Сказание о Павшей

– Так происходит по причине её существа, – начинаю я. – Как я уже говорила, богиня Кристиана символизирует создание всего сущего. Люди были созданы по её подобию. В самом начале она, вместе с сестрой, создала человечество как мирную и дружелюбную расу, которая привлекала её взор. Но, будучи изгнанной, она столкнулась с истиной. Люди, так же как и она, не были идеальны – они могут проявлять злобу и эгоизм. Это кольцевой сюжет: качества, заложенные в людях, отражают саму богиню.

Молодой человек кивает, но теперь уже с явным интересом, а не ехидством, как раньше. Девушка с короткой стрижкой и серьёзным взглядом, сидящая чуть ближе к середине зала, задаёт вопрос с тихой, но ясной интонацией, не проявляя ни грубости, ни сомнений.

– Значит, – начинает она, слегка прищурившись, – она в самом начале была не идеальна, просто не понимала, что в ней могут быть изъяны?

Зал замирает в ожидании, атмосфера становится всё более сосредоточенной. Несколько студентов с передних рядов начинают что-то тихо обсуждать между собой, заинтересовавшись неожиданным поворотом обсуждения.

– Верно, – киваю я, – но не забывайте, что это всё-таки сказание. Мы не можем достоверно утверждать, как было на самом деле. Это мифологический текст, и его интерпретация открыта для размышлений и обсуждений.

Я ненадолго замолкаю и откашливаюсь, прежде чем продолжить лекцию, давая возможность студентам переварить услышанное.

– Продолжая своё скитание по небытию собственных мыслей, богиня ощущала глубокую внутреннюю тоску. Её прежние деяния и ошибки тяжело давили на неё. Прошлое, полное заблуждений и предательств, не отпускало, и каждое её действие казалось ей потенциальным источником новой боли. Она хотела найти место, где бы её приняли, а не отвергли, где она могла бы укрыться от боли и осуждения.

Так в её сердце зародилась идея: создать собственное царство, где её не осудят и не отвергнут, а люди, созданные по её образу и подобию, не смогут пойти против неё. Ведь люди, в отличие от богов, будут зависимы от своей создательницы. Так появился первый из её подчинённых – Нармер, будущий основатель Египта.

Нармер, первый правитель нулевой династии, сыграл ключевую роль в объединении Египта. В видении он увидел богиню, которая предложила ему божественную поддержку в обмен на верность. С её помощью он стал фараоном, чей авторитет освящался её волей. Народ верил, что его сила исходит от богини, делая власть неоспоримой. Нармер объединил Египет, создав великое государство. Его имя стало легендой, а история его встречи с Кристианой овеяна мифами.

Так Кристиана установила строгие правила: фараоны должны подчиняться её воле и хранить договор в тайне. За это она обещала оберегать Та-Кемет и даровать ему процветание. Так появился первый завет, известный как «Сказание о Павшей», который передавался из поколения в поколение. С него началась история великой древней цивилизации.

Она стала первым богом Египта. Люди, видя её могущество, строили для неё храмы, преклонялись перед ней, возводили памятники. Первое время поклонение радовало её, но вскоре стало обременять. Она осознала, что это не приносит ей удовлетворения: люди видели в ней совершенство, которого она не могла достичь. Если человечество, созданное по её образу, несовершенно, значит, и она далека от идеала. Это открытие тяготило её, заставляя всё больше отдаляться от своего народа. Ей больше не хотелось быть недосягаемым идеалом, лишённым права на слабости и ошибки. Постепенно Кристиана поняла, что ищет не слепого поклонения, а понимания и свободы.

Так она скрылась от взора обычного люда.

Шло время, и великая богиня созидания всё больше отдалялась от своего народа. Египтяне начали забывать её истинное имя и лицо, путаясь в древних преданиях и не находя ответов на вопросы. Храмы, когда-то воздвигнутые в её честь, всё ещё возвышались над Древним царством, и народ по-прежнему приходил, чтобы почтить богиню, однако её уже называли Маат. Теперь её образ, в своём абстрактном значении, символизировал хаос и порядок, включающие в себя справедливость и правосудие.

