скачать книгу бесплатно
– Как вы могли обманным путем обольстить женщину, которую я люблю и относительно которой у меня были самые серьезные намерения?
Стоявший рядом Меньшиков не удержался и с ехидцей спросил:
– И чего она, молодая и красивая, нашла в тебе, старом козле, который уже и позабыл, как надо управляться с женщиной?
– Позвольте, как вы смеете… – начал было посол, но Данилыч, видя, что Петр отошел, толкнул посла в грудь, прошипел при этом:
– Пошел в задницу, пес смердящий!
Кайзерлинг оступился и покатился по лестнице.
Офицеры Меньшикова, стоявшие на лестнице, видя, как поступил с послом их начальник, пнули Кайзерлинга, добавив ему скорости.
Услышав шум и крик несчастного, к Данилычу подошел Петр. С высоты своего огромного роста краем глаза он заметил обращение офицеров с послом и спокойно спросил:
– Что здесь произошло?
Данилыч, увидев, что государь в хорошем расположении духа, картинно хлопнул себя руками по бедрам и проговорил:
– Эка беда какая! Пол каменный, натерт до блеска, а у посла башмаки кожаные. Старый, неуклюжий, поскользнулся и так неудачно упал.
По лицу Петра проскользнула улыбка в уголках рта. Покачав головой, он спокойно сказал:
– Надо же такому случиться. Неудобно получилось. Надо отписать Августу…
– Польский король и курфюрст Саксонский Август II Сильный – мужик правильный и к тебе дружен, – ответил Меньшиков. – Он в курсе всех наших дел и поймет, как надо.
– Скажи, чтобы Кайзерлингу помогли добраться до дома, – бросил Петр и отвернулся.
– Все сделаем в лучшем виде, мин херц, – ответил Данилыч и направился к своим офицерам.
Дипломатических последствий за случившееся не последовало. Правда, русский посол в Гааге Матвеев доносил, что там циркулируют слухи о том, что Петр, призвав секретаря посла на тайную аудиенцию, устроил ему приличную взбучку.
Узнав об этом, Петр рассмеялся. Но эффект, на который он рассчитывал, – отзыв посла, не последовал.
Неожиданно для всех после выздоровления Кайзерлинг попросил аудиенции у Меньшикова. Посоветовавшись с государем, Данилыч согласился.
Встретив посла с должным уважением, приличествующем его статусу, Александр Данилыч предельно вежливо спросил о цели визита.
– Позвольте, Ваша светлость, принести свои извинения за происшедшее, – проговорил посол.
Меньшиков от удивления даже разинул рот.
– И это все? – недоуменно спросил он.
– Еще прошу у вас и государя позволения остаться мне с Анной.
– Ну, это уж не мне решать, – Данилычу явно польстило, что посол упомянул его раньше государя. – Я непременно доложу Петру Алексеевичу.
При первой же встрече Меньшиков передал Петру письменную просьбу Кайзерлинга, прибавив при этом:
– Поменяла царя на хромого козла.
Но Петр так глянул на него, что тот осекся и больше молчал, что было несвойственно ему.
Подумав, Петр приказал:
– Отпиши своей рукой резолюцию, что, мол, государь не возражает послу взять в жены девицу Анну Моне.
К удивлению москвичей, свадьба посла и Анны состоялась 18 июня 1711 года, когда жених фактически был на смертном одре. И в том же году, отправляясь в Берлин, Кайзерлинг скончался, не доехав до своей столицы.
Петру передали, что сразу после смерти «молодого» мужа вдова начала тяжбу с родственниками покойного из-за его наследства и эта тяжба завершилась в ее пользу. После этого замуж она не вышла, занявшись воспитанием дочери, рожденной то ли от Кайзерлинга, то ли русского государя.
Видя, как Петр страдает от разлуки с милой Анхен, Данилыч решил отвлечь его, пригласив однажды к себе в гости. Прислуживать им за столом вышла пышнотелая девушка, чем-то похожая на Анну Моне.
– Кто такая? – спросил удивленный государь.
Меньшиков рассмеялся:
– Это забавная история, мин херц. Борис Петрович Шереметьев купил ее за серебряный рубль у солдата, который тискал ее под телегой. И говорят, этот солдат еще и подторговывал ей среди своих солдат. А потом я ее перекупил у боярина за три рубля и аглицкую саблю.
