Темь. В битве за истину

Почему хихикал бывалый леший, выяснилось позднее, когда на поляне началась торжественная процедура выборов. Прежде всего, выявились лидеры, вокруг которых образовались группки. Выдвижение происходило по-разному. Где-то шел ожесточенный торг, мелькали в воздухе кредитки и пачки купюр. В других случаях дело решалось просто: чья глотка громче. Одна из групп разделилась надвое и мрачно выставила на противников дула автоматов, но леший-староста решил вопрос просто: направил в ту сторону свой чудной рог и кашлянул в него. Противники повалились, как подкошенные, снесенные звуковой волной, и более браться за оружие не решались.

Бывалый Никитич и здесь проявил знание традиций российского парламентаризма: предусмотрительно отвел товарищей в сторонку, к сваленным недалеко от каменного трона старосты бревнам, на которых вся компания и уселась, с интересом наблюдая разворачивающееся перед ними действо. Домовой заставил всех нацепить на себя все железо, приобретенное в оружейной «Пьяной берлоги», особо упирая на волшебные качества Антонова меча и кинжала Марцеуса.

– Читывал я в интернетие, что у нас на выборах оболванивают человеков, – пояснил дед свою осведомленность. – Пиарствуют всяко и творят другое злое волшебство. А оно нам ненадобно. И опаску от сего следует иметь.

Тем временем в толпе на поляне вновь начало броуновское движение, все перемешалось, затем она вытолкнула из себя двух личностей, которые направились к старосте.

– Мы, это… – начала беседу личность с козлиной бородкой, в очках на длинном прыщавом носу. – Необходимо уточнить процедурные вопросы.

– Да, – громогласно подтвердила другая личность, щекастая, с узкими масляными глазками и такой же, словно приклеенной, улыбкой. – И нам необходим офис. Ну, вы понимаете: компьютер, принтер, бумага для распечатки протоколов…

– Ага, – произнес леший, с интересом рассматривая парочку.

– Прежде всего, мы хотели бы узнать, – загнусил тип с козлиной бородкой, – какова норма делегирования от собравшихся на этой почтенной поляне, в какой форме будет проводиться голосование – тайным или открытым образом, в каком количестве туров, поскольку количество кандидатов превышает двенадцать…

– И нам надо избрать мандатную, счетные комиссии, – перебил его щекастый, – следует дать время кандидатам на выработку предвыборных программ, на проведение дебатов, чтобы электорат по достоинству смог оценить каждого кандидата…

Странное дело, но глаза обеих личностей засветились фанатичным блеском, желтоватым, словно тусклые отблики золота.

– А предвыборные штабы? – с энтузиазмом воскликнул козлобородый. – Здесь уже достойные люди согласились их финансировать, но следует выработать квоту на бюджет каждого штаба, чтобы условия были равными!

– А также исключить подкуп избирателей, – сурово добавил щекастый, – равно миллионами долларов, тушенкой, боеприпасами и отдельной хижиной на этой поляне. Прецеденты таких попыток подкупа сегодня были. Нужно назначить наблюдателей из числа доверенных… э-э-э… – он кивнул на восседающую недалеко от лешего странную команду. – Этих господ, так эффектно здесь появившихся.

– А урны! – подскочил козлобородый и покосился на колоду с дуплом, лежащую рядом с троном лешего. – Для тайного голосования! И печати для их запечатывания… И кабинки… И…

– Будя! – подскочил выведенный из себя староста. – Ошалели вы совсем, людишки! Эдак вы до следующего перехода провозитесь!

Он, кряхтя, слез с камня, оглядел из-под кустистых бровей притихший электорат, жестом отослал обеих личностей в толпу и в важной задумчивости прошелся перед возвышающимся над всеми увалом. В этот момент староста-леший стал удивительным образом напоминать опереточного казачьего есаула, каковые наполнили улицы российских городов от Питера до Владивостока, только вместо экзотического рога ему не хватало нагайки, а на толстых, изрядно обветшавших ватных штанах – казачьих лампасов.

Леший произнес речь, цветастую, яркую, пересыпанную архаизмами, из которой следовало, что все, собравшиеся здесь (он покосился на вновь прибывшую группу, кашлянул и поправился: «Почти все») и жаждущие переправиться в Раземелье – трусы и жулики, ибо сбежать хотят от тягот нынешних и нестроения всякого, происходящего на земле Русской. А потому избрать достойных не могут достойным же образом, устраивая из такого простого действия непонятный балаган под названием «демократические выборы». Тут леший трижды сплюнул через левое плечо, доказав, что и лесным жителям приметы не чужды.