Люди изменили её, подстроив образ под собственные представления о совершенстве. Узнав о том, кем она стала, Кристиана в гневе произнесла:

– Я создала людей похожими друг на друга по подобию себя, но я не велела им творить Маат. Это их сердца разрушают созданное мною.

Так богиня всего сущего, предстала перед народом в новой форме, олицетворяя тот самый образ, которым люди наделили её: человекоподобное существо с ликом женщины, одетая в голубое или белое платье с величественными крыльями за спиной. Её длинные белые волосы всегда были перевязаны лентой, из которых торчало священное страусиное перо, символизирующее правду. Кристиана больше не была создательницей, в глазах людей она превратилась в далёкую и непостижимую силу.

Этот процесс оказался неизбежным. Кристиана слишком долго оставалась вдали от своего народа. Время стёрло память о её истинной роли, и египтяне заполнили этот пробел собственными догадками. Так она стала Маат, символом порядка и закона, а её прежний образ окончательно канул в забвение.

– Почему богиня Кристиана так изменилась? – раздаётся голос из аудитории. – Её вообще кто-нибудь видел? А как же фараоны, жрецы, слуги?

Я одобрительно киваю, встречаясь взглядом с молодым человеком:

– Очень хороший вопрос. Изменения образа Кристианы, ставшей Маат, происходили постепенно. Люди веками задавались вопросом: почему её храмы всё ещё стоят, если самой богини никто не видел? Чтобы объяснить её отсутствие, они начали видоизменять её образ.

Делаю небольшую паузу, чтобы аудитория успела осмыслить услышанное.

– Что касается фараонов, здесь проще. В начале истории они заключают с ней договор. Текст гласит: «Она создала нерушимый контракт: в обмен на её защиту и помощь в создании единого царства фараоны обязуются беспрекословно подчиняться её воле и хранить договор в тайне». Таким образом, правители знали её истинную сущность, но по условиям договора не могли раскрывать её народу, чтобы сохранить её могущество.

– А как она жила всё это время? – спрашивает другой студент. – Неужели была одинока?

Я поправляю очки, позволяя себе мягкую улыбку:

– Это важный вопрос, и мы к нему вернёмся. Сейчас продолжим.

Кристиана жила в одиночестве, наблюдая, как сменяются фараоны и приходят новые верования. Египтяне начали поклоняться другим богам, создавая новые культы. Они забыли ту, что некогда сошла к ним с высот божественной Цитадели, свою создательницу. Теперь их главным божеством стал Нун, воплощение водной стихии, существовавшей с начала времён. Нун стал центром религиозного мира, «Отцом богов», создателем всего сущего. Маат, в их глазах, стала одной из его дочерей, продолжившей дело созидания.

С приходом новых божеств пантеон изменился. Каждый культ отражал эпоху, принося новую символику. Одним из таких культов стал культ нимфы Нила – богини рек и плодородия. Она приходила в засуху и голод, принося спасительную воду. Её образ завораживал: женское тело, сотканное из воды, и короткий чёрный парик подчёркивали её божественную сущность.

Египтяне восхищались её силой, строили в её честь храмы, воздвигали памятники. Она стала символом плодородия и возрождения, к ней обращались в молитвах о защите и изобилии. Нила воплощала силу природы, дарующую жизнь.

Со временем Маат и Нила стали восприниматься как сёстры, покровительствующие фараонам. Они символизировали продолжение воли Нуна: одна – порядок, другая – плодородие. Их союз лёг в основу нового культа, известного как «Две божественные сестры».

Глава третья

Богиня всего сущегоНачало.

Шестой год правления фараона Яхмоса. Ему было всего десять лет, когда он взошёл на престол. Первые четыре года страной правила его мать и регент, царица Яххотеп, но в четырнадцать фараон взял управление в свои руки.

Полуденное солнце стоит в зените. Его жаркие лучи озаряют шумный Мемфис, живущий своей привычной суетой. На улицах слышны гулкие шаги, звонкие крики, смех детей, азартно играющих в шарады. Мясники громко зазывают покупателей к прилавкам, а торговцы предлагают фрукты, специи и ткани, источая пёстрый аромат рынка. Всё это сливается в единую симфонию жизни города, кипящего в полуденном зное.

