Образование, наука и просвещение на пути из прошлого в будущее. Советская Россия. Том I. 1917–1953 гг.

Крупнейшие достижения советской науки и техники были результатом деятельности не АН СССР (хотя и при ее участии), а системы секретных НИИ и конструкторских бюро, так называемых «шарашек». Они начали действовать в 1929 г. Среди их сотрудников было много заключенных, осужденных за вредительство. Похоже, что ВСНХ и ОГПУ не верили в справедливость таких приговоров, поскольку не остереглись издать 15 мая 1930 г. Циркуляр об «использовании на производствах специалистов, осужденных за вредительство». В ОГПУ было создано специальное подразделение для руководства «шарашками».

То, что в них создавалось, в основном удовлетворяло потребности государства в результатах труда ученых и инженеров. Поэтому не Академия наук, а система «шарашек», подчиненных ОГПУ-НКВД, стала «высшим научным учреждением» страны. И не только научным, но и конструкторским, причем со своим производством.

В такой ситуации государство нуждалось только в той деятельности АН СССР, которая относилась к истории, философии, экономике и другим гуманитарным наукам, поскольку именно эти разделы в наибольшей степени влияют на общественное сознание. Требовалось только, чтобы это влияние имело нужный советской власти эффект. Большевики полагали, что в истории и философии они владеют истиной в последней инстанции и что могут и должны указывать ученым четкие положения, которыми им надлежит руководствоваться в исследованиях и формулировках результатов.

Культурно-просветительская деятельность в 30-е годы во многом была сведена к пропаганде и агитации. Это определяло государственную политику в отношении искусства и культуры.

Так, в декабре 1930 г. музейных работников призвали преодолеть «реакционное рутинерство», отойти от «музеев-кунсткамер» и поставить их на службу социалистическому строительству.

Один из отходов от «музеев-кунсткамер» проявился в том, что в начале 30-х гг. было ликвидировано большинство краеведческих организаций с их музеями. Ценные экспонаты погибли, многие краеведы были репрессированы. В краеведении на десятилетия прекратились научные исследования, и оно оказалось в стороне от общественной жизни. Под сильным идеологическим давлением партийных органов исторические музеи превращались из научно-просветительских учреждений в политико-пропагандистские. Экспозиции многих других музеев перестраивались в духе вульгарного социологизма.

Заметим, что традиционно построенные музеи хранят и демонстрируют историю страны и ее жителей достоверно и всесторонне, а большевикам была нужна история государства и отдельных его деятелей, чтобы использовать ее для обоснования текущей политики.

Вовлечение культуры и искусства в идеологическую работу партии началось с того, что 23 апреля 1932 г. на основании Постановления ЦК ВКП(б) были ликвидированы все общества, ассоциации и объединения творческой интеллигенции. Вместо них создавались подконтрольные партии и правительству Союзы советских писателей, архитекторов, композиторов и др. C середины 1930-х гг. весь процесс создания и распространения произведений искусства был поставлен под управление и надзор государства. Из-за неразвитости марксистской эстетики основным методом создания произведений искусства и их оценки стал так называемый «социалистический реализм». Он же был основным идеологическим орудием управления творческими процессами и борьбы с инакомыслием мастеров искусства и культуры.

Стремление большевиков к полному управлению творческими процессами и ограниченность имевшихся для такого управления сил и средств породили интересный феномен: книги, кинофильмы, радио- и телепередачи пользовались бóльшим вниманием и поддержкой государства, чем другие произведения искусства. Дело в том, что выпуск сравнительно небольшого количества произведений искусства, распространяемых в тысячах экземпляров, легче контролировать, чем выпуск многих произведений малыми тиражами.

Поэтому в 30-е гг. большими тиражами выходили литературно-художественные журналы, художественные произведения, книги для детей и юношества, учебники, научно-популярные книги и периодические издания. Сеть государственных библиотек почти полностью удовлетворяла и определяла читательский спрос.

Быстро развивался советский кинематограф, что было признано на Московском международном кинофестивале (1935 г.), где студия «Ленфильм» получила Главный приз за фильмы «Чапаев», «Юность Максима» и «Крестьяне». Наряду с художественными фильмами, на экраны выходили научно-популярные, хроникально-документальные и мультипликационные.