– А оно и правильно! – тут же нестройно прозвучало в толпе. – Царей-батюшек не выбирали, а они, глянь, какую Россию отстроили! А ныне демократия вся у толстосумов, воров да жуликов в руках… С Москвы начиная!

– Кто тут пасть на Москву разинул? – немедля послышались грозные окрики. – Не трожь столицу! Еще быдло всякое не указывало, как нам править…

– Ах ты, сволочь полицайская, – раздалось в ответ гневное рычание. – Тут тебе не Москва, рот нам не заткнешь…

В толпе началось кипение, замелькали кулаки, в воздухе повис забористый русский мат, перемежаемый идеологическими кликами: «За Единую Россию!», «За демократию!», «Бей воровскую власть!» и ими подобными.

Удивительное дело: лесной староста поудобнее уселся на своем «троне» и с явным одобрением взирал на разворачивавшуюся перед ними битву.

– Вот теперь оно более смахивает на то, как ране бывало, – пояснил он разместившейся за ним группе «наблюдателей». – Потому как демократия ныне российская – сплошной дуреж народа, слыхивали. А так – кулаками помашут без смертоубийства, дурь свою разгонят, да и к согласию придут.

– А не придут? – скептически хмыкнул Леха.

– Народ сейчас совсем дурной и злобный стал, – добавил Антон.

Староста почесал корявую щеку и раздумчиво произнес:

– Темь, однако… А не придут – я сам и решу, без всяких демократиев.

«Наблюдатели» переглянулись.

– Что-то знакомое это мне напоминает, – ехидно сказал Митромир. – Типа в сортире мочить…

– Кого мочить? Где? – не понял староста.

– А это царьки наши нынешние так вопросы решают: тех, кто спрашивает лишнее, мочат, – пояснил маг.

– Убивают, то есть, – добавил Антон.

– Желательно в туалете, – раздумчиво сказал Вован. – Это фишка такая. Уголовная. Называется – мочить в сортире. Говорят, очень эффективно.

Староста крякнул, покачал головой и задумчиво воззрился на разворачивающееся на поляне побоище. Народ там веселился вовсю, побросав автоматы и с воодушевлением мутузя друг друга.

– Ране бывало так, – снова вернулся к приснопамятным временам леший. – Вот поживут здесь одну луну, поймут друг друга, а потом выходят на бой кулачный. Тот, кто на ногах останется, собирает вокруг себя достойных – по уму, по силе, по упорству. И такие уходят. Сейчас по-иному. Самые гадливые, мелкие людишки силой богатства собирают возле себя других, заставляют служить силачей. Все наоборот… – и он горестно задумался.

– А почему здесь одно мужичье? – неожиданно спросила Весняна. – Ни одной бабы нет! Несправедливо это. Русь испокон веков на бабьих плечах стояла, а как в Раземелье – так одни мужики…

– Да, несправедливость, – ехидно поддакнул леший.

И с некоторым усилием добавил:

– Игнорируют эту… гендерную политику.

Пораженная Весняна только рот открыла.

Предвыборная борьба на поляне между тем разгоралась. Кое-кто из участников в пылу битвы порывался было подхватить валяющийся в грязном, истоптанном снегу автомат, но кидал опасливый взгляд на грозного старосту лешего и понимал, что «центризбирком» пощады не даст. После чего со вздохом принимал очередной удар в челюсть или ухо.

– Вот вас семеро, – раздумчиво сказал леший. – Вы пойдете без избираниев всяких, потому как дело важное имеете. Значит, из тех, кто сейчас воюет, остается пять. Нужно что-то мыслить, они ведь так до вечера хлестаться будут. Слабый ныне народец пошел, хорошего удара нетути… А Увал может открыться сию минуту, да и закрыться.

– Несправедливо как-то… – почесал затылок Вован. – А может, и нам в споре сем поучаствовать? – и глаза лешака кровожадно блеснули.

Староста скосил на него глаза, а потом – на Антона:

– Ага… Вам дай волю. Потом и этих пятерых не наберем. Да как вы только встрянете, народец по лесам в страхе разбежится. Был у них главарь, олигархий этот, дак и того утопленничек разодрал. Погодите, рановато еще…

Леший явно чего-то выжидал, наблюдая за бушующей поляной. Никитич тем временем сладко всхрапнул, угревшись в своей шубе, а шишиг горестно покачивал веточками, углубившись в раздумья о своих деточках. Митромир не ввязывался в дикуссию, озабоченно вертя в руках кинжал Марцеуса и тоже о чем-то размышляя.

Побоище на поляне начало стихийно упорядочиваться и распадаться на вполне организованные группки. Кое-где противники стали переходить к словесным дискуссиям, и в воздухе даже прозвучало магическое западное словечко «толерантность». Один тип с жирной и масленой физиономией даже попытался было, взобравшись на бревнышко, толкнуть речь об экономических преобразованиях, которые он собирается провести в Раземелье, но был немедленно подвергнут непарламентскому ударению в ухо, затем в нос и по разным мягким местам, причем воспитательные шлепки звучали на всю поляну. Очевидно, поляна еще не созрела для уровня Государственной Думы.

– Ну, вот, – разочарованно сказал Вован. – А я уж думал, только интересное начинается. Теперь драке конец. Начнут базар не по делу.

Однако, лешак зря расстраивался. Поляна каким-то образом снова пришла в броуновское движение, на ней опять закипела жизнь, но клин возобновившейся битвы явно нацеливался в сторону любопытных зрителей, восседавших возле старосты. В основании клина бегал плюгавый человечек с взлохмаченной курчавой шевелюрой и время от времени картаво вскрикивал:

– А их сюда никто не п-госил! Г-габеж, б-гатцы! От нас Увал хотят уволочь! Я и самосвал у них в лесу видел!

Самосвал в глухом карельском лесу поражал воображение и поэтому был неотразимым аргументом.

Староста хитро покосился на соседей и молвил:

– А ведь они договорились вас пощупать. Особенно вон тот курчавый, что их сзади науськивает.

– И здесь жиды мутят! – гневно зарычал Леха.

– Попрошу без антисемитизма, – сухо начал было Митромир, но просвистевшее возле уха полено заставило его несколько изменить мировоззрение. – Да я его поджарю, гада!..

– Они без огнестрелов, вы без магии, – только и успел предупредить староста.

Волна дерущихся захлестнула пятачок мира возле Увала. Лишь лесной староста оставался незыблемым монументом, восседая на своем троне и с удовольствием наблюдая происходящее. Весняну сразу деликатно оттеснили к нему, полагая, что девушка все-таки – и это была непростительная ошибка дерущихся. Непонятно, какими боевыми искусствами владела домовена, но пространство перед ней быстро расчистилось, и народ, видя ползающих и охающих соратников, не решался более к ней приближаться. Лешак – тот был в своей стихии, с увлечением и ревом раздавая тумаки направо и налево, пока не слехстнулся со здоровенным громилой и надолго не застрял в спарринге. Хухрика в горячке боя попросту приняли за куст и забросили в ближайший подлесок вместе с вилами: что толку молотить дерево? Митромир с Никитичем как опытные вояки стали спина к спине и отражали атаки хладнокровно и методично, причем удары деда оказались более тяжеловесными, а пробить его шубу было невозможно даже самым суковатым поленом. Хуже всех пришлось Лехе: тщедушного престарелого скинхеда перебрасывали на кулаках от одной группы к другой, и его спасала лишь булава, которой он прикрывался, словно щитом. Правда, боевой дух Леха не утратил ни на йоту и после особенно увесистых ударов оглашал поляну живописными народными выражениями.

На Антона навалилась особенно злобная куча претендентов на Увал, и поначалу ему досталось изрядно.

– Сачок! – проорал ему Леха, пролетая мимо. – Хватит спать! Наших бьют!

Это порицание устыдило Анта, а добрая плюха по уху пробудила, наконец, в нем энтузиазм. Не очень долго размышляя, он схватил за ноги того самого курчавого подстрекателя, который на свою беду оказался перед ним, и крутанул этим туловищем вокруг себя, сшибая врагов, как кегли. Новое оружие настолько поразило нападавших, что вокруг Антона образовался круг – такой же, как у Весняны.

– Ну? – спросил Антон, вертя над головой орущим курчавым.

– Негуманно, – ответили ему. – Живым человеком манипулируешь! Брось тушку.