Тем временем, в покоях дворца, тонкая фигура потягивается в ложе, погружённой в полумрак. Её длинные, вьющиеся локоны нежно струятся по плечам, отражая золотистый свет, пробивающийся сквозь резные окна. Богиня Маат пробуждается ото сна. Мягкая струя свежего воздуха, несущая слабый аромат акаций и нагретого камня, касается её лица. Она медленно садится на постели, её светлая кожа кажется фарфоровой в утреннем свете.

Легко потянувшись она начинает составлять план на предстоящие дни. По её воспоминаниям необходимо решить пару срочных дел с фараоном, встретиться со жрецами из-за коронации и уведомить близлежащие номы для подготовки к шему. Однако мысли богини возвращаются к минувшим столетиям. Прошедшей ночью она вновь вспоминала, как больно переживала грядущие перемены. Война с гиксосами стала одним из ударов, навсегда изменивших её восприятие смертного мира.

Мысли богини возвращаются к минувшим столетиям. Минувшей ночью она вновь вспоминала, как больно переживала грядущие перемены. Война с гиксосами стала первым из ударов, навсегда изменивших её восприятие смертного мира.

Гиксосы, завоеватели из Ханаана, вторглись в Та-Кемет, захватив Нижний Египет и разорив священные земли. Секененра Таа II, фиванский фараон, отказался подчиниться гиксосскому царю Апопи, поэтому был убит в бою. Его место занял его старший сын Камос, смелый воитель, начавший борьбу за освобождение Египта. Вандализм гиксосов, разрушение храмов, убийства священных животных возмутили египтян. Камос собрал совет вельмож и предложил план изгнания врага. Его армия, усиленная нубийскими союзниками, двинулась вниз по Нилу достигнув Авариса, атакуя врага внезапно. Успех сопровождал их, но Камос повторил судьбу своего отца, пал на поле боя, не завершив миссию.

Победителем стал юный Яхмос I. В четырнадцать лет он возглавил египетскую армию взяв бразды правления на себя. Гиксосы, не желавшие проиграть, вновь объединили свои силы. Яхмос во главе египетской армии вторгся в Ханаан и нанёс решающий удар гиксосам, тем самым разгромив чужеземцев. С поддержкой критского флота и войск своей матери, Яххотеп, являвшейся «повелительницей берегов Хаунебт» он окончательно изгнал завоевателей, вернув мир в Египет. Теперь, спустя два года после победы, Кемет вновь обрёл стабильность, процветание и силу.

Маат вспоминает, как во времена войны каждый правитель и герой были для неё лишь мимолётными вспышками в бесконечности её существования. Её одиночество неизменно. Несмотря на окружение смертных, никто не мог понять её истинную сущность. Она видела, как поколения сменяют друг друга, как приходят и уходят фараоны, а люди остаются такими же мимолётными и хрупкими. Бессмертие обременяло её, делая каждое новое утро похожим на предыдущее.

Сложно найти себе друга среди множества смертных. Так же страх вновь кого-то потерять существует в душе богини, словно змея, вцепившееся в сердце.

Проживая цикл за циклом девушка начала теряться во времени, всё было одинаковым и приевшимся. Когда не преследует смерть есть возможность прожить хоть сотню человеческих жизней, делать всё что заблагорассудиться: увидеть мир, познакомиться со множеством интересных личностей, попробовать новые блюда, почувствовать всё то, что человек не может испытать за одну свою жизнь. Но спустя сотни, тысячи и миллионы лет всё становится в тягость. Ведь если ты бессмертен приходит осознание: жизнь – бессмысленна.

Маат подходит к окну. С высокого балкона дворца открывается вид на величественный Мемфис, город, возведённый её руками. У подножия дворца возвышается храм богини Маат. Утренняя церемония уже началась: жрецы читают мантры, а дым ладана струится вверх, смешиваясь с солнечным светом. Но для богини этот ритуал стал чем-то обыденным, почти бессмысленным. Её сердце опустошено, глаза смотрят на город без прежнего вдохновения.

