Восхождение к власти: Падение «ангелов»

– Отходим!

Всё вокруг затопил свет и истошный звон, оглушающий и опрокидывающий наземь. Линза забрала шлема «Гвардейцев» оттенила вспышку, а сенсоры заглушили звон, но вот «Гоплиты» ощутили весь ярко-гулкий удар звукошумовых гранат.

Отряд моментально отошёл на восток, отвечая гранатами в сторону опешившего врага. Улица за улицей, переулок за переулком они вышли к маленькой площади, в центре которой возвышается пятиметровый обелиск. Двадцать метров в диаметре, выложенных каменной плиткой, зажатых краснокирпичными стенами трёхэтажных построек.

– Где мы?

– Судя по всему на площади Имперор Магистратос, – холодно ответил Андронник и его память снова наводнилась отрывками информации неприятного характера.

Он знает из данных, что некоторые чиновники и госслужащие предали правительство, поступив на службу новой власти. Они сбросили форму верности Императору и примерили золотистые одежды новорожденной страны. И теперь, военные и гражданские служащие, направляют волю предателей, дают им бесчисленные байты информации об имперской армии и агентурной сети.

– Господин Андронник, к нам приближаются враги! – крикнул воин в чёрных латах и указал на единственное место, не закрытое стенкой здания, где раскинулась клумба в каменном ложе, ограждённая метровым медным забором из металлических спиц. А там, за ней простирается широкая дорога – дорожная автомагистраль, по которой уже идут они.

Киберарий активировал усиленное зрение и помимо механических легионеров, оборванцев-мятежников заметил чёрные мантии «Судей», блестящее серебро «Гоплитов», серые шинели под тяжёлыми бронежилетами «Крыльев ветра» и светло-синюю металлопластиковую броню Поборников Справедливости.

– Здесь легионы предателей! – гневно кричит «Гвардеец» воздев винтовку.

И действительно – представители всех орденов-предателей. Андронник жестами приказал рассредоточиться и занять удобные позиции. Расстояние между ними двести пятьдесят метров, а значит, снайперский огонь чего-то будет стоить. Сепаратисты ступают аккуратно, но всё же не профессионально, прикрывшись высокотехнологичным щитом в виде легионеров. Но они словно кокон окружают элиту – воинов ордена, которые поступили хитро – выставили перед собой «живой» щит и ожидают момента, когда он массой задавит сопротивление, чтобы лично вступить в бой.

Сквозь аудиорешётку, сменившую губы и гортань, выдался металлическим перезвоном слабый голос:

– Господи, дай нам силы сражаться во Имя Твое, – проговорил тихо Андронник и прозвучал вопрос. – У нас есть переносные мортиры?

– Да, господин, – один из воинов снял с бедра устройство, смахивающее на чёрную трубу, и поднёс её командиру. – Сорок пятый калибр.

– Хорошо. Применяйте по готовности.

Сорок пять длинных орудий мгновенно на концах вспыхнули ярким секундным светом и первые ряды упали как подкошенные на асфальт. Стёкла зданий задрожали и посыпались, когда миномётно ударили среди кучного строя, раскидывая наступающих.

– За вольную Грецию! За свободу! – раздались вопли среди разорванных рядов бунтовщиков.

– За Рейх и Канцлера! – раздался ответ «гвардейцев».

Легионеры рванули вперёд, отстреливаясь на бегу из мелкокалиберного оружия. Сотня механических существ быстро сокращает дистанцию, и винтовки не поспевают за их движениями. Оператор явно отдал приказ броситься вперёд, чтобы связать «Гвардейцев» рукопашной схваткой, а затем подоспевшие в упор солдаты Амфиктонии задавили бы их плотным огнём. Андронник, в чьих техно-глазах всё ещё есть искра жизни и человечности, несмотря на доминанту машинного мышления, взирает на эту картину. Он без страха перемахнул через ограду, растоптав прекрасные цветы, и понёсся вперёд, удерживая в левой руке какое-то устройство.

– Прикрывайте командира!

Андронник слышит, как возле его ушей свистят пули, как асфальт звенит от соприкосновения металлических ног, как снаряды рвутся рядом, но ему нет до этого дела. Он быстрее, сильнее, совершеннее, чем большинство легионеров, и они не смогут его поразить. Сократив максимально дистанцию, он нажал пару кнопок на устройстве и швырнул его под ноги роботов. Десятки металлических солдат, потеряв сигнал, остановились и растерялись в командах. Кто-то стал блуждать, кто-то просто стоять. Андронник выхватил у одного из механизмов автомат и дёрнул его за шею, развернув грудью к наступающим, закрыв себя им, как щитом. Пули зазвенели, и корпус легионера разлетелся на металлические ошмётки.

