Цикл Игры #1

Кирилл Потёмкин

Цикл Игры #1

КНИГА ПЕРВАЯ… ЧАСТЬ ПЕРВАЯ… КОСИ́ЦЫ.

6 февраля, 2025 года.

Приятного Вам чтения и прослушивания уважаемые слушатели!

Все описанные ниже события являются субъективной точкой зрения автора и не претендуют на конечную истину.

Все имена в книге изменены и никак не могут быть сопоставлены с реально-существующими людьми.

Что в этой книге является вымыслом, а что иносказанием, решать Вам, уважаемые читатели и слушатели.

1

Новая Голландия в Питере, потрясающее место. Именно здесь мы с братом решили провести время.

Замечательный Питерский солнечный день только начинался, обретал насыщенность, наливался эмоциями и переживаниями миллионов жителей громадного мегаполиса.

Около станции метро, как и всегда, оживлённо словно размытыми фигурами в тумане, сновали люди. Голос человека, рекламирующего в наушниках очередную аудиокнижную тягомотину, перемежался с никогда не затихающим глухим рокотом пса Петербурга. Город как и всегда сварливо ворчал – жаловался на свою нелегкую судьбину какофонией многообразных звуков, сливающихся в единый информационный поток.

Город сам по себе являлся зацикленной инфоматрицей, постоянно транслирующей никогда не прерывающийся событийный ряд. Я чувствовал эту энергию городского мегаполиса, впитывал её помимо собственной воли, пропуская через себя её излишки. Постоянный фон человеческого конгломерата как благостный бальзам успокаивал нервы.

В последнее время происходило именно это удивительное явление, ведь раньше всё было наоборот. Город, будто ногтем большого пальца придавливая клопа, вгонял в стылую депрессию серыми буднями и кажущимся бесконечным пасмурным дождём. Редкие, как мне казалось, солнечные дни словно замыкали беспросветное полотно сущего, живым светящимся контуром, через который к сожалению не проходило ничего способное подвигнуть к свершению, к деланию внутренней радости, к созиданию самого себя.

Теперь, стоило только мне появиться на улице и погрузиться с головой в инфоматрицу ворчливого пса, несмотря на погоду, внутреннее ощущение мироздания медленно начинало преобразовываться в лучшую сторону.

Сквозь светящийся контур города, метеоритным дождём проникали флюиды перемен и возникало устойчивое желание просто жить!

Жить в настоящем!

Созидать сиюминутность и радостность происходящего.

Насыщенная сверх меры архитектурными формами реальность размывалась «настроением» города.

Раньше я не улавливал это «настроение», сейчас всё изменилось. Выходишь из квартиры, закрываешь дверь, и каждый оборот ключа «клик-клик» служит исполнением таинственного ритуала и приобщает тебя к житейской тайне бытия. Тайна так и остаётся вечно-неразгаданной, но приобщение чувствуется физически.

Потом всё просто. На лифте спускаешься в другое место. В некое неквартирное подпространство, заранее подготовленное к твоему появлению, ждущее тебя с нетерпением, настроенное по погоде, но всегда застающее тебя врасплох.

2

Некоторое время назад.

Деревня Коси́цы.

Бес появился неожиданно.

В одежде сидящего напротив меня брата, на его месте, там где он находился мгновение назад, внезапно возникла серая, с задымлением вместо лица, тварь. Глаза и рот – зияющие чёрные дыры. Нос отсутствует. Образ размыто плавает как марево от костра на холоде.

Тварь будто улыбается и с хитрым торжеством смотрит на меня.

Я вздрогнул.

Конечно водоспиртового раствора на тот момент в моей крови было предостаточно, но белочка доселе меня не посещала.

– Ну что, теперь поверишь в нас?! – произнесла тварь измененным мёртвым голосом, вовсе не похожим на напевный голос Николая. – Ты теперь нам принадлежишь с потрохами!

Меня обуял первобытный страх, вся алкогольная хорохорь выветрилась, я не верил собственным глазам и ушам.

– Ты кто такой? – испуганно проблеял я. – Ты, это, Николай?

– Мы тебя теперь не отпустим! – злобно пригрозила тварь. – Мы никого отсюда не отпускаем! Это наше место, это наша территория! Смирись!

Уже не помню как, я выскочил в морозную ночь и побежал.

– От нас не убежишь! – проклекотало сзади.

