скачать книгу бесплатно
– Мичман, доложите, как Татьяна Николавна оказалась на перроне? – приказал Бреннер.
– Я только на минуту вышел из вагона. И не видел, что Татьяна Николавна прогуливает собаку …
– По какой же, черт возьми, причине вы оставили пост?
– Я … увидел у насыпи человека … Это был Распутин.
На меня посмотрели так, будто я прокукарекал или закричал ослом.
– Анненков, вы в своем уме? – сказал Бреннер вкрадчиво. – Распутин уже два года как в могиле.
– Так точно! Но он был так похож … Мне показалось – это он.
– Показалось?! И что же вы собирались сделать? Еще раз убить его?
Друзья смотрели на меня как на безумца.
– Виноват …
Бреннер покачал головой:
– Виноват … Вы хоть понимаете, какие могут быть последствия вашего ротозейства?
Конечно, я понимал, хотя в тот момент еще не до конца. Если бы я мог тогда предвидеть все последствия, то, наверно, застрелился бы …
– Котелок идет с вокзала! – доложил Лиховский, наблюдавший за перроном через открытую дверь тамбура.
– Там телеграф, черт! – сказал Бреннер.
Мы видели из тамбура, как бросились легионеры к дрогнувшему составу и как Котелок вскочил на подножку третьего от нас вагона. Отправил ли он телеграмму? Как мне пережить, если отправил? Удастся ли нам всем пережить это? Снова и снова пытался я вызвать в памяти видение у насыпи, заставившее меня оставить пост, но не мог различить черты того странного лица. Что это было? Как я мог всерьез принять какого-то бородатого мужика за Распутина?..
22 июля 1918 года
Транссиб
Анненков сидел напротив Котелка рядом с Бреннером. На столике высилась бутылка французского коньяка, купленная у чехов за бешеные деньги.
– Редкая роскошь в наше время, – сказал Котелок. – Хотя, признаться, и в прежние времена я такого нектара не пробовал.
Он, разумеется, сидел без котелка в своем купе почтово-товарного вагона. Его широкое лицо лоснилось, как масленичный блин, а два маленьких глаза поблескивали черными икринками. Где-то за ящиками и мешками смеялись и говорили по-чешски.
– Вот, как обещал, – сказал Бреннер и положил на стол рядом с бутылкой золотой кулончик, обсыпанный мелкими камушками с небольшим рубином в центре. В глазках Котелка камушки отразились и заискрились, но он не притронулся к кулону.
– И какие же условия?
– Вы должны сохранить в тайне то, что видели в нашем вагоне. Вы ведь никому еще не сообщили?
– Никому.
– А чехам?
– Нет. Иначе бы вы тут не сидели.
– Это верно. А кому-нибудь еще?
– Как? Мы с вами в поезде.
– Ну, можно было телеграмму отправить со станции.
– Помилуйте, на той станции и телеграфа-то нет, наверно. Я хотел в буфет зайти, да и его там не было.
Бреннер кивнул невозмутимо и протянул Котелку золотой кулон с небольшим рубином.
– Это аванс. В Иркутске, когда выходить будете, еще такой же получите, – сказал Бреннер.
Котелок улыбнулся и взял вещицу в руки. Ощупал толстыми пальцами камушки. Налил себе коньяку, предложил офицерам, но те отказались. Котелок выпил и решил, что можно уже говорить прямо.
– А кто же носил эту красоту? Неужто государыня?
– Вы хотели сказать – англичанка, – поправил Бреннер.
– Оставьте, капитан! Чей кулончик? Государыни или кого из великих княжон?
– Это мне неизвестно, – сухо сказал Бреннер.
Котелок полюбовался кулоном. Посмотрел рубин на просвет, на лампу. Достал платок, завернул в него вещицу и спрятал во внутренний карман пиджака. Глянул на офицеров весело, с пьяной нежностью, как на старых добрых друзей.
– Я, знаете ли, до всего этого в охранном отделении служил.
– Была у меня такая мысль, – сказал Бреннер.
– Приходилось мне стоять в охранении на разных выходах их величеств. Перво-наперво на коронации, да-с. Я тогда только начинал. Стоял в толпе, в штатском, наблюдал, значит, чтобы кто дурного не замыслил. А государыня – красота-то неземная. Помню, тогда прослезился даже, когда их величества мимо проходили, молодые, красивые. Стоял и плакал в толпе, как дурак. Вас, мичман, тогда, поди, еще и на свете не было. А потом мы узнали, что? там было на Ходынском поле, сколько народу подавилось, сколько народу …
Он выпил из кружки.
– И на трехсотлетие династии в Кремле стоял на выходе их величеств из Успенского собора. Тоже в цивильном платье. Я был по обеспечению их безопасности. Совсем близко видел и государя, и государыню, и княжон. И потом еще приходилось … А сегодня вышел подышать на перрон, смотрю, барышня с собачкой. Знакомая барышня! А надо вам сказать, что я великих княжон видел довольно часто с самого их младенчества и до последних лет. А уж на Татьяну-то Николавну смотреть всегда было наслаждением. А когда они в пору вошли – так это просто праздник был стоять в охране и видеть ее высочество! – Котелок даже причмокнул непроизвольно.
– Вы губами-то шлепать воздержитесь, – сказал Анненков чрезвычайно нелюбезно.
– Грубо, молодой человек.
Котелок попробовал осадить наглеца холодным взглядом, но, глянув на Анненкова, тотчас отвернулся.
– Да я только хотел сказать, что узнал ее сразу. Смотрю – глазам не верю! Татьяна Николавна. Но как? И тут вы, мичман, хватаете ее под ручку – и в вагон. Точно она, думаю. Эх!
Он раскраснелся, расчувствовался …
Поезд замедлил ход.
– Будет стоянка? – спросил Бреннер.
– Станция Тайшет должна быть. Послушайте, господа, представьте меня. Мне же ничего не надо, только руку пожать государю. И государыне ручку поцеловать. А? – Котелок глянул на Бреннера совсем как ребенок, что просится в цирк.
– Пойдемте, – сказал Бреннер.
– Как? Это можно? – не поверил Котелок. – Час-то который?
– Да они в карты играют допоздна, – сказал Бреннер. – Идемте. У них теперь все по-простому.
– В самом деле? Почту за честь!
Котелок вскочил, посмотрелся в настенное зеркало. Пригладил волосы, застегнул пиджак.
Первым шел Бреннер, за ним Котелок, Анненков замыкал. В тамбуре царского вагона Бреннер остановился и повернулся лицом к Котелку:
– Только, когда войдете в купе к государю, не говорите ему «ваше величество». Ничего такого. Просто по имени отчеству.
– Как же, я это понимаю, понимаю! – Котелок сиял в темноте. – Я это приветствую! Истинное, истинное величие!
– Дверь! – крикнул Бреннер.
Анненков оглянулся растерянно.
– Дверь! – снова рявкнул Бреннер.
– Чего? – сказал Котелок.
Он увидел маузер в руке Бреннера и отвел его в сторону. Выстрел. Пуля вошла в стенку в двух вершках от головы Анненкова. Это его разбудило, он выхватил револьвер. Котелок и Бреннер боролись за маузер, задранный к потолку. Анненков попытался включиться в борьбу, но Котелок пнул его, оттолкнул …
– Стреляй! Стреляй, мать твою! – мычал Бреннер.
Анненков приставил ствол к боку Котелка и выстрел два раза. Котелок охнул, повис на Бреннере. Они обнимались. Бреннер шарил в карманах Котелка.
– Помоги! Держи его!
Анненков подхватил тело. В руках Бреннера сверкнул кулончик, извлеченный из кармана Котелка, хрипевшего страшно. Вбежали Лиховский и Каракоев с револьверами в руках.
– Дверь! – крикнул Бреннер.
Анненков распахнул дверь, и Бреннер оттолкнул от себя Котелка в бурлящую и гремящую тьму.
– Идиот! Какого черта вы ждали?! – заорал Бреннер Анненкову.
– Что тут? – спросил Каракоев.
Бреннер закрыл дверь, сказал отрывисто:
– Он хотел, чтобы мы его представили …
И шагнул в царский вагон. Остальные следом, пряча револьверы под одеждой.
В вагоне все стояли вдоль окон и смотрели на вошедших – слышали выстрелы, несмотря на грохот идущего состава. Можно было только надеяться, что выстрелов не слышали чехи. Ближе всех к вошедшим – доктор Боткин и Алексей, за ними великие княжны по старшинству, державшие собак, потом Николай, Александра и, наконец, Трупп, Демидова и Харитонов. Строй встревоженных лиц.
– Что там? – спросил государь.
– Ваше величество! – громко, как на параде, отчеканил Бреннер. – Прибываем на станцию Тайшет. Как только остановимся, необходимо высадиться из последней двери на рельсы и уходить от состава по полотну.
– Капитан, подойдите ко мне, – приказал Николай.
– Нужно выходить, как только остановимся, ваше величество!
– Куда выходить? Вы с ума сошли! – Доктор Боткин вдруг проклюнулся из своего защитного кокона. – Вы понимаете, что там тайга! Мы там погибнем!
Поезд на тихом ходу втягивался на станцию Тайшет, но до нашего вагона явно не хватало перрона и света немногих электрических фонарей.
– Господин лейб-медик! – отчеканил Бреннер. – Этот филер отправил телеграмму со станции. Он доложил в Омск, что государь и семья в поезде. Ночью телеграмму не прочтут, я надеюсь, но утром нас будут ждать на каждой станции! Покинуть поезд сейчас – наш единственный шанс!
– Вы ранены? – спросил Трупп.
Тут все заметили пятна крови на гимнастерке Бреннера.
– Нет, – отрезал Бреннер.
Поезд остановился, вздрогнул судорожно и замер.
– Действуем по вашему плану, – негромко сказал Николай Бреннеру, но все услышали.
– Ники, ты уверен? – спросила Александра.
– Нужно идти, другого выхода нет.
– Быстро на выход через заднюю дверь! Лиховский и Каракоев, обеспечить высадку! Я и Анненков остаемся в тамбуре для прикрытия, – приказал Бреннер. – Не шуметь!
Харитонов открыл заднюю дверь вагона. Лиховский и Каракоев бросились помогать семье высаживаться и выносить вещи на шпалы.
– Догоним вас, как только состав тронется, – продолжал Бреннер. – Шагов через двести сворачивайте в лес и уходите как можно глубже! С Богом!
Бреннер и Анненков прошли в передний тамбур, открыли дверь. Далеко впереди два фонаря освещали маленький вокзал и пустую платформу. Ни один легионер не вышел на перрон.
Из записок мичмана Анненкова
22 июля 1918 года
– Зачем мы убили этого старого жандарма?
Я сказал «мы», не знаю почему. Передо мной двигалась и колыхалась спина Бреннера, а вокруг поднимались корабельные сосны и смыкались кронами в солнечной вышине. Я смотрел себе под ноги на тропу с мелькающими впереди сапогами Бреннера.
– Он был опасен, – сказал Бреннер. – Он соврал, что на станции нет телеграфа, а я видел телеграфные столбы и провода.