Предатели из орденов стали быстрее наступать, необычное поведение Андронника привлекло их внимание, но снайперский огонь всё ещё держит их в осторожности. Ум киберария так и не мог понять, как самые верные слуги императора, его любимцы, пошли на столь гнусный шаг. Если ему, с практически атрофированными эмоциями, неприятно видеть атрибуты падших «ангелов», то каково его братьям по оружию?

Враги продолжают щедро поливать лоялистов огнём. Мелкое орудие вторит автоматам и вот уже пространство осветилось яркими синими и жёлтыми лучами. Ополченцы мятежников рассредоточились по краям улицы, открывая пространство для зловещего вооружения элиты Союза.

Андронник приготовился встретить всю мощь и силу мятежного залпа, как внезапно, из одной улочки, что параллельно примыкает к автомагистрали, вылетели огненные массивные копья энергии, ударившие под ноги противнику. Асфальт поднялся дождём оплавленных камушков и пыли, а сквозь дым и неразбериху хлынули солдаты в одежде различных орденов, только их отличительным знаком стали многочисленные повязки серых ленточек. Они в упор расстреляли из тяжёлых автоматов сердцевину наступления, заставляя сепаратистов растечься по улицам.

– Здесь союзник! – раздались крики радости «Гвардейцев».

«Разбитые Щиты» присоединились к бою, и враг стал отходить назад, не забирая раненных и убитых.

Тут же, снова активировались, сиплые громкоговорители и из них полился усталый, но исполненный силой и уверенностью голос:

– Говорит кардинал южнобалканской Епархии Бенедикт Джаско. Я обращаюсь ко всем людям – и гражданам Империи и тем, кто говорит об отделении от неё, – фоном этого послания стали медленные молитвенные песнопения, скрашивающие беспокойство и усталь оратора. – Наш мир трещит по швам, старая стабильность на грани упадка и добрых граждан Рейха я прошу проявить долготерпие и милосердие, не теряйте любви в таком положении и оставайтесь верными овцами Христовыми, хоть вам и пришлось взять в руки оружие ради защиты мира. Мятежники, вы создали новую власть, новые органы управления, но почём цена вашей свободы? Вы стали убивать ради неё, развязали кровопролитную войну, не пошли на мирный диалог, и всё ради чего? Нельзя кровью купить процветание. Одумайтесь и выплюнете эти помои, которыми вас накормили враги людского – денница и ангелы его… купаясь только в удовольствиях нельзя стать лучше, вместо этого вы забродите. Круг Жрецов призывает вас убивать ради свободы, убеждает вас в том, что волчьими манерами и вседозволенностью вы купите себе злато истинное, но я говорю вам с любовью – остановитесь, ибо этим вы пробреете себе черепки, пыль и песок. Опустите оружие, отвернитесь от рабства у Либертас и давайте начнём диалог, не проливайте кровь соседей и знакомых, не оставляйте шрама на живых душах. Хоть на мгновение вступите в повиновение тем, кому служили ради мира раньше. Братья и сестры, любимые, давайте поговорим… к этому сегодня призываю вас – я, кардинал, готовый сам говорить с вами, только перестаньте лить кровь. – Послание проповедника окончилось и его место вновь заняли далёкие взрывы и визг пуль.

Внимательный взгляд Андронника, оторвавшегося от слов кардинала, кинулся на новоприбывших, а в сознании возникла печальная мысль – они выиграли в одном бою, но общее положение оставляет желать лучшего. Что ж, возможно с помощью ещё одних «падших» им удастся выбить хоть призрачный шанс дождаться Армии Рейха и не сгинуть в буре предательства.

Глава 13. Спесь сепаратиста

Одиннадцать часов дня. Информационно-стратегический штаб в Риме.

В огромном помещении, разделённом на шесть ярусов, представленных длинной площадкой, царит самый настоящий хаос и неразбериха. На каждом из блоков ведётся активная работа – служащие в классических костюмах, сидя за компьютером, лихорадочно отвечают на сообщения, пытаясь чем-то оправдаться от поступающих звонков, и скоротечно отвечают на поток разнобойных сообщений. Практически все обращения от рассеянных имперских сил и структур с Балкан и ответами становятся короткие отмашки, направленные на то, чтобы успокоить обратившегося до поры до времени.

