Цикл Игры #1

Уже несколько раз мы разливали по стаканам дополненный колой ром, и с удовольствием закусывали эту приятную на вкус жидкость роллами. Надо заметить, ром и Кока-Кола, поистине ядерное сочетание, как на лифте поднимают человека на новый уровень американских горок пьяного безумия. Я еще не добрался до искомой стартовой площадки, но уже был близок к её достижению.

В салоне играли в прятки таинственные блики отраженного от зеркальной глади воды и пестрящего мириадами огней мегаполиса. Было уютно сидеть и разговаривать, но мы ведь не можем не создавать сами себе сложностей. В частности я не могу их не создавать. Видимо, в последнее время высасывать из пальца проблемы – это моё второе, я.

Я смотрел на брата, ощущал глухое раздражение и думал. Есть, предположим, некий человек, гипотетический, из костей и плоти, и у него в наличии, непосредственно то, что вокруг него застыло дифирамбами, или на данный момент застывает дифирамбами ему любимому, какая-то поучительная материальная долгоиграющая интерлюдия. Теперь, внимание, вопрос: как эта позолоченная лепнина его жизни сочетается с его духовным миром?

Поскольку, я решил следовать бритве Оккама, то и ответ напрашивался сам собой, никак по-идее не должна сочетаться! Лепнина источает вонь, её не сдерёшь с физического антуража, не заберёшь с собой в могилу и она по-сути никак не должна соответствовать внутреннему духовному фимиаму.

А долгий и извилистый путь для её достижения куда деть?

Что внутри нас такого ценного, что действительно интересно богу?

Что, после нашего бренного существования, имеет действительное значение для вселенной?

Как очередная тренировка для души, запертой на какое-то краткое время в тренажёре материального тела, влияет на нашу вечность?

Здесь я перечил сам себе, и окончательно запутался, есть ведь примеры, когда богатые люди становились почти святыми или даже совсем святыми духовными мужами. Для духовного развития необходимы препятствия – чаще всего это конечно материальные невзгоды, но и другие перипетии тоже вносят свою не малую лепту. Вот если их не будет зарождаться вовсе, вот тогда и нейроматрица индивидуума замедлится в своём развитии. Нейросети человеческого мозга необходим постоянный тренер, стимулирующий пинками в причинное место, её развитие.

Поступательное движение перемен, развивающих мировосприятие – это закон природы.

Есть ли такие стимулы у Евгеши?

История умалчивает.

Наверное, какие-то наличествуют, как и у каждого человека, несомненно. Но, очевидно, на его способность критически оценивать окружающую его действительность эти стимулы не влияют. Многотысячелетнюю историю Руси, его мозг воспринять, наверное, не способен.

Он критикует нашего президента и может быть думает, что глобальный запад, это наше всё, следует безропотно сложить лапки, и как говориться расслабиться и получать удовольствие. Если мы всегда были их врагами и всегда ими будем и они не воспринимают политическую реальность по-другому – ну тогда и нам не следует испытывать их на прочность, наверное считает Евгеша, надо подчиниться и раствориться в бегущей по земному шарику всеобъемлющей волне глобализации.

Ещё один досадный вывод брезжил на краю моего сознания – у Евгения есть всё это, я обвёл осоловелым взглядом кают-компанию, и мотоциклики его у него тоже не отнять, и есть возможность ими заниматься в собственной мастерской – он всего этого достиг, и имеет на это право.

А ещё – он имеет право думать так, как он думает. Он вольный человек, создавший сам себя. Он живёт так как считает нужным, и не мне конченному обсосу с тремя грошами в кармане его критиковать, или того хуже, что-то ему советовать или в чём-то его там разубеждать!

Я икнул.

Вывод показался мне слишком уж не удобоваримым и скоропалительным, и я, незаметно стукнув кулаком по столу, распылил на атомы этот крайне неприятный для себя постулат.

…

– Я делаю мотоциклы, – тем временем глаголил Евгеша. – Я их собираю, довожу до ума, и…

Я так понял, потом Евгеша их или где-то складывает, или кому-то продаёт. В общем делает то, что ему нравится, живёт в увлекательном мире своего хоббиленда.

– Это не то, – чувствуя ничем не спровоцированную злость, возражаю я. – Твои мотоциклики к твоему духовному миру не имеют никакого отношения? А что за мир у тебя внутри? Чем ты живёшь духовно?

Мой вопрос ввергает Евгешу в ступор.