Вместе с кино новыми техническими средствами пропаганды и просвещения стали радио- и телевещание. Ускоренными темпами развивалось проводное вещание. Оно позволяло государству донести пропаганду до самых дальних уголков страны, не используя эфирное радио, распространение которого было ограничено необходимостью получать разрешение на приобретение радиоприемников. (Это требование имело целью максимально препятствовать приему зарубежных радиостанций, что было в полном соответствии с политикой изоляции страны.)

30-е годы отмечены массовыми репрессиями против деятелей науки и культуры, преподавателей вузов и сотрудников просветительских учреждений. Все эти люди по-разному были неугодны советской власти. Члены Академии наук раздражали своей независимостью. Экономисты были свидетелями грубых ошибок руководства народным хозяйством, преподаватели учили не тому, что нужно, и не так, как нужно, музейные работники создавали неправильные экспозиции, деятели искусства превратно изображали жизнь и т.д. Они мешали представителям власти всех уровней и подлежали устранению, вплоть до расстрелов по сфабрикованным делам.

Сначала высшее руководство СССР само выдумывало «преступления», за которые неугодных расстреливали или приговаривали к длительным срокам заключения. Так появились «Академическое дело», «Шахтинское дело», «Дело Промпартии», «Пулковское дело», «Дело Наркомпроса», а также дела «Трудовой крестьянской партии», «Российской национальной партии», сотрудников Украинского физико-технического института и т.п.

Процессы по этим «делам» породили в стране все условия для травли людей. Обычно она начиналась со статьи в «Правде» или местной газете, и этого было достаточно, чтобы упомянутые в ней деятели науки или культуры подвергались «объективной критике» коллег, с презрением упоминались в «дискуссиях», лишались работы. Такая травля не всегда вызывала реакцию НКВД, но причиняла ее жертвам глубокие страдания.

Карьеристы всех мастей использовали эти условия для достижения своих корыстных целей. Тем более, что государственное руководство образованием, наукой и культурой создало ресурс бюджетных средств, должностей, наград и премий. Естественно, что за этот ресурс шла борьба и использование государства для устранения конкурентов. Негодяи с дипломами убеждали малообразованных руководителей страны в якобы высокой практической ценности их работы и вовлекали государство в решение научных и творческих споров путем устранения конкурентов, запрета их идей, ликвидации плодов творчества. Такие деятели иницировали кампании травли подлинных ученых и мастеров культуры, завершавшиеся приговорами к длительным срокам заключения или к расстрелам. Помимо ломки судеб людей эта «деятельность» нанесла огромный и до сих пор неустраненный ущерб отечественному образованию, науке и культуре.

Прямой вред происходил от того, что карьеристы добивались должностей, которым не соответствовали и поэтому не могли надлежащим образом организовать работу своих подчиненных, на высоком уровне обучать студентов, качественно выполнять исследования и т.д. Косвенный вред заключался, например, в том, что из-за инспирированных карьеристами кампаний против «космополитов» и «низкопоклонства перед Западом» советские деятели науки и образования надолго прекратили обмен идеями с зарубежными коллегами.

Репрессии не только уносили жизни одних людей и калечили судьбы других. От них пострадали все, даже те, кого они непосредственно не коснулись, поскольку оказали на общество непоправимо болезненное воздействие, подобное тому, какое было при разгроме Петербургского университета в 1821 г., когда молодежь была поражена этим «…до такой степени, что никогда, даже при благоприятной перемене обстоятельств, не могла уже очнуться, чтобы думать не по заданной программе и действовать не по чужой указке» (цит. по [97, с. 287]).

Руководители СССР как раз и добивались того, чтобы мысли советских людей находились строго в рамках, определенных государственной идеологией, и чтобы все действовали исключительно по указаниям Политбюро ВКП(б), конкретизированным соответствующими постановлениями правительства. Но была ли эта идеология верной, а эти указания и постановления чем-либо, кроме систематических проявлений волюнтаризма?