– Да где эти чёртовы данные!? – истошно кричит один из начальников аналитического отдела, вокруг которого с электроникой и бумагами носятся десятки мужчин и женщин. – Мне нужны эти долбанные цифры по потерям! Мне доклады нужно делать!

– Точных данных нет, господин, – слышится ответ.

– Да что б его! Тащи какие есть!

– Скорее! Скорее! Дайте мне эти долбанные данные по территориям! – разносится средь всеобщего шума ещё один всплеск отчаяния. – Сколько у нас осталось!?

– Судя по последним данным мы контролируем не более десятка процентов территории!

– Проклятье! Дайте мне официальный доклад!

– Не получится, слишком много нагрузки на систему! К тому же, нет возможности собрать данные о потерях в городах. Враг перехватил систему наблюдения и автоматического сбора данных!

В информационном блоке стратегического штаба торжество криков, гула и переговоров, а также истерических команд. Многие данные попросту нельзя предоставить за их отсутствием, но необходимо дать бесчисленные отчёты, необходимо давать оценку действиям, а поэтому начальство крутится, как уж на сковородке.

В это время, на двух последних ярусах расположились стратегические подразделения, где сидят люди в такой же форме, только отдают они приказы более чётко и слаженно:

– Майор, подготовьте тактическую разведывательную группу и выдвигайтесь на юг Иллирии, – был дан указ по связи.

– Полковник, приведите сто первый полк в боеготовность и ожидайте дальнейших приказов.

– Судя по последним данным со спутников, к полуострову приближались корабли Великого Израиля и Аравийских Эмиратов.

– Это следует сообщить Канцлеру.

И на самом последнем ярусе, который ото всех отделяет стекло, на котором отразились блики лунного освещения ламп, расположилось командование оперативным штабом. Три человека слушают множественные доклады и сводки данных от мужчин и женщин, расположенных за компьютерами, мониторы которых потонули в бесконечном потоке сообщений.

– Мне необходимо получить информацию по состоянию войск на юге Иллирии.

– Информацию получить невозможно. Враг глушит любые сигналы, со спутников ничего нет – они будто ослепли.

– Зараза! – выругался высокий мужчина, в чёрной мантии, потерев тёмные стриженные волосы, его чуть исхудалое лицо отразило выражение боли и неприязни, а сухие губы прошептали. – Боже, помоги нам, – и тут же раздалось недовольство. – Вот штраф бы на вас наложить, чтобы работали лучше!

– Господин Карамазов, – заговорил коренастый мужчина, на котором покоится табард, скрывший обычную одежду, расчерченными мальтийским крестом. – Это не в вашей компетенции.

– Ох, – инквизитор поднял голову вверх и в его голубых очах отразился безжизненно-серый-металлический потолок с лампами, – мне сам Лорд-Магистрариус передал полномочия, пока они заседают в совете с Канцлером.

– Господин Карамазов, но всё же, прошу вас помнить, что это не ваши люди.

– Я сам знаю, что делать, господин командир «Корпуса Веры», – резко сказал инквизитор и сурово посмотрел на крупного кареглазого лысого мужчину средних лет.

– Подайте мне материалы младшего инспектора Морса, – попросил высокий, под два метра роста мужчина, на плечах которого лежит бежевый плащ, скрывший рубашку с жилеткой и покрыл брюки тёмно-синего цвета из-под которых выглядывают остроносые туфли.

– Господин генеральный инспектор, – раздражённо начал Карамазов. – Вам ещё нужные материалы следствия, но зачем? Разве недостаточно просто факта мерзкого предательства, чтобы вынести обвинительный приговор с единственной возможной мерой наказания.

– То, что вас учат кровожадности, это уже всем понятно, – тяжёлым грубым голосом оппонирует инспектор, почесав густую чёрную щетину. – Но вот в аналитике вы явно уступаете рядовому инспектору.

– Что вы этим хотите сказать, господин Антонио? – с рыком начал Карамазов и даже некоторые служащие отвернули голову от компьютеров, чтобы посмотреть, чем закончится эта схватка.

