии.

− Откуда такие сведения?

− Точно знаю. Так скажем, от лица, участвовавшего в опытах.

Валя промолчала. Наверное, ей было не интересно.

− Я раз в неделю прихожу сюда, ты хорошо играешь на флейте.

− Спасибо, приходи чаще. По четвергам я здесь играю на саксофоне с группой, − улыбнулась Валя и пошла к махавшей ей из глубины зала пухлой девице в тельняшке, заправленной в просторный джинсовый сарафан.

− Да я уезжаю завтра…

Зачем я так сказал, не знаю, никуда я не собирался. Но, видимо, это был единственный способ задержать Валю хоть на мгновение. Глядя вполоборота, она спросила:

− Далеко?

− Далеко… Очень далеко. Можно я буду тебе писать?

− Что писать? – не поняла Валя.

− Письма.

− Зачем?

− Это будет длинное путешествие. Надо с кем-то делиться впечатлениями. У меня нет близких людей, я совсем один в этом мире.

Валя некоторое время смотрела, как будто чуть приблизившись из глубин своей вселенной, чтоб разглядеть, так ли уж я одинок.

− Тебе дать электронный адрес?

− Нет. Я буду писать на бумаге, присылать в конверте вместе с рисунками. Я еще и рисую. − Я протянул ей новенький икеевский карандаш, приготовленный заранее.

Она молча написала адрес на подставке для пивной кружки. Потом Валя опять увлеченно играла на флейте, а я рисовал ее профиль на обратной стороне картонной подставки и думал, как же меня угораздило сподобиться на ту чушь о поездке.

5

На следующее утро только я открыл глаза, как почувствовал жар, идущий от распахнутого окна, и сразу понял − в городе делать больше нечего. Если так дело пойдет дальше, раньше чем через месяц я все сбережения спущу в барах и выгорю изнутри.

Я осмотрел комнату, глянул на окно. Куда же податься? Раньше с женой весь год, дожидаясь отпуска, мы мечтали о том, как смотаемся на недельку к ее родителям на дачу, затерявшуюся в окрестностях тихого старорусского Боровска. Или соберем рюкзаки и отправимся в горы к друзьям на Алтай. Или двинем автостопом, хоть я и староват для этого, к родственникам жены на Волгу в Самару. Это всё были походы в ширину. Пришло время действовать иначе – в высоту, а лучше в глубину.

Что конкретно надо делать, я не мог понять и, закрыв глаза, представил, что вода накрыла город, и друзья, и знакомые превратились в экзотических рыбок из энциклопедии, лежавшей на столе: африканского обрубка, стеклянного ангела, целующегося гурами, тетрадона мируса, глазчатого макрогната, пигдия хилтона, вариативного ципринодона, ктенопома, щукоглава и бежевого хоплостернума.

Стало веселее, идея висела в воздухе. Глупо улыбаясь, я поднялся с постели и увидел фотографию жены. Она стояла в обнимку с подругой на перроне далекой неизвестной станции и смеялась. Сердце сжалось, я вышел на балкон и понял, что обжег ступни.

Внизу редкие зомби в человеческом обличье вползали в магазины, трамваи и маршрутки. Кто-то кричал через дорогу:

− Алексей! Только не забудь!

− Я не забуду! – кричал Алексей, огромный и взлохмаченный, как царь Максильян Белиндерский, идущий под водой и стреляющий из воняющей пушки. – Главное, чтобы она что-то решила!

− Позвони мне вечером в любом случае!

− Позвоню!

Мне тоже захотелось крикнуть:

«И мне позвоните, братцы! Дайте знать, чем у вас дело закончилось! Иначе я тут с ума сойду от однообразия!»

Чтобы не заработать тепловой удар, я оставил Алексея, трясущего власами у бочки с квасом, и пошел засунуть себя под душ.

Вода была теплая и попахивала тиной. Впрочем, удовольствия от этого не убавлялось. «Морское дно теплее любого города», − вспомнил я. Захотелось взять походную сумку, перебросить через плечо и пойти на вокзал, будто уже решено, куда ехать. Я выключил воду, подождал, пока капли впитаются в тело, и стал собираться.

6

До вокзала я не дошел. Остановившись выпить минералки в тенистой аллее, я увидел Игорька. Он катил на велосипеде прямо на меня. Когда Игорёк остановился, я разглядел у него под мышкой большой фотоальбом, на котором завораживающе красивым шрифтом было выведено «Thalassa».

− Это что у тебя? – спросил я.

− Альбом фотографий и репродукций. Из коллекции одного капитана, он…

− Что за слово на обложке? – перебил я. − Знакомое.

− Море по-гречески.

− Дай-ка глянуть.

Я открыл книгу. На меня, как на потерянного проселенида, брызнул свет из осчастливленной Аркадии. Как же я сразу не понял?

− Куда собрался? – поинтересовался Игорёк, оглядывая мой походно-спортивный наряд.

− Не знаю… Полагаю, что набирать команду, − не стал я скрывать родившуюся идею.

− Футбольную, что ли?

Я громко засмеялся.

− Совсем люди от жары с ума посходили, − бесцветно сказала пожилая женщина, проходившая мимо.

Я засмеялся еще громче. Женщина прибавила шагу.

− Ты чего? – удивился Игорёк.

− Просто удивительно, как я не понял сразу.

− Чего не понял?

− Море.

− Ну и что море?

− Осталось только море, больше у меня ничего нет.

− Поехал я, − сказал Игорёк, − от таких разговор я дурею больше, чем от жары. Если не можешь сказать ничего вразумительного, тогда до встречи.

− До встречи, юнга.

Игорек сунул под мышку thalassa и покатил дальше. Я смотрел вслед и ликовал. Мой мир точно поднялся из глубин и возвращал к себе.

7

Уже лет десять я шел по жизни как по палубе. Куда? Вперед, мимо могил, сказал бы Гёте. Да просто вперёд, скажу я. И это всегда было во мне: жизнь – море, города – гавани, балконы высоток – капитанские мостики, а дома − корабли, вросшие в землю до прилива. И никуда от этого не деться, если хочешь жить. Жить как океан, не зная, как поведешь себя.

Замерев с минералкой в руках, я чувствовал, что стоит сделать движение, и море примет меня, и я буду только с ним, пока мир по-настоящему не шевельнет своими плавниками.

− Ладно, − подмигнул я минералке, − деваться некуда. Поплыли.

И вода полилась. Не успел я этим как следует насладиться, слабо брякнул звонок и рядом, шурша шинами, остановился знакомый велосипедист.

− Слушай, − обратился Игорёк, как пить дать вернувшийся сообщить нечто интересное, − я утром читал статью о загадочных явлениях в мировом океане. О высших существах, которые живут по соседству с нами в морских глубинах. По гипотезе они дали жизнь человечеству и могут стать причиной гибели нашей цивилизации.

− А ты знаешь, что греческое слово «ихтюс», то есть рыба, состоит из начальных букв Иисус Христос Сын Божий? – спросил я.

− Знаю, − кивнул Игорёк.

− Думаешь, это как-то связано?

Игорёк странно посмотрел на меня и покатил дальше.

Через дорогу я увидел вывеску кафе «У боцмана» и решил там перекусить, последние два дня я питался только орешками.

За стойкой маячил крепкий малый, стилизованный под морячка, в тельняшке и бескозырке. Над стойкой висел телевизор, настроенный на европейский музыкальный канал. Видеоклипы сменялись без перерыва. Когда принесли заказ: омлет с сыром, теплую лепешку и салат «Сахалинский», на экране появились два усатых дядьки из группы «Yello» и предложили свое видение реальности. Композиция называлась «To the sea». Люди ныряли в город как в море. Под водой они как ни в чем не бывало ходили по улицам, ездили на машинах и сидели в кафе. Некоторые в купальных костюмах забирались по стенам небоскребов и прыгали вниз. Среди всего этого безобразия усатым мужикам подпевала девица, похожая на золотую рыбку, она плавала у витрин и окон, пуская пузыри, и звала за собой. Однако мало кто обращал на нее внимание.

Не успел я поковырять вилкой в морской капусте и огурцах, как в следующем видеоролике еще одна длинноволосая красотка, потерявшая что-то в глубинах океана, преспокойно занырнула в пасть белого кита и попала в иную реальность. Когда красотке повстречалась девочка-циклоп, левитирующая лежа на спине, я не выдержал зрелища и напрягся.

Вскоре на экране появился ви-джей и представил зрителям двух ребят: ди-джея Ме и ди-джея You. Они болтали о музыке, а я взялся за омлет.

− Кем бы вы хотели стать в следующей жизни? − спросил ведущий своих гостей.

− Дельфином. А еще, может, чьей-то губной помадой, − игриво ответил ди-джей Ме.

− Китом, потому что киты могут нырять очень глубоко в океан, − с серьезным видом сказал ди-джей You.

Чудес на утро было достаточно, я не стал ждать продолжения, расплатился и вышел.

8

Любителю греческой мудрости скифу Анахарсису как-то задали вопрос: кого на свете больше, живых или мертвых? Он переспросил: «А кем считать плывущих?»

Можно долго болтаться между жизнью и смертью. Хотим мы того или нет, но жизнь и смерть части одного целого, где последняя всего лишь помощница в переправе на ту сторону житейского моря. Однако истинное пребывание между ними в движении по воде. Тот, кто идет по воде, вне жизни и смерти. Можно это делать одному. Если же набирается команда, то нужен корабль.