Государственная идеология СССР была ущербной. Вопреки утверждениям с высоких трибун и статьям в газетах, она имела мало общего с марксизмом. Ее главный недостаток был в том, что она не давала ответов на ключевые вопросы строительства социализма. И не могла дать, поскольку не содержала экономического учения. В таких условиях можно руководить созиданием промышленности, копируя образцы западных стран. Развитием сельского хозяйства руководить гораздо труднее, потому что опыт фермеров непригоден для колхозов. А как руководить образованием, наукой, культурой и просвещением? Казалось бы, в этих областях сформировались мировые традиции и достаточно просто им следовать. Но для этого их нужно знать и, следовательно, быть образованным человеком. А еще – уметь учитывать мнения других. В 30-е годы таких знаний и умений советские управляющие образованием, наукой, культурой и просвещением не имели. К тому же многие из них были «главначпупсы»{330} – бюрократы, приспособленцы, пустословы и носители «коммунистического чванства».

В последних произведениях Маяковского чувствуется, как точно, тех «дней изучая потёмки», он понимал происходящее в стране и как страдал, ощущая тенденции к худшему. Выстрел, оборвавший жизнь Поэта 14 апреля 1930 г., подобно залпу «Авроры» символизировал начало новой эпохи – эпохи сталинизма. О ней шла речь в этой главе.

Дополнения и комментарии к главе 3

Андрей Сергеевич Бубнов (1884—1938) – политический, военный и государственный деятель, член РСДРП с 1903 г., член ЦК (1917–1918 и 1924–1937), начальник Политуправления РККА (1924–1929), нарком просвещения РСФСР (1929–1937).

Он родился в Иваново-Вознесенске (ныне г. Иваново) в купеческой семье, в 1903 г. окончил реальное училище и поступил в Московскую сельскохозяйственную академию, но был отчислен с 4-го курса за революционную деятельность. В 1905 г. Бубнов был одним из организаторов всеобщей стачки иваново-вознесенских рабочих. В октябре 1917 г. он в качестве члена Политбюро ЦК РКП(б) был одним из руководителей вооруженного восстания в Петрограде, членом Военно-революционного комитета (ВРК) и руководителем Полевого штаба Петроградского ВРК. В 1917–1918 гг. Бубнов – член коллегии Наркомата путей сообщения РСФСР, комиссар железнодорожных вокзалов и железных дорог на юге России. На VII съезде РКП(б) он выступил против Брестского мира, с марта 1918 г. был назначен народным секретарем хозяйственных дел Украинской народной республики Советов, членом ЦК КП(б) Украины и председателем Всеукраинского центрального ВРК, с октября 1918 г. по февраль 1919 г. находился в подполье, с февраля по август 1919 г. был председателем Киевского губисполкома и занимал другие руководящие посты.

В 1920–1921 гг. Бубнов был одним из руководителей группы демократического централизма («децисты»){331}, в октябре 1923 г. подписал оппозиционное «Заявление сорока шести», но вскоре встал на сторону большинства ЦК. С мая 1922 г. по февраль 1924 г. он возглавлял Агитпроп ЦК РКП(б), в 1924–1929 гг. Бубнов был начальником Политуправления РККА и ответственным редактором газеты «Красная звезда», в сентябре 1929 г. назначен наркомом просвещения. 17 октября 1937 г. он был снят с поста наркома как «не справившийся с работой«, арестован по так называемому «делу Наркомпроса» и расстрелян 1 августа 1938 г., реабилитирован в 1956 г.{332}.

А.С. Бубнов – один из первых авторов работ по истории партии: «Основные моменты в развитии коммунистической партии России» (1921), «Основные вопросы истории РКП» (1924–1926, четыре издания), монографическая статья «ВКП» в первом издании (1926–1947 гг.) Большой советской энциклопедии (т. 11, вышла также отдельным изданием), а также несколько работ, посвященных Гражданской войне и становлению РККА (см., например, публикацию «1937-й и другие годы. Расстрелянное поколение» на сайте 1937god.info).

