banner banner banner
Шут. Книга III
Шут. Книга III
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Шут. Книга III

скачать книгу бесплатно


Его пытались убить и спасли почти одни и те же руки.

Ответа на этот вопрос у Шута не было, как не было и возможности спросить Архана лично: тот «неожиданно» покинул двор в скором времени после гибели королевы Нар. Очевидно, чтобы отправиться в путешествие к Белым Островам. И где теперь искать этого человека, едва ли мог бы сказать даже Кайза, который умел находить и живых, и мертвых.

Впрочем, Шут был уверен, что после исчезновения лекаря враги Руальда подослали во дворец нового соглядатая, наделенного Силой, а потому особенно не обольщался. У него даже возникла дерзкая мысль попытаться «разглядеть», кто из окружения короля умеет пользоваться магией. Но очень быстро Шут от нее отказался: если этот человек умел так хорошо скрываться, что до сих пор остался незамеченным, едва ли был смысл тягаться с ним в мастерстве.

Разговор с принцем оказался зряшней тратой времени. Шут думал об этом с сожалением, направляясь к выходу из подземелья. Шел он быстро, чтобы могильный холод камней не успел пронизать все тело, и потому под ноги не глядел, а напрасно. В одном месте каменная плита отчего-то вздыбилась – всего на пару пальцев, но этого оказалось достаточно, чтобы запнуться и почти упасть. Едва не потеряв равновесие, Шут кривобоко пробежал вперед и выругался. Было неприятно оказаться таким неловким, однако на этом неприятности не кончились… Едва только он двинулся дальше, как по всему коридору гулко разнеслись звуки чьих-то шагов. Разумеется, Шут не придал этому большого значения, и на сей раз легкомыслие обошлось ему гораздо дороже: когда он завернул за угол, то нос к носу столкнулся с Торьей.

Министр удивленно приподнял бровь: он тоже не предполагал увидеть Шута на «своей» территории. Несколько мгновений взгляды их высекали искры, подобно двум отточенным клинкам, а потом Торья произнес почти весело:

– Ба, какая встреча! – Не скрывая радости, он сплел свои длинные белые пальцы, как обычно хрустнув ими. Шута аж передернуло от отвращения. Он попытался молча обогнуть министра, но тот уже почуял запах жертвы и не в силах был упустить неожиданную добычу из загребущих когтистых лап. – Нет-нет! Не спеши так, мой мальчик! Ты ведь знаешь, я давно хотел поговорить с тобой наедине…

Шут скривился от омерзения и попытался оттолкнуть руку, что ухватила его за отворот дублета. Но эти пальцы держали крепко. Очень крепко. Шут понял: дрыгаться дальше – значит совсем потерять лицо. Он вдохнул поглубже и произнес тихо, но со сталью в голосе:

– Вам лучше бы убрать руки, господин министр. А то как бы не оказалось, что вы хватили кусок не по зубам, – и посмотрел на Торью так, словно на месте этого человека и в самом деле была какая-нибудь грязная крыса.

– Вот как ты заговорил, дружочек… – внезапно министр отпустил Шутову куртку и вместо того схватил его за подбородок. Костлявые пальцы больно сдавили кожу. Торья приблизил свою крючконосую физиономию вплотную к лицу Шута. От министра пахло настойкой кру и анисом. – А теперь послушай меня, любимчик! Послушай и не вороти свою красивую мордашку. Ты, наверное, все еще думаешь, что бояться нужно только острого железа да злых колдунов… Напрасно, напрасно, – он хищно оскалил редкие кривоватые зубы. – Мне уже известен твой маленький секрет. Твоя тайна, которую ты так старательно прячешь от короля. Запомни, любимчик: один твой неверный шаг, одно лишнее слово – и Руальд очень быстро все узнает.

Шут замер. Он перестал чувствовать. Даже лицо его, стиснутое рукой министра, онемело. Дыхание пресеклось на полувдохе.

«Нет!»

– Да, ваше сиятельство, – охотно кивнул Торья. – Да, узнать об этом было не так уж трудно. Хотя, кроме меня, это пока еще не удалось никому. Наш двор – сборище глупцов.

«Нет… – мысли с трудом ожили в разом опустевшей от страха голове. – Откуда?.. Как? Или… он сам колдун? Старый коршун наделен Силой?!»

Думать об этом было невыносимо.

Торья между тем отпустил Шута. По лицу его все еще гуляла кривая ухмылка. Господин министр откровенно праздновал свою победу и не скрывал этого.

– А теперь иди, дружочек, иди. Только не испачкай штанов да лицо сделай чуть проще, а то распугаешь всех. Иди!

И Шут пошел. На деревянных ногах, не чуя под собой пола. Если бы он снова запнулся, то упал бы наверняка.

В своей комнате он ничком повалился на кровать и долго так лежал, не поднимая головы. Пристально смотрел на длинные шерстинки белого одеяла, словно от их пересчета зависела вся жизнь.

Страха не было. Только глухое отчаяние и предчувствие неотвратимой беды. Перед этой бедой меркла даже угроза военного вторжения феррестрийцев. Как же сильно хотелось Шуту вернуться назад и изменить содеянное… Как невыносимо разрывала душу необратимость…

А ведь тогда все казалось таким простым и правильным. Даже прекрасным.

Шут водил пальцем по шерстяным складкам одеяла, вспоминая безумную магию той ночи. Былого не изменишь, как ни крути. И он понимал: это конец. Пусть с небольшой отсрочкой, но именно конец всему хорошему: дружбе, доверию короля и доброму имени графа Ветра. Хотя об имени Шут не жалел – было бы о чем…

Конечно, Торья едва ли собирался идти к Руальду в ближайшие дни, не для того он стращал Шута. Власть… Этот человек так хотел власти! Пусть даже над теми, кто беззащитен и зачастую уже обречен на смерть. Всякий во дворце знал, как министр безопасности уважает пыточные орудия. Узники Чертога наверняка молились о том, чтобы Торья никогда не обратил на них внимания. Да и люди свободные, даже родовитые, старались обходить его по широкой дуге.

А Шут попался.

И какая теперь разница, откуда у Торьи эта информация. Она есть. И осведомленность Руальда – лишь дело времени.

Остаток дня незаметно перешел в долгий вечер. Шут поднялся с кровати, только когда почувствовал непреодолимое желание посетить уборную. За окном давно стемнело. Уже открыв дверь в ярко освещенный факелами коридор, он мельком бросил взгляд на зеркало и удивился бледности своего лица.

«Я похож на мертвеца…»

В какой-то мере Шут действительно ощущал себя почти неживым.

В уборной он столкнулся с дворцовым лютнистом. Тот был хмур и неопрятен. Длинные русые волосы музыканта свисали грязными сосульками, а от камзола так смердело, что сомневаться не приходилось: всю прошлую ночь до самого утра лютнист кутил напропалую, а потом долго отсыпался. Вероятней всего, в канаве.

– Что, Пат, все так ужасно? – спросил он, завидев сочувствие на лице Шута. Даже попытался улыбнуться, хотя получилась у него лишь кривая усмешка.

Шут вздохнул. Ему бы эти проблемы. Лютнисту он посоветовал сходить к прачкам, а сам возвратился в свою комнату, где опять долго сидел в темноте на полу, на сей раз даже не разглядывая ничего. Он закрыл глаза, обхватил колени руками и просто слушал свое дыхание, пока не убедился, что сердце бьется почти ровно, а мысли уже не мечутся, как дикие куры по амбару.

13

– Руальд… скажи, что бы ты сделал с тем, кто признался бы тебе, будто Фарр не твой сын на самом деле, а его?.. – Шут задал этот вопрос не сразу, а когда король уже выпил полный кубок вина и закусил его печеной куропаткой. Ужин в кабинете подходил к концу, и Руальд очень удивлялся непривычной молчаливости своего друга.

Но подобных слов не ждал вовсе.

Прозвучали они тихо и отчаянно, король при всем желании не сумел бы счесть их за шутку. Он мгновенно закаменел лицом и двинул желваками так, что у Шута сразу земля из-под ног ушла. Но брякнуться на пол он не успел бы: здоровенные ручищи схватили его за отвороты куртки, и в мгновение ока Шут оказался аж на целый локоть выше своего обычного роста.

Руальд уставился ему прямо в глаза:

– Как это – не мой?! Скажи, что я ослышался! – Король стиснул Шутов ворот, лишая способности дышать. Впрочем тот все равно не мог сделать и вдоха. – Скажи! – Руальд тряхнул друга, и Шут не сдержал еле слышного вскрика. – Скажи!

И внезапно все понял по выражению лица своего нового графа, скривился в презрительном отвращении.

– Ты… Неужели ты?.. Боги! – Увидев, что Шут обреченно опустил ресницы, он окончательно уверился в правильности догадки. – Как ты мог, Пат?! – И вдруг швырнул его об стену так, что с крючка над камином сорвалось старинное блюдо и, дребезжа, укатилось куда-то в угол. Сам Шут, ослепший и оглохший от этого удара, со стоном свалился рядом. – Как ты мог?! Ты! Безродный щенок…

Звериная сила вновь подхватила его и снова швырнула – на сей раз об стол. Будь Шут чуть послабже телом, точно хребет бы переломился. А так он лишь отделался еще одним снопом искр перед глазами. Но последовавшая за этим оплеуха показалась куда ощутимей. Потому что после нее Шут уже не чувствовал ничего…

– Пат? – Лицу вдруг стало очень больно. Больно и холодно. – Пат… Проклятый мерзавец… Ну же! Очухивайся!

С трудом разлепив заплывший глаз, Шут увидел, что Руальд держит в руке какую-то бархатную тряпку, смоченную, надо полагать, в ледяной воде. Этой самой тряпкой он только что возил по физиономии своего обидчика – пятна крови на ней остались вполне заметные.

Выглядел король злым и испуганным.

– Руальд… – Шут с трудом сел. Голова у него кружилась, но вовсе не от страха и отчаяния. Искры все еще мелькали перед глазами, зато слова теперь рвались наружу сами собой: – Руальд, прости, это действительно моя вина… Я поверил, что так будет лучше. Прости! – Он в отчаянии взметнул глаза на короля, но тот уже не смотрел на предателя. Отбросив тряпку, отошел к окну, тяжело уперся широкими ладонями в подоконник.

– Почему? – услышал Шут. – Ну почему? Как она могла… – Дрожащие от обиды пальцы сжались в кулаки. – Как?!

– Она любила тебя, – еле слышно пробормотал Шут. Открыть королю правду казалось ему слишком жестоким. А молчать еще хуже. – Она хотела подарить тебе наследника…

– Так чего же не подарила?!

– Элея ждет ребенка, – тихо промолвил на это Шут, отведя глаза в сторону.

– Что?! Да при чем здесь вообще Элея?! – Но все же дураком Руальд не был и в следующий миг понял – при чем. – Значит… дело во мне? Ты это хочешь сказать?!

Шут ничего говорить не хотел вовсе, поэтому он просто кивнул, по-прежнему не глядя на короля. Только руки его и видел – яростно сжатые в кулаки. Однако после этого кивка ладони Руальда бессильно обмякли. Он качнул головой и произнес так, что Шуту захотелось исчезнуть.

– И вы решили меня обмануть…

– Да… Нет! Не обмануть. Я не знаю… – Шут закрыл лицо руками. – Тогда казалось – так будет лучше…

Долгое время после этих слов в комнате висела глухая мертвая тишина. Потом Руальд с ненавистью сбросил со своего стола какие-то бумаги и отыскал под ними трубку. Когда кабинет наполнился дымом, как добрая коптильня, он спросил со сталью в голосе:

– Кто еще знает?

– Торья…

– Что ж, – промолвил Руальд. – У меня давно было желание сместить нашего министра безопасности. Пожалуй, я все-таки позволю себе это удовольствие. Поскольку на его месте мне нужен человек, который сумеет внушить всем – ты слышал? всем! – что Фарр – мой сын! Я не отдам тебе его. – Король уже вполне пришел в себя и теперь был почти спокоен, собран и решителен. – Раз уж у меня не может быть другого наследника, пусть будет этот мальчик. Я люблю его. – Он замолчал ненадолго. – А ты… если ты еще хоть где-нибудь ляпнешь то, что я узнал здесь… Пат, я тебя убью наверняка.

Часть вторая. Жажда крови

1

В храме было тихо, пусто и темно. Только одинокая лампада у алтаря разгоняла густой сумрак. Да еще невысокая свеча в руке у Шута. Он стоял перед ликами богов, неотрывно глядя на лепесток пламени, что колыхался от невидимых сквозняков. В этот час никто больше не искал милости высших сил, обитатели Внутреннего города давно спали.

Капля воска скатилась со свечи и поначалу больно обожгла ладонь, но уже спустя мгновение утратила свой жар, застыв прозрачной чешуйкой на сгибе большого пальца. Шут отвел глаза от огня и машинально подцепил ногтем восковую пластинку.

Он не боялся боли. Ему казалось, страдание тела – ничто по сравнению с муками души. И если уж быть до конца честным, Шут даже хотел, чтобы оно страдало. Ему хотелось увидеть кровь на своем лице… Быть может, эта боль принесет избавление от невыносимого чувства вины и стыда.

Он понимал, что оставаться при дворе немыслимо. Руальд не желал больше ни видеть, ни слышать своего бывшего друга. Оно и не удивительно.

Всего три дня прошло после их «беседы», когда король чуть не пришиб Шута. Всего три… Будто пропасть между тем, что было, и нынешним сбывшимся кошмаром. Судьба словно смеялась над ним: сделав круг, она снова бросила Шута в ту же точку, откуда все началось год назад. Снова едкая усмешка Торьи, немилость короля, необходимость быть с ним рядом и невозможность оставаться на своем месте. Вот только идея надеть платье служанки более не представлялась Шуту разумной. Эту роль он отыграл… А новой не выдумал.

Еще одна капля воска стекла по свече на руку, обожгла мгновенной болью.

Нет, Шут никогда не был особенно набожным. Детство, проведенное в монастыре, наложило особый отпечаток… Но теперь он искал любые пути, чтобы хоть как-то найти себе прощение. Конечно, про обычную церемонию покаяния Шут и не думал: он прекрасно понимал, что все эти ритуалы созданы исключительно для успокоения совести, а на самом деле имеют не больше смысла, чем разговор с ветром или небом.

Никакой священник не сумеет отпустить вину, если душа полна ею до краев.

Именно поэтому Шут пришел в храм глубокой ночью, когда спала даже старая настоятельница, известная своей бессонницей. Он не хотел ничего говорить ни ей, ни любому другому монаху, но, стоя перед ликом божественной Троицы, с удивлением почувствовал то, на что не обращал внимания в детстве. В храме обитала Сила. Особая, ничуть не похожая на магию Ваэльи или колдовство Кайзы. Шут не знал, можно ли ее как-то использовать, но у него и не было такого намерения. Его просто завораживал этот поток чистой гармонии, исходящей от божественных ликов, он словно бы и самого Шута делал чище.

«Матушка… Небесная защитница… – мысли его были сбивчивы, как у влюбленного подростка на первом свидании. – Прошу тебя, помоги! Не оставь меня одного, не оставь меня во мраке…»

Много лет назад в его голову вбивали сотни молитв и песнопений, но Шут никогда не считал их лучшим способом общаться с богами. В своих мыслях он редко обращался за помощью, полагая, что Небесный Отец и сам знает, когда нужна его защита, а Матери известны все желания Шута. И незачем тревожить их понапрасну. Но иногда, в самые трудные мгновения, он все же взывал о милосердии…

Где-то далеко в глубине храма скрипнула тяжелая дверь.

Шут вздохнул и отошел от алтаря. Ему не хотелось ни с кем встречаться. Оставив свечу на высоком короде, он незаметно канул в темную арку галереи, окружающей главную молельную залу. Все храмы чем-то похожи меж собой… И каким бы невеселым ни было детство Шута, а запах лампад и гулкие коридоры с неизменными фресками все равно оставались для него родными. В любом храме он чувствовал себя уверенно и мог бы с закрытыми глазами найти и кабинет настоятеля, и колокольную башню, и, уж конечно, кухню. Почти на ощупь Шут пробрался к выходу – не главному, а для самих монахов – и оттуда через внутренний храмовый двор выскользнул на одну из улочек города.

В этот глубокий ночной час Шут казался бесплотной тенью, призраком. Он шел, обходя фонари, укрываясь в самых темных проулках. Непонятное чувство тревоги глухо стучало в висках: «Будь осторожен, будь осторожен…» Шут и сам не знал, откуда оно взялось, но предпочитал не проверять. Чутье еще ни разу его не обмануло.

Шел он во дворец. Беседа с богами, увы, не обернулась чудом: Шут по-прежнему не имел ни малейшего представления, как жить дальше и что делать. Но больше ему некуда было возвращаться.

Солнечный Чертог давно стал для него домом.

Впрочем…

Он внезапно сбился с шага. Следом за мыслью о доме пришла другая, и Шут даже удивился, как она не посетила его раньше.

Храм. Маленькая община при королевском дворце. Мать настоятельница очень хорошо знала господина Патрика. Она не отказала бы ему в приюте. Эта женщина всегда говорила, мол, побойся богов, мальчик, разве можно так жить! А теперь у него достаточно поводов, чтобы укрыть за раскаянием нужду оставаться рядом с королем. Конечно, это вызовет большие толки среди обитателей Чертога, да и всего Внутреннего Города… Вот только разве Шута испугать слухами?

Нет, монахом становиться он не хотел. Это все-таки серьезный шаг, уже не игры в маскарад. Зато с послушника взятки гладки: тот, кто не приносил обета верности богам, имеет право вернуться к мирской жизни. А Шуту вернуться нужно было обязательно. Где-то очень далеко, на белокаменном острове, его ждала любимая. И еще не родившийся сын.

«Это ведь ненадолго, – успокаивал он сам себя. – Я только придумаю, как найти этих… в масках. И пусть потом Руальд делает с ними, что захочет. А я вернусь в Брингалин. Начну там новую жизнь, в ученики к Ваэлье подамся, буду лечить людей…»

Как ни крути, а идея с храмом была хороша. Стоило обдумать ее получше и не затягивать с решением.

– Господин Патрик! – мальчик-паж с невероятно серьезным лицом догнал Шута возле самых дверей библиотеки, куда тот решил наведаться сразу после позднего завтрака, больше походившего на обед. Цвета одеяния пажа выдавали принадлежность к весьма высокородному дому Кригом. – Господин Патрик, леди Дана изволит видеть вас!

Шут повел бровью. Стоило ли так бежать, чтобы сообщить подобную глупость. Зачем он мог понадобиться этой богатой красотке?

– По какому поводу? – спросил Шут мальчишку.

Паж торопливо одернул зеленую в золотом шитье курточку и пригладил длинные русые волосы.

– У нее к вам разговор большой важности, – парнишка постарался придать весомость своим словам и сделал строгую мордашку.

Шут пожал плечами. Бегать по первому зову малознакомых фрейлин он считал не особенно уместным.

– Если так, пусть ищет меня здесь, – он кивнул на двери библиотеки, – я пришел сюда надолго.

С этими словами Шут оставил пажа в коридоре и скрылся за высокой резной створкой. Искренне надеясь, что леди Дана сочтет ниже своего достоинства искать господина Патрика где бы то ни было.

Он не солгал. В самом деле решил провести этот день (вернее, оставшуюся его половину, ибо проснулся очень уж поздно) в тишине и отдалении от людей. Затворив за собой дверь, Шут на минуту прислонился к ней, прикрыв глаза. Он слушал безмолвную музыку этой огромной комнаты, где жили тысячи историй, ученых трудов и просто сказок.

Словно бы весь мир остался за высокой дубовой створкой.

Шут вздохнул и, оттолкнувшись от двери лопатками, направился в глубину библиотеки. С той поры, когда он был здесь последний раз, столь многое изменилось.

«Интересно, – думал он, – а смогу я с помощью Силы найти что-нибудь такое… Книгу, которую писал человек, наделенный даром?»

Задумка показалась Шуту интересной, и он легко позволил своим глазам видеть иначе. С каждым разом этот переход давался ему все проще и быстрей. Как будто Шут просто выучил еще один трюк. А библиотека в этом мерцающем восприятии была прекрасна: корешки книг переливались радужным сиянием, вспыхивали и звучали каждая на свой лад. Какое-то время Шут стоял завороженный этим миром, который оказался таким живым и безграничным.

Сначала эти новые ощущения в храме, теперь среди книг… Внезапно Шут понял, что каждое место имеет свои краски, свою музыку. Оно может быть тусклым и тревожным или, напротив, ярким и звенящим, как колокольчик.

Да что там место… Каждый человек! Стоит лишь посмотреть чуть-чуть иначе…

Когда-то в детстве ему даже не нужно было специально погружаться с другое видение. Он мог взглянуть краем глаза на придорожную харчевню и сразу же понять, будет ли там вкусный обед или позавчерашняя похлебка с подгорелым луком. С годами это умение притупилось, словно клинок, который слишком долго лежал в ножнах и успел заржаветь. А то, что от него осталось, Шут называл своим безотказным чутьем.

«Я с самого рождения умел так много, – думал он с грустью, – а теперь должен учиться всему заново. Если успею…»

Шут вполне допускал, что жизнь его может трагически оборваться в любой момент. Вот только мысль об этом почему-то не пугала. Наверное, он просто не мог до конца осознать, каково это – перестать существовать. В самой глубине души наивно, по-мальчишески, ощущал себя почти бессмертным.

Дверь негромко скрипнула. Шут оторвал глаза от книг и посмотрел на вошедшего. Вернее, вошедшую.

Леди Дана Кригом была, как всегда, безупречно красива, но в этот раз она предстала перед Шутом совсем иной: подобно библиотеке, молодая женщина сияла разными цветами – от нежно голубого до пурпурного. И в этом сиянии не было ни угрозы, ни корысти. Только искренняя симпатия к стоящему перед ней господину Патрику.

И страх.