«Этот мир, который я создала, живёт своей жизнью. Но что я значу для него?» – думает она, наблюдая за людьми, спешащими по своим делам. Величие Мемфиса, рождённое её замыслом, кажется далёким от её нынешнего состояния.

Одинокая слеза скатывается по щеке, сверкая в лучах солнца, но она тут же смахивает её, не позволяя себе слабость. Маат знает: даже богам приходится скрывать свою боль.

– Я так устала… – тихо признаётся она. Для божества, чья жизнь должна быть безупречной, это признание звучит почти унизительно. Но тоска и раздражение поглощают её. Она закрывает лицо руками, стараясь подавить нарастающее чувство опустошения.

Тишину комнаты нарушает осторожный стук. Кристиана мгновенно выпрямляется, натягивая на себя привычную ледяную маску. Быстрый взгляд в зеркало убеждает её, что эмоции надёжно скрыты. Ни один мускул не выдаёт усталости.

– Войдите.

Дверь открывается, и входит Ливия, её личная служанка. Поклонившись, она говорит с почтением:

– Доброе утро, госпожа. Вы готовы к аудиенции с фараоном?

Кристиана сжимает губы, её взгляд становится настороженным. Голос Ливии звучит привычно, но в интонации сквозит что-то необычное.

– Аудиенции? – переспрашивает богиня. – У фараона были другие планы на это утро.

– Он изменил их, госпожа, – спокойно отвечает Ливия. – Приказал сообщить, что ждёт вас, как только вы будете готовы.

Кристиана чуть нахмуривается. Такое решение фараона неожиданно для неё.

– Понятно, – отвечает она сдержанно. – Тогда я надену белый калазирис и украшения из лазурита.

Ливия кивает, но задерживается, словно колеблется, стоит ли продолжать. Наконец её голос смягчается:

– Госпожа… Вы сказали, что устали,  – она на мгновение встречается с пристальным взглядом. – Позвольте спросить. Но ведь боги не устают, верно?

Кристиана слегка приподнимает бровь, её взгляд холодеет. Этот вопрос звучит, словно нечто большее, чем простое любопытство.

– Мы не должны, – говорит она медленно. – Но это не значит, что не можем. Усталость – это не только телесное чувство, Ливия. Иногда даже дух нуждается в покое.

Ливия слушает внимательно, но в её взгляде мелькает лёгкое недоумение.

– Но разве вы не бессмертны? Как можно чувствовать то, что свойственно людям?

– Бессмертие не делает нас неуязвимыми, – произносит богиня. – Наши задачи требуют сил, и иногда даже божеству нужен отдых. Мы чувствуем вес всего, что происходит вокруг, пусть не так, как люди. Но этот груз может быть не менее тяжёлым.

Лицо Ливии смягчается, в её глазах появляется искренняя забота.

– Простите меня, госпожа. Я просто хотела помочь. Может быть, предложить травы для восстановления сил?

Кристиана позволяет себе мягкую улыбку.

– Я ценю твою заботу, Ливия, – тихо говорит она. – Но я справлюсь.

Ливия почтительно кивает и покидает комнату, оставляя богиню наедине с мыслями о предстоящей встрече с фараоном.

Кристиана редко выходит за пределы дворца, где тени сада надёжно скрывают её от посторонних взглядов. Её внешность неизменно привлекает внимание: фарфоровая кожа, утончённые черты, белоснежные волосы и ярко-голубые глаза делают её чужой среди местных жителей. Она выглядит как видение – нечто эфемерное и далёкое. В то время как египтяне, являются людьми трудящимися. Брюнеты с загорелой кожей и тёмными глазами, работающие под горячим диском бога Ра.

Именно по этой причине она редко покидала дворец. Притягивая к себе ненужные взгляды, Кристиана предпочитала спокойствие тенистого сада, который давно стал её тихим убежищем. Это время она любила проводить в компании Ливии, своей верной служанки и, как Кристиана не желала признаваться самой себе, единственной близкой души. Ливия являлась не обычной слугой, она стала неотъемлемой частью жизни богини. Хотя Кристиана часто сохраняла холодную маску, её сердце тянулось к Ливии, чувствуя незримую, но крепкую связь.