Впереди себя в непроглядной мгле я рассмотрел огонёк окошка, и батюшка несомненно там, решил я. Он неминуемо там, по другому и быть не может, и только он, служитель церкви, мой духовник, сможет меня защитить.

Я обернулся и увидел семенящего позади брата. Брат весело улыбался.

– Игорёк погоди, ну куда ты побежал? – насмешливо проговорил он своим естественным голосом. – Да постой ты! Остановись! Разбудишь ведь всю деревню!

Неожиданно открывшееся второе дыхание вывело меня на форсажный режим и до монашеского дома я долетел птицей, вплотную приблизившись к мировому рекорду в беге на короткие дистанции по снегу.

Дверь, на мою великую радость, оказалась открытой и я не встретив сопротивления устремился куда-то вправо и потом куда-то вверх по какой-то скрипучей лестнице, бесцеремонно разрывая пьяным топотом ног и рук тишину мирно спящего дома.

– Батюшка, где батюшка, – громко возопивал я, как мотылёк прибавляя скорости движения и устремляясь на красноватый свет какой-то тусклой лампадки.

Наверху, по обеим сторонам находились двери, вполне себе приличные, коричневого оттенка. Меня потянуло влево и я, распахнув первую по движению дверь, вломился в чью-то комнату. Сразу упав на колени, и неистово долбя толоконным лбом деревянный пол, я настойчиво возжелал лицезреть батюшку и немедленно, как можно быстрее, дабы демон в образе Коли не успел наворотить плохих дел и навредить брату. Батюшка приструнит беса крёстным знамением, окропит моего родственника святой водой и демон непременно пропадёт, Николай благополучно вернётся в своё тело, и всё станет так как и было всегда, я почему-то искренне этому верил. Испуганная, высокая, худая женщина, в длинной ночной рубахе, схватив какую-то лохань, крича мне что-то неразборчивое, принялась обильно поливать меня святой водой и…

Потом меня видимо как-то угомонили и выпроводили из кельи, поскольку мировосприятие стало прерывистым и непоследовательным.

Какой-то незнакомый парень с добрыми глазами и большими кулаками хотел меня приголубить, но брат заступился.

– Игорь, это я! Не надо так горячиться, – уговаривал меня Николай, тут же подмигивая и ухмыляясь бесовской левой стороной лица.

Вот по этой демонической ухмылке я и саданул с дури кулаком.

Брат пошатнулся, но на ногах устоял, в ответ бить меня не захотел. И я как-то успокоился и добрый Карлсон, с пропеллером за спиной, уложил меня баюньки.

Так и наступило утро после бурно-проведённой, растворенной в алкогольном дурмане ночи.

Потом, уже в храме, трясущийся и бледный с похмелья, я, склонив повинную голову к полу, краем уха услышал:

– А Ирка то, Ирка, поутру отчудила в трапезной, заголосила на всё помещение бесовским, дурным голосом, мол:

«хорошо-то как ночку провели, повеселились мы на славу этой ноченькой незабываемой…»

Что там дальше говорила одержимая Ирка я не расслышал, старушки видимо заметив меня болезного, спешно ретировались куда-то вглубь храма.

3.

Настоящее время, день похода в Новую Голландию.

– Привет, дядя Игорь! – послышался голос позади. Я обернулся и обрадовался.

Брат Николай приехал с сыновьями, усато-бородатый, приятный человечище, улыбчивый доброхот!

Передо мной как раз стоял Павел, старший его сын. Этакий любознательный, непоседливый живчик-переросток, словоохотливый подросток, погруженный с головой в мир компьютерных игр и технологий, своими руками собирающий умные машины и вообще, я бы сказал – будущий гуру виртуальной вселенной.

Младший сын Николая пребывал рядом, переминаясь с ноги на ногу – звали его Леонид, по домашнему, Лёлик-Болик – «сын в себе», загадочный не в меру упитанный мальчик, знающий о кулинарии лучше меня. Может быть станет успешным мастером пищеварных дел. Под его именем начнут открывать рестораны и обыватели несомненно будут восторгаться его невероятным кухместерством. Ну, наверное. Лучше думать о широком, дабы познать малое.

Мы обнялись с братом. Я широко улыбнулся, каждый раз мне было приятно его встречать, вдумчивого собеседника и вообще хорошего человека.

День намечался прямо-таки чудесатный!

Город жил своей суматошной жизнью, горожане осуществляли стандартное для выходного дня броуновское движение. Туда-сюда, разметывая по сторонам москитные облака брызг, бегали пузатые троллейбусы. Около тротуаров на каждом миллиметре полезной площади громоздились разномастные автомобили, подминая под себя весеннюю слякотность и жирные коричневые, обрамлённые белыми кружевами, лужи.

Я вздохнул полной грудью и спросил:

– Ты помнишь демона?

Мы неспешным шагом направлялись в сторону Военно-морского музея.

– Какого демона? – встрепенулся брат.

– Ну как какого? – пожал я плечами. – Того самого, с дырами вместо рта и глаз, сидящего и ухмыляющегося напротив меня любимого и вдрызг пьяного. Ну в деревне, зимой, не так давно. Знаменательное событие с моим последующим забегом к бедным монашкам.

– Ах ты об этом, – брат дотронулся до чёрной с проседью бороды в стиле Верди, поморщился и как-то пасмурнел.

– Ну помню, а что ты вдруг спросил, почудили немного, – он почесал левую скулу. – Да-а… – брат на секунду задумался и заключил:

– Такое сложно забыть.

– Да бес тот говорил что теперь, они меня как-бы на карандаш взяли, дело значится завели, мол показались мне всуе, дабы убедился я в их извечном существовании, и не отпустят теперь пока дело окончательно не подошьют.

– Да брось, – брат перепрыгнул через лужу. – Как бог управит, так и будет. Вон, забегаловка, – он указал рукой на другую сторону улицы, – давай на огонёк туда заглянем, на ход ноги.

– Давай! – с удовольствием согласился я. – Заодно Лёлика покормим, – а то уж извёлся весь от голода, аж с лица сбледнул.

Николаев сын, Леонид, действительно, чуть-ли не изображая голодные обмороки, любил, я бы даже сказал, очень любил побаловать свой животик. Иногда, я несколько раз замечал данное действо воочию, он ласково поглаживал своё мягенькое брюшко правой рукой по часовой стрелке, словно убаюкивая и уговаривая потерпеть.

Забегаловка оказалась то-ли шавермой с алкогольным прилавком, то-ли алкогольным прилавком с шавермой в качестве дополнительной опции. Но, в общем и целом, судя по благостному виду предвкушающего трапезу Лёлика, зашли мы по адресу.

После размещения за столиком и заказа пищи, я подошёл к алкогольному прилавку и дабы не привлекать излишнего внимания договорился за четыреста рублей на спиртосодержащую бутылку воды. На редкость доброжелательная продавщица, разулыбалась, согласилась помочь и даже сама с помощью заранее приготовленной воронки налила прозрачную жидкость в пластиковую емкость, выделила нам пару стаканчиков и подмигнув, пожелала приятного аппетита и дальнейшего, так сказать, времяпровождения.

День заиграл новыми красками!

4 ДЕМОН АЛКОГОЛЬ

Новая Голландия впечатлила громадьём построек и почти полным отсутствием распивочных заведений. Но мы не переживали, на момент посещения Голландии у нас ещё с собой было. Повторно наполненная услужливой продавщицей шавермо-алкогольного заведения лимонадная бутылка ещё зазывно побулькивала жидкостью в сумке, легкий хмель благостно расслаблял и успокаивал нервы.

Мы никуда не торопились и разговаривали беседы. Потом случился Военно-морской музей с разнообразием разнокалиберного вооружения, незабвенным ботиком Петра и женскими ликами галеонных фигур. И вот наконец – «дело было вечером, делать было нечего», мы устроили привал в столовой № 1 на Невском проспекте, и с удовольствием, поскольку своего рода «лимонад» окончательно был выпит, распивали наркомовские 100 грамм, отшлифовывая весь этот праздник светлым пивом.

Дети Николая, устав ждать окончания не в меру затянувшегося банкета, созвонившись со своей мамой, супругой Коли Михалыча Изидова, Катериной, уехали к дому своим ходом. Брат их безропотно отпустил, пробурчав, что они уже мол сами с усами и переживать здесь пустое.

И вот, неспешно вкушая вареные сосиски с салатом «Оливье», я сквозь высокий запотевший бокал с пивом, наблюдал за бесконечностью людского потока за стеклом.

Наше окно располагалось в удобном углу и выходило как раз на зебру светофорного перехода примыкающей к Невскому проспекту улицы. Брат восседал с левой стороны и старательно дожёвывал свою вкусную, с коричневым неровным мазком ядрёной горчицы, розовую сосиску.

Всё было как-то удивительно правильно, я чувствовал что именно сейчас так и должно всё происходить. И эта столовая, и брат сбоку от меня, словно застывший во времени, с нанизанной на вилку недоеденной сосиской, пиво, рядом с прозрачными стопками, на столе, салат «Оливье» – всё это жизненное и обыденное находилось в том самом ускользающем в прошлое миге – «здесь и сейчас». В том самом «здесь и сейчас», что искромётно всплывает в воспоминаниях и знаменует неким значимым, нестираемым временем, триггером событийный ряд памяти, иными словами – является своего рода надписью на ящичке в картотеке памяти. …

Я наблюдал и люди шли, разные люди, мужчины и женщины, дети. Люди совершенно не выглядели напряженными или опечаленными житейскими проблемами. Это казалось удивительным. Жители воюющей с коллективным западом державы, если их концентрированно экстраполировать на этот бесконечный ход разнообразных судеб, двигающихся по переходу, не были ни несчастными, ни подавленными. Разнообразие одежды, разных расцветок и фасонов, поражало воображение. Люди улыбались и своим поведением подпевали действительности. Они конечно же не идеально-разумные, не логически выдержанные, как помню, однажды выразился мой однокашник, они носят в себе сонмище собственных ошибок и переживаний, не замкнутых контуров реальности, а у кого сейчас замкнутый контур, днём с огнём не сыщешь такого индивидуума, такие люди теперь в основном пенсионеры трудной судьбы, пережившие многое и обладающие достаточным интеллектом дабы уловить замкнутость бытия, или священники – настоящие, духовновыросшие мужи, наблюдатели способные повлиять на духовное мироощущение человека.

Я прекрасно помню чёрно-белые девяностые, кожано-кепочное начало двухтысячных, всё конечно же идёт своим чередом, в каждой стране с небольшим опережением или отставанием, но в целом, вывод напрашивается сам собой.

– Они не такие как раньше, – высказал я своё мнение, обращаясь к брату.

Коля дожевал свою сосиску и утвердительно кивнул, он вообще классный, мой любимый братец. С ним можно разговаривать долго и содержательно, ему можно доверять истории собственного сердца, он их несомненно выслушает, пропустит через себя и внесёт свои поправки. Даже, если сочтёт нужным, поможет правильно расставить знаки препинания. Такое поведение в нынешнее фельетонное время большая редкость. Люди сейчас другие, запертые в своих телефонах, автоматически подбирающих то информационное поле на которое собственноручно запрыгнул их пользователь. Правды как таковой не существует, есть информационно-виртуальная кривда, адаптированная под интеллектуальный порог конечного потребителя. А поскольку эпоха фельетонная, то и порог этот крайне низкий. Дебилы порождают дебилов и процесс этот превалирует – дураки рулят собственным большинством.

Я наблюдаю этот процесс изнутри. В Европе прямо сейчас происходит ярко выраженное биороботизирование населения. Произведённые дьяволочеловечеством полузомби уже появились на улицах, со встроенными навигаторами в головах, зомбиапокалипсис уже наступил – их видно невооружённым взглядом. У них каменные лица манекенов и бесцветные, ничего не выражающие глаза. Они прекрасно ориентируются в пространстве, они знают куда идти, что говорить и что делать и не сомневаются в своём выборе. У них нет времени на сомнения, есть только цель.

Заработать денег, оплатить счета и лечь спать, желательно с нетрадиционным партнёром, поскольку с традиционным гордость не позволяет.

Пенсия им не светит, пенсию за них уже профукали и перезаложили.

5

– Можно к вам присоединиться?

К нам подошёл мужчина, лысоватый, опрятный, невысокий, ничем не привлекательной наружности.

«Не наш, не Питерский» – промелькнула у меня мысль.

Я посмотрел на Николая и пожал плечами. Я не очень люблю такие ситуации, когда незнакомые люди безапелляционно вмешиваются в чужую идиллию, а у нас сейчас, я бы сказал – просто какой-то счастливый миг замедлившейся во времени реальности происходит, запечатлеть его на пленку и будет что вспомнить тихими вечерами у камина. А тут этот чел с бугра нарисовался. И не постеснялся ведь влезть, а может и стесняться ему не нужно, воспринимает собственное поведение как должное. Но Коля видимо не разделял мои мысли, кивнул и молча указал мужичонке на соседний стул.

– Я, журналист, – обозначил свою деятельность мужичок. – В Петербурге по делам, в командировке.

– А мы вот сидим здесь, улицу рассматриваем, – сказал Николай.

Мужичонка начал что-то оживлённо, будто обет молчания прервал, втирать брату о своей, по его мнению, заковыристой жизни, или не о своей, а просто о чьей-то жизни, но главным героем в данном повествовании он естественно поставил себя. Как он долго ехал, где-то там жил, испытывал житейские неурядицы, с женой судился рядился, потом участвовал в каких-то значимых мероприятиях.

Мне быстро стали неинтересны его перетуги перемоги и я, вперившись в стекло окна, отхлебнул значимый глоток пива и задумался. Последнее время мне частенько вспоминался дымчатый бес из Коси́ц, никогда по-жизни до того знаменательного момента я в нечистую силу не верил, конечно можно всё списать на алкоголь, и забыть как недоразумение, мало-ли что случается с человеческой психикой под воздействием спиртового раствора, ну а Ирку бесноватую куда денешь. И выходку её утреннюю в трапезной, после той ночи, как объяснить?. …

Помню стоял я на вечерней службе, батюшка Владимир причащал паству, и я обратил внимание как та самая Ирка, направляясь к батюшке на причастие, вдруг задвигалась как-то странно, будто через силу пошла, словно за ноги её кто-то невидимый цепляться начал, и руками, она то обхватит свои предплечья, то отпустит, словно сама себя затормозить решила, потом, вдруг после очередного движения, как заголосит на весь храм дурным голосом:

– Ненавижу, всех вас ненавижу, и тебя священник ненавижу, я ложь люблю, не мучайте меня!

Затем Ирка остановилась и словно присесть решила на невидимый стул. Благо монахини были на чеку, подхватить успели женщину под руки, что-то наговаривать на ухо ей принялись и медленно так к батюшке всё же направляли и уж подвели почти. И батюшка тоже наготове был и лжицу протянул с агнцем в неё положенным, но тут вновь бес власть над Иркиным телом захватил и отец Владимир какое-то время никак женщине в уста лжицей попасть не мог, бес Иркиной головой словно от пуль шальных уворачивался и голосил истошно в это же время:

– Ненавижу тебя, священник, ненавижу! Не мучай меня! Отпусти!

В итоге, через краткое время, усилия отца Владимира всё же увенчались успехом, ухватила Ирка лжицу губами и проглотила агнца.

В тот же миг обмякла она и повалилась навзничь. Две монахини помогавшие до этого момента ей передвигаться сориентировались быстро, во-время её поймали и опустили на пол.

Я это видел собственными глазами, на какое-то время даже впал в ступор и не знал как рассудить!

Постановка?

Может быть какой-нибудь турист, незнакомый с местными реалиями, так и подумает, но я, зная Ирину некоторое время, и даже иногда осторожно разговаривая с этой странной женщиной, помятуя о её непростом нраве – как говорится «и в морду даст и кашей угостит», подумать о том, что это своего рода розыгрыш попросту не мог.

Бритва Оккама, всплыло в голове – «при равных объяснениях следует предпочесть наиболее простое». И множить тут лишние сущности вовсе не следует.

Вывод только один – всё что я сейчас увидел, является именно тем, что я и увидел. …

Тем временем, Николай заказал ещё сто наркомовских, и ещё сосисок впридачу, мужичка уже не сотрёшь, вещает диктором на телевидении, и дёргает настойчиво меня за плечо.

– А вас, как зовут? – вежливо интересуется не званный гость.

– Меня? – я обернулся и протянул руку. – Будем знакомы, Игорь.

– Очень приятно, Игорь! – мужичок пожал мне руку. – Я, Олег.

Какое-то холодное рукопожатие у него получилось, я будто со слизняком поздоровался.

Мы выпили, потом говорили ни о чём, потом ещё раз выпили.