Надо заметить, он ведёт себя, крайне вежливо и ничем не провоцирует моей реакции.

Но, всегда есть «но», я с этим его пацифистским подходом с мотоцикликами в корне не согласен. Внутри меня прямо-таки взростает зерно конфликта.

– Твоя духовная составляющая стремится к нолю! – истошно ору я.

– Кто тебе дал право меня судить? – спрашивает Евгений.

Мне всё же удалось выбить братика из равновесия.

– Тебя когда-нибудь в лес возили? – ядовито-вежливым голосом Брута, интересуется он.

В ответ я изображаю того самого, незабвенного моего спутника, дымчатого демона, так же как и он, я кривлю лицо, как-бы воспаряю ввысь к потолку, интересно бесы умеют так делать или нет, старательно таращу глаза, и бью Евгешу в его холёную, загоревшую харю.

На что Евгеша наверное отвечает, поскольку я явственно слышу команду «старт» и отправляюсь с пьяных американских горок вниз, скача по их бугристым вершинам, как пьяный турист в тележке, забывший защелкнуть ремень безопасности. Моё алкогольное мировосприятие вдруг внезапно становится на паузу.

…

Я помню коммингс переборки, и себя скрюченного и лежащего на нём. После некоторого времени немировоспириятия я ощущаю себя вновь сидящем на стуле и понимаю, что у меня на затылке что-то болит и что-то тёплое неприятно течёт по шее.

Николай всё это время тоже что-то делает, наверное ест или что-то говорит, но я не улавливаю, что. В какой-то миг мне даже чудится, что Николай, спустив штаны, сидит и преспокойно так наваливает кучу, прямо посреди капитанского салона этой препаскудной яхты.

«Защищает меня по-своему» – с удовлетворением думаю я.

Потом видение какающего Коли рассеивается и я вновь обращаю свой гневный взор на раздвоившегося тем временем Евгешу.

На самом деле мой старший братик-акробатик совсем не изменился.

Вновь закручивается у меня в голове политическая карусель.

Либерастические посылы из его головы не выдует никакой вентилятор логики!

Он постулативно следует своей линии.

С придыханием рассуждает о Европе.

Да он, этакий идеальный образчик индивидуалиста-глобалиста. Спящий их, мать ё, агент!

Никак не хочет мой братик развивать собственное критическое мышление. И тем самым, этот родственный мне человек сейчас вызывает у меня искреннюю, разожжённую алкоголем, ненависть.

«Он ведь тебе ничего плохого не делал… почему ты так похабно себя ведёшь?» – неожиданно спрашивает кто-то внутри моей головы.

Я явственно слышу этот неудобный вопрос и не могу на него ответить, поскольку ответа нет, есть ярковыраженное скудоумие восприятия окружающей меня действительности, есть сидящий во мне и злорадно ухмыляющийся демон, Алкоголь, и может быть также присутствует банальная человеческая зависть.

Мир смазывается, художник реальности уходит испить кофе.

…

Неожиданно, я понимаю, что тёплая речка на моей шее, ни что иное, как моя собственная алая кровь. Я озвучиваю данный факт голосогромким сигналом «S.O.S».

Потом меня тащат под руки мои бразерсы и я, почти благополучно, попадаю в скорую помощь.

…

– Волки позорные! – истошно ору я, и пинаю оббитую какой-то деревяноподобной хренью стенку микроавтобуса.

Я настроен рвать и метать. Рвать и метать!

Я скалю зубы и очень хочу кого-нибудь укусить за мягкое место, санитара например.

О, да! Санитар, подойдёт идеально.

Белый, белый – кролик санитар!

Мягенький и сладенький!

Чего же так стесняться, вырвать у санитара зубами кусок щэки и дело с концом!

О, да!

Я скалюсь, и довольный собой, явственно представляю себе эту щэкочущую нервы картину.

7 ВОДА ТЕЧЁТ

Кролика санитара укусить мне не дал сам санитар, оказавшийся не белым и пушистым, а крепким и опытным детинообразом. Он как котенка придержал меня правой рукой и настойчиво посоветовал угомониться. Видимо на своём веку он уже немало повидал таких же пьяных и буйных как я. Зато, когда мы добрались до больницы, я оторвался по полной программе.