– Хм, – глава Следственной инспекции36 опустил голову и его взгляд кофейных очей уткнулся в серо-синий бетон пола. – Младший инспектор Морс был отправлен месяц назад на Балканы, чтобы проверить информацию о том, что там готовится восстание.

– Почему Инквизицию не предупредили? Мы тоже могли отправить туда группу расследования, – возмутился Карамазов.

– Да, – инспектор не стал высказывать своё мнение о том, к чему привела бы делегация инквизиторов в нестабильном регионе. – Он должен был прислать по закрытому специальному инспекторскому каналу часть собранных материалов.

– А там что?

– Имена, численность, планы, главные направления и всё то, что позволит скорректировать планы наступления.

– Хорошо, – Карамазов крикнул куда-то вдоль длинного помещения. – Найдите и распечатайте нашему инспектору все материалы, которые найдёте.

Спустя минуты три в руках Антония уже покоилась увесистая папка, в которой шелестит множество белоснежных листов.

– Ага, вот, – зацепился за что-то инспектор и показал это Карамазову. – Видите. Если верить его источникам, то они давно планировали этот бунт. Он смог из переписок выяснить, что минимум год готовится некая «стратегия противодействия Рейху». Так же, есть информация, что Фемистокл получал транши на счёт, регистрация которого за пределами Империи, а оттуда он переводил уже на свой имперский счёт. Зараза, видимо пользовался своим положением.

– Мне нужно что-то ценное для наступления. Деньги и переписки – это всё очень занимательно, но сейчас нужно думать, как выбить врага с крайних позиций на севере и западе, – недовольство продолжает нарастать в голосе Карамазова, а речи становятся всё пламеннее. – Ради Бога, мы должны выковырять этих лишенцев с занятых позиций и загнать обратно в норы.

– Да, – тут же раздался гулкий шелест и Антонио переместился в самый конец папки. – Ах, тут говорится, что на сегодня у них запланирован налёт на южные территории Великой пустоши37.

– Господи, дай мне сил это перенести! – вспылил инквизитор и обратился к одному из служащих. – Подготовьте приказ на перенаправление первой роты «Палачей». Отправим её в Великую пустошь.

– У вас нет полномочий на это, – вмешался коренастый мужчина.

– Да, но я могу подготовить этот приказ. А подписывать… конечно его будет подписывать сам Канцлер или Консул, – отмахнулся Карамазов и обратил лицо к Антонио. – А как вы вообще узнали о предательстве? Если бы не ваш экстренный доклад, мы бы не смогли отвести «Меч серафима» из гаваней Великого Коринфа и гипер-линкор достался бы мятежникам.

– Мы отправили в резиденцию Фемистокла нашего агента. Он подоспел точь-в-точь ко времени заседания комитета предателей. Да, кстати, и не только линкор удалось спасти. Прежде чем мы потеряли связь, была предупреждена «Гвардия Рейха» о сепаратизме. С остальными орденами связь была уже потеряна.

На один миг командующий мостик погрузился в безмолвье, слышен лишь шум лопастей вентиляторов в компьютерах, и перестукивание по клавишам. Некоторые компьютерщики с помощью «шлема интеграции», наполовину закрывшего лицо, мысленно слились со множеством процессоров и системой устройства, одной лишь волей умственных команд направляя запросы и получая информацию. Но настрой работы был сорван громким возгласом:

– Господин Карамазов, у нас вызов. Судя по карте, он поступает из Великого Коринфа. Резиденция Фемистокла.

– Хорошо, Канцлер предупреждён?

– Да, он тоже готов подключиться.

– Давайте, – тяжело выдохнул Карамазов, развернулся и запустил руки за спину, направивши усталый взгляд на огромный экран, доселе располагавшийся за их спинами.

На чистой поверхности заиграли светоносные картинки, спустя три секунды они превратились в чёткое изображение, лишь изредка дёргающееся от помех.

– Я рад вас приветствовать вас от имени Греческой Амфиктионии, – заявил мужчина и динамики выдали его возбуждённый голос; можно было разглядеть лицо, исказившееся в зловещей гримасе превосходства и презрения, его борода выбелена до конца, в глазах мерцают линзы, предавшие глазам светлый оттенок, глава сверху чуть-чуть прикрыта серебряным шлемом, а также виднеются кремово-белые одежды до пояса. Позади же него развивается светло-бежевый стяг, разбитый алой молнией пополам.