– Смотри, как она похожа на Анхен! – восхитился Петр. – Я забираю ее себе. Как ее зовут?
– Марта Скавронская, – ответил Данилыч. – Но, мин херц, я заплатил за нее деньги. Урон мне…
– Не скаредничай, – отрезал Петр. – Наворовал достаточно. Мало тебе? Расскажи-ка лучше, откуда она?
– О, мин херц, это целая история, – воскликнул Данилыч. – Когда-то ее отец был крепостным графа Скавронского, который сбежал к шведам в Мариенбур Иоганном Крузе. Его дочка после смерти отца была в услужении у пастора Питера Глюка. Потом она обвенчалась с шведским драгуном и стала именоваться фру Иоганн Крузе. А потом, когда мы взяли Мариенбург, ее взял к себе наш солдат и торговал ей товарищам.
– А теперь она перейдет ко мне, – твердо заявил государь.
– У меня новость для тебя, мин херц, – заинтригованно проговорил Данилыч.
– Какая?
– Ты только не серчай, я же не виноват…
– Не тяни, говори.
– Анхен умерла. Пережила своего мужа всего на четыре месяца.
– Что с ней случилось? – с трудом выговорил Петр.
– Скоротечная чахотка.
– А что с моим сыном Яковом от нее?
– Взяли на государственный пенсион, с ним мамки и няньки.
Петр надолго замолчал, стиснув голову руками. Потом поднял голову и сказал:
– Когда подрастет, пошли его учиться в Голландию за счет казны. Да, и смени ему фамилию. Пусть он зовется… Яков Немчин.
– Не беспокойся, мин херц. Я же понимаю…
– Иди сейчас, – глухим голосом проговорил Петр. – Хочу побыть один… Оставшись наедине с собой, Петр достал из секретера портрет своей незабвенной Аннушки и заплакал…
Марта Скавронская оказалась в числе «метресок» царя. В отличие от прочих, она сносила шальные выходки Петра, не клянчила подарков, не устраивала истерик по поводу ревности, интересовалась делами государства и нередко давала недурные советы, сопровождала его в походах и… рожала детей. Только она могла добрым словом и лаской успокоить разбушевавшегося царя в момент припадков его ярости.
Во время одного из пьяных загулов «мил друг» Алексашка не выдержал и спросил:
– Мин херц, ты первую дочку назвал в честь Анны Моне?
Государь долго молчал, глядя на друга, в глазах его стояли слезы. Наконец он выдавил из себя:
– Молчи Алексашка. Не поминай больше об этом. Никогда…
И, не дожидаясь конца гулеванья, повернулся и поехал во дворец, где уединился в кабинете, не допуская к себе никого.
Видя, как мучается ее сын от неразделенной любви, Наталья Кирилловна созвала семейный совет, пытаясь с помощью родственников и ближних друзей разрешить вопрос с женитьбой сына.
Петр Кириллович поддержал сестру:
– Негоже, что государь до сих пор ведет себя, аки мартовский кот. Да и рожденные им дети не имеют права на наследование трона. Взрослый уже, а бегает за каждой юбкой…
– Марта мне, откровенно говоря, понравилась, – в раздумье проговорила царица. – Уважительная, ни во что не вмешивается, да и Петрушу только она может урезонить, когда он начинает яриться.
– Все бы ладно, но она была замужем, – произнес Лев Кириллович. – Свободна ли она от брака?
После недолгой паузы и как бы нехотя Наталья Кирилловна произнесла:
– Я намедни пытала этого пройдоху Меньшикова. Через шведских негоциантов он узнал, что ее муж до недавнего времени служил ихнему королю, а потом вышел на пенсию и остался жить там, где и служил – на Аландских островах.
– Развелся ли он с Мартой? – полюбопытствовал Тихон Стрешнев. – Может быть, уже и оженился?
– Да нет, так и живет одиноким, – нехотя проговорила Наталья Кирилловна.
– Но у нас в России об этом никто не знает, – начал рассуждать Петр Кириллович.
– Ох, грех это – выдавать замуж мужнюю жену, – почти простонал Ромодановский.
– А то мы мало грешили в жизни, – усмехнулся Лев Кириллович.
– Особо ты, греховодник, – упрекнул его старший брат.
– Ну, так что решаем? – прервала пустопорожний разговор Наталья Кирилловна.
– А чего решать-то? – вздохнул Петр Кириллович, обращаясь к сестре. – Коли Марта люба тебе, так пусть так и будет. А то выберем новую рохлю, как Евдокия, намучаемся потом.