Меня сначала заперли в какой-то комнате с жесткой лавкой и синими стенами. Я бился в этой клетке, как раненый зверь, проклиная на все лады своих мучителей. Потом за мной пришёл молодой парень охранник, с перекошенной от злости рожей. Видимо мои завывания и оскорбления в адрес мучителей с завидным постоянством достигали лопаухих ушных раковин этого парняги. Он аж красными пятнами покрылся.

– Заткнулся, ур-о-од? – прошипел он, когда я уже вышагивал по коридору. – П-шёл к доктору!

Я остановился и обернулся.

Парень, отступил на шаг и взялся за кобуру.

– Иди вперёд и не останавливайся, – твердо сказал он.

– А то, что, за-се-ранец, – я широко улыбнулся, – огурцом своим будешь в меня стрелять?

Парень побелел и, расстегнув кобуру, медленно достал реальный такой, чёрный пистолет. Оружие чуть подрагивало в его руке.

– Ух ты?! Пистолетик достал! – я наклонился вперёд и указал пальцем в центр своего лба. Меня обуяла дикая, первобытная злость, такой всепоглощающей разум ярости, я не испытывал никогда прежде. – Сам, урод! Пуколкой своей понапугать меня решил, а на самом деле выстрелить кишка тонка?!

Парня перекосило и, на мгновение, мне показалось, что сквозь левую сторону его лица проступили очертания той самой дымчатой твари из Коси́ц. Левый глаз парня превратился в чёрную зияющую дыру. Он медленно вытянул руку и приставил дуло пистолета к моему лбу.

Холодный такой ознобец пробежал по моей спине. Дело принимало нешуточный оборот, а вдруг действительно этот придурок сейчас выстрелит, скажет потом, что в состоянии аффекта действовал, мои оскорбительные причитания до сего момента наверняка слышала вся больница. Свидетели у парня найдутся. Но меня уже было не остановить, хотя признаюсь хмель начал выветриваться с поразительной скоростью.

– Ну стреляй за-се-ранец! – с расстановкой глухо проговорил я. – Нажимай на курок и всем сразу станет легче.

Про себя я начал отсчитывать секунды, подумал досчитаю до пяти и…

Раз.

Два.

Три.

…

– Что здесь происходит?! – раздался у меня за спиной чей-то спокойный голос. Пистолет исчез. Я открыл глаза и остановил мысленный отсчёт. Обернувшись, я увидел доктора.

…

– Ну что, ушиб локтя, – тихим голосом повествовал врач. – Голову я вам зашил, шесть швов. Трещины на двух рёбрах, и алкогольный токсикоз.

Доктор оторвался от бумажки и устало посмотрел на меня. Я почувствовал стыд. Они ведь все здесь на работе и охранник тот молодой с пистолетом, чуть не испортил себе жизнь.

– Как вас так угораздило? – доктор повертел мой финский паспорт. – Простецкий Игорь Кириллович, иностранный гражданин.

– Я ещё и российский тоже, – смущённо пробормотал я.

– Ну вот, – доктор кивнул, – ещё и российский гражданин.

– Упал неудачно, – прохрипел я, в горле что-то запершило и я почувствовал что краснею.

…

На выходе из больницы, я увидел того самого охранника. Он стоял неподалеку от крыльца и курил, и как-то странно, мне показалось даже испуганно, смотрел в мою сторону.

Я решил подойти, извиниться что-ли, хмель полностью выветрился и я чувствовал себя абсолютно разбалансированно, как будто побывал в плену у какой-то другой страшной, неведомой мне доселе сущности и теперь наконец освободился.

– Я бы хотел… – начал я, подойдя к курящему парнишке.

– Подождите, – прервал меня парень, – многие последнее время ведут себя подобным образом, вы не единственный.

– Но… – опять начал я.

– Дайте мне договорить, – попросил охранник.

Я молча кивнул.

– В общем, вы не единственный… пейте поменьше, но я не об этом. Я ведь вас чуть не застрелил. Вас врач спас. Если бы не он… – парень замолчал и побледнел, – я уже почти нажал на спуск, какой-то секунды не хватило. У меня такого никогда не было. Я уже второй год здесь работаю. Опыт есть. А сейчас руки трясутся. Вы конечно повеселили нашу смену, но не жалуетесь никому, пожалуйста.

Я опешил.

– Ну, как скажете, – я пожал плечами, – и в мыслях не было, если честно. Ну хорошо, не буду жаловаться.

– Ну вот, – сразу расслабился парень. – В следующий раз дам вам мягкий матрац.

– Следующего раза не будет, – усмехнулся я. – Не мой район.

8

Утром мне позвонил Эдвард из Финляндии, мой старый приятель, однокашник.

– Да, внимательно, – сдвинув бегунок в зелёную сторону, ответил я.

В трубке, несколько мгновений, стояла тишина.

– Э-эд, ты слышишь? – спросил я.

– Ты живой? – задал странный вопрос мой приятель.

– Ну, как видишь, – усмехнулся я, – а что, по голосу не слышно?

– Мне эсэмэска пришла, – выпалил Эдвард, – там было написано, что ты умер.

– Интересно девки пляшут, – я задумался. Кто-то подшутить решил? Да, нет. Ерунда какая-то. Никто в России финского телефона Эда не знает, тем более он постоянно их меняет, эти номера вместе с телефонами, которые периодически теряет. Последний раз вот поменял наверное с месяц назад.

– Эдвард, а номер с которого поступила эсэмэска можешь мне назвать?

– Да там, – замялся Эд, – не было номера.

– Как это, не было номера? – не поверил я собственным ушам.

– Несколько нолей и всё.

– Хорошо, – я почесал затылок, наткнулся пальцами на рану и поморщился. – А можешь сказать в какое время поступило это сообщение?

– Сейчас, – Эдвард, пропал на несколько мгновений. – А вот, нашёл. Ранним утром вчера, если быть точным в 5:47.

– Так, так, – я вскочил с кровати и нервно заходил по комнате. Это уже совсем ни в какие ворота… Это почти, то самое время когда охранник держал меня под дулом пистолета! Я, конечно, на часы в тот момент не догадался посмотреть, как-то не до этого было, но когда я уже сидел у доктора, то на часах в его кабинете точно было в районе шести утра.

«Это то самое время!» – осенило меня.

– Ты куда пропал? – поинтересовался Эд.

– Да, дружище, да вот думаю кто мог тебе отправить сообщение и не понимаю ничего. Давай перезвоню.

– Давай, – согласился Эд и повесил трубку.

Какое-то время я не находил себе места. Если до звонка моего приятеля я, то верил в бесов, то не верил. Происшествие в Косицах конечно имело место быть, но вот чистота «эксперимента», вызывала сомнения. Чрезмерное алкогольное опьянение присутствовало неоспоримым фактором и такие слова как: «привиделось», «почудилось», «белая горячка» вполне имели место быть в качестве удобоваримого объяснения. А вот сейчас, после звонка Эда всё изменилось.

Во-первых, сам Эд?

Мог ли он, предположим, пошутить?

Нет не мог. Он вообще ничего не знал о происшествии в больнице. И тем более, он не мог так точно назвать время. Я никому ничего не рассказывал даже жене.

Во-вторых, кто ещё об этом мог знать?

Персонал больницы.

Ну и что? Телефон Эда в моей записной книжке, наверное под сотым номером значится и уж совсем не входит в список приоритетных номеров. Если бы хотели насолить, то отправили бы эсэмэски жене, или дочкам, например. А здесь, вдруг, Эдвард. В общем-то, почти нейтральный человек, понятно, что он мой друг и конечно же он расстроился, и я бы расстроился на его месте, но он не мой близкий родственник. Эд, мой хороший друг, пьяный ангел с добрыми глазами, кристально честный человек.

Стоп.

«Пьяный ангел!»

Может в этом всё дело, у него душа чистая как водица в роднике, может поэтому именно ему и адресовали это сообщение…

Охранник сказал, что секунды не хватило…

И отсюда, сразу вытекает в-третьих.

Охранник тоже под воздействием был?

Понятно я, пьяный дебошир, море по колено. А парень тот, причём, он ведь службу нёс, проинструктирован был, знал как себя вести в подобных ситуациях. Не первый же день работает. И каков вывод?

Значит, бесы его тоже в оборот взяли. Ну другого здесь ничего и не придумать. Другого объяснения просто нет.

Ну тогда, в-четвёртых проистекает, и это в-четвёртых, самое неприятное.

Если допустить, что бесы воздействовали на охранника с целью меня застрелить его руками. То? ..

Я аж присел на стул, как-то поплохело что-ли…

Они что, на меня охоту открыли?

