скачать книгу бесплатно
Об одесском языке
«Человек – это слог» (по Бюффону). Речь одессита ярка, красочна, неглубока по содержанию, но эластична, остроумием не блещет, но иногда ослепляет или ударяет в нос, подобно хорошей одесской сельтерской воде. Ощущение получается не то, чтобы уж очень неприятное, но с непривычки не всякий переносит.
Прежде всего, заметим, что одессит – это особая разновидность людей, с национальностью не связанная: это русский, еврей, грек, армянин и т. д. Это всякий человек, не обязательно родившийся в Одессе, но, во всяком случае, настолько любящий этот город, что, находясь на Монблане или в лазурном гроте острова Капри, вдруг иногда вздохнет и скажет: ах, Одесса-мама!
Вот у детей этой мамы и существуют особые выражения, назовем их «одессизмами» в pendant к галлицизмам и т. п., словам и выражениям, свойственным определенным народностям и непереводимым на другие языки.
Многие одессизмы распространяются за пределы родного города и их можно услышать в Маяках, Слободке-Романовке, Аккермане и даже Балте.
Приведу некоторые примеры
Одессит говорит: «Я нечаянно лопнул стакан». Конечно, не нужно быть специалистом-филологом, чтобы заметить, что выражение это, с точки зрения русского языка, неправильно: глагол «лопнуть» не действительного залога, а потому после него не может быть прямого дополнения (стакан). Однако такая фраза имеет право на существование, ибо ее нельзя заменить другой, такой же краткой и имеющей тот же смысл.
Еще говорят в Одессе: «Я видел вашу тетю идти по Ришельевской улице». Здесь, очевидно, влияние французского языка. Сравните, например, je vois vous chanter, что значит буквально: «я вижу вас петь». Укажу еще на некоторые одесские фразы:
«Сема, не дрожи диван, ты лопнешь все пружины».
«Ходить пешком или ехать на трамвае – это две большие разницы».
«Вчера на улице была страшная мокрота».
Недавно, сидя в «Иллюзионе», я слышал, как один одессит обратился к громко разговаривающему соседу с замечанием: «Товарищ, вы мне мешаете впечатляться». И это выражение мне очень понравилось, как новое, оригинальное и очень соответствующее.
Почему одесситу-южанину нельзя того, что можно Игорю Северянину, в особенности теперь, когда у нас равноправие?
Есть у нас один очень известный писатель. Русские писатели считают его еврейским, а еврейские писатели считают его русским. Так и не знали, куда его причислить, пока не открыли, что он пишет на чистейшем одесском языке. Среди его произведений есть «Распад», «Король», «Приключения Леона Дрея», «Комедия брака» и другие. Желающих поближе ознакомиться с одесским языком мы прямо отсылаем к этим произведениям (Семена Юшкевича). Это мы считаем тем более необходимым, что в Лазаревском институте восточных языков кафедры одесского языка пока еще не существует.
1917
Александр Биск
(1883–1973)
Поэт, переводчик. Родился в Киеве, потом семья переехала в Одессу. Печататься начал с 1904 г. Первым в России стал переводить Рильке и продолжал это делать более полувека. В 1919 г. эмигрировал, жил в Бельгии, потом в США. В эмиграции написал воспоминания об одесском литературно-артистическом обществе. Рукопись была передана его сыном, французским поэтом-академиком Аленом Боске в одесский Литературный музей.
Одесский язык
(отрывок)
В программе значится «Одесский язык» и публика готовится услышать водевиль или собрание анекдотов. А между тем к этому вопросу можно подойти почти серьезно.
Ага, это Одесса, где говорят «тудою и сюдою». Начнем с того, что в так называемом интеллигентном обществе никто в Одессе так не говорит. «И напрасно» – замечает Жаботинский. – «Я пойду сюдою, а ты тудою». В русском языке нет равнозначного выражения, такого же понятного и короткого.
Конечно, в Одессе говорят по-русски плохо, но господам, смеющимся над одесскими ошибками, не мешало бы заглянуть в зеркало и узреть собственные грехи.
<…> Не только в Одессе говорят «Олечка, Валичка, Мишечка». Никто не хочет помнить, что у Пушкина сестра Оленька, а не Олечка.
А многие ли знают разницу между «быстро» и «скоро»? Быстрота есть темп, скорость есть отрезок времени. «Я поеду быстро, и поэтому скоро приеду». Это путают всюду и, если Пушкин в «Руслане и Людмиле» говорит:
Не скоро ели предки наши,
Не скоро двигались кругом
Ковши, серебряные чаши
С кипящим пивом и вином…
То Пушкин согрешил.
А неправильное употребление родительного падежа после кажущегося отрицания – это вы услышите от любого оратора. Возьмем простую фразу: «доказать этого никто не мог». Эта фраза кажется привычной, а между тем здесь грубая ошибка. Почему «доказать этого»? При глаголе «доказать» нет отрицания, здесь родительный падеж неуместен. Нужно сказать «доказать это никто не мог». У Пушкина тоже есть такая ошибка:
Всего, что знал еще Евгений,
Здесь перечесть мне недосуг.
Переставать слова, вы сразу обнаружите ошибку: мне недосуг перечесть всего, что знал Евгений. Ясно, что нужно сказать: мне недосуг перечесть все, что знал Евгений.
В Одессе говорят «ехать на извозчике» вместо «ехать на дрожках». Если так писал Жаботинский, то скажут, что он был одессит. Но Алданов не одессит, и Лев Толстой тоже не одессит, а у него уже совсем двусмысленно: в «Анне Карениной» Левин слезает с извозчика.
На что уж безвкусно якобы одесское выражение «я извиняюсь». Зощенко часто употребляет его, правда, он влагает его в уста своего полуграмотного персонажа. Однако, это выражение встречается и в серьезной литературе, и у Достоевского, и у Чехова в «Дяде Ване»: «Молчу и извиняюсь».
У нас говорят: откройте дверь, закройте окно. Осоргин проповедовал, что открыть можно только то, что имеет крышку: открыть можно коробку, открыть рояль. Но мы говорим: открыть рот, открыть глаза, открыть книгу. Конечно, можно сказать разевать рот, развернуть газету, но я не знаю, чем заменить выражение открыть или раскрыть книгу, несмотря на то, что книга не имеет крышки. Конечно, выражение «открыть дверь» или «закрыть окно» бессмысленно: двери, русские окна, ставни, по аналогии с воротами, отворяют, растворяют. У Толстого вы не встретите этой ошибки, у него всегда правильно: отворите, затворите дверь. Тем более странно читать в «Евгении Онегине»: открыты ставни или «не спится, няня, здесь так душно, открой окно и сядь ко мне».
Признаюсь, я стал размышлять – откуда эта напасть у солнца русской поэзии? Кажется, я обнаружил источник: эти стихи были написаны в 1823 и 1824 году, а в 1823-м году Пушкин жил в Одессе. Как не похвастать, что мы оказали влияние на Пушкина!
Есть много выражений, относительно которых существует неимоверная путаница, и не только у нас. Как сказать: шляпа идет вам или: шляпа идет к вам. Одни писатели пишут так, другие иначе. У Лермонтова встречаются обе формы. Как сказать: между двух стульев, двух деревьев – с родительным падежом или же с творительным: между двумя свечами, между двумя стульями. В двух томах «Войны и мира» на тринадцать подобных случаев я насчитал шесть раз одну форму и семь раз другую. Что же хотят от нас, простых смертных.
Одессит терпеть не может неточность и недоговоренность. Он любит уточнять и подчеркивать смысл фразы. Если приятель говорит: я был вчера один в Аркадии, он непременно переспросит: сам один? Если же он услышит: мы оба были там, то реплика будет: оба два?
Местоимение «каждый» недостаточно сильно для него, он дает ему подпорку и произносит: каждый-всякий. Его не удовлетворяет фраза: «какая разница между человеком и животным». Он считает нужным дважды употребить союз «между». Он скажет: «какая разница между человеком и между животным».
Если одессит говорит: «я слышал вас играть», в этом нет ничего удивительного, это типичный галлицизм. Если вы услышите: «Я вчера говорил за вас» – это влияние украинского языка и даже необычайно яркое выражение «я вас держу за слово» есть перевод с немецкого.
Пушкин говорит об одесситах:
Бегут за делом и без дела,
Но все же больше по делам.
Любое происшествие называется в Одессе делом. В случае какой-нибудь, даже семейной неприятности, одессит с сокрушением говорит: хорошее дело. Где, кроме Одессы, вы услышите такое замечательное выражение «это что-нибудь особенное» или «я да видел это» или «как вы хорошо смотрите». А этот перл: «этот чай тянет на керосин».
Я говорил, одессит – индивидуалист, он не скажет, как полагается по-русски «у меня голова болит», он должен выделить, подчеркнуть личное местоимение. По-одесски это будет: «мне голова болит».
Еще чудесная фраза: «мне холодно в ноги». Впрочем, предлагаю задачу: сказать это правильно, но так же коротко и ясно.
Какая гамма переживаний в единой короткой фразе «держи фасон». Здесь целая философская система, credo, миросозерцание – и все в двух словах.
1930-40-е гг.
III. Одесское…
Аркадий Аверченко
Одесское дело
I
– Я тебе говорю: Франция меня еще вспомнит!
– Она тебя вспомнит? Дожидайся!..
– А я тебе говорю – она меня очень скоро вспомнит!!
– Что ты ей такое, что она тебя будет вспоминать?
– А то, что я сотый раз спрашивал и спрашиваю: Франции нужно Марокко? Франции нужно бросать на него деньги? Это самое Марокко так же нужно Франции, как мне лошадиный хвост! Но… она меня еще вспомнит!
Человек, который надеялся, что Франция его вспомнит, назывался Абрамом Гидалевичем; человек, сомневающийся в этом, приходился родным братом Гидалевичу и назывался Яков Гидалевич.
В настоящее время братья сидели за столиком одесского кафе и обсуждали положение Марокко.
Возражения рассудительного брата взбесили порывистого Абрама. Он раздражительно стукнул чашкой о блюдце и крикнул:
– Молчи! Ты бы, я вижу, даже не мог быть самым паршивым министром! Мы еще по чашечке выпьем?
– Ну, выпьем. Кстати, как у тебя дело с лейбензоновским маслом?
– Это дело? Это дрянь. Я на нем всего рублей двенадцать как заработал.
– Ну, а что ты теперь делаешь?
– Я? Покупаю дом для одной там особы.
В этом месте Абрам Гидалевич солгал самым беззастенчивым образом – никакого дома он не покупал, и никто ему не поручал этого. Просто излишек энергии и непоседливости заставил его сказать это.
– Ой, дом? Для кого?
– Ну да… Так я тебе сейчас и сказал.
– Я потому спрашиваю, – возразил, нисколько не обидевшись, Яков, – что у меня есть хороший продажный домик. Поручили продать.
– Ну?! Кто?
Яков хладнокровно пожал плечами.
– Предположим, что сам себе поручил. Какой он умный, мой брат. Ему сейчас скажи фамилию, и что, и как.
Солгал и Яков. Ему тоже никто не поручал продавать дом. Но сказанные им слова уже имели под собой некоторую почву. Он не бросил их на ветер так, здорово живешь. Он рассуждал таким образом: если у Абрама есть покупатель на дом, то это, прежде всего, такой хлеб, которым нужно и следует заручиться. Можно сначала удержать около себя Абрама с его покупателем, а потом уже подыскать продажный дом.
Услышав, что у солидного, не любящего бросать слова на ветер Якова оказался продажный дом, Абрам раздул ноздри, прищелкнул под столом пальцами и тут же решил, что такого дела упускать не следует.
«Если у Якова есть продажный дом, – размышлял, поглядывая на брата, Абрам, – то я сделаю самое главное: заманю его своим покупателем, чтобы он совершил продажу через меня, а потом уже можно найти покупателя. Что значит можно найти? Нужно найти! Нужно перерваться пополам, но найти. Что я за дурак, чтобы не заработать полторы-две тысячи на этом?»
«Кое-какие знакомые у меня есть, – углубился в свои мысли Яков. – Если у Абрашки в руках покупатель – почему я через знакомых не смогу найти домовладельца, который бы хотел развязаться с домом? Отчего мне не сделать себе тысячи полторы?»
– Так что ж ты… продаешь дом? – спросил с наружным равнодушием Абрам.
– А ты покупаешь?
– Если хороший дом – могу его и купить.
– Дом хороший.
– Ну, это все-таки нужно обсмотреть. Приходи сюда через три дня. Мне еще нужно поговорить с моим доверителем.
– Молодец, Абрам. Мне тоже нужно сделать кое-какие хлопоты. Я уже иду. Кто платит за кофе?
– Ты.
– Почему?
– Ты же старше.
II
В течение последующих трех дней праздные одесситы с изумлением наблюдали двух братьев Гидалевичей, которые как бешеные носились по городу, с извозчика перескакивали на трамвай, с трамвая прыгали в кафе, из кафе опять на извозчика, а Абрама один раз видели даже несущимся на автомобиле…
Дело с домом, очевидно, завязалось нешуточное.
Похудевшие, усталые, но довольные сошлись, наконец, оба брата в кафе, чтобы поговорить «по-настоящему».
– Ну?
– Все хорошо. Скажи, Абрам, кто твой покупатель и в какую, приблизительно, сумму ему нужен дом?
– Ему? В семьдесят тысяч.
– Ой! У меня как раз есть дом на семьдесят пять тысяч. Я думаю, еще можно и поторговаться. А кто?
– Что кто?
– Кто твой покупатель? Ну, Абрам! Ты не доверяешь собственному брату?
– Яша! Ты знаешь знаменитую латинскую поговорку: «Платон! Ты мне брат, но истина мне гораздо дороже». Так пока я тебе не могу сказать. Ведь ты же мне не скажешь!
Яков вздохнул.
– Ох, эти коммерческие дела… Ты уже получил куртажную расписку?
– Нет еще. А ты?
– Нет. Когда мы их получим, тогда можно не только фамилию его сказать, а более того: и сколько у него детей, и с кем живет его жена даже! О!
– Скажи мне, Яша… Так, знаешь, положа руку на сердце, почему твой доверитель продает дом? Может, это такая гадость, которую и на слом покупать не стоит?