– Тьфу, – плюнул Антон и отпустил курчавого, который в полете скосил передние ряды врагов. – Будет вам гуманно…

Пользуясь брешью, оставленной курчавым, он ринулся сквозь толпу к каменному трону, схватил его вместе с сидевшим на нем старостой и не без усилия взмахнул над головой данной композицией:

– А подходи желающие! Лепешку сделаю!

В героическом порыве Антон не учел одного: староста при этом взмахе не удержался на троне, взмыл, словно орел, ввысь и повис на верхушке высокой сосны, оглашая лес неблагозвучным воплем. Нападающие увидели в этом только плюс: главный сдерживающий фактор – таинственный рог лешего – на некоторое время оказался нейтрализованным. Выскочив из лап лесного старосты, рог тоже совершил полет, оказался нанизанным на ветку соседней сосны и выглядел теперь не только не грозно, но даже непристойно и вызывающе.

– Гаси их! – взвыл претендент отъявленно бандитского вида и ринулся назад, к разбросанным на поляне различным видам огнестрельного оружия.

Толпа отхлынула и рванула за ним.

– К бою! – приказал Митромир, отдуваясь. – Магия – товьсь!

– Я им загашу… – пробурчал Никитич, и по его разлохмаченной бороде побежали зеленые искры. – Набрались словесов поганых…

Весняна, не тратя лишних слов, выдернула из-за спины лук и стрелу, а глаза лешака загорелись угрожающим красным светом.

Картину дополнил вылезающий из зарослей слегка помятый куст под названием Хухрик, который бодро заорал:

– Гони хехлов в присуху! Ща шмундель им покажет!

– Ну, вот и главный защитничек, – пробурчал Леха, хлюпнул расквашенным носом и спрятался за спины магических воителей.

Антон с кряхтением опустил каменюку и взялся за меч.

Глава 5

Похмелья у богов обычно не бывает, но это не касается древнеславянских божеств. Для них похмелье, скорее, традиция, напоминающая о том, что когда-то они были людьми. И пьяный сон сваливает их точно так же, как людей. Поэтому на следующее утро Радегасту, пришедшему в себя после боевой попойки и братания с Велесом, не помогло даже превращение в золотой сияющий шар – в плазменное образование, как сказали бы сегодня недообразованные физики. Шар то распухал, то сжимался, по его поверхности ползали какие-то красные блики, словно прожилки в глазах пьяницы…

Наконец, Радегаст, оставив попытки преодолеть похмелье в плазменном состоянии, вернулся в людской облик и с недоумением воззрился на голову, валявшуюся на каменном полу. Точнее, голова стояла совершенно прямо на основании шеи. Еще она храпела, во сне подергивала веками. И прядала ушами, потому что это была буйволиная, украшенная длинными, острыми рогами голова.

– Это еще кто есть? – с недоумением вопросил солнечный бог, на секунду даже позабыв о головной боли.

Голова особенно мощно всхрапнула, приоткрыла один глаз и вяло ответила:

– Да Велес я… Слыхивал, буйволы похмельем не страдают, вот и попробовал…

– А куда тулово-то дел? – все более возгорался любопытством Радегаст.

– А где ты видел на моем символе тулово? – огрызнулся Велес. – Мне только голова положена. Зато с рогами.

– И как?

Радегаст открыл второй глаз и мрачно ответствовал:

– Голова точно не болит. Зато у этой скотины от похмелья понос.

Радегаст от смеха повалился на спину.

– А куда ж ты все это… ну, то самое… деваешь, если тулова нет? – едва проговорил он.

Буйволиная голова скосила глаза куда-то вбок, подумала и проворчала:

– Не знаю. Я у своего зада не спрашивал.

От хохота солнечного бога пещера сотрясалась. Наконец, поуспокоившись, Радегаст посоветовал:

– Ты бы это… Из образа-то своего выходи. Весь астрал загадишь. Зад-то там, раз его здесь нет.

– Голова болеть будет, – вредно ответил Велес.

– Ну, если хочешь, чтобы потом во всем астрале рассказывали, как ты его навозом завалил – пожалуйста, – философски изрек Радегаст. – А я пока поищу, чем бы здоровье поправить, – и направился к своим шкафчикам и ларцам.

Позади него тихо хлопнуло, и Велес, пожалев астрал, вернулся к своему привычному черному плащу и хламиде.

Минут через десять оба славянских бога восседали за столом и угощали друг друга солеными огурчиками и маринованной капусткой, пропустив по паре рюмочек водочки.

– Отпустило, – облегченно вздыхал Велес, наливая третью рюмочку. – Но это последняя, дела ждут важные.