Александр Васильевич Пёрышкин (1902–1983) – физик, кандидат физ.-мат. наук, член-корр. АПН СССР (1968). В 1922 г. по окончании физико-математического факультета Рязанского педагогического института он переехал в Москву и начал работать преподавателем физики, математики и труда в Опытно-показательной школе-коммуне им. П.Н. Лепешинского при Наркомпросе РСФСР. Одновременно он поступил на физическое отделение физико-математического факультета МГУ. Успешно закончив университет, Пёрышкин занялся исследованиями в лаборатории профессора В.К. Аркадьева, ученика П.Н. Лебедева, но оставил ее, целиком посвятив себя педагогике. Сначала он преподавал в московских школах, а в 1931 г. ему поручили организовать физико-математический факультет Вечернего городского пединститута (с 1933 г. преобразован в МГПИ, с 1946 г. имени наркома просвещения В.П. Потёмкина – дневной институт с вечерним отделением). Пёрышкин стал первым деканом факультета и первым зав. кафедрой физики института и работал в этом качестве вплоть до октября 1941 г. С этого времени и до 1945 г. он заведовал кафедрой физики в Горном институте и вернулся в МГПИ в 1943 г. Пёрышкин организовал кафедру методики преподавания физики и заведовал ею до 1975 г. (в 1960 г. МГПИ им. Потёмкина был присоединен к МГПИ им. Ленина). Все годы он активно участвовал в различных комиссиях, разрабатывавших учебные планы и программы по физике для общеобразовательных школ, профтехучилищ и педагогических институтов. А.В. Пёрышкин широко известен как автор учебников по физике, по ним учились все поколения советских школьников. Он был автором или редактором многих методических пособий и статей, адресованных учителям физики.

Николай Николаевич Баранский (1881–1963) – экономико-географ, создатель нового направления в экономической географии, член-корр. АН СССР (1939), лауреат Сталинской премии (1952). В 1899 г. он окончил Томскую гимназию и поступил на юридический факультет Томского университета. В 1901 г. Баранский был исключен за участие в студенческой демонстрации, с 1903 г. был активным членом «Сибирского социал-демократического союза» и других организаций РСДРП, подвергался арестам и высылке. В 1910–1914 гг. он учился на экономическом отделении Московского коммерческого института, по окончании работал в Главном комитете Земгора (земского и городского союзов).

В 1920 г. Баранский вступил в РКП(б), в 1921 г. переехал в Москву и преподавал в Высшей партийной школе (до 1929 г.). В 1927–1930 гг. он был профессором кафедры экономической географии 2-го МГУ (в 1936–1940 гг. зав. кафедрой). В 1929 г. Баранский основал кафедру экономической географии СССР на физико-математическом факультете МГУ и был ее заведующим до 1946 г. Он написал несколько учебников и пособий по географии СССР и экономической географии для средней школы и вузов. В 1934 г. он создал журнал «География в школе» и был его главным редактором (1934–1941, 1946–1948). В 1939 г. Баранский был избран чл.-корр. АН СССР. Основанное им научное направление («советская районная школа») сначала стало доминирующим, а к концу 30-х гг. – фактически единственным «разрешенным» в советской экономической географии.

Александр Сергеевич Барков (1873–1953) – географ, профессор (1926), доктор географических наук (1935), академик АПН РСФСР (1944). Он родился в селе Покровское Тульской губернии в крестьянской семье, в 1882 г. окончил земское училище, затем три года учился в уездном училище, в 1886–1894 гг. – в Тульской гимназии. Окончив ее с отличием, Барков поступил на естественное отделение физико-математического факультета Московского университета, был учеником академика Д.Н. Анучина. В 1898 г. Барков окончил университет с золотой медалью и дипломом I степени и начал преподавать. Он был одним из первых преподавателей Московского промышленного училища, работал на Высших женских курсах. В 1900–1904 гг. Анучин и его ученики (А.С. Барков, С.Г. Григорьев и др.) издали серию иллюстрированных хрестоматий для школ: «Азия», «Америка», «Африка», «Европа», «Австралия», «Азиатская Россия» и «Европейская Россия». В 1903 г. Барков с соавторами издал «Начальный курс географии», в 1905 г. – «Курс географии Европы (Западная Европа)», затем – «Курс географии России», а в 1909 г. совместно с А.А. Борзовым составил серию методических плакатов по географии России. В 1911 г. он был назначен директором мужской гимназии А.Е. Флерова (после революции – Единой трудовой школы № 110),в которой проработал до 1925 г., и одновременно с 1920 г. заведовал школьным подотделом в Московском отделе народного образования.