Когда Ливия возвращается, приготовления проходят в тишине. Белый калазирис мягко облегает фигуру Кристианы, струясь до самого пола, словно касаясь кожи лёгким дуновением. На шею ложится серебряный воротник с изображением луны и расправленных крыльев – символ её божественной сущности. Ливия аккуратно закрепляет широкий пояс и надевает на запястья массивные браслеты, которые переливаются в утреннем свете. Каждое украшение, сделано из серебра из-за прихоти столь почитаемой богини.

Между прядей её белоснежных волос служанка вставляет страусиное перо, символ гармонии и силы Маат.

Богиня смотрит на своё отражение в зеркале. Лёгкая тень усталости прячется за идеально безмятежным лицом. Она глубоко вздыхает, готовая встретить новый день.

Кристиана берёт любимое кольцо с нефритом и надевает его на безымянный палец. Для неё это больше, чем украшение: кольцо несёт память о важных моментах жизни, о ком-то особенном, кто остался в её сердце. Она проводит пальцем по холодной поверхности, вглядываясь в изумрудный блеск, словно видя в нём тени давно ушедшего прошлого. В её душе отзывается тихий, почти болезненный укол – в момент, когда пальцы соприкасаются вокруг кольца.

Глаза её замирают на переливе изумруда, глубоком и таинственном, словно хранившем в себе ответ на вопрос, который она давно не осмеливается задать. Её мысли унеслись в прошлое, к лицу, которое однажды было дорогим, но теперь осталось только в отголосках памяти.

«Как давно это было…» – думает она. Но прежде чем воспоминания захлёстывают её, Кристиана заставляет себя вернуться в настоящее, отводя взгляд от кольца и стараясь забыть образы из прошлого.

«Теперь не время для этого», – строго говорит себе она, отгоняя мысли, несущие боль. Огонёк в её глазах на мгновение погас, уступив место привычной хладнокровности. Кристиана выпрямляется, возвращаясь в реальность. На лице снова появляется обычное спокойное выражение, а в мыслях остаётся лишь предстоящая аудиенция с фараоном.

«Вероятно, встреча не затянется», – думает она. – «Зайду за книгой и пойду в сад с Ливией. Мы давно не были там вместе».

На мгновение Кристиана останавливается, чувствуя укол вины за то, что с утра говорила с Ливией так сухо. Она не просто служанка: их объединяют долгие часы бесед и молчания. Почему Кристиана иногда отталкивает её? Возможно, потому что даже боги не могут позволить себе слишком сближаться с людьми. Но с Ливией всё иначе… В её присутствии Кристиана ощущает покой, редкое для себя чувство.

«Ливия поймёт», – оправдывает себя Кристиана, – «Я лишь пытаюсь не привязываться слишком сильно. Но как это возможно, когда она всегда рядом?»

Стараясь отвлечься мысли возвращаются к фараону Яхмосу, который вдруг изменил свои планы. Нелогично – особенно перед коронацией Нефертари. Если Яхмос тревожит её, значит, что-то серьёзное.

– Госпожа, приготовления окончены, – голос Ливии звучит тихо и почтительно. Склонившись в глубоком поклоне, она открывает двери и отступает в сторону, чтобы пропустить Кристиану.

– Превосходно, – коротко отвечает богиня. На миг её взгляд задерживается на Ливии, и они обмениваются почти незаметным, но понимающим взглядом.

Кристиана выходит из комнаты, её босые шаги глухо отдаются по мраморным плитам коридора. В тишине дворца слышен лишь лёгкий шорох одежды и слабое эхо её шагов. Она идёт грациозно, словно тень, органично вписываясь в это пространство, ощущая себя частью дворца, его безмолвной хозяйкой.

За ней, стараясь не отставать, неслышно ступает Ливия. С ранних лет она учится этому искусству, наблюдая за Кристианой, – не заговорить первой, улавливать каждое её желание без слов. Ливия выросла здесь, во дворце. Для неё богиня всегда была наставницей, её единственной опорой. С четырёх лет Ливия была «хвостиком» богини, обучаясь тонкостям этикета и самоконтроля. Она не просто служанка, она – подруга и преданная спутница Кристианы.

