скачать книгу бесплатно
Кто разбирается в иголках лучше, чем портнихи? Кто может дать совет лучше, чем швея, которая умеет видеть?..
Шут застал мадам Сирень за строгим нравоучением, которое предназначалось ее юной подопечной. Молодая женщина стояла с поникшим видом и теребила в руках недошитую рубаху. Она, наверное, очень обрадовалась, когда сердитая Госпожа Иголка устремила все свое внимание на гостя.
– Пат! – мадам Сирень тут же схватила его за рукав и увлекла к окну – рассмотреть, хорошо ли сидит на нем костюм. Она всегда так делала. – Ты с чем пожаловал? – спросила швея после минутного изучения.
– Не здесь, – улыбнулся Шут. – Давайте выйдем в сад.
– О! – портниха лукаво рассмеялась. – Господин Патрик, да вы никак решили поухаживать за старой дамой? Давненько никто не приглашал меня на прогулки!
Так со смехом и шутками они спустились в сад. Погода стояла чудесная – в самом деле для неспешных прогулок по аллеям. Ажурные тени ветвей сплетали на каменных тропинках затейливые узоры. И в другой раз Шут наверняка бы стал выдумывать, на что они походят.
Но не теперь.
– Скажите, – обратился он к мадам Сирень, – вы когда-нибудь слыхали про колдовство с иглами?
Портниха удивилась. Очень удивилась. Она смерила Шута пристальным взглядом, словно решила, будто это он сам надумал обучиться таким фокусам. Пришлось все-таки рассказать, в чем дело. Но когда Шут закончил, мадам Сирень только печально вздохнула. Да, она слыхала про эту недобрую магию, но очень давно… и совсем не знала, как отвести беду.
Шут расстроился. Конечно, он не надеялся особо, что его идея увенчается успехом, но все же… Проглотив разочарование, он привычно сделал вид, будто все хорошо, искренне поблагодарил свою собеседницу и даже проводил ее обратно в мастерскую. А сам по старой памяти решил заглянуть на кухню, где всегда находил утешение после любых неудач, будь то упавшая булава или грубые насмешки Тодрика.
«Пообедаю, – решил Шут, легко сбегая по ступенькам парадной лестницы, – а потом найду Руальда, все ему расскажу. Может, вместе чего придумаем!»
С утра они еще не встречались. У короля, судя по всему, опять возникли срочные дела государственной важности – выслушивать очередные прошения или жалобы в тронном зале. Сердитые голоса с той стороны дворца разносились по всем анфиладам.
«Небось, рядится с каким-нибудь начальником купеческой гильдии. Или молодые бароны опять земли поделить не могут…»
Покушения там или нет, а государственные дела никогда не ждали. Но Шуту такие собрания вовсе не казались интересными, в отличие от запаха свиных шкварок.
Поварихи Шутова прихода не заметили – они были увлечены своей местной драмой. Одна из девочек-помощниц сидела возле большого стола, заваленного овощами с зеленью, и, громко рыдая, баюкала перевязанную наскоро руку. Шут даже издалека почувствовал, что это ожог. Не слишком сильный, но ужасно болезненный, а главное – исключающий всякую работу на ближайшие несколько недель.
Очень хотелось помочь. Ведь там и дел-то… на пять минут. Но нельзя… Нельзя!
От досады Шут стиснул зубы. Он почти ненавидел себя в этот момент.
Кухарки шумели, одна другой горластее: неловкую дуреху им было жаль, но на долгие утешения никто времени не имел. Судя по всему, во дворец нагрянул какой-нибудь граф со свитой не меньше двух десятков ртов: огонь развели сразу под пятью большими котлами, деревянных столов не видно было под горами снеди.
«И кого это к нам принесло?» – подивился Шут. Бросив печальный взгляд на зареванную девчушку, он вздохнул и, так же незаметно, как появился, вышел прочь.
Бывают такие дни, когда и кухня не радует.
Впрочем, Шута в последнее время вообще мало что радовало. Без Элеи он чувствовал себя так, словно лишился важной части тела. Или души. Он нигде не находил себе покоя, часто просыпался по ночам, а если спал, то снова видел бесконечные сны-лабиринты о чужих жизнях.
Пару раз, когда становилось особенно тревожно, Шут делал странную, с точки зрения обычных людей, вещь – уходил к старому кладбищу при дворцовом храме. Место это больше походило на парк, чем на обитель скорби. Шут медленно бродил меж высоких дубов, ясеней и кленов, смотрел на старые надгробия, думая о скоротечности жизни. А потом неизменно останавливался у небольшого камня над совсем еще свежим холмом. Земля в этом месте не успела порасти травой, и прошлогодние листья не путались в ее сухих стеблях, как повсюду вокруг. Шут садился рядом, доставал свою маленькую флейту и начинал играть. Долго-долго… Тонкая свирель тосковала о прежних днях, о кострах в степи, о вечерних байках дергитского шамана, о смелом мальчишке, который жил так мало и умер так славно… Иногда Шуту казалось, что кто-то наблюдает за ним в стороне, но он не взялся бы сказать наверняка – человек это, дух или просто ветер среди голых еще ветвей ясеня.
Вот и теперь ноги сами занесли Шута на кладбище. Он привычно сел у высокого дерева, отыскал за пазухой флейту и… отпустил гнетущие мысли вместе с музыкой. Закрыв глаза, распахнув сердце, бережно вплетал мелодию в шелест ветра, что играл среди сухой травы.
…И сам не заметил, как солнце миновало полуденную черту, а тень от ясеня сместилась на несколько шагов в сторону, открыв его лицо яркому свету. Этот-то свет и вернул Шута в привычный мир. Он с хрустом потянулся и уже хотел вставать, когда полуденную тишину вдруг сотряс тревожным боем главный храмовый колокол. Этот гул разнесся над всей Золотой Гаванью, заставляя детей вздрагивать, а матерей испуганно оглядываться в поисках неведомой пока еще угрозы.
«Что же это такое?! – думал Шут, торопливо убирая флейту и вскакивая с земли. – Ни дня без неприятностей!»
Взволнованный, он поспешил к храмовой площади, а, когда добрался до места, там уже развернуться было негде из-за столпившихся людей. Башня глашатая, однако, еще пустовала.
«Ждут, когда побольше народу соберется, – понял Шут. – Значит, что-то очень важное сказать хотят».
Конечно… главный колокол – это вам не праздничный трезвон в честь весенней ярмарки…
Оказаться в самой давке Шут хотел меньше всего. Чуть обогнув площадь, он легко взобрался на высокий постамент у храмовой стены. Некогда эта каменная колонна, поросшая мхом, наверняка служила опорой для статуи, но время стерло следы давних героев. В детстве Шут и не задумывался о том, чей облик украшал постамент. Он просто любил оседлать колонну во время многолюдных праздников: ему нравилось смотреть с высоты на происходящее вокруг.
На сей раз веселья ждать не приходилось.
Когда площадь уже перестала вмещать горожан, на башню поднялся первосвященник. В этот миг очень многие поняли: беда действительно стоит у самого порога.
– Дети мои!.. – голос первосвященника разносился так далеко, что, казалось, его могут услышать и на окраине города. – Люди Закатного Края! Вас ждет печальная весть, но вы должны встретить ее мужественно! Не пуская в сердце страх и сомнение! Добрые времена кончились… Мы долго жили в покое и счастии, но теперь пришла пора достать мечи прадедов и встать на дороге у тех, кто пожелал зла нашей стране!
«Ну все, – с тоской понял Шут, – война».
И не один он понял. Слово это шелестом облетело всю площадь. А потом прозвучало и из уст первосвященника. Но слушать его дальше, оставаясь среди растерянных ошарашенных горожан, смысла не было. Шут спрыгнул с постамента и направился во дворец.
9
– Почему ты мне не сказал?! – с порога выдохнул он, едва увидев Руальда. Король сидел в кабинете один и никого не принимал. Лицо его было таким, что лучше бы отойти потихонечку и не попадаться на глаза, но Шута это не остановило. – Ну, рассказывай же, что случилось?!
Руальд оторвался от карты Срединных Королевств, на которую смотрел так, словно хотел прожечь взглядом. Молча взял со стола какой-то свиток и двинул в сторону Шута. Тот не стал дожидаться приглашения – расправил бумагу и скользнул взглядом по витым строчкам красивого почерка.
– Похоже, Шаниэр все-таки помутился умом, – негромко сказал он, поняв, о чем идет речь в документе. Руальд кивнул и принялся набивать табаком свою трубку, ставшую уже неизменной. – Но ведь Гремучее Ущелье им все равно не взять! Это знают даже дети… К чему махать кулаками и выдвигать бессмысленные угрозы?
Однако, громко восклицая, Шут с неизбежностью понимал, что подобная дерзость соседнего королевства наверняка имеет под собой основание. Руальд вздохнул.
– Они и не пойдут через ущелье, Пат. Ферриты заключили договор с Тайкурданом…
– Ох… – Шут сел, изумленный, на первый же стул, что случился рядом. – Разве так возможно?
– А почему нет? Отец Нар – человек простой, но неглупый. Феррестрийцы обещались хорошо ему отплатить за ценную услугу. А где это видано, чтобы таргал отказался от золота? Я ему – никто, если не сказать хуже.
– Н-но… как же… А Фарр?!
– А что Фарр? – Руальд мрачно смотрел на трубку в своих руках. – Фарр для него значит меньше, чем жеребенок от породистой кобылы. Разве ты забыл, каковы законы в Диких Землях? Этот мальчик не был рожден по священным законам Тайкурдана, а мать его навлекла позор на свой род. Я думаю… думаю, таргалу Хадо будет даже проще, если его нечистый внук сгинет.
Шут вздрогнул при этих словах. Да, все-таки нравы в Диких Землях порой были такими, что у любого нормального человека волосы дыбом встанут.
– И все же, – Шут запретил себе думать про ребенка и вернулся к главному, – отчего ты мне не говорил? Ни слова… Ведь знал, что близится война.
– Знал, – хмыкнул Руальд. – Так ведь и тебе это было известно. И любой кухарке… – Он устало потер висок и добавил тише: – Посол из Феррестре прибыл среди ночи. Мы собрали совет еще до рассвета, а закончили лишь пару часов назад.
– Вот как… – Шут почувствовал себя дураком. Не пройди он тогда мимо тронного зала – давно бы уже все знал. – Значит, этот ультиматум тебе посол феррестрийский передал…
– Ну да, – Руальд кивнул и поднялся из кресла. – И, как видишь, Шан оставил нам не очень много времени для раздумий.
Шут видел. Дата была означена в конце документа. До этого дня послу Феррестре надлежало покинуть Закатный Край с подписанной капитуляцией, а гонцам – донести весть о важном событии до ушей короля Шаниэра.
– Что вы решили, Руальд? – тихо спросил Шут.
– Разве ты еще не понял, дружище? – король невесело усмехнулся. – Готовим оружие к бою.
Шут немного помолчал, пытаясь осознать размах приключившейся беды.
– И неужели никто не напомнит Шану, что это нарушит Соглашение о мире? – спросил он, пытаясь ухватиться за тонкую ниточку надежды. – Другие королевства?
– Я не могу надеяться на это, – промолвил Руальд.
– Но… почему?
– У всех свои интересы, Пат. Долго объяснять. Ты ступай, наверное… Мне надо побыть одному. – Король снова взялся набивать трубку, отрешенно глядя куда-то мимо Шута. Тот все понял и молча поднялся со стула. В таком настроении Руальда и в самом деле не стоило лишний раз трогать.
Он спустился к себе в комнату и, обхватив голову руками, сел на новый узорчатый ковер, постеленный прямо под перекладиной.
– Как же так?.. – тихо спрашивал Шут в пустоту. Сердце стучало неровными толчками. Он коротко сглотнул и окончательно осознал, что боится. Боится, словно трусливый щенок… Хуже мальчика-служки из храма, который визжит при виде крыс.
– Нет… – бормотал он, – не хочу… не хочу! – А сам уже почти видел, как снова горят дома, как маршируют темные колонны, щетинясь оружием, как корчатся на земле раненые – и воины обеих армий, и простые люди, которые встанут на защиту своих домов. – Нет!
Взгляд его невольно метнулся к тайнику под кроватью, где была спрятана игла-убийца. Шут не мог сказать наверняка, имеет данное колдовство какое-либо отношение к ультиматуму короля Шаниэра или нет, но вполне допускал это. Очень уж странно совпали два события…
«Уничтожить. Я должен уничтожить ее…»
Он нервно зашагал по комнате, хмурясь и кусая губы. Снова пытаться проникать в чужое колдовство Шут не хотел до дрожи. Нутром чуял – нельзя. Так нельзя, что рука сама собой отдергивается.
– Значит, пришло время просить о помощи, – решил он.
Шут запер дверь, вытащил коробку с иглой и, усевшись на пол, поставил ее перед собой. Несколько минут смотрел на смертоносный «подарочек», а потом осторожно взял табакерку в руки. Конечно, верней было бы прикоснуться к самой игле, но Шут понимал, как это опасно.
Переход в другой мир уже не представлялся ему очень сложным, но вот дозваться, докричаться оттуда до Кайзы… Шут потерял счет времени, пытаясь почувствовать друга. Он искал и искал его в радужной мозаике сплетений Силы, в лабиринтах иного пространства, искал, пока не понял, что забывает дорогу назад.
Что еще немного – и вот оно, Запределье.
Вернувшись, Шут обнаружил себя упавшим на пол. И коробку он выронил… К счастью, та не открылась. Зато у самого Шута над виском пульсировала болью весьма ощутимая шишка. Рубаха прилипла к потному телу, которое, оказывается, совсем занемело.
Шут медленно поднялся, тяжело уперевшись одной рукой в пол, а другой пытаясь дотянуться до табакерки. Но деревянная коробка, отполированная мастером, выскользнула из пальцев, и Шут лишь в отчаянии стукнул кулаком по цветастому ковру.
Он не имел права проиграть. Не в этой битве. Не самому себе.
«Все равно дозовусь, – сказал себе Шут. – Чего бы ни стоило. В конце концов, есть же еще матушка Ваэлья. Она не Кайза, так прятаться не будет. Я дозовусь… Я смогу!»
В дверь постучали.
Постучали так громко, что Шут сразу вспомнил, как за ним приходили, чтобы отвести на допрос после поддельной гибели Тодрика. Он даже поморщился – настолько ярко вспыхнуло это воспоминание. А потом поспешил подняться и спрятать табакерку с непонятной, неразгаданной ловушкой для короля. Только не в тайник, а за пазуху, словно бы и в самом деле готовился снова попасть в непредсказуемые неприятности.
На пороге, однако, стоял всего лишь слуга. Обычный слуга в темно-синей ливрее с королевским гербом, вышитым на груди белой нитью. Он коротко, но учтиво поклонился, явив седеющую макушку, и доложил:
– Ваша милость, король желает видеть вас.
Шут опять незаметно сглотнул. Сердце все еще стучало где-то в районе горла.
– Срочно?
– Не имею чести знать. Мне не доложили. – Слуга убрал руки за спину, выпрямленную, как на параде, и смотрел вопросительно.
– Скажите, буду вскоре. – Шут едва заметно улыбнулся и кивнул в сторону уборной: – Вот только нанесу сперва еще один важный визит. – На самом деле он просто не хотел идти к королю со злополучной иглой.
Лакей понимающе улыбнулся и не удержался спросить:
– Так и передавать Его Величеству?
– Ну что вы, друг мой! – ухмыльнулся Шут. – Ведь рядом могут быть и дамы.
В кабинете у Руальда пахло табаком и жареной курицей. С того дня, как потолок его опочивальни едва не превратился в надгробный камень, король в эту комнату больше не заходил. Подобно Давиану, он теперь предпочел спать там же, где работал. А потом решил, что и обедать можно, не выходя из кабинета.
И ужинать.
Курица стояла на столике возле камина. Она была зажарена целиком и украшена овощами. Шут не заставил просить себя дважды: на приглашение короля присоединяться к трапезе охотно кивнул и, не чинясь, отломил сочный кусок вместе с крылом.
– Есть новости? – спросил он, когда первый голод был утолен.
– Да как сказать… – Руальд глотнул вина и задумчиво покрутил кубок за ножку. – Пока все движется по плану: добровольная армия растет с каждым часом. Обязательное рекрутирование начнется с завтрашнего дня, а те, кто записался сегодня, будут на особом счету у командиров. Гильдии кузнецов и оружейников уже получили все указания. Посол Феррестре отбыл восвояси с подарочком для своего короля. А завтра с утра мы с Гиро начнем обсуждать стратегию обороны. – Король шумно зевнул и брякнул кубок обратно на стол. – Надо бы сегодня, но голова у меня… как тот колокол. Гудит… – Он утер глаза и внимательно посмотрел на Шута: – А ты? Нашел, что искал?
Шут кивнул. Не вдаваясь в подробности, он рассказал и о находке, и о попытках разобраться с ней. Руальд слушал внимательно, но бессонная ночь уже давала о себе знать. Шут видел, что король не воспринимает его рассказ с нужной долей серьезности.
«Ничего, – подумал он, – так даже лучше. Не будет паниковать и пугаться. Нам это лишнее сейчас».
Самого Шута беспокойство держало цепко, тревога билась в висках, не переставая. Но он был достаточно хорошим артистом, чтобы не показывать этого.
– Кстати, Пат, – усмехнулся вдруг Руальд, – это не твоих ли рук дело?
Он вытащил откуда-то из-под груды бумаг длинный свиток нежно-розового цвета. Бумага была сплошь исписана и благоухала, как цветочная клумба. Шут приподнял бровь и взял свиток.
Ах да… конечно. Он уже и забыл. Милостивое прошение о сохранении фрейлин в их нынешнем статусе.
– Ну, я так и знал, что твоих, – Руальд неодобрительно покачал головой, но в глазах его прыгали смешинки. – Что ты наговорил дамам?
– Да так… – ответил Шут, тоже улыбаясь. – Пошутил немного.
Весь оставшийся вечер он тоже шутил и балагурил, не давая Руальду отвлекаться на мысли о войне. Война начнется для него завтра, вместе с долгими расчетами стратегий, спорами командующих, первыми отчетами кузнецов и оружейников. А в этот последний мирный день пусть Его Величество смеется и обзывает своего нового графа выдумщиком.
Пусть.
10
Ночью неожиданно пошел снег. Шут проснулся оттого, что ветер зло швырял белые хлопья о витую решетку окна. Вернее, разбудил его холод, который пришел с этим ветром и снегом.
Вот вам и весна.