С 1924 г. Барков преподавал в Индустриально-педагогическом институте и в МГПИ (в 1937 г. они были объединены), в 1926–1941 гг. заведовал кафедрой физической географии МГПИ. В 1928–1937 гг. он был редактором отдела физической географии Большой и Малой советских энциклопедий. В 1931–1950 гг. Барков – профессор МГУ (с 1943 г. – зав. кафедрой физической географии зарубежных стран). В период эвакуации (1941–1943 гг.) он читал лекции в Ашхабадском пединституте. А.С. Барков скончался в Москве 28 декабря 1953 г.

Юлий Осипович Гурвиц (1882–1953) – математик, заслуженный учитель школы РСФСР (1943), Отличник народного просвещения (1944), награжден орденом Трудового Красного Знамени (1944) и медалью К.Д. Ушинского (1946), автор многих учебников, методических пособий для учителей математики и педагогических статей.

Он родился в Москве, окончил Петришуле (1901) и физико-математический факультет Московского университета с дипломом первой степени (1907), преподавал в реальном училище Н.М. Урвачева, мужском и женском училищах при лютеранском соборе Петра и Павла (в 1918 г. были ликвидированы) и других учебных заведениях Москвы. После революции 1917 г. Гурвиц был директором средней школы Рогожско-Симоновского района и членом президиума губернского отдела профсоюза работников просвещения, в 1919–1922 гг. заведовал сектором социального воспитания в организованном им районном отделе народного образования, а с 1922 г. – школьным отделом Московского отдела народного образования (МОНО).

После организации педагогического техникума им. Профинтерна (с 1931 г. – Московский областной пединститут – МОПИ) Гурвиц работал в нем преподавателем математики, позже преподавал на нескольких рабфаках. В 1930–1934 гг. он был преподавателем на кафедре математики в МИСИ, в 1932–1937 гг. – в Вечернем рабочем институте им. Сталина и в МОПИ. С 1935 г. и до конца жизни он был учителем математики в средней школе № 175, а в 1936 г. назначен завучем школы № 25. Гурвиц преподавал также в Московском городском институте усовершенствования учителей с момента его образования в 1938 г. С 1946 г. он был членом редколлегии журнала «Математика в школе». В 1947–1952 гг. Гурвиц – доцент и декан физико-математического факультета в Московском учительском институте, с 1952 г. – доцент МГПИ.

Математическое сообщество и «дело Наркомпроса». Толчок к так называемому «делу Наркомпроса» был дан в ноябре 1936 – апреле 1937 г. кампанией дискредитации учебников математики, утвержденных Наркомпросом в качестве стабильных в 1933 г.

16 ноября 1936 г. состоялось заседание математического комитета Наркомпроса под председательством профессора В.В. Степанова, на котором был обсужден вопрос о качестве стабильных учебников по математике для средней школы: «Систематический курс геометрии, ч. I и II» (докладчик Л.А. Люстерник); «Арифметика» для 5–6-х классов И.Г. Попова (докладчик Л.Г. Шнирельман); Задачники по арифметике (докладчик В.А. Тартаковский); «Алгебра» А.П. Киселева (докладчики Л.А. Люстерник и М.К. Гребенча). Рассмотрев представленные материалы, комитет пришел к следующему заключению:

1. Учебник Гурвица и Гангнуса как халтуру и безграмотное изложение основ геометрии признать подлежащим немедленному изъятию из школ. Исправление этой книги в последующих изданиях комитет признает невозможными предлагает в качестве временной меры издание одного из существующих в русской и иностранной литературе или имеющегося в рукописи учебника геометрии. Рекомендацию и редактирование одной из книг комитет принимает на себя.

2. Учебник Попова как халтуру и бессодержательное соединение отдельных арифметических правил, разъясненных на весьма неубедительных, а иногда и неправильных примерах, изъять уже в 1937 г. из школ. Принимая во внимание сравнительно малую роль учебника арифметики для начальной школы{333}, комитет признает возможным пока не издавать никакой замены.