– Откуда вы знаете наши коды и каналы связи? – въедливо спросил инспектор.

– Боюсь, ох нет… радуюсь, что некоторые прихлебатели из военных и парламентских структур встали на нашу сторону и поделились этой информацией для Союза.

– Амфиктиония… и кто же с вами, господин Фемистокл? – язвительно спрашивает Карамазов.

– Славная Федерация Новой Спарты и Аргоса. Македонское Царство с нами. Союз Коринфа и Афины. Фессалия готова нас поддержать вместе с Дельфами.

– Что ж, вы назвали земли всех предателей, коих мы предадим огню?

– Я, господин Карамазов, пришёл не для того, чтобы заслуживать ваш бред про угрозу, – спесиво говорит мужчина и даже через экран можно узреть его самодовольство и наглость. – Я говорю от лица Греческой Амфиктионии – все названные земли, требуют полной независимости.

– Что простите? – смутился Карамазов. – Независимость?

– Территория от ваших границ по югу Великой Пустоши до Новой Спарты, от Константинопольского «Униат Экклессиас»38, до Иллирии станет новым свободным государством – Греческим Союзом! – нагло заявил мужчина.

– Мы одну подобную страну уже стёрли в радиоактивную пыль! – возопил инквизитор, и только было захотел продолжить, как раздался другой голос, более сильный и крепкий, в котором отцедился болезненный холод и несгибаемая воля, а в отдельном окне, справа вверху экрана появилась новая картинка:

– Вот отдавать приказ о применении ядерного вооружения и угрожать им, не ваша компетенция, Карамазов, – сказал человек, чьи чёрные волосы уже начинает касаться рука серебристой седины, а его лицо сухо и подтянуто, в глазах ледяной спокойствие с обжигающим огнём идейного смысла, которые они несут. – Господин Фемистокл, вы грубо нарушили строки Писания, сепарировавшись от «начальств». Вы же понимаете, что ваше деяние несёт печальные последствия? Вы понимаете, что вы сможете выстоять только при нашей помощи? Я, как глава Рейха, могу выпросить для вас помилование, пожалеть ваших друзей, дать милость знакомым, если вы прекратите все нечестивые действия и признаете власть Империи над Грецией.

– Я не ограничиваю себя верой. Как по мне, она только сдерживает наши свободы, сдерживает наши законные права. Мы долго терпели притеснения от вас, долго переносили засилье вашей культуры! – прозвучали слова самодовольства. – Свобода – всё, вы – ничто.

– И что же вы хотите, господин Фемистокл? Чего от меня требует вольная Греция? – с толикой сарказма спросил Канцлер.

– Вы предоставите нам полный государственный суверенитет, предоставите гарантии ненападения в течении десяти лет, заключите с нами мирный договор и подтвердите в своей конституции, что не имеете возможности напасть на Греческий Союз, – Фемистокл едва улыбнулся. – А вы получите от нас возможность увидеть тех шавок, которые поддерживают ваш тираничный режим. Ваши лоялисты пусть выметаются с нашей земли в течении двадцати часов.

– Что ж, поистине державные амбиции, но боюсь, я не смогу их принять, поскольку для Империи это несёт огромный эконмический и политический урон.

– А мне плевать! – крикнул Мастер-стратег. – Наша свобода, афинская демократия, стоит дороже, чем интересы вашей недоделанной знати.

– Я хочу напомнить, что это и интересы вашего народа. Думаете, Великий Израиль и аравийцы всегда будут вашими союзниками? Думаете, сможете в одиночку удержать Турецкий Султанат? А африканские банды?

– Ничего, мы выбили вас, справимся и со всякой другой бандой или армией. Свободная Греция достаточно сильна, чтобы дать отпор любому врагу, – всё так же самодовольно твердит Фемистокл. – Мы за несколько часов выгнали с нашей земли почти всех, кто был к вам лоялен.

– У меня на вашей территории есть ещё защитники. Четыре доблестных командира и думаю, они дадут вам достойный отпор, – на этот раз в голосе Канцлера пробежала лёгкая радость, надежда, которой суждено быть разбитой.

– Ох, господин Канцлер, император недоимперии, а у меня тут есть те, кто хочет передать вам пару добрых слов.

– Господин Канцлер, – на этот раз это другой голос зазвучал и все увидели, что рядом с Фемистоклом стоят четыре человека, в одинаковых облачениях – тёмные накидки, на которых виднеются белые ленты. – Мы больше не подчиняемся вам. Мы теперь сами себе господа и выбираем служение Греческой Амфиктионии.