Я, сделав мину этакого провидца, даже с умным видом что-то вещал Олегу, втирая банальные истины о перипетиях его сложной судьбы. Огороженный стенами столовой номер 1, замкнутый контур, мать ё, («Ё» – большое и в кавычках) мир постепенно начинал приобретать краски конкретного алкогольного токсикоза.

На выходе из столовой, Олег вдруг прислонился ко мне сзади, приобнял за плечи.

Я опешил, остановился, и уже решил было воздействовать на его понимание о приличиях наиболее жестким и кардинальным образом, путем исправления спомощью кулака очертаний его морды-лица, но Олег вдруг зашептал прямо мне в ухо:

– Ты помнишь Коси́цы, он тебя видит, он указывает на тебя…

Я резко обернулся и оттолкнул Олега.

– Ты в своём уме? – я прижал его к стене. – Что ты несёшь, баран?!

Олег ни как не отреагировал на моё оскорбление. Он не сопротивлялся и смотрел куда-то сквозь меня мутным, ничего не выражающим взглядом и молчал.

Откуда-то сбоку подступил брат:

– Игорь, да оставь его в покое, пошли, здесь метро недалеко.

Коля покрутил указательным пальцем у виска, и подхватив меня под локоть, настойчиво потянул к себе.

– Ну, ладно, – пробормотал я, нехотя отпуская прижатого к стене и по-прежнему бессмысленно взирающего на окружающий мир, бедолагу, – наверное ты прав. …

До метро мы не дошли, точнее дошли, но не спустились, поскольку входы оказались заблокированы ремонтом и мы решили пройтись ещё немного, благо до следующего входа на станцию рукой было подать.

Так, слово за слово, мы и вспомнили ещё одного моего небезызвестного братика. Он старший среди нас и самый богатый в придачу.

– Как там, Евгеша поживает? – поинтересовался я у Николая. – Ты, Коляныч, когда последний раз с ним общался?

– Да вот, – братик нахмурился, – написал мне, что доски на Донбасс отправлять это плохое дело, мол помогаю Путинскому злобному режиму вести несправедливую войну с бедной и несчастной Окраиной.

– Да неужели? – я даже развеселился. – Евгеша в своем репертуаре, что только у него в голове творится.

– Так! – брат дёрнул меня за рукав. – Забыл тебе рассказать, мы же с ним поспорили.

– Да, ты что? И какова тема спора?

– Поспорили о том, что если Путина не арестуют к прошлогоднему апрелю месяцу, то он мне ящик коньяку выкатит.

– Ну и как, выкатил? – поинтересовался я.

– Да вот, жду не дождусь! – усмехнулся Колян. – Уже и лето промелькнуло и стрекоза замёрзла, и дюймовочка с кротом покуралесить успела, и на ласточке в дальние дали иммигрировала, а коньяка всё нет! – Коляныч грустно всплеснул руками и опустил голову.

– Да не горюй! – я хлопнул братика по плечу. – Давай я его наберу прямо сейчас!

– А давай! – Колян растянул бороду и оскалился во весь свой постоянный прикус из 8-ми резцов и 4-х клыков.

– Ты мне еще премоляры продемонстрируй, – я потянулся за телефоном.

– Что, продемонстрировать?! – не понял брат.

– Да, всё уже, Колян, проехали, – я ткнул в виртуальную кнопку телефона. – Звоню братику, акробатику! Препарирование реальности началось!

…

Евгеша отреагировал благосклонно, не частый я у него гость, уже и не помню когда и виделись мы с ним в последний раз. У него то матюги, то плоскости в голове. У меня от такого его содержательного внутреннего мира интеллектуальная изжога начиналась. Ещё идолы эти языческие со времен викингов, коим он пытается поклоняться, не по мне это как-то.

Сам Женя в данный момент пребывал на своей яхте. Вот туда-то мы с Николаем и направились.

6

Евгеша находился на своей царской яхте, в полуосвещённом капитанском салоне.

Евгеша возвышался внутри стола и предлагал в качестве угощения роллы. По пути на аудиенцию к нему, мы побеспокоились и прикупили рому, правда начатого, с сорванной пробкой, но зато добытого нами в неурочное время. …

После недолгих, надо заметить, перипетий пути, я наконец воочию, смог лицезреть своего старшего братика. Поседевшего и загорелого, с монгольским прищуром хитрых и цепких глаз. Брат выглядел физически подтянутым и производил впечатление удовлетворённого жизнью, крепко слаженного человека. …