3. Учебник Киселева (алгебра) комитет признает в общем удовлетворительным, но требующим при переиздании тщательной редакции и исправления многочисленных (до 200) ошибок…

1 декабря 1936 г. состоялось общее собрание научных работников Математического института им. В.А. Стеклова АН СССР под председательством чл.-корр. АН СССР, проф. С.Л. Соболева. В резолюции, принятой на собрании, ответственность за качество учебников, утвержденных Наркопросом в качестве стабильных, полностью возложена на него: «…Лишь полное отсутствие сколько-нибудь добросовестного и серьезного контроля может обусловить то, что стабильный учебник по геометрии является безграмотной халтурной книгой… Мы считаем, что за все, что выходит под маркой «утверждено Наркомпросом», отвечают органы Наркомпроса, а в отношении математической литературы – персонально лица, руководящие преподаванием математики в средней школе… Коллектив института им. Стеклова охотно придет навстречу Наркомпросу в деле составления рецензий на учебники…»

16 декабря 1936 г. на заседании правления Московского математического общества была принята резолюция о преподавании математики в средней школе. В ней в частности говорилось: «…После утверждения стабильных учебников Московское математическое общество на основе широкой дискуссии об учебниках, предпринятой секцией общества, пришло к выводу, что некоторые стабильные учебники, являются совершенно негодными. …общество сигнализировало об этом Наркомпросу, направив специальную делегацию. К сожалению, в Наркомпросе противопоставили точке зрения Математического общества точку зрения «своих собственных математиков», одобривших такие «шедевры» математической педагогики, как учебник геометрии Гурвица и Гангнуса, учебник арифметики Попова и др. …Математическое общество приветствует поручение Математическому комитету Наркомпроса функции контроля над учебниками и программами и выражает сожаление, что до сих пор никакого квалифицированного контроля не было…

Математическое общество обещает свою полную поддержку Математическому комитету в его борьбе против халтуры, за высококачественные учебники и программы.

Общество хотело бы знать фамилии тех недобросовестных экспертов, по отзывам которых были утверждены упомянутые выше стабильные учебники…

Математическое общество считает необходимым улучшить работу Учпедгиза, который в области математики работает неудовлетворительно. Необходимо наряду с учебниками выпустить хотя бы небольшими тиражами учебники и учебные пособия для расширения педагогического кругозора учителя и для оживления творческой педагогической работы в области математики. Необходимо покончить с положением, когда небольшая группа лиц с сомнительной квалификацией полностью монополизировала педагогическую математическую литературу…

Математическое общество основной причиной отмеченных недостатков работы по математике считает отгороженность соответственных органов Наркомпроса от математической общественности, которая не привлекается им к разрешению важных вопросов нашего массового математического образования». Резолюция подписана президентом общества, профессором П.С. Александровым.

3 и 9 апреля 1937 г. состоялись заседания Московского математического общества, посвященные обсуждению вопроса о создании нового учебника по геометрии. Н.А. Глаголев доложил о той работе, которую он проделал над рукописью учебника Киселева. Представитель Учпедгиза М.З. Таль дал понять, что в будущем году школы будут работать по учебнику Гурвица и Гангнуса, а учебник Киселева предполагается издать только для техникумов.

По результатам обсуждений на заседании 9 апреля 1937 г. под председательством И.И. Привалова была принята следующая резолюция: »По вине невежественного руководства со стороны Управления средней школы Наркомпроса, в частности по вине А.И. Абиндера учебная литература по математике находится в настоящее время на чрезвычайно низком уровне. Управление средней школы Наркомпроса, получая в течение ряда лет и со стороны научных организаций, и со стороны учительства сигналы о безграмотности стабильного учебника геометрии Гурвица и Гангнуса, никакой подготовительной работы для замены этой безусловно вредной книги не вело. Книги Гурвица и Гангнуса должны быть изъяты и ни в каком случае не переиздаваемы. Временно стабильным учебником геометрии должен быть объявлен курс Киселева под редакцией Н.А. Глаголева. …собрание считает необходимым объявление конкурса с длительным сроком (не менее трех лет) на 1) стабильный учебник по геометрии, 2) курс элементарной геометрии для учителей.