9

Какое-то время ничего не происходило. Я занимался сыпавшимися как из рога изобилия проблемами в Финляндии. В связи с неожиданным перекувырком финских властей вдруг, по-мановению заморской волшебной палочки, ставших люто ненавидеть Россию, и россиян в частности, заниматься дальше бизнесом в этой стране мне не дали. Пятнадцатилетнее строительное дело кануло коту под хвост. Остались непомерные долги и растрёпанные нервы. Вдобавок, Финляндия позакрывала все пограничные пункты пропуска, а на многоэтажном доме в котором я жил, финские лихие парни, втихаря спилили антенну, тем самым отключив мою квартиру, с русской фамилией на двери, от российского телевидения.

Поэтому, в очередной раз, до деревни Косицы я добирался, сначала окружным путем через Эстонию до Питера, затем вместе с Коляном на его машине безлошадным пассажиром, этаким бедным родственником. Надо отдать должное моему брату, и его доброму благорасположению к моей персоне. Мы с ним много разговаривали, посещали службы и с большим почтением, после приемов пищи в трапезной, слушали застольные беседы батюшки Владимира с прихожанами. Я жил в доме брата и всеми фибрами впитывал в себя благословенный дух Косиц.

Несколько раз замечал за собой, что подспудно, всё чаще и чаще, начинаю задумываться о переезде семьи в Россию. Пока, только гоняя мысли по замкнутому кругу, поскольку никаких внятных решений по данному вопросу не придумывалось – материальная подоплёка для такого решительного шага отсутствовала напрочь. Жить в России было бы не на что, не знаю, мне наверное даже пенсия не положена. В общем, великовозрастный иждивенец из меня, как ни крути, получался – ни бизнеса в России, ни работы. А в Финляндии, тем временем, очень уж становилось душно, вот намедни разругался вдрызг с соседом Томми.

Знали мы друг друга долго, больше десяти лет, были хорошими приятелями, и часто вместе парились в сауне.

– Диктатор Путин, под дулами автоматов, заставляет мужчин идти на войну с Окраиной, – хитро улыбаясь, высказался Томми. – Ты сам то не боишься туда ехать?

– Странно, – внутри меня задребезжали нотки просыпающегося гнева. – Я об этом ничего не слышал, – я старался говорить спокойным, размеренным голосом. – Мобилизация уже закончилась, да и добровольцев хватает.

– Говорят, в России есть нечего, пустые полки в магазинах?! – не унимается Томми.

Я некоторое время молчу. Потом задаю вопрос:

– Ты меня за правду спрашиваешь или пошутить решил?

Томми хмурится, и серьезно так говорит:

– Я не верю вашей пропаганде.

– Понятно, – киваю я, – а кому веришь?

– Я телевизор смотрю, – самодовольно ухмыляется сосед, – внимательно слежу за новостями.

– Хорошо, – я киваю, – также поступает наверное вся Финляндия.

– Ты это к чему, – грозно спрашивает сосед.

– Ну вы, тупых продавщиц премьерами выбираете, потом удивляетесь, что каждый новый руководитель хуже предыдущего, ведь населению с каждым вновь избранным премьером всё хуже и хуже жить становится.

– Нормально я живу, – бычится Томми.

– Да, ладно, ладно, – я примирительно поднимаю руки, – не кипятись. Ты ведь сам её продавщицей называл. Я тебя за язык не тянул.

Томми молчит, сурово на меня смотрит, и начинает подёргивать левым глазом.

С левым глазом у моего соседа вечные проблемы, то писяк вскочит, то ресница вдруг прорастёт в обратную сторону. В последний раз, помню, месяц ходил одноглазым пиратом с повязкой, что-то там намудрили с его болячкой финские эскулапы.

– Ладно, Томми, – доброжелательно говорю я, – давай проведём эксперимент.

Я достаю из кармана халата телефон и звоню Валере.

Валерий, старый друг моего отца, можно сказать после ухода бати, Валера стал и моим другом тоже. Он наездами живёт в пригороде Петербурга, почти на берегу финского залива. Он гуляет там с собаками и периодически присылает мне чудесные фотографии побережья в разных ракурсах, временных и сезонных промежутках.

На момент моего вызова, Валерий находился в поселковом магазине и выбирал коньяк.

– А привет! Посоветуешь коньяк? – спросил Валера.

– Коньяк? – я задумался. – Говорят «Старейшина» или там, «Староста» хороший, последний раз пробовал, не отравился.

– Скажешь тоже, – Валера усмехнулся, – не отравился… да я соседу в подарок покупаю, не очень дешёвый, но и не очень дорогой нужен, сам понимаешь.

