Леонид Заманский: человек без страха

«Сколько можно вот так вот крутиться?

Надо глубже, ребята, копать,

Мы покажем, кто в доме хозяин,

Мы стратегию в корне меняем:

Я заводы хочу покупать!

Хватит к ним на поклоны мотаться,

Ждать, терпеть, психовать и метаться.

Тушим свет. Задуваем свечу.

Все заводики эти, коптилки,

Время к чёрту сметёт, как опилки, –

Это я быть заводом хочу!

Я слышал много раз, что время лечит,

Но в нас какой-то гвоздь как будто вбит,

И по итогам нашей личной встречи

Товарищ Зайцев нами не забыт.

Он номер первый – вот его награда –

В секретном списке. Он теперь у нас

Персона под названием нон-грата,

Сказать по-русски – просто пидарас!

Диагноз это, хобби ли, призванье,

Ему чего? Живёт и будет жить.

…Заманский нас позвал на совещанье

Рабочие вопросы обсудить.

Он пробежался быстренько по смете

Ремонтных в нашем офисе работ

И заявил: «А вот теперь о смерти,

А также и о жизни речь пойдёт».

Своею специфической повесткой

Он даже нас немного удивил.

«Да сколько же ворья в стране советской,

Да лично сам бы всех передавил!

Ну как таких назвать? – кричал он, – суки!

Иначе их никак не назовёшь,

Способных вытворять такие штуки,

Да только тлен в душе от этих рож!

И мы в своей торговой ипостаси –

Словечко вдруг ввернул он, как шуруп, –

Вообще никто в безликой этой массе,

И бизнес наш – почти ходячий труп!

Мы всё по кругу бегаем, как пони,

И всё плывём, плывём, как рыба в сеть.

Заводы – это жизнь, – сказал нам Лёня, –

А вот товарищ Зайцев – это смерть!

            -23-

Я о смерть не желаю мараться,

Да и вам не советую, братцы, –

Вот она, моя красная нить,

Аж мозги от неё цепенеют, –

Мертвецы ничего не умеют,

Только хапнуть и брюхо набить,

И беситься с похмелья и с жиру.

Хоть там ранги у них и ранжиры,

Но по сути – сплошное родство.

Все равны – и последний, и первый –

Там внутри лишь могильные черви.

Гниль одна. Больше нет ничего.

Что сказать вам? Ребята, живите!»

И один наш чувствительный зритель,

Коля Пронин, умнейший пацан,

Методично в кладовке нажрался,

Потому что опять испугался.

Я сказал: «Плохо кончишь, Колян!

От стакана, к примеру, осколок

Отгрызёшь, и знакомый нарколог

Сочинит про тебя некролог,

Мол, такой-то тогда-то родился,

Честно жил, честно пил, и допился.

Догулялся. И в этом итог».

Но хватит уж про эту безнадёгу,

А то я буду выть, как волк во тьме.

Читатель, помнишь нашу недотрогу,

Что может числа складывать в уме?

Вот говорят, что нет огня без дыма,

Но Катька вся сама горит в огне!

Подальше ей от всякого интима

Мы кабинет нашли на стороне.

У Катьки никакой в кармане фиги

И в голове сплошная чепуха,

Но мы её в кирпичный старый флигель

Отправили подальше от греха.

На выселки, к далёкому ангару,

Где Сашка, наш невидимый герой,

С Андрюхою, дружком своим, на пару

Ремонтом сложным занят день-деньской.

Он сразу же какую-то ириску

Ей подарил, мол, жуй и уходи,

Не до тебя. Но вспыхнувшую искру

Он где-то ощутил в своей груди.

От флигеля до Сашки метров сорок,

Всё рядом. И она ему в обед

Картошку начала носить и творог,

А после даже суп и винегрет.

Не то, чтобы уж прима-балерина,

Да так она себя и не вела,

Но всё же эта наша Катерина

Довольно симпатичная была.

У Сашки, и мне это не приснилось,

Глядевшего на Катькин внешний вид,

Сетчатка глаза даже изменилась –

Болела, а теперь вот не болит.

            -24-

Он в нирване какой-то, истоме

Плыл как будто уже, в полудрёме,

А куда, для чего, не поймёшь.

Раньше этого с ним не бывало,

Чтоб любовь с головой накрывала.

Я вздыхал: что сказать, молодёжь!

Всё же Сашка – технарь высшей марки.

Он с приятелем принял по чарке,

Черканул на листке пару схем,

И, собрав кой-какие детали,

Монорельс изготовил из стали,

Сам сначала не зная, зачем.

«Саш, чего это, как бы, такое?» –

Катька тонкой взмахнула рукою.

Он сказал: «Как чего? Агрегат!

Чтоб в окошко твоё на тележке

Пастилу присылать и орешки,

Чай в пакетиках, мёд, мармелад!»

«Сань, скажи, а записочки будут,

Чтоб ложить их везде и повсюду?

Только крупные буквы пиши!

Я пылать буду вся, словно печка,

Только ты там ещё и сердечко

И стрелу нарисуй для души!»

К ним Лёнька заглянул, предполагая

Прикинуть с Сашкой месячный навар:

«Санёк, а что за рельса здесь такая

Соединяет флигель и ангар?»

И Сашка разъяснил без лишней позы:

«Да тут вполне понятные дела:

Гостинцы буду Катьке слать, мимозы,

Чтоб у неё романтика была!»

И Лёня подсказал: «Уж если пламя

Большой любви пошло в тебе гореть,

Возьми и сам с шампанским и цветами

По монорельсу к Катьке и приедь!

Девчата уважают это дело,

Когда рутинный вроде бы процесс

Им душу сверх обычного предела

До облаков возносит, до небес!

Не надо никаких там «сюси-пуси!»

И прочей этой сладкой размазни,

Вперёд, и с песней! Господи Исусе, –

Скажи ему, – спаси и сохрани!

Один изъян у этих революций –

Он в том, что, как бы ни был ты хорош,

Ты можешь так с тележки звездануться,

Что и костей потом не соберёшь!

Держи, Санёк, сцепленье с монорельсом,

Через окно въезжая прямо в рай!

Короче, на хорошее надейся,

Но сам, как говорится, не плошай!

Поскольку так катаются нечасто,

И ты вообще-то нужен нам живой,

Давай застелим мягким пенопластом

Рельеф под этим рельсом, под тобой!»

            -25-

«Ну уж нет, никаких пенопластов, –

Саня крикнул, – прорвёмся, и баста!

А насчёт революций ты прав:

Ветер в харю погоды не портит,

Буду сам стартовать!» «Сила – в спорте!», –

Он добавил, меня увидав.

«Да, Серёг, у меня все резоны

Здесь, у нас, на отшибе промзоны

Сольный выход исполнить на «пять»,

На заброшенном этом гектаре,

А тебя попрошу на гитаре

Скрипачу моему подыграть.

Или двум, как пойдёт, есть ребята!»

«Сань, конечно, всегда, для тебя-то!

Я специально возьму ре-мажор!

Я его изучал три недели,

Даже девки вибрацию в теле

Ощущают под мой перебор!».

Он три дня колдовал над тележкой,

И Андрюха, приятель, с усмешкой,

Говорил: «Молодец, что не вплавь!

Что готовишься к важному шагу,

Ты ещё реактивную тягу,

Хвостовой обтекатель поставь!

Дружочка подколоть так между прочим

Мы очень даже любим, стар и мал.

Санёк на гайке был сосредоточен,

И я его прекрасно понимал.

Мне раньше это было всё знакомо, –

К подруге, что меня устала ждать,

С водонапорной башни в стог соломы

Я прыгал с целью смелость показать.

Не то, чтоб я совсем уж промахнулся,

Нет, это значит факты искажать.

И не сказать, что после я рехнулся,

Но явно хуже стал соображать.

Да, Саня прав, что должен быть проверен

Любой мельчайший пунктик и пустяк.

Мне целый стог соломки был подстелен,

И то чего-то там пошло не так.

Но скоро старт, однако. Тут на шару

На дурака попробуй проскочи!

Мы встали по бокам – и я с гитарой,

И нанятые Сашкой скрипачи.

Душа у Сашки прыгала и пела,

И поллитровка вовремя нашлась,

И вот уже тележка заскрипела

И под уклон, под горку понеслась!

И он в итоге выполнил задачу!

Он в Катькин флигель въехал сквозь окно,

Он там все стёкла ей порасхерачил

И парочку плафонов заодно.

Она как раз за спицами сидела,

Вязала там чего-то для него.

Осколок ей вонзился прямо в тело

В районе лба. Но это ничего.

            -26-

Вот и первая Сашкина фаза:

Сашка лоб ей лекарством намазал

И, застенчиво глядя в окно,

Он на стул поудобней уселся:

«Разрешите Вам руку и сердце,

И интим предложить заодно!»

И она его к стенке прижала,

Так, что стенка сперва задрожала,

А потом уж и весь кабинет,

И Санёк растерялся немного:

Кать, скажи мне скорей, ради Бога,

Это «да» или всё-таки «нет»?

Но в ответ лишь набор междометий,

Ладно б там «сю-сю-сю» в том ответе,

Там скорей как бы так «бу-бу-бу»,

И Санёк не вполне понимает,

То ли это его обнимают,

То ли мстят за осколок во лбу!

А вот ты́ как считаешь, читатель,

Есть у Сашки надежда? И, кстати,

Твой вердикт – солидарен ты с ним?

Ведь вошёл-то он к ней не в калитку,

Да и факт существует навскидку,

Что она отрицает интим!

Когда б я мог Некрасовым родиться

В далекие года, в другие дни,

Я б написал, что рожь или пшеница

Узнали, как поладили они.

(«Знает только ночь глубокая,

Как поладили они,

Расступись, ты, рожь высокая,

Тайну свято сохрани!»

Н.Некрасов, «Коробейники»)

Я так не напишу. Перезагружен

В мечтах своих и мыслях наш народ,

Любовь теперь не тайна, и к тому же

Пшеница на промзоне не растёт.

А что растёт? Да ничего конкретно,

Какая-то невнятная полынь,

Её тут даже толком не заметно,

Сплошной пустырь, читатель, ты прикинь.

Но есть на белом свете грамотеи,

Что могут свет пролить на молодых,

На ихние забавы и затеи,

На то, как там дела пошли у них!

Известный пролетарский теоретик,

Скончавшийся вожак народных масс,

Во флигеле висел там на портрете –

По виду Энгельс, или даже Маркс.

В связи с таким сюжетным поворотом

Он знает, типа, зорко, мол, гляжу,

Насколько далеко у них зашло там, –

Но он не скажет вам. А я скажу.

Зашло туда, откуда нету ходу,

В субботу свадьба – самое оно!

Мы Катькину глубинную природу

И Сашкину узнали заодно.

Мгновенно, без раздумий, с ходу, с лёту

Делить они решили хлеб и кров,

Не просто абы как, а по расчёту,

И весь расчёт их – только на любовь!

            -27-

Мы в субботу засыпали лужи.

И столы у ангара снаружи

В виде клина, точней, буквой «Л»

Укрепили надёжно и прочно.

«Л» – намёк такой ясный и точный

На любовь. Так жених захотел.

Мы окинули взором поляну.

Лёнька хочет попристальней глянуть

На окрестные ямы и рвы,

На убитый промышленный комплекс,

Где растёт, в три погибели сгорбясь,

Что-то серое, вроде травы.

Да, пейзаж, прямо скажем, не очень –

Трансформатор побит, раскурочен.

Корпуса – как пустые гробы.

Тускло, страшно, повеситься впору.

Мужики на бревне у забора

Нас увидев, наморщили лбы:

«Эй, вы кто?» «Мы Серёга и Лёнька».

«Ну и хрен с вами». Молча, тихонько

Чистый спирт они ставят на пень,

Нас не видят, мол, мы-то при деле,

Но не вы. А потом вдруг запели

Вот такую вот жуткую хрень:

«Нет ничего. Всё сгорело дотла.

Жизнь нас загрызла, к чертям сожрала.

Наши дела – это наши дела.

Ваши дела – это ваши дела.

Ночь на дворе, словно конь вороной.

Эй, человек, проходи стороной –

Берегом, лесом, тропинкой лесной.

Или удавим тебя под сосной.

Ветер визжит, как тупая пила.

Пусто. Темно. Ни двора, ни кола.

Ваши дела – это ваши дела.

Наши дела – это наши дела.

Чёрные птицы над лесом летят.

Все нас забыли и знать не хотят.

Скука и страх – как стальные тиски.

Речки изгиб – словно вывих руки.

Стелется, стелется снег над рекой.

Тучи ползут, как стада на убой.

Ветер ломает сухую траву.

Крест над могилою. Кости во рву.

Лодка плывёт. Ни руля, ни весла.

Что в ней, не ведаем – брёвна, тела?

Нам всё равно – это ваши дела.

Наши дела – это наши дела.

Свет или сумерки, стужа, жара,

Вольные, пришлые, прочь со двора!

Ваша игра – это ваша игра.

Наша игра – это наша игра,

Чёрная яма, канава, дыра…»

О чём слова? Про вечную усталость,

Что, как овец послушных, нас пасёт?

У Лёни что-то с чем-то не срасталось,

Уж больно скучно, просто это всё.

Простор звенел прозрачный, поднебесный,

Сухая с неба сыпалась листва.

«Ребята, я послушал вашу песню,

Какие-то в ней странные слова.

Я про дела когда всё это слышу,

Что вы поёте, тошно прямо мне,

Реально, я скажу вам, сносит крышу,

Что всё вот так у нас в родной стране.

Едва ли этот мир во всём прекрасен.

Я никогда его не излечу,

Но, что он мёртв, я в корне не согласен.

Друзья, я по другому спеть хочу:

Ваши дела – это наши дела,

Наши дела – это ваши дела.

Если ты скажешь, что это не так,

Значит, долдон ты и полный …к

Если ты рожу во тьму отвернул,

И на крылечке спокойно уснул,

И не желаешь вокруг ничего

Видеть и знать, лишь себя одного,

Если чужой ты в родной стороне,

Значит, …к ты вдвойне и втройне.

Трудно таких, невозможно лечить,

Смерть их, как семечки, будет лущить.

Если мы все по щелям расползлись,

Смерть улыбнётся: «Ура! зашибись!

Всех вас пощёлкаю, всех разорву,

Вытопчу с корнем, как в поле траву».

Солнечный луч, как стальная игла,

Нас из любого достанет угла.

Эй, кто живой там, цепляйся за луч!

И до небес, до заснеженных круч

Лезь по нему, не сдавайся, держись,

С небом и ветром, с мечтой подружись!

Чтоб нам поврозь не пропасть без следа,

Крикни своим: «Эй, ребята, сюда!»

Солнце взойдёт, и рассеется мгла,

Эй, человек,вылезай из угла!

Ваши дела – это наши дела,

Наши дела – это ваши дела!

Сможем, сумеем взлететь, воспарить,

Если друг с другом начнём говорить,

И никогда не умрём от тоски,

Если не полные мы …ки.

Всем нам, ребята, усвоить пора:

В мире нормальных людей до …

Ваша игра – это наша игра,

Наша игра – это ваша игра.

«Вот так-то, он сказал, – оно вернее, –

Пошли на свадьбу к Сашке!» «Что ж, пойдём!»

«А кто из нас тут порет ахинею,

Оставим все вопросы на потом».

«Вообще ты интересно рассуждаешь, –

Они сказали Лёньке, – молодец!

А то одна сплошная ерунда лишь

В мозгах у нас сидит, что всем конец.

Нам в голову когда-то приходило,

О чём ты пел, но, как оно пришло,

Так и ушло. А всё потом, что было,

Какой-то снежной мутью замело».

«А как вас звать, и что вы у забора

Забыли в этих драных лопухах?»

«Да грохнулась шарашкина контора,

Где нас носили раньше на руках».

Зубило и Кувалда – наши клички.

Здесь цех стоял. Его не возродить.

Вот мы сюда и ходим по привычке,

Поскольку больше некуда ходить».

И Лёнька их немного раззадорил:

«Тут разных дел поистине не счесть!

А есть у вас набор спиральных свёрел?»

И получил ответ: «Конечно, есть!»

«Ну вот тогда идите и сверлите!»

«А где? Чего?» «Спокойствие, друзья!

Санёк покажет. Он для вас и зритель,

И он же самый строгий ваш судья!

Да, он жених, он новую спецовку

Уже надел на праздничный манер,

Но он смекалку вашу и сноровку

Проверит, да ещё и глазомер!»

            -28-

Сашка сразу их, с ходу – за шкирку!

Полировку, пригонку, притирку –

Посмотрел, как у них это всё

Получается – быстро ли, ловко, –

Плоскостная разметка, рихтовка,

И уже им ручищи трясёт!

«Молодцы, вижу сам, получилось!

Ну, а то, что контора накрылась,

И начальники ваши козлы,

То и ладно, плевать, – он сказал им,-

Мы берём вас. Заказов навалом.

И давайте уже за столы!»

Он глядел в их спокойные лица:

«Вот и есть мне к кому обратиться

По вопросу крепёжных винтов,

По износу кондукторных втулок –

Это им вроде лёгких прогулок,

Каждый с ходу ответить готов».

«Фрезеровщики – вот кто ещё мы

Нам давно это дело знакомо!»

Саня рад был, конечно, за них,

Но уже был немного рассержен,

Услыхав про конический стержень:

«Мне на свадьбу пора! Я жених!»

«Я шляпу с неохотой, но снимаю, –

Признался не без ревности Санёк, –

Отлично эти парни понимают

Горизонтально-фрезерный станок».

Мы за столами долго пили-ели,

Роняли даже морды в сельдерей,

А после покататься захотели

На Сашкиной тележке, кто быстрей –

И вся команда наша молодая,

И сторож с палкой, старый аксакал, –

Нам Лёня, из двустволки старт давая,

Секундомером время засекал.

Уже от перегрузок рельс погнулся

И сложности с балансом начались,

И кто-то невезучий звезданулся

В какие-то колючки сверху вниз!

Я подсказать хочу на всякий случай,

Нельзя скрывать такое от ребят,

Что я и был тот самый невезучий,

Но показал отличный результат!

Народ вокруг всё больше расходился,

«Салют хочу!» – Санёк пошёл вразнос,

Вот тут-то мне мой ствол и пригодился,

Который я зачем-то брал в колхоз.

Да, если уж висит ружьё на стенке,

Должно оно когда-нибудь пальнуть!

Но я, согласно ленинской оценке,

Как жить, как быть, особый выбрал путь.

Вопрос другой: чего в итоге вышло,

Куда нас эта тропка привела.

А так он прав по сути: нету смысла

Валить кого попало из ствола.

Наш праздник – в состоянии салюта,

Вот, значит, для чего я ствол купил!

И я пальнул, и это было круто,

Я всю обойму в небо разрядил!

            -29-

И ментура на шум прибежала:

«Кто стрелял?» Да никто! Ты сначала

Штопор в пробке сумей закрепить!

Я ведь тоже парнишка не промах.

Мы нашли с ними общих знакомых

И за них тоже начали пить.

Танцы, скрипки, – концерт вроде бала.

Тридцать пять человек нас гуляло –

Сослуживцев, друзей и коллег, –

Перепуталось всё капитально,

Кто там пьёт за кого. «И нормально!» –

Мне какой-то сказал человек.

Я гляжу – это ж родственник Катькин,

Тот, седой, что-то там вроде дядьки.

«Ну и ну! Ты ведь вроде сидишь!»

Он смеётся: «Ребята, привет вам,

Жизнь хотела меня встречным ветром

Сбить с пути, завалить – вот ей шиш!

Холодок лишь один по загривку.

Я отпущен сюда на побывку,

Чтоб торжественно Катьку женить.

Да, потратился, жизнь стоит денег,

Но зато теперь с вами со всеми

Можно новый проект замутить!»

Да мы его тогда и замутили,

Сейчас неважно, где там что чего

Мы сообща потом наворотили,

А важно, что мы встретили его.

Заманский с ним грядущие поставки

Успел вполне детально обсудить.

В Москву из-за Урала для затравки

Вагоны с лесом стали приходить.

И лозоходец наш, что бани строил,

(Читатель, ты такого не забыл?)

Их общее число не то утроил,

Не то и вовсе удесятерил.

Ах, эта свадьба! – вот они, истоки

Всего, что с нами будет в свой черёд.

Он снится до сих пор мне, тот жестокий,

Прекрасный девяносто первый год!

Вот так без остановки наш Заманский,

Пока мы ели в кляре карасей

И друг на друга брызгали шампанским,

Крутил свою лихую карусель.

Без славословий всяких, песнопений

Скажу вам по-простому, как поэт:

То, что Заманский Лёня – это гений,

Тут даже спорить смысла как-то нет.

В любой науке гениев в избытке

Порой им даже премии дают.

Учёный люд, нахрапистый и прыткий,

Сожрал на этом деле соли пуд.

Один, к примеру, пялится на солнце,

На всяческие звёзды в телескоп,

Другой придумал цезий или стронций,

Которого хлебнул – и сразу в гроб.

Снаряд какой-то чертит третий некто,

Чтоб только поточнее долбануть

В различные секретные объекты, –

Куда ни плюнь – одна сплошная муть.

А Лёня вот Заманский, сколько помню,

Всегда живых людей заместо звёзд

Конкретно открывал. И я наполню

Бокал за Лёньку, хоть он и не прост.

Он потрясал своей мохнатой лапой,

Когда дела не шли: «Урою всех!»

Я не скажу, что было как в гестапо,

Но без услад особых и утех –

Сю-сю-мусю там, вздохи под луною,

Из-под бровей лукавый женский взор –

Всё это проходило стороною,

Мы этого не видели в упор.

Мы сутками пахали, днём и ночью,

Какое, к чёрту, там «сю-сю-мусю»!

В деталях помню, трепетно, точь-в-точь я

Доподлинно картину эту всю.

            -30-

За деньгами, хитёр и неистов,

Участковый, пожарник ли, пристав,

Как бы ни было хлопотно им,

К нам спешили совать своё рыло.

Каждый раз их явление было,

Как нашествие галлов на Рим.

Звон в башке у нас вместо медалей:

Нам гранаты в окошко кидали,

Ночью, правда. Охрана спала.

Ей за это, конечно, влетело, –

Разобраться на месте, в чём дело,

В силу пьянства она не могла.

Мы в тот год из-за вечных баталий

Колизеем свой офис прозвали –

Нам играть приходилось с огнём.

Мы сражались на этой арене.

Мы от страха не гнули колени.

И сейчас, в наши дни, их не гнём.

Вряд ли скажешь, что мы супермены,

Но с разбега бетонные стены

Чётко, слаженно сносим башкой.

Мы живём – не горим и не тонем.

И вообще – если б не было Лёни,

То Россия была бы другой.

…Писателей известных вереница

Проела нам всю плешь. Я мог бы им

С героями помочь определиться,

Но обо мне потом поговорим

Герои умных книг – сплошная лажа.

Нет, есть один нормальный – Колобок!

Я всех литературных персонажей

Ещё со школы знаю назубок.

Скажи, читатель, кем работал Чацкий?

Онегин – вот чего он делать мог?

Какие-то одни сплошные цацки:

Вино, балы, на тыкве котелок…

И Гамлет, да и те, кто с ним сражались,

Горячие такие господа,

Не очень-то на службе появлялись,

Сказать точнее, просто никогда.

А будь он бригадиром на разливке,

Где цепи, мульды, огненный металл,

То груз своих сомнений на загривке

Не так бы, может, остро ощущал.

Да, быть или не быть – вопрос серьёзный,

Тут не решишь так просто с кондачка!

А ты вот лучше дай, пока не поздно,

Под зад себе хорошего пинка

И в цех иди, там мастер наваляет –

Полезно, если нервы не в дугу.

Работа положительно влияет

На кровообращение в мозгу.

Что значит «Быть»? – на ум одно приходит:

Не только регулярно есть и пить,

А, например, работать на заводе,

А не работать – значит и не быть.

            -31-

Вот Заманский – отличный работник,

У него каждый праздник – субботник,

И выходит, что он поглавней

Всех Базаровых,Чацких и прочих, –

Он пахал и пахал дни и ночи,

За него, мой читатель, и пей!

Все они неплохие ребята,

Мне Печорин вообще вроде брата,

Так что я против них ничего

Да и против других не имею,

Но держу, как героя, в уме я

Только Лёньку, его одного.

Он был лучшим из всех, если кратко,

Он себя отдавал без остатка

Нам – своим регулярным войскам.

Если с кем-то беда приключалась,

Вся команда на выручку мчалась –

Ой, какой же там был трам-тарарам!

Ой, судьба, ой, ты, сволочь слепая!

Из застенков ребят выкупая,

Я поил кого надо до дна.

Что ж, я помню их, наши истоки,

Потому и пишу эти строки

Про великие те времена.

Я знаю, будут спрашивать порою:

«Твой ближний круг с пристрастием воспет,

А что же, отрицательных героев

В твоей поэме вовсе, что ли, нет?»

Ну почему? Да те же понятые,

Избравшие особый в жизни путь, –

Что пялили глаза свои пустые