Петра не пришлось долго уговаривать – он согласился на свадьбу с Мартой сразу. А уже через неделю в Зимнем дворце состоялось бракосочетание Петра и Марты, после чего фру Иоганн Крузе – Марту Скавронскую – нарекли типично русским именем Екатерина Алексеевна.
С новой женой Петр стал заметно спокойней, но несчастья сыпались на него одно за другим.
Сначала обнаружилось, что его сын Алексей, которого прочили в наследники престола, проживающий у австрийских родственников в Вене под фамилией Коханский, замыслил недоброе супротив отца.
Разъяренный Петр послал в Тироль гвардейского офицера капитана Румянцева и с ним четырех гвардейских офицеров с приказанием доставить царевича в Россию.
Но оказалось, что родственники прячут его, переправив в Неаполь, укрыв в почти незаметном замке Сан-Эльмо.
Тогда по совету Екатерины Петр отправляет с графом Петром Андреевичем Толстым письмо к сыну, в котором было сказано, что Алексею следует вернуться в Россию, что никакого наказания не будет ни ему, ни его жене, «если ты моей воли послушаешься и возвратишься».
Хитрому и мудрому Петру Андреевичу удалось убедить Алексея вернуться на родину, где его тут же взяли в оборот. Из пыточной отцу непрерывно приносили окровавленные листки с фамилиями заговорщиков – камердинера, домоправителя, бывшего царского денщика Александра Кикина, многих придворных дам, из которых выбивали признания батогами.
Испугавшись масштабности заговора, Петр отдает окончательное решение относительно сына на откуп Особой комиссии. И все 127 ее членов проголосовали за смертный приговор царевичу. Выполняя ее решение, Бутурлин, Толстой и Ушаков задушили Алексея подушками, а официально объявили, что он умер от «жестокой болезни, которая вначале была подобна апоплексической».
По Санкт-Петербургу поползли досужие разговоры о том, что царевич де «умер не своей смертью» Но их пресекли жестко и без всяких расследований.
Дабы показать свою непричастность к смерти сына, на следующий день после его кончины Петр принимал поздравления по поводу годовщины Полтавской битвы, устроив торжественный обед и веселье.
Но ни это празднование и даже не торжественный спуск на воду нового корабля, сопровождаемый фейерверками, не могли успокоить душу царя.
А тут подкатила новая беда…
В ходе расследований Особая комиссия попутно обнаружила, что, находясь в монастыре, его бывшая жена Евдокия завела себе любовника – майора Глебова.
Государственный канцлер граф Гаврила Иванович Головкин, докладывая царю, расписал во всех подробностях произошедшие интимные встречи, что окончательно вывело Петра из равновесия.
– Куда смотрел архиепископ Досифей, которому было поручено досматривать за ней? – взревел Петр, грохнув кулаком по столу.
– Он покрывал ее блуд, – пожал плечами граф. – Видно, сочувствовал, не иначе…
Сам же подумал: «И чего взбеленился? Она ныне не жена ему, а стало быть, вольна в поступках».
Но Петр, казалось, обезумел.
– Глебова пытать – пусть все расскажет, как блудодействовал с бывшей царицей! – орал он. – Сам приду, проверю!
И действительно, он явился в пыточную, где несчастного майора прижигали раскаленным железом и углями, секли кнутом, но тот молчал, видимо, не понимая, чего от него хотят.
Запирательство майона привело Петра в бешенство.
– На кол! Да сделать скамейку для ног, чтобы раньше времени не помер. И оденьте потеплей, чтобы не замерз на морозе, – брызжа слюной, кричал он. – Да поставить перед окнами Евдокии…
Разошедшийся Петр уже не мог остановиться. По его приказу Александру Кикину, охранявшему бывшую царицу, отрубили сначала руки, потом ноги, а после того, как отрубили голову, посадили ее на кол. Несмотря на святой сан, колесовали и архиепископа Досифея.
Ближние друзья Петра Александр Данилович Меньшиков и Франц Лефорт, наблюдая за государем, были обеспокоены психическим состоянием друга.
– Я заметил, что он все чаще приходит в ярость по малейшему пустяку и все медленней отходит от нее, – поделился наблюдениями Франц. – Иной раз у него отнимается левая рука и застывает в гримасе левая же щека, а отходят они только на второй день.