У меня не было ни корабля, ни команды, ни умения ходить по воде. Это не смущало, я знал чего хотел. Хорошее судно, я был уверен, можно вызывать силой мысли, а команду нужно собрать из старых дружков, из тех, кому нечего терять в городе. Самым беспокойным слыл Беря, о его неприкаянности ходили легенды. Бродяжничество и безудержность сидели у Бери в крови: он жил где придется, принимая что дают. Работал Беря отделочником, делал всё быстро и качественно. За это ему прощали, что он жил на объектах и выпивал. Иногда ему везло, но он как будто не ценил удачу. Последнее, что я о нем слышал: он на несколько месяцев по большой любви сошелся с порядочной женщиной, но вскоре стал вести себя безобразно и поколачивать подругу, и она выставила его за порог. Беря вернулся к прежнему − бродяжничал по знакомым. Я знал последний адрес.

Дверь была не на замке. В доме мечтательно бормотал Игги Поп: «the fish doesn’t think, because the fish knows everything».

Хозяев не было. В одних трусах Беря стирал джинсы и варил чечевичную похлебку.

− Какими судьбами? – обрадовался Беря.

− Такими вот, − я пожал мокрую ладонь. – Искал тебя.

− Опять что-то задумал, − предположил Беря.

− Как думаешь, какие корабли безопаснее? – спросил я.

− Вытащенные на сушу, − сразу ответил Беря.

− Ха-ха, − удивился я. − Ну ты даёшь!

− Говори прямо, чего хочешь.

− Хочу набрать команду и отправиться в плавание.

− На чём?

− На корабле.

− Где ты его возьмёшь?

Беря осторожно отжимал джинсы.

− Корабль будет, я уверен. Сила мысли уже работает. Пока решил сколотить команду.

− Силой мысли, говоришь… Серьезно? – Беря убежал на кухню мешать похлебку и крикнул оттуда: − Я давно готов отправиться куда угодно! С тобой тем более!

− Вот и хорошо, − я сел за стол и налил воды из банки.

Беря с надеждой посмотрел на меня и сказал:

− Только, знаешь… Мне нужно немного поправиться.

Только после этих слов я заметил, что Берю потряхивает. И с зубами у него что-то было не в порядке.

− Пойдем, я тут видел одно демократичное местечко, − предложил я.

За столиком в летнем кафе Беря оживился.

− Я тебе верю, − говорил он, − отличная идея с кораблем, особенно для таких горемык. Иначе сгинем в этих трущобах. Я нашел тут у ребят книгу Пелевина, про вампиров. Просто про меня. Я столько баблоса всяким оборотням откачал, чуть не загнулся. Хватит. Пора сваливать на море, там не достанут. Я в команде. Закажи еще чего-нибудь выпить.

Я заказал.

− Слушай, Беря, − я был торжественно говорлив, − ну правда, сколько можно мытариться? Завтра же собирайся. Я уверен, день-два и что-то придумается.

Поднесли графин.

− Что у тебя с зубами?

− Цинга начиналась, − клацнул зубами Беря.

− Как?

− Шучу. Печень. – Беря деловито закурил и посмотрел на меня, как на огородное чучело. – В городе я только копчу небо.. гм. У меня такое ощущение, что это уже было.

− Де жа вю?

Беря выпил и не ответил. Его остекленевший, в меру безумный обреченный взгляд блуждал. Я смотрел на Берю. Худющий, похожий на цыгана он выглядел самым одиноким и неприкаянным среди посетителей. Захотелось одарить его конем и отпустить на все четыре стороны.

− Не спеши, − посоветовал я, когда он потянулся к графину.

− Не тормози, − нахмурился Беря.

− Ладно, делай, как знаешь. Только скажи честно, ты веришь, что мировой океан − это пространство нашей будущей жизни?

− Пространство будущей жизни находится у тебя за спиной, ик, – икнул Беря.

Я нервно обернулся.

Из кафе было хорошо видно, как черными грозовыми тучами быстро затягивало небо. Что имел в виду Беря, я не узнал. Пока я разглядывал тучи, похожие на пугающие густые клубы дыма с захваченного марсианами Мэйбэри-Хилл, Беря задремал на столе под шум начавшегося дождя. А когда он захрапел, вода лупцевала вовсю.

Для прохожих это был долгожданный дождь. Люди забегали под навесы радостные и мокрые, словно после купания. Они были счастливы, как будто им отпустили грехи. А мой первый рекрутированный матрос-скорбут, как и полагалось, спал пьяный в обнимку с кружкой.

9

Играть нужно по-крупному. Ставить всё, что есть, пусть даже не получая ничего, как герой Харви Кейтеля в «Плохом лейтенанте». А как же иначе? Зачем что-то ставить и получать еще? Только после того, как получишь НИЧЕГО взамен на своё ВСЁ, начнется настоящая игра. Даже не игра − а прыжок в запредельное.

С такими мыслями я шел к старому другу Веселому.

Посвежевший после короткого дождя город выглядел намного симпатичнее. Я прыгал через лужи и считал в них щепки похожие на корабли. Сдав тело первого матроса по месту его последней стоянки и пообещав скоро забрать, следующим я выбрал именно Веселого. Сколько его знал, тот всегда гонял из пустого в порожнее и получал несказанное удовольствие. Потому что так поступали многие. Да почти каждый ставил на кон имеющееся барахло и рано или поздно получал столько же, игнорируя отсутствие разницы.