– Какие еще дела, – пыхтел Радегаст. – Сейчас щей наварим, подкрепиться надобно, как следует. На голодный желудок и богам работать несподручно…

– Да ну тебя с твоими щами, – вяло отмахивался Велес. – Лучше быка зажарить целиком. На подземном огне. Что мне твоя водичка с капустой…

– Некультурный ты, Велес, – назидательно помахивал пальцем Радегаст. – Совсем закоснел со своими Темными. В щах витамины есть, а в горелом мясе – угли одни…

Пока славянские боги препирались по поводу своих гастрономических предпочтений, в одном из темных углов пещеры посветлело, затем постепенно стал разгораться свет, сквозь который проявился женский лик, с любопытством взирающий на то, что происходит за столом.

– Одного не пойму, – певуче произнес, наконец, лик. – Слышно было в астрале, потасовка у вас случилась знатная, а ни одного приличного синяка на физиономиях ваших…

Оба бога разом повернулись к углу, одинаково выпучив глаза.

– И вот еще мне интересно, – медоточиво продолжал лик. – Какая скотина завалила навозом все Темные пути. Или почти все. Темные переполошились и обвинили Светлых, но у нас подходящей скотины не нашлось.

Велес издал сиплый звук и начал медленно багроветь. Радегаст тоже сипел и багровел – от сдерживаемого хохота.

– А пока вы здесь развлекаетесь, боги, – голос лика посуровел, – на одной из полян этого мира происходит нечто, требующее вашего вмешательства. И немедленного. И оба вы знаете, где это.

Лик грозно сдвинул брови, неожиданно улыбнулся и исчез.

– Везде Мокошь свой нос сует… – сварливо начал было Велес, но Радегаст пресек его:

– Не Мокошь, а Мокоша, и она не нам чета, ты повежливей! Лучше давай-ка глянем, что там и как. Светозарная просто так предупреждать не будет.

Велес поморщился, но промолчал и послушно заглянул в ртутное озерцо на каменном возвышении, над которым Радегаст проделал какие-то пассы. В озерце появилось изображение лесной поляны.

– Епрст! – дружно выдохнули оба божества.

На поляне шел бой. Сверкали вспышки, трещали выстрелы, дымом заволокло верхушки елей. А сверху, с пасмурного неба, зловещим хоботом свивалась из черной тучи так знакомая обоим божествам иссиня-фиолетовая воронка, устремляясь острием к воюющим.

Радегаст с Велесом переглянулись и, не сговариваясь, одновременно исчезли.

***

Бой с самого начала принял неравноправный характер. Митромир воздвиг перед группой поиска то, что нынешние безграмотные физики назвали бы силовым полем, а нормальный, грамотный маг – магическим щитом. Голубоватый овал, возникший перед путешественниками, искрился вспышками от поливавших его пуль. Леха сразу приободрился и, отсморкав побитый нос, громко стал обзывать стрелков разными нехорошими словами. Те в ответ злобились и не экономили боеприпасы. Пару раз оглушающе бумкнул ручной гранатомет, но разрывы гранат оставили на щите лишь огненные круги, а осколки посекли деревья вокруг. Шума и треска было много, толку – никакого.

Весняна откровенно зевнула и забросила лук за спину. Ант спрятал меч в ножны и присел на поверженный каменный трон лешего-старосты. Рядом скучал Вован. Лишь Хухрик все еще возмущенно шелестел ручками-веточками, размахивал вилами и грозился «захехрить» всех. Да Никитич, сваливший было двумя зелеными молниями особо рьяного пулеметчика, по-прежнему подозрительно поглядывал по сторонам.

Бывалый дед первым и узрел новую опасность: свивающуюся из тучи воронку.

– Опять, – плюнул он и указал Весняне на смерч.

– Ну, никакой фантазии! – возмутилась домовена, снова вытягиваяиз-за спины лук. – Одно и то же!

– А подавителя-то уже нет… – озадаченно прошелестел Хухрик. – Хропса не сотворить.

– Ока Велесова, однако, не видать, – задумчиво сказал Никитич, рассматривая приближающийся хобот воронки. – Что же это за иной супостат объявился…

– Послушайте, я не могу держать щит и ставить еще защиту против смерча, – прошипел Митромир. – Нашли время для научных дискуссий… Делайте что-нибудь!