В редкие минуты наедине Кристиана позволяет себе быть просто собой, наслаждаясь прогулками по саду, разговором о цветах, что они вместе выращивали, или другой, казалось бы, незначительной темой. Ливия – единственная, кто не напоминает ей о божественном статусе, и эта простота в отношениях бесценна для богини.

И всё же, в публичных ситуациях, как сейчас, Кристиана сохраняет дистанцию. Их связь слишком глубока, чтобы выставлять её напоказ, и Ливия понимает это. Она не нарушает тишину, чувствуя каждую перемену настроения Кристианы, каждую тень на её лице. Молчание между ними многозначительно и не требует слов.

Пройдя несколько длинных коридоров, Кристиана невольно ощущает лёгкий ветерок, едва касающийся её волос. Она замирает на мгновение, её пальцы тянутся к кольцу, но тут же останавливаются. Сейчас не время для прошлого.

Зал аудиенций или же тронный зал находится в самом центре дворца, где сходились важнейшие пути фараонской резиденции. Восточное крыло с садами и длинными аллеями, принадлежит Кристиане, даруя ей тишину и уединение. В западном крыле будет жить Нефертари, а покои фараона, вместе с большим садом, расположены в северной части, ближе к центру власти.

Кристиана и Ливия проходят через каменный коридор, крытый резными колоннами, символизирующими порядок и гармонию – принципы, связанные с Маат. Воздух пропитан ароматом ладана и  мирры от курильниц, стоящих вдоль стен.

Приближаясь к дверям тронного зала богиня ощущает тревогу. В её сердце вспыхивают противоречивые чувства, подгоняемые столь резким желанием Яхмоса встретиться с ней. Игнорируя этот необъятный наплыв чувств, девушка трогает холодное кольцо большим пальцем, желая успокоиться.

При виде Кристианы стражники низко кланяются, признавая её присутствие. Слаженно и без слов они распахивают массивные двери тронного зала.

– Кристиана, воплощение богини Маат, прибыла! – торжественно объявляет один из стражей, его голос гулко разносится по залу.

На мгновение Кристиана замирает на пороге, оглядывая зал. Полутени от массивных колонн, яркий свет, льющийся из высоких окон, всё здесь проникнуто величием. В этот момент в её сердце замирает что-то беспокойное. Её взгляд скользит к Ливии, стоящей у двери, – в нём короткое понимание. Ливия знает, что госпожа предпочла бы спокойный сад этой торжественности. Лёгкий кивок – и Ливия, поймав сигнал, отступает к двери, оставаясь в тени у входа. Её присутствие почти незаметно для окружающих, но для Кристианы оно остаётся значимой опорой, скрытой от посторонних глаз.

Собравшись с мыслями, Кристиана шагает вперёд, входя в зал. Её босые ноги медленно ступают по прохладному каменному полу, пространство заливают золотистые лучи, струящиеся сквозь высокие окна. Но этот свет кажется ей тусклым, безжизненным. То, что для других может выглядеть величественным и торжественным, вызывает у неё лишь отвращение. Каждый её шаг оживляет в памяти сцены, которые она хотела бы забыть.

Кристиана оглядывает огромный зал, и воспоминания о его прошлом оживают. Она вспоминает, как десять лет назад здесь царил хаос и кровь, когда Камос, прежний фараон, поддавался безумию и жестокости. Здесь каждый второй слуга подвергался пыткам или умирал по капризу правителя. Трупы покрывали этот мраморный пол, по которому она сейчас идёт. Их безмолвные тела покрывали холодную поверхность, почти представляя собой пирамиду «Ахет-Хуфу». В те времена зал был пропитан запахом металла и смерти, и казалось, кровь навсегда въелась в стены.

Два пруда по бокам от трона, ныне спокойные и безмятежные, когда-то были наполнены телами невинных людей. Камос, опьянённый властью и вином, устраивал кровавые пиры прямо во дворце. Для Кристианы, воплощения Маат, богини справедливости и порядка, это было невыносимо. Ей приходилось снова и снова возвращаться сюда, пытаясь утихомирить фараона, словно истеричного ребёнка. Эти сцены напоминали ей, как легко человеческая жестокость разрушает порