Дневник эльфийки

Меня бросило в жар. То ли от стыда, то ли от лекарства, которое он мне ввел. Закусив губы и стараясь не опираться на онемевшую ногу, я под его насмешливым взглядом кое-как села и оделась.

Он подвез мне кресло на колесах.

– Перебирайся, дорогуша.

Я, опираясь лишь на одну ногу и активно помогая себе руками, неловко уселась в кресло. От собственного бессилия и боли слезы уже потоком текли у меня по щекам.

– Так больно? – врач удивленно приподнял кончиками пальцев мое лицо.

– Очень, – тихо и подавленно выдохнула я, стараясь придать моему взгляду покорное и заискивающее выражение.

– Если действительно будешь паинькой, больше колоть не буду, – пообещал он и вывез меня в коридор.

В коридоре нас ждал санитар.

– В седьмую палату ее, – кивая на мое кресло, проговорил врач.

– В седьмую? – удивленно переспросил тот.

– Да, – подтвердил врач и, подтолкнув к нему кресло, добавил: – И повышенный режим безопасности, сам же видел девочка боевая. Хотя есть надежда, что сообразительная и нарываться не станет. Однако подстраховка еще никогда и никому не вредила.

Уже около недели меня держали в этой клинике, а может и больше. Я сбилась со счета. В моей палате не было окон. Постоянно горел мертвенно-синий свет, и играла тихая заунывная музыка. Ориентировалась я лишь по посещениям врача и санитаров. Из палаты меня не выпускали, развязывали лишь в присутствии санитаров. Причем если развязывали руки, оставляли связанными ноги и наоборот. Санитаров приходило двое. Один, который меня привез в палату, а второй, тот который первый на меня напал в гараже. Впервые увидев в своей палате его угрюмую физиономию, на которой легко читалось отсутствие интеллекта и склонность к садизму, я испугалась, подозревая, что «маэ-гери» просто так он мне не спустит… и, в общем-то, оказалась права. Он не без удовольствия раздел меня и сильно отшлепал своей огромной ручищей, а потом запеленал как младенца в холодные мокрые простыни и надолго оставил.

Ощущение было мерзопакостным. Я ощущала свою полную беспомощность и жалкость. Пришедший врач, увидев меня в спеленатом состоянии не смог сдержать усмешки:

– Ты никак брыкалась, дорогуша, что тебя пеленать пришлось?

Я с грустью посмотрела на него:

– Ваши санитары просто считают меня тупой и заранее стараются предупредить мое возможное непослушание.

– Ну и как внушение на пользу пошло?

– Не знаю… по большому счету вернуться в состояние безмятежного детства, когда от тебя ничего не зависит, и жизнь воспринимается, как данность, на которую невозможно повлиять, не так уж и плохо…

– Ты её сейчас воспринимаешь именно так? – врач заинтересованно посмотрел на меня.

– Воспринимать её иначе глупо в моем положении.

– Это радует, дорогуша. Возможно, в этом случае мы обойдемся минимумом лекарств и процедур. Но только если это искреннее заявление, и ты и далее будешь со мной искренна и еще очень послушна.

– Я буду стараться, – заверила его я.

После этого он почти не докучал мне визитами. А процедуры и, правда, свелись лишь к соблюдению определенного распорядка. Не особо приятного, чтобы описывать его, но и не невыносимого.

Однако обстановка и монотонность меня сильно угнетали… Мне было не с кем говорить, санитары со мной не разговаривали и не отвечали ни на какие мои вопросы, а с врачом я говорить боялась. Я чувствовала за его фальшивой улыбкой скрытую угрозу. Мне казалось что он только ждет повода, чтобы начать мучить и изводить меня… Поэтому я была рада, что он приходил ко мне редко.

Понимая, что условия моего содержания вряд ли изменятся, вскоре я стала чувствовать то, к чему видимо и стремились мои надсмотрщики. Я стала чувствовать безысходность и тщетность даже мечтаний о свободе…

Однако я запретила себе впадать в уныние и стала изучать манеру поведения следящих за мной санитаров. Понимая, что лишь кто-то из них может оказаться тем слабым звеном, которое позволит мне порвать удерживающие меня здесь цепи.

Я стала улыбаться им и за все благодарить. При этом я старалась придать моему взгляду восторженное обожание и почитание… Я смотрела на них так, как смотрят на сошедших с Олимпа небожителей.

И вскоре это дало кое-какие результаты. Один из них, тот, что выглядел более слабоумным и пострадал от моего «маэ-гери» стал разговаривать со мной не только приказами, а я с наигранным удовольствием поддержала общение. Про себя я называла его: атлет, потому что он явно гордился своим атлетическим телосложением.

– Поднимайся, пора пить лекарства, а потом есть, – вошедший атлет расстегнул связывающие мои руки ремни и протянул мне два пластиковых стаканчика. Один с водой, другой с таблетками.

Я с обожанием посмотрела на него:

– Как я рада, что ты пришел… ты такой сильный и красивый… – я села на кровати, – я люблю, когда ты дежуришь.

– Так уж и любишь? – хмыкнул он.

– Я тебе это каждое твое дежурство говорю, а ты почему-то не веришь… Кстати, сейчас завтрак или обед?

– Ужин. Так ты будешь пить лекарства?

– Подожди, какие лекарства… я еще не сказала, как ты мне нравишься… а ты уже: лекарства, лекарства… Ты мне нравишься очень-очень. Ты понимаешь это?

– Вот укол тебе сейчас вкачу, если лекарства сей же момент не выпьешь, и посмотрю, что запоешь тогда, – он нетерпеливо переступил с ноги на ногу.

– Из твоих рук хоть лекарства, хоть укол – это кайф. Ты что больше хочешь, чтоб я сделала: лекарства выпила или пижамку задрала для укола? Я сделаю все, что скажешь… – я постаралась вложить в голос максимум вожделения.

– Ну так уж и все? – впервые атлет посмотрел на меня достаточно заинтересованно. На его дебильном лице читалась явная попытка осмыслить ситуацию.

– Конечно… и вообще я могу её задрать не только для укола… – жарко выдохнула я, не сводя с него похотливого взгляда.

– Так вот ты о чем…

– Именно.

– Да я б тебя уже давно трахнул бы, красотка ты моя ушастенькая, только у меня приказ тебя не трогать, – он помолчал немного, а потом на его лице появилось страдальческое выражение. – Черт… в кои веки баба сама об этом просит, а я не могу.

– Я не скажу никому… давай, – я заговорщицки подмигнула ему.

– Тут камеры везде, тебя не в простую палату определили, – атлет кивнул на углы палаты.

– Они лишь картинку пишут или звук тоже? – поинтересовалась я

– Только картинку, по-моему… да точно… звука нет в дежурке… только что с того?

– А в ванной тоже камера? – я положила ему руку на бедро и тихонько погладила.

– Руку убери, – испуганно оттолкнул меня он, – говорю же, пишут тут все. И в ванной тоже камера. Лекарства давай пей.

– Я придумала, – заговорщицким шепотом выдохнула я, беря из его рук стаканчики, – выключи камеры и приходи ко мне. Мы славно развлечемся.

– Их дежурный постоянно отсматривает. Как их отключишь?

– Снотворное ему подсыпь и приходи. Он утром проснется, а у нас все шито-крыто.

– А ты хитрая бестия… ушастенькая, – атлет усмехнулся и нерешительно покачал головой.

– Ради такого красавца как ты, придумать можно еще и не такое… Ты ж небось жеребец в постели.

– Эт да, – атлет польщено улыбнулся, – что есть, то есть… бабы только все капризные попадаются… хотя здесь не повыкобениваешься. Я их быстро усмиряю…

– Меня не надо усмирять, я не буду капризничать… ты главное камеры отключи и приходи.

– Ладно… часа через три постараюсь…

Я отработанным движением сложила таблетки за щеку, чтоб потом выплюнуть в ванной, выпила воду и вновь с обожанием посмотрела на него: – Ты не представляешь с каким нетерпением я буду этого ждать…

Часы ожидания показались мне бесконечностью. Я понимала, что играю ва-банк, и другого случая мне не представится. Если я проиграю сейчас, меня не только унизят, меня уничтожать как личность, превратят в овощ и забудут здесь навсегда. Я не знала как преподнес Виктор Алексеевич мое исчезновение Дэну, но, наверное, как-то преподнес и обосновал. И раз он меня до сих пор не нашел, то значит действительно рад моему исчезновению… Теперь ничего не мешает ему с Катериной развлекаться… Эта мысль давно злой кошкой драла мою душу, а сейчас и вовсе стала невыносимой… Но ничего… я отомщу… я отомщу им всем… я заставлю их не меньше страдать и мучиться. Я верю, что у меня все получиться. Не может не получиться. Творец не оставит меня. Я чувствую. Я знаю это!

Наконец дверь моей палаты открылась, и на пороге показался атлет с дебильной улыбкой от уха до уха.

– Заждалась, ушастенькая?

– О! – томно выдохнула я. – Ты пришел, мой герой! Мой геркулес, мой атлант… Ты сдержал слово! Ты смог! О, я вся горю нетерпением! Развяжи же меня скорее… мне так хочется прижаться к твоей могучей груди! Ощутить твою силу, твою мощь… Ну что же ты медлишь?

– Я не медлю… – он шагнул ко мне и развязал ремни на руках.

Я тут же обхватила его за шею и, притянув его голову к себе, жарко выдохнула в ухо: – Нас точно не застукают, милый? А то я не переживу, если тебя выгонят и мы не сможем больше никогда заняться этим…

– Не волнуйся. Дежурный в отключке – я напоил его… да и камеры все отключил… они даж не пишут ничего.

– А врач не зайдет? Или еще кто? Ведь если нас разлучат…

– Да хватит дергаться. Нет никого. Ночь. Врач дома давно. Сейчас может лишь охрана на входе не спит, но им сюда не пройти… тут вход лишь по личным карточкам, а у них таких нет.

– Тогда что ты медлишь? Развязывай мне ноги и начнем, – я прижалась к нему сильнее.

– Думаешь надо? – он хитро хмыкнул. – По мне, я и так справлюсь…

– Нравится лапать бесчувственные колоды – можешь начинать, – я разжала руки и откинулась на кровать, – я могу и руками тебя не трогать… Ты ж небось лишь связанных женщин трахать умеешь, а с настоящей и не сможешь ничего… – я постаралась изобразить на лице гримасу разочарования и презрения.

– С чего ты это взяла? – он, нагнувшись, раздраженно схватил меня за плечо.

– С того, что ты не хочешь ноги мне развязать. Ты понимаешь, что женщина, лишь поставив свободно ноги, истинное наслаждение мужику может доставить? Или ты его и не испытывал никогда?

– Это ты о чем? – атлет непонимающим взором уставился на меня.

– Это невозможно объяснить! Это лишь почувствовать можно. Ноги мне развяжи и все поймешь, – я нетерпеливо повела плечом. – Давай развязывай, а не рассуждай, если действительно удовольствие получить хочешь.

Атлет не стал спорить и расстегнул фиксирующие ремни на моих ногах.

Я села на кровати, подтянула ноги и принялась растирать затекшие от ремней лодыжки, бросив ему. – Подожди минутку, ноги чуть-чуть отойдут, и мы начнем.

– Хочешь, помогу? – он осторожно отвел мои руки и сам стал, нагнувшись, растирать мою щиколотку и лодыжку.

Поза его была очень удобна, и я ребром ладони резко ударила его по шейным позвонкам. Даже не охнув, он упал поперек моей кровати.

Я высвободила ноги, встала. Потом стянула ему руки ремнем за спиной и перевернула на кровати. Пошарила в его карманах. Нашла ключи, но карточки, отпирающей двери не было. Я тихо выругалась… Вот ведь дебил, даже карточку в карман положить не мог… Придется приводить в чувство и выпытывать информацию… Хотя чем тут пытать такого бугая? И тут я вспомнила. Я смотрела фильм «Терминатор-2», где героиня угрожала шприцом с ацетоном… Вот только где ацетон раздобыть? Хотя зачем мне ацетон? Можно хоть воду в шприц набрать, вряд ли этот дебил рискнет испытать, что там у меня… Особенно если шприц воткнуть в наиболее ценимое им место… Я зло усмехнулась.

Я выскользнула в коридор, нашла в процедурной докторский халат и самый большой шприц. Разбила первые попавшиеся ампулы, с надписью инсулин. Вылила их все в стакан и набрала полный шприц этой гадости. Пусть теперь только попробует мне что-нибудь не сказать.

Вернувшись в палату, я надела халат. Затем привязала ноги все еще не пришедшего в себя атлета ремнем к кровати. Предварительно сдернув с него белые брюки. Потом сунула под нос вату с нашатырем и всадила иголку шприца ему меж ног. Он заорал и дернулся на кровати.

– Какие мы нежные, – подражая ласковым интонациям врача, проговорила я.

– Что ты делаешь? – он с ужасом посмотрел на меня, потом дернул руки связанные за спиной.

– Не дергайся, мой дорогой. Еще раз дернешься, и я без дальнейших разговоров волью тебе полный шприц ацетона. Как ты думаешь, ты долго умирать будешь или сразу концы отдашь?

– Ттты с ума сошла? – сразу замерев, испуганно спросил он.

– Конечно. Еще давно. А иначе зачем бы меня здесь держали? Я, понимаешь ли, некрофилка. Люблю с трупами сексом заниматься, а мне не дают… Поэтому ты будешь первым, ну не совсем первым… но и не последним, – я плотоядно улыбнулась. – Тебе ведь не просто так меня ублажать запретили… Я силу обретаю, коль кого поимею…

– Не.. не надо… лапочка.. ну не надо, п-п-пожалуйста… – атлет задрожал всем телом. Видимо в глазах моих было что-то такое, что он сразу во все поверил.

– Как это не надо? А если мне хочется? – жарко выдохнула я, нависая над ним.

– Я найду тебе другого… кого только захочешь… я все-все для тебя сделаю… только не убивай… к тому же так… ну пожалуйста… – в его глазах блеснули слезы.

– Ты не хочешь, чтобы я с тобой получила удовольствие? – я состроила грозную мину.

– Я хочу жить… – едва слышно выдохнул он.

– То есть ты согласен меня ублажать, если твою поганую жизнь тебе оставлю?

– Да! Да! Как только захочешь… Я все-все для тебя сделаю… могу даж убить кого… честно… я умею… – он преданно посмотрел на меня.

– Мне не охота тебя контролировать, – я поморщилась, – ты непредсказуем, ты шлепал меня… – я капризно скривила губы. – К тому же, – я окинула его фигуру оценивающим взглядом, – я могу получить то, что хочу уже сейчас. Ты мне очень-очень нравишься, я ж уже говорила тебе…

– Ну драгоценная моя… не надо… я больше никогда даж пальцем не коснусь тебя… ну пощади… а я помогу тебе выйти отсюда и трупами свежими тебя завалю… ты мне лишь пальчиком укажешь… ну соглашайся, королева моя.

– Как ты меня назвал? – я недоуменно воззрилась на него.

– Королева! Ты будешь моей королевой. Я клянусь, я все-все для тебя исполню. Любое твое слово будет для меня законом.

– Ты ж наврешь! И забудешь все клятвы, как только я распущу ремни! – я рассмеялась, – ты думаешь, я смогу поверить тебе?

– Королева, – на дебильном лице санитара читалось явное недоумение и обида, – я вообще никогда не вру… и клятв я не забываю… Если в живых оставишь – все для тебя сделаю.

– Может, ты и не врешь, только я не верю… – я рукой погладила внутреннюю сторону его бедра, – к тому же ты мне нравишься… ты очень красиво сложен. Мне трудно противостоять моим желаниям.

Он вновь задрожал всем телом и тихо заскулил как собака. По его лицу было заметно, что впервые в жизни он пожалел, что не похож на задохлика.

– Так страшно? – усмехнулась я.

– Я хочу жить, – едва слышно повторил он.

– Найди способ, как я могу контролировать тебя, и выведи из клиники. Останешься жить.

– Ну это проще простого, – он облегченно вздохнул и заискивающе посмотрел на меня, – в процедурной, в левом шкафу на второй полке, несколько коробок. В каждой браслет и пульт. Если наденешь браслет мне на руку или на ногу, сможешь полностью контролировать. Ключ от шкафа у меня в кармане, на нем голубая бирка.

– И что они дают?

– Это шокеры. Причем очень сильные. Разового нажатия хватит, чтоб минут на пять вырубить.

– На сколько хватает комплекта?

– На пять применений.

– Жди. Пойду посмотрю.

Я взяла ключи и вышла.

Я вернулась минут через пять и надела шокер ему на ногу. Он оказался очень удобным, запирающимся на ключ. Таким, что самостоятельно без ключа не снять.

– Только не проверяй! – взмолился атлет. – Я буду очень послушен. Я знаю как они работают.

Но я не удержалась, чтобы не нажать на кнопочку на пульте. Тело атлета выгнула сильная судорога и он, захрипев, закатил глаза.

Я вытащила шприц, который воткнула в него до этого, и села ждать. Пришел в себя он нескоро, минут двадцать прошло точно. Я уж стала волноваться, что переусердствовала, задержав на кнопочке свой палец явно дольше, чем следовало.

Наконец он, застонав, открыл глаза и, облизнув губы, с трудом проговорил: – Убедилась?

– Не только убедилась, но и развлеклась, – мерзко захихикала я. – Ты лежал словно мертвый… мне понравилось… Хочу еще…

– Не надо… Будешь часто пользоваться, батарейка разрядится, – испуганно заерзал он на кровати.

– Там аккумуляторы, мой дружочек, я прочитала инструкцию и теперь знаю, как их менять и заряжать.

– Не надо… не надо, моя королева. Я найду тебе другого. Правда, найду, – атлет жалобно посмотрел на меня.

– Ну даже не знаю… – я с сожалением повертела в руках пульт.

– Клянусь, я буду все для тебя делать… я, кого захочешь, для тебя в мертвеца превращу…

– Ну ладно, поверю, и обуздаю на время свои желания, но если обманешь… пожалеешь, что не прикончила тебя сразу! – с угрозой выдохнула я, после чего распустила ремень, стягивающий его ноги. – Вставай!

Он поднялся, и я, не выпуская из рук пульта, развязала ему руки и шагнула в сторону. Он подтянул брюки, потом повернулся ко мне:

– Королева, охранника на входе обманываем или прикончить хочешь?

– Обманываем, это как?

– Могу на каталке тебя вывезти.

– Ну уж нет, – нахмурилась я, – еще чего.

– Я ж тебя привязывать не буду. Простыней прикрою и скажу: врач звонил, требовал, чтоб тебя к нему доставили.

– Думаешь, поверит?

– Не поверит, я ему твой ацетон вколю… – санитар кивнул на шприц, лежащий на столике у кровати.

– Хорошо, так и сделаем, – согласилась я.

Мы вышли в коридор, я, сжимая в руках пульт, улеглась на каталку. Санитар прикрыл меня простынкой, и покатил. Я напряженно наблюдала за ним, готовая в любой момент нажать кнопку. Но атлет не давал мне никаких поводов для беспокойства. Охранник в вестибюле, бросив на нас мимолетный взгляд, приветственно кивнул санитару и, даже ничего не спросив, вновь уткнулся в компьютерную игрушку.

Во дворе атлет остановился рядом с машиной скорой помощи и загрузил в неё мою каталку, потом завел мотор и подъехал к воротам.

Там он вышел и, подойдя к охраннику на входе, сообщил, что меня потребовал привезти врач, а когда тот потянулся к телефону, чтобы позвонить, ударом по голове оглушил его. Потом, закатав рукав его рубашки, атлет пережал пальцем ему вену на руке и, достав из кармана шприц с тем лекарством, что я набрала, уверенным и быстрым движением ввел иглу и спустил поршень. После чего, открыв ворота, подошел к машине:

– Захватим его с собой, королева?

– Он не в моем вкусе, – поморщилась я, надеясь, что лекарство все же не смертельное.

– Как скажешь, – пожал атлет плечами, – хотя он, по-моему, ничего.

– Если ты хочешь с ним развлечься – то можешь взять, – хихикнула я.

– Я? Нет, такие развлечения не по мне, – санитар судорожно сглотнул, видимо страшась, что я могу потребовать это от него.

У меня мелькнула мысль поиздеваться над ним еще больше, но надежда на то, что охранник может выжить, меня остановила. Поэтому я равнодушно хмыкнула:

– Ну не хочешь, не надо.

Санитар влез в машину, выгнал её за ворота клиники, после чего вернулся и нажал кнопку, запирающую ворота. А затем вновь сел в машину и, повернувшись к открытому окошку, между салоном и кабиной спросил:

– Куда едем, королева?

– Слушай, а почему ты меня королевой зовешь?

– Я сериал люблю смотреть про Зену, королеву воинов. Ты на неё похожа.

– А ты, значит, будешь моим воином?

– Ну типа того…

– Меня это устраивает. Поехали, – я уселась в кресло в салоне скорой помощи и назвала ему свой адрес. Я понятия не имела на какую королеву похожа, но подобное обращение льстило моему самолюбию. Ведь я все ж королевских кровей, да к тому же была прямой наследницей.

Мы подъехали к дому, и атлет заглушил двигатель.

– Что теперь? – спросил он.

– Теперь ждем.

– Чего?

– Удобного момента. И вообще к королеве с глупыми вопросами не лезут. Выполняй приказание и молчи. А то еще разочек с тобой развлекусь. Ты такой классный, когда без чувств валяешься…

– Не надо. Я не буду больше ничего спрашивать, – атлет испуганно потупился.

– Ты сообразительный. Это хорошо, – резюмировала я и, глядя на окна нашего дома принялась размышлять:

Проходить через консьержку опасно, она может предупредить Виктора Алексеевича, если я появлюсь в таком виде. Врачебный халат, из-под которого торчат пижамные брюки – не самая лучшая одежда, чтобы среди ночи возвращаться домой после долгого отсутствия. Лучше всего идти через гараж. К тому же там, на полу бокса, под колесом моей машины до сих пор могут оставаться ключи. Это было б очень кстати. Однако и в гараж входить в таком виде не совсем с руки…

В это время рядом с нами остановилась машина с надписью «Пицца» на борту, и из неё вышел молоденький паренек в фирменной одежде и шапочке.

– Быстро задержи его и запихни к нам в машину, – приказала я атлету.

Тот что-то поднял с пола кабины и проворно вышел. Подойдя к пареньку, он резко ударил его по затылку неизвестно откуда взявшейся в его руке монтировкой, а потом, распахнув задние дверки, затащил его в машину и бросил на носилки.

– Мне где подождать, пока ты развлекаться будешь: в кабине или рядом погулять?

– Ага, так я тебя погулять и отпустила… – зло выдохнула я, пытаясь нащупать на руке паренька пульс и кляня себя, что не предупредила этого дебильного остолопа, что убивать парня не нужно.

– Да не переживай, я не сбегу. Тут кстати наручники есть, можешь надеть, если не веришь, – атлет заискивающе улыбнулся и, видя, что я щупаю пульс у разносчика пиццы, добавил: – Не волнуйся, он гарантированно покойник. После такого удара не выживают.

– Где наручники? – я зло взглянула на него.

Он отложил монтировку и достал из бокового ящика в салоне наручники с ключами.

– Вот.

– Иди в кабину, – я задвинула окошечко между салоном и кабиной и вышла.

Атлет тем временем уже залез в кабину. Я, зацепив наручники за опору кресла, заставила его нагнуться и защелкнула их на его запястьях. Захлопнув дверку кабины, я вернулась в салон, стянула с мертвого паренька всю одежду и переоделась в нее. Потом тихонечко вышла, постаравшись неслышно прикрыть дверку салона, и подошла к машине с надписью «пицца». В ней я нашла три больших пиццы, чемоданчик с горячими блюдами, бутылки с кока-колой и чек, где значился подробный адрес заказчика.

Бодро вбежав по ступеням в подъезд, я сообщила консьержке номер квартиры. Поднявшись в нее, я вручила три пиццы, горячие блюда и бутылки с кока-колой веселой компании ребят, бурно что-то празднующих, и, получив деньги и приличные чаевые, спустилась в гараж.

Позаимствовав с пожарного щита багор, я достала ключи, дожидающиеся меня там, где я их уронила, и открыла бокс.

Мой обожаемый джипчик встретил меня привычным ароматом моего любимого клубничного дезодоранта.

– Как же я без тебя соскучилась, мой малыш, – ласково прошептала я, поглаживая теплую кожу его сидений и заглядывая в бардачок. Запасной мобильник лежал на привычном месте. Я достала его, вылезла из машины, заперла её и закрыла бокс. Прихватив с собой багор, я прошлась вдоль рядов машин чуть дальше и остановилась у бокса, где стояла машина Ники. Двух соседних машин не было, и это порадовало меня. Дотянувшись багром, я через решетчатую дверь разбила фару. Потом вернула багор на место, взяла чемоданчик и поднялась на лифте на свой этаж. Там, спрятавшись в нише у мусоропровода, я набрала домашний номер.

Через некоторое время заспанный голос Виктора Алексеевича проговорил:

– Слушаю.

– Мне Веронику Вениаминовну, – стараясь изменить свой голос до неузнаваемости, проговорила я.

– Она в больнице. А кто её спрашивает?

– В больнице… Ой, какой кошмар, а можно тогда сына ее, Дениса. Мне предупредить надо…

– Его тоже нет. А кто Вы такая? Вы представиться можете, наконец? Что Вам надо в третьем часу ночи? – в голосе моего свекра послышалось раздражение.

– Вы уж извините, что я так поздно, но я сейчас уезжаю, на вокзал опаздываю, а у неё фара разбита. Вот я и хотела предупредить. Я соседка её по боксу, и смотрю, её машина все стоит и стоит… а она в больнице оказывается. Ужас-то какой, в больнице. Вы уж еще раз извините… неудобно-то как получилось, – на одном дыхании выпалила я, заранее заготовленную фразу, и отключила телефон.

Я узнала все, что хотела: Ника все еще в больнице, Дэна нет, Виктор Алексеевич один. И я буду не я, если он сейчас же не спустится посмотреть разбитую фару у Никиной машины.

Действительно не прошло и пяти минут, как Виктор Алексеевич, одетый в спортивный костюм вышел и, вызвав лифт, уехал вниз.