– Ну, – усмехнулся я в ответ, – тогда выбирай по бюджету.

– А ты чего мне звонишь, в субботу вечером, неурочное время, ты я так понимаю в бане сейчас?

– В сауне, – поправил я друга.

– В са-ауне, – протянул Валера, – ну счастливо тебе там.

– Да, вот с финчиком упёрлись лбами, утверждает, что мол в России полки в магазинах пустые, можешь поснимать прямо сейчас окружающее тебя пространство, чтобы моему соседу в рожу его красную сунуть, – я глянул на Томми, и убедился в своей правоте, на его лице действительно проступили красные неряшливые пятна. – В общем, доказательства ему предоставить необходимо, наглядные.

– Без проблем, – весело отреагировал Валера, – ну пару минут мне дай.

…

Мы с Томми сходили попарились в сауне, потом отхлебнули пивка, и наконец запиликал мой телефон, уведомляя о приходе сообщений.

– Ну вот, – я дал соседу свой аппарат, – в реальном времени, фотографии сельского магазина, сорок километров от Питера.

Несколько секунд Томми багровея рассматривал телефон, нехотя двигая корявым пальцем по экрану. Потом резко отбросил гаджет в мою сторону. Его левый глаз налился кровью.

– Ты всё врёшь, – прошипел он. – Это пропаганда, эти картинки не настоящие.

Я глубоко вздохнул.

– Томми ты меня знаешь давно, – попытался урезонить я разбушевавшегося финна, – ты меня спросил, я ответил, предоставил доказательства в реальном времени, для этого позвонил в Россию, другу. Я тебя когда-нибудь обманывал?

Левый глаз Томми выпучился, будто сам по себе захотел вылезти наружу, и сосед резко рванулся в мою сторону. Я успел отбить его правую руку, норовящую вцепиться мне в затылок, но левой рукой сосед молниеносно ухватил меня за горло и притиснул к стенке!

От неожиданности, я чуть не проглотил язык и выронил телефон.

– Отпусти… – прохрипел я.

Я схватил его за стискивающую моё горло руку и стал ее ломать. Я представил себе со всей ясностью будто рассматривал изображение на огромном телевизоре, как мои пальцы сдавливают его кожу, потом мышцы сгибатели и разгибатели, кровеносные сосуды, крошат розовые лучевую и локтевую кости…

Томми истошно заорал, дёрнулся назад, высвобождая посиневшее предплечье из моих пальцев. Он смотрел на меня волком, схватил пострадавшую конечность правой рукой и постанывая приземлился на свою скамейку.

– Ты чуть не сломал мне руку, – просипел он.

Я пожал плечами:

– Ты хотел меня задушить!

– Я этого не помню, – вдруг объявил Томми, – это ты схватил меня за руку и чуть её не сломал. Я заявлю на тебя в полицию!

Я на секунду призадумался, я и сам по-сути не понимаю, что на самом деле здесь произошло. Посмотрел на свою правую руку, посгибал, поразгибал пальцы. Не мог я нанести этому кабану такие повреждения.

– Томми, – примирительно проговорил я, – никакую руку я тебе не ломал, ты сам прищемил её вот этой дверью, – я указал на деревянную дверь в душевую.

В полицию Томми так и не пошёл, но добрыми приятелями мы быть, перестали.

10

– У меня теперь есть бесхозный сруб, Анатолий от него отказался, – рассказывал Колян.

Мы сидели в домике его тётушки в Косицах, иначе говоря в том самом строении, которое я раньше называл домом брата, и слушали мерный перестук дождя.

– Это тот Анатолий, которому ты строил баню? – уточнил я.

– Этот сруб – эта самая баня и есть, – грустно ответил брат, – по договору, я должен её забрать до первого июня.

– Ну, время есть, у тебя ещё два месяца. Чаю будешь?

– А, да, – рассеянно согласился Николай.

Я вскипятил воду, бросил пакетики, разлил по чашкам кипяток.

Мы прихлебывали вкусный чай, заедали сушками и я наблюдал за Коляном. Последнее время он вёл себя дёргано, внутреннее напряжение отражалось в его взгляде и поступках, его глаза иногда нездорово бегали, выдавая движущиеся по замкнутому кругу невеселые мысли. Казалось, он лихорадочно ищет какое-то решение и не находит выхода, будто блуждает в бесконечном лабиринте собственных мыслей и заблуждений.