– Ты же у нас воитель, – зловредно ответствовал Никитич. – Ладушки, для начала успокоим этих, которые из пукалок трещат… Ща я их замру.

Дед воинственно потряс бородой, из которой опять полетели зеленые искры, и величественно махнул рукой в сторону противников, рассыпавшихся по поляне. Однако никто из них замер в неподвижности. Стрельба редела лишь потому, что боеприпасы, как известно, когда-нибудь кончаются. Никитич ошеломленно попробовал почесать подмышкой, но помешала шуба.

– А ну-ка я… – Вован побагровел, поднатужился, раскрыл лешачью пасть и гаркнул:

– Бу!

Мощная звуковая волна пронеслась по поляне, сшибая людей с ног, с елей посыпался снег.

– Вот как надо, и никакой магии, – самодовольно сказал лешак. – А то замруны всякие домовьи…

Позади них с воплем рухнул в снег сорвавшийся, наконец, с дерева лесной староста, а вслед за ним сверху прибыл злополучный рог, надевшись на голову лешего в качестве колпака.

И в этот момент увал стал открываться.

По поверхности огромного камня побежали зеленоватые полосы, затем появилось бледное окно, отдаленно смахивающее на телевизор, оно все расширялось, пока, наконец, вся плоская сторона увала, обращенная к поляне, не превратилась в бледное мерцающее марево с радужными всполохами.

Толпа восторженно взвыла и, побросав свои стрелялки, сплоченно ринулась к увалу, давя друг друга.

Однако ее стала опережать воронка, хобот которой стремительно ринулся вниз. В черной туче что-то зарокотало, а затем восторженно завизжало и захрюкало, да так, словно в небеса взвилось целое стадо лесных кабанов, обнаружило там россыпи замечательных желудей и устроило митинг.

На поляне все смешалось. Хобот воронки вонзился в нее и закрутил в снежном вихре людей, расшвыривая их по кустам и деревьям. Гул от смерча перемешался с воплями невольных участников этой карусели, в воздух взвились обломки сараев, мусор и прочая дребедень.

От стоявшей в стороне группы путешественников смерч старательно абстрагировался, крутившаяся в центре поляны воронка словно заявляла: граждане, давайте соблюдать консенсус. Снежный вихрь даже краем не цеплял их, вопреки законам физики старательно очерчивая полудугу, охватывающую стоявших, что позволяло им безвозбранно любоваться беспорядком, царящим на поляне. Мало того, свист и рев вращающейся воронки, горестные вопли крутившихся в ней вояк доносились приглушенно, что позволяло обсуждать происходящее, не напрягаясь.

– Какой культурный смерч, – прокомментировал Ант.

– Мнится мне, – горделиво выпятил бороду Никитич, – помнит он урок, ему даденный у достопамятной пещеры.

– А что, у смерчей есть память? – ехидно ухмыльнулся Леха.

– Может быть, это другой смерч, откуда ты знаешь, – возразила Весняна. – Этот на удивление разумный.

– Как минимум с высшим образованием, – добавил Митромир, наблюдая необычные загогулины, которые выписывал смерч.

Хухрик задумчиво покачивал веточками, Вован настороженно наблюдал за извивами воронки. Может быть, бдительность этой парочки и спасла путешественников, когда из центра деликатной воронки в их сторону коварно грянул черно-багровый разряд молнии. А затем еще один, и еще…

Первый разряд целиком ушел в огромный сук, своеременно подставленный Вованом. Сук вспыхнул, как спичка, леший отбросил его и завертел головой, ища на земле такой же. Удар второй молнии пришелся в бороду Никитича, которая вспыхнула багровым дымным пламенем, малость подзакоптилась, но осталась цела. Взбешенный дед не стал ждать нового удара и послал в центр смерча целый пучок зеленых молний, а очнувшийся от оцепенения Митромир дополнил их хлесткой зеленой плетью, подрубившей основание воронки. Звонко тенькнул лук Весняны, и в воронку влетела стрела, осветив ее изнутри зеленой вспышкой.

Однако всех удивил Хухрик, ткнувший своими простецкими вилами в буро-грязный снег – земля при этом всколыхнулась, и из центра поляны выбросился вверх земляной фонтан, немедленно всосанный смерчем. Хитрый фонтан содержал некие ингредиенты, которые пришлись не по вкусу воронке – она закачалась, потом внутри нее начались громоподобные чихи, и вихрь, обессилев, на глазах стал рассыпаться.