– Ох, – тяжело выдохнул Канцлер и впервые все ощутили на своих душах тяжесть чувств правителя, голос которого задрожал по живому, в нём появилась жалость и сожаление. – Дети мои, что вы творите? Я вам столько дал, столько власти и как вы распорядились ею? Я же вас оберегал от тлетворного влияния князя мира сего? И что же?

– Что ты несёшь, господин Канцлер? – вмешался Фемистокл, и на лице его заплясала тень безумия. – Я им дал свободу, дал вкусить истинный плод воли, показал им, что значит жить по-настоящему! Теперь они не твои рабы, не служат сумасбродным идеям духовности и морального единства!

– И как же это!

– Он дал нам ощутить себя людьми! – сорвался кто-то из Консулов. – Теперь мы можем есть, что хотим, спать и сношать, кого хотим, развлекаться, как того пожелаем. И все, все наши солдаты этого возжелали!

– Не все, господин Каратос, – вмешался светловолосы мужчина. – Кто-то из наших всё ещё дорожит не-свободой, но мы это исправим. И мы справимся с этим, не то, что ваши побратимы.

– Лиро, – огрызнулся командир «Серебряных Гоплитов». – Заткнись.

– Вы же были выше всех… вы же были, как «ангелы», – сокрушается Канцлер и кажется, что его скорбь наполнит всех сидящих на командном блоке.

– Нет, мы больше не твои «ангелы»! Они – служебные духи, мы же служить никому не собираемся! – после этих слов наступило напряжённое молчание, леденящее дух.

Четыре Консула, избранных полководцев Императора встали на сторону врага. От этой новости у Карамазова перехватило дыхание – его разум не может принять этого факта, не способен это осмыслить и кажется, что он вот-вот сойдёт с ума.

«Этого не может быть!» – кричит душа Карамазова, и он слышит всё нарастающий шум в ушах, – «Они не могли его предать… не могли… это какая-то ложь… театральщина».

Пока инквизитор пытается смириться с новой действительностью, Канцлер прибывает в полном спокойствии. В его глазах может видно тень бури в душе, но он не показывает психологического потрясения. Те, кого он любил и воспитывал, те, кого он с радостью и упоением поставил на место Первоначальных Крестоносцев, пали. Долго он взращивал их, как своих детей и сейчас слышит слова их предательства, видит дела рук их и чувствует на своей душе страшную рану. Однако ни один мускул на его лице не дрогнул.

Тонкие губы Канцлера чуть приоткрылись, и был задан всего один вопрос, голосом сдержанным, но внутри которого теперь ощущается дрожь:

– И что же чувствуете, господин Фемистокл? Что вам дало это предательство?

– Во мне больше нет страха, не нужно больше пресмыкаться перед Рейхом. Есть лишь истина – Балканы свободны и эти истина будет записана кровью ваших солдат и граждан. Поверьте, я не боюсь умереть за своё дело, не боюсь, и отправить и своих воинов на смерть ради великой цели, – голос его становился всё возбуждённее и глубже, каждая буква дрожит от переполнения чувств. – Пусть ваши люди кричат, пусть люди вопят, пусть они заливаются криками по Рейху, нам не будет дела, ибо мы – свободны. Греческая нация теперь едина. Нет страха – нет, он умер вместе с ложной верностью, которую я возложу на алтарь независимости! И поверьте, я готов пойти на смерть ради моей Греции, готов ринуться в пламя битвы ради неё и пусть нас всех ждёт смерть – мятежный дух страха не ведает, и мы отведаем сладкого пира великой победы! А что касается тебя – твой план пропал, твои задумки в огне. Ты уже проиграл, господин Канцлер! Выбирайте – либо свобода наша, либо смерть ваша!

Как только речь была окончена, связь оборвалась, спесиво заявив о своих намерениях, посрамив Императора и обещая лютую смерть добропорядочным гражданам Рейха, Фемистокл прекратил обращение.

В командном пункте повисла страшная тишина, и на экране остался только Канцлер, который не смеет нарушить хрустального молчания. И всё же ему приходится отдать приказ, дать начало действиям, которые показали бы силу Рейха, пустить в ход механизмы власти, которые делали хоть что-нибудь, чтобы противостоять нечисти акта греческого национализма: