Хозяин Медведь-горы, или Тайна последнего Артефакта

Было очевидно, что пользуясь наличием этого периода массового заезда приезжих (почти как миграции лосося в реку образно пошутил он), в Ялту шёл и невидимый поток иной категории граждан, которые хотели и имели неплохие возможности получить свой кусок праздничного пирога с праздной публики, отдыхающей на набережной. К ним относились, как всевозможные воровские гастролеры (но это – отдельная тема), так и добропорядочные граждане, которые за счет своего искусства, умений, каких-либо музыкальных или артистических талантов или отчаянного энтузиазма, могли попробовать раскрутить публику на деньги. К этой когорте тружеников имели отношение, как молодые ребята, которые в костюмах зверушек, котов, зебр, лошадей и т. д., честно отрабатывавшие свой заработок днём и вечером, ходя в жарких, потных, плюшевых костюмах, раскручивая публику на фотографии с ними, так и многочисленные самодеятельные певцы и, талантливые и не очень, музыканты и исполнители всех мастей.

Их было реально много на таком ограниченном пространстве набережной около полутора километров в длину, соглашался я с наблюдениями моего ялтинского друга: молодых и не очень-скрипачей, баянистов, аккордеонистов, трубачей, саксофонистов и даже какого-то затесавшегося сюда дедка – “щирого” хохла с оселедцем, одиноко перебиравшего струны на своей огромной домбре, а также фокусников – по большей части мнимых – я вспомнил мою вчерашнюю предвечернюю прогулку с Мишкой по Ялте. И, в конце этих честных и не очень, самодеятельных тружеников, стояли нищие и бомжи, которые тоже рассчитывали на свою краюху подаяния от щедрой ялтинской публики…

Пару раз нам встретились здесь группы ребят— поклонников хип-хопа, собиравших под свою ритмическую музыку и акробатические “па” большие толпы народа, стоявшего, как запруда на стремнине, мешая обоестороннему движению людского потока на набережной.

Свернув с освещённой части набережной по ступенькам к морю, мы немного не дошли до огромной, красиво изогнутой сосны, видневшейся впереди нас дальше по набережной. Красиво подсвеченная белыми, призрачными светодиодными шарами, она невольно привлекала к себе внимание, склонившись поперёк улицы, опустив свой ствол с огромной пышной ветвью на белое здание трёхэтажной гостиницы напротив неё.

Сойдя вниз к зоне причалов, пошли затем в полутьме мимо полуразрушенных причалов, призрачно-освещённых лунным сиянием, заглушаемым ближе к набережной неярким светом желтоватых фонарей. Пройдя дальше мимо часовни, красиво-рельефно подсвеченной жёлтым светом на фоне чёрного неба (здесь были вчера), мы очутились на берегу “дикого” пляжа у длинного, высокого причала для катеров.

Здесь было пустынно и тихо, и у кромки спокойного моря сидело на камнях несколько молодых пар, негромко разговаривавших и любовавшихся ночным морем, огромной жёлтой луной с призрачно-светящейся дорожкой над ним и слева – красной дорожкой от фонаря маяка, смутно белевшего на моле вдали прямо напротив этого необустроенного пляжа.

Идя рядом с Михаилом и Владой, которые держались, как влюблённые за руки, я невольно завидовал своему другу.

Когда же, наконец, и я сам смогу вот так пройтись с Вероникой?

Мишка, видя, что я загрустил, словно поняв мои мысли, прервал, наконец, свои воркования с Владой (видно, вечером, он вместо кофе наливал себе коньяк), предложив мне взять Владу под руку, уступая место рядом со своей красавицей.

И шёл рядом с другой стороны, “контролируя” обстановку, разговаривая, в основном, со мной. Влада, по большей части, шла, молча, смотря на спокойное ночное море, периодически останавливаясь и почти не участвуя в нашем разговоре, смотря в черноту ночного моря, где периодически возникала и пропадала искрящаяся призрачным светом лунная дорожка.

Луна время от времени затягивалась полупрозрачной, а, иногда и тёмной вуалью редких облаков, и тогда здесь, в плохо освещённой части нижней набережной у моря, становилось ещё темнее, словно скрывая нас в какой-то романтической темноте, нужной, наверное, влюблённым, и таким, как я, мечтательно-созерцательному, молодому человеку, томимому неясными мыслями о любви, идя с такой красивой, молодой девушкой, как Влада.

Не знаю, что на меня нашло, но мне хотелось сейчас прижать её к себе, и я порой просто уговаривал себя не глупить и не думать о её такой неожиданно-волнующей для меня красоте. Мишка, словно не замечая её присутствия с нами, не втягивал Владу в наш с ним разговор, отвлекая на себя моё внимание и я, досадуя на него за его излишнюю сейчас для меня разговорчивость, поддерживал внешнюю видимость моего оживленного разговора с ним. Влада не мешала Михаилу в его дружеском общении со мной и, идя со мной под руку, была немногословна, благосклонно давая ему возможность чувствовать себя хозяином положения в нашей маленькой, дружеской компании, смотря, по большей части, в сторону моря на лунную дорожку.

Идя с задумчиво-молчаливой Владой, я невольно поддался её настроению и тоже, потом замолчал, постепенно перестав отвечать на Мишкин лёгкий трёп, и шёл, молча, бережно ведя под руку мою прекрасную спутницу, стараясь не думать о её чувственной красоте, и неожиданно для меня самого, мысли о Веронике, такие несвоевременные для меня сейчас, наполнили моё сознание. Её нежный образ, возникший словно наяву перед моими глазами, как-то охладил невольное влечение к роскошной Владе, и мне стало так грустно на душе – как же хорошо мне было бы сейчас с Вероникой, если бы, найдя её, я бы смог вот так, как те молодые люди, или как Миша с Владой, гулять, отдыхая с ней здесь. Идти с моей “белоснежкой”, вот так, как сейчас, по ночной набережной, любуясь красотой южнобережья, вдыхая в себя запахи моря, тамарисков, сосен и кипарисов, восхищаясь картиной звёздного неба на фоне пальм, и чувствуя в себе какое-то умиротворение, без дневной суеты и спешки, в своём единении с природой и романтическим притяжением любви к ней, но ещё большее, к сероглазой Веронике…

Эти щемящие душу размышления бередили мою душу, наполняя меня неосознанным любовным томлением. Были ли бы мои мысли созвучны душевному настроению этой девушки, если бы она, вдруг, была бы со мной рядом, здесь и сейчас? В какой мере всё это было бы для неё таким же необыкновенным и упоительно-новым, как и для меня? Да, я хотел любви, и быть любимым. Этой девушкой… Не зная совершенно ничего о ней.

– Прямо, наваждение какое-то, – мелькнула у меня в голове неожиданная мысль. Я провёл ладонью по волосам, словно пытаясь прекратить поток этих уже каких-то навязчивых мыслей.

-–Горбоносый высокий человек восточной внешности хищно улыбнулся, смотря невидимо со стороны на молодую пару и их спутника, медленно шедших в темноте по нижней набережной…

– Мой дорогой Друг Дэл’шед. У нашего молодого влюблённого наступил период “лунной” романтики. Не переусердствуй в его любовном влечении к Веронике. А не то он вместо Апотрея будет искать эту девушку…

– Не беспокойся, дорогой Друг Аб’бас. Джин’нан уже в курсе. Наш будущий Друг найдёт Его вместе с моим Кандидатом. И дальше примет решение на месте.

––И пообещал сам себе, что не буду тянуть с её поисками, а при первой же возможности, оказавшись в Партените, отправлюсь искать её, и словно успокоившись, приняв это решение, повеселел, упоённо вдыхая ночной свежий воздух, обозревая над собой огромное бездонное пространство бархатно-чёрного неба с группкой редких облаков, подсвеченных ярким лунным светом – я на Юге!

Ялта была прекрасна, как чёрная жемчужина в блёстке оправы раскинувшегося над ней бездонного ночного звёздного неба, освещённая огромной Луной, висящей ночным солнцем над бескрайней тёмной водной равниной морской глади.

Вчера, в такое же время, над Ялтой нависли тучи, и даже пошёл дождь, которого, я как-то не заметил и смутно помнил, хотя и вымок и уж, конечно, мне было тогда не до красот южной ночной природы.

А сегодня всё было по-другому и выглядело так свежо’ и красиво для меня, и я был готов впитывать в себя, как капли того, вчерашнего дождя, картины ночной Ялты.

Интересно, что после нашего разговора о том “Знаке”, о котором я вспомнил, после комментария Мишки о советском “Знаке качества”, мы так, больше, и не возвращались к этой столь загадочной для меня теме его странного появления на скале у Медведь-горы, как если бы мы все разом забыли или перестали думать о Нём. В тишине волн, с еле слышным вздохом плескавшихся у гранитного, низкого края береговой части набережной, до нас доносился приглушенный гул шумно-развлекательного праздника жизни на её освещенной части наверху, который мне сейчас был безразличен и не нужен.

С моря тянуло морской прохладой в лёгком дуновенье бриза, и мы всё также медленно шли, попав в романтическое настроение южной ночи. Влада не торопилась идти домой, думая о чём-то своём, или ей наскучило кокетничать, и она хотела, как и я, любоваться сейчас ночной Ялтой, морем, избегая поздних ночных аттракционов или уже редких в это время ночи, музыкальных номеров – было уже начало двенадцати ночи. Я почти не разговаривал, почувствовав какое-то странное для меня самого охлаждение к Владе, и стал воспринимать её затем, именно, как чужую для меня девушку – подругу моего друга – и стал, скорее философствующим наблюдателем, размышляя над словами и пояснениями моего крымчанина, порой делавшего уместные комментарии обо всём, что касалось ночной жизни Ялты. Хорошо знавший, как дневную, так и ночную, “теневую” действительность этого южного приморского города, его жизненных ритмов и особенностей, он продолжад охотно делиться со мной известными ему фактами и сведениями об этом курортном городе, хотя я его об этом и не просил сейчас.

Мы прошлись до самого конца полутёмной нижней набережной в сторону красиво-освещённого разноцветными огнями силуэта судна – ресторана “Апельсин”. Ночное море отражало у берега в своей чёрной, почти зеркальной глади, красно-бело-синее полотно цветовой иллюминации обводов судна, что было, само по себе, очень красиво. Мимо нас проходили такие же, как и мы, любители вечерне-ночных прогулок, которые, пользуясь случаем полюбоваться видом огромной, полной Луны с её серебряной, искрящейся дорожкой, над морем, стояли или сидели на скамейках в полутьме у длинной, высокой, защитной каменной стены на нижней набережной (по словам Михаила, такая красота открывается для обозрения ночью с берега здесь нечасто).

Поднявшись, затем, по каменным ступенькам в проходе в полукруглой стене каменного парапета на обзорную площадку с видом на город, мы вышли наверх к видневшимся ещё раньше, снизу, своими верхушками, красивым зонтикам – грибкам с накинутой на них светящейся, белоснежной паутинкой, словно новогодней, светодиодной иллюминации.

Покрытые множеством призрачно серебряных, лучистых крошечных огоньков, высокие “грибки” словно приглашали нас по-дружески посидеть на больших, белых скамьях под ними напротив иллюминированной ладьи “Апельсина”. Здесь везде было много для столь позднего времени, гуляющих и сидящих на скамьях людей, и я с интересом оглядел вокруг, подойдя к полукружью невысокого каменного ограждения, откуда открывалась великолепная панорама ночной картины города: видом искрящейся серебром лунной дорожки от полной Луны над морем напротив набережной; невидимых в темноте склонов бухты зданий с тысячами светлячков электрических огней и жёлтых пятен нарядно-подсвеченных зданий, спускавшихся мозаичными пятнами света сверху к воде с невидимых тёмных склонов; красного мигающего огонька почти невидимого в темноте портового маяка и далёких, одиночных огоньков на мачтах яхт, скрытых во мгле чёрного, как самая безлунная ночь, тихого моря – и всё это на звуковом фоне рулад неугомонных сверчков в ночном воздухе, напоенном влажными, чувственными ароматами испарений пахучих трав и растений с земли, и морских водорослей и солей, с моря.

Всё это вместе создавало и будило во мне какие-то романтические чувства и желание поделиться с кем-то своими ощущениями благолепия мира и любованием ночной красотой окружающей природы, дразняще-невидимой и скрытой в бархате ночи, и столь ярко демонстрирующей свои прелести и великолепие при свете яркого солнечного дня.

Михаилу, как местному жителю, всё это было привычно и даже буднично. Да и романтиком он, как я понимал, уже не был давно. Скрывая зевоту, он предложил Владе присесть, но, взглянув на свои изящные золотые часики, она с сожалением отказалась.

Полюбовавшись отсюда прекрасным видом на набережную и бухту с огнями ночного города вокруг неё при полной Луне – царице ночи, которая зависла над городом в столь ясно видном призрачно-белом, с желтоватыми оттенками, ореоле в тёмном небе над городом, мы направились к огромному платану.

Почему я так подробно живописал эту нашу прогулку по ночной Ялте? По той же самой причине – Время изменит облик этого чудесного города, жизнь горожан и его гостей, и мне было важно сохранить, запечатлеть, как на картине, написанной словами, образ этого пока ещё беззаботного курорта и его жизни, которую я увидел и узнал в этих двух днях моего пребывания в нём. Тем более, что как оказалось позже, у меня затем не было ни возможности, ни желания описать мою новую встречу с Ялтой, в которой я опять оказался вследствие поистине необыкновенных происшествий, не зная и не помня ничего о себе и об этом месте, о котором я сейчас пишу, словно стараясь запомнить для меня самого всё, что увидел за это время в компании моего лучшего друга, не зная о том, что он вскоре предаст меня в совершенно новых для меня и него, обстоятельствах.…

Войдя в аллею за уже знакомым мне гигантским платаном, который был расцвечен, подобно огромной новогодней ёлке, большими лёгкими шарами на каркасе, обтянутом светодиодными лямочками, периодически менявших свой свет, мы прошли по тёмной песчаной дорожке к вернисажу художников (мы уже были здесь вчера) и затем вышли к проезжей дороге, где у моста через речку стоял ещё один огромный, подсвеченный огоньками, кряжистый платан.

Здесь, на обочине дороги, стояли, покуривая, таксисты с “тачками”, всегда готовые за тройную (по Мишкиным словам) плату, отвезти запоздалых путников, скажем, в гостиницу “Массандра” или “Ялта” на окраине города или, куда там потребуется. Проблема была в том, что та же тройная такса, по его словам, была у них здесь и днём.

В общем, на такси в Ялте мне пока ездить было ни к чему.

Ну, а дальше, мы шли по красиво расцвеченной ночной подсветкой широкой аллее – Пушкинскому бульвару – с его высокими, эффектно-подсвеченными, красивыми разлапистыми платанами и каштанами. Этот бульвар располагается вдоль второй ялтинской речки – “Водопадной”, текущей с центральной части высоких гор, смотрящих на Ялту cо стороны Пушкинского бульвара.

Мы прошли мимо бронзового памятника Пушкину напротив какой-то итальянского вида, подсвеченной скрытыми фонарями, белоснежной, высокостоящей летней беседке, как будто парившей над аллеей в ночной мгле, окружавшей её. Влада предложила нам сфотографироваться всем вместе у “Пушкина”, и мы попросили проходившего мимо парнишку сфоткать нас на её сотовый.

Здесь, на бульваре, было тихо, при полном отсутствии освежающего бриза, дувшего на набережной с моря. Из редких здесь ресторанов и кафешек звучала негромкая, в отличие от шумной набережной, музыка.

Дойдя до фасада видневшегося ещё издалека красивого здания, подсвеченного скрытым жёлтым светом, я увидел на его фронтоне вверху белеющий там барельеф с эмблемой ордена Ленина и, по бокам от него, символы рельефных стягов из советской эпохи. А на самом верху здания, чуть ли не на крыше, виднелась какая-то каменная прямоугольная композиция, плохо-различимая в полутьме, увенчанная пятиконечной звездой. И много одинаковых белых барельефов с завитушками, воспроизводящих какой-то другой советский орден. Ниже виднелись какие-то стилизованные овальные щиты или что это было, с завитушками по сторонам, украшавших верхнюю часть высоких, квадратных колонн, стоявших напротив фасада здания.

– Там, наверху, под звездой, барельеф гидроэлектростанции. Здание ГЭС. Это же бывший санаторий советских энергетиков, – пояснил Михаил. – Уже закрыт лет пять.

– Значит, не работает. Жаль, санаторий “Энергетик”, – cочувственно прочитал я название из рельефных букв вверху на фасаде.

– Да. Закрыт, – с лёгким сожалением в голосе опять повторил Мишка. – Как и все его постперестроечные магазинчики, выставочные салоны и помещения. Там, сзади, кстати, есть небольшой закрытый парк, где раньше была отличная столовая с едой на вынос в огороженную зону со столиками под навесами. С баром. Можно было, и поесть недорого, и посидеть с приятелями и…

– Выпить, – смеясь, сказала Влада, – что же нашему господину Брагину ещё нужно после трудового дня?

Я не стал развивать эту тему, и не поддержал шутливую иронию Влады.

Мне это название ни о чём не говорило, и Мишка вкратце рассказал об этом здании. – Сейчас он в ожидании перемен – хозяин поменялся, а новый не спешит его открывать. Наверно, перепрофилирует, – с сожалением добавил он.

Здесь же, у этого “Энергетика”, находился красивый, вытянутый в восьмёрку, фонтан – его полная чаша воды красиво отражала жёлтый свет подсветки этого здания. По сторонам от большой полированной диоритовой вазы, стоявшей в центре фонтана, стояли по три маленьких вазы-розетки. Мишка сказал, что фонтан не работает ночью, а вот вечером его фонтанирующие потоки водных струй светятся неоновой красно-сине-зелёной подсветкой – очень зрелищно. Я поверил ему на слово – в Ялте всё такое красивое и приятное на вид – и этот фонтан, вернее, бассейн с водой, был по-своему красив и без струй и подсветки.

Мы прошли дальше и уже на подходе к остановке из павильона слева от нас— какое-то пивное заведение у речки – послышались пьяные крики и ругань.

– Вот тебе на, – подумал я. – И никакой милиции поблизости.

Кстати, это одна из особенностей города – вы почти нигде не увидите милиционеров на улицах Ялты (только в проносящихся патрульных машинах). Наверно, в городе очень спокойно и афишировать присутствие стражей порядка не требуется. Но Мишка сказал, что по набережной регулярно проходят наряды милиции по двое и трое молодых парней в светлой, а иногда и в чёрной, летней форме. И всё же, эти пьяные крики показали, что в Ялте отдыхают не только культурные граждане, настроенные на беспроблемный отдых. Ну, да это мои наблюдения…

Перейдя через широкую здесь улицу по подземному переходу и, вышли к зданию этого самого кинотеатра “Спартак” – права, бывшего, где неподалёку от него и жила Влада. Этот кинотеатр с оригинальным фасадом – выдвинутой вперёд открытой площадки-терраски на втором этаже – перепрофилировали, оказывается, под столовую. Тут же, слева, стояла пара маленьких, торгово-продовольственных, палаток у огромного платана с видневшейся дальше автобусной остановкой. Здесь было тихо и почти никого из прохожих— почти полночь на моих часах. Местные уже спят, а все приезжие или на набережной или сидят во всевозможных кафешках, ресторанах, барах и питейных заведениях, или же уже незаметно разошлись, а затем и разъехались по своему местному съёмному жилью и гостиницам. Здесь, похоже, все уже спали – за тёмными окнами почти нигде не было видно света.

Неожиданно, как будто споря с моими наблюдениями, где – то далеко за на нами (на набережной?) прозвучали гулкие, с эхом, раскаты фейерверка, похожего на звуки салюта в День Победы, или на весенний гром.

– У Ивана Ивановича день рождения, – снова пошутил Михаил.

Ну, да теперь я и сам знал, что это за “Иван Иванович” … Мы прошли мимо входа на Пушкинский рынок и дальше по узкому тротуару вдоль двух— этажных домов старой, наверное, дореволюционной, постройки, с кафешкой на углу, где, лет сорок назад, по словам моего ялтинца, был общественный туалет – я пожал плечами, не понимая, зачем он мне это сказал и тут же, впрочем, подумал, что, напрасно его закрыли, хоть и так давно.

– Преемственность, хоть какая-то, должна всё же, сохраняться, – пошутил я, шепнув затем Мишке на ухо по – английски насчёт natural call. Мишка понял, заулыбавшись.

– Потерпи, мы уже почти пришли, – шепнул он, подмигивая мне и смотря на свою фигуристую подругу, шедшую впереди нас.

Выйдя к торцу красивого современного 9-этажного здания с вывеской банка на фронтоне второго этажа, мы обошли его сбоку, подойдя к металлической двери с кодовым замком. Мишка стал прощаться – обниматься с его супер-вумен – мне стало даже как-то неудобно стоять рядом с ними, и я почувствовал при этом чуть ли не ревность, внезапно охватившую меня при виде Мишкиных объятий и поцелуев Влады.

Впрочем, она почти тут же повернулась в мою сторону, протянула мне свою руку (я пожал её с чувством) и затем активировала кодовую комбинацию замка, открыв массивную сплошную стальную дверь. Зайдя внутрь подъезда, Влада одарила меня воздушным поцелуем и пошла к видневшемуся справа от двери, лифту.

Ну, а затем, стоя у подъезда, Мишка вызвал такси и через пять минут мы уже ехали, к моему облегчению, на Московскую…

Вот так и прошёл мой, фактически, второй, полный впечатлений, незабываемый день в Ялте.

И ничто не подсказывало мне тогда, что эти два дня моего летнего “тусовочного” отдыха в Ялте, наполненные ожидаемо-приятным времяпровождением на знаменитом крымском курорте, сменятся буквально завтра чередой поистине удивительных событий, положивших конец моей прежней, обыденной жизни молодого человека, и, в дальнейшем, для меня всё изменится самым кардинальным образом в моих попытках отгадать тайну появления того “Знака” на скале. И что Он собственно представлял из себя…

Глава 4

День четвертый. Понедельник. Начало моих приключений. Мы едем в Партенит. Знакомство с Олегом

На следующее утро, в понедельник, мы, как и было решено вчера, собрались поехать на Мишкином “Фольксвагене” в Партенит.

Позавтракав где-то в 8 утра, Мишка быстро, по-деловому собрал свой рюкзак, положив туда продукты, воду, походную куртку для Влады и себя, и даже кроссовки походные для своей ненаглядной.

– Ну, не будет же Влада тащить всё это в своём рюкзачке, – пояснил он, перехватив мой любопытный взгляд. – И тебе кое-что уже положил в рюкзак, – с загадочным видом сказал он. – Пришлось повозиться – у тебя там проблема с молнией.

Рюкзак был новый – я купил его накануне моего отъезда и толком не проверил. Но, во всяком случае, продавец при мне проверила все его застёжки и молнии, и никаких проблем с ним не было. – Не знаю, как получится, – продолжал он, – может, и с ночевкой едем к Олегу. Там видно будет, – в его голосе прозвучала какая-то неопределённость. – Но, в любом случае, бери с собой кроссовки, – посоветовал он со знанием дела. – На Медведь-горе в шлёпках делать нечего – на участках каменных оползней и обилия мелкой обломочной породы, там можно легко упасть, а то и покатиться вниз…

– Ну, спасибо, братан! – поблагодарил я Мишку за совет и его такую заботливость обо мне.

Взяв рюкзак, не став смотреть, что он мне там положил, решил, что, если что, в Партените докуплю продукты для похода…

Минут через десять мы выехали затем со двора на уже знакомую мне Московскую улицу с односторонним движением, и проехали по ней до моста через речку, где мы повернули влево напротив овощного рынка и выехали на параллельную, Киевскую улицу. И дальше, в утренних пробках, медленно проехали мимо Торгового Центра с красивой площадью с фонтаном и, затем, вверх по улицам Садовой и Кирова к остановке у бывшего кинотеатра “Спартак”. Влада уже должна была ждать нас на этой остановке около половины девятого утра.

Михаил ознакомился по своему навигатору о ситуации с дорожными пробками в Ялте и выбрал маршрут – выехать по кольцу вокруг местного стадиона опять к “Спартаку” и дальше через весь город назад на Московскую. Ну, а дальше к автовокзалу и далее загород по южнобережной автотроллейбусной трассе мимо Гурзуфа до съезда на боковую дорогу в Партенит.

Подъехав к остановке, мы увидели среди людей, стоявших в тени уже знакомого мне огромного платана рядом с торговыми ларьками в ожидании троллейбуса, молодую красивую девушку – стройная и красивая, в брендовых солнцезащитных очках, она словно сошла с обложки журнала “Vogue”. Я уже начинал привыкать к “бомбическому” виду Влады, выхватив глазом её короткую джинсовую юбку, а потом уже и её белую футболку – ей всё шло к лицу. За спиной у неё был компактный, красный рюкзачок, а на ногах – симпатичные кроссовки того же цвета. Рядом с ней там стоял какой-то парень, что-то спрашивая у неё.

– Да, – улыбнулся я иронически про себя, – с таким рюкзачком только на Медведь-гору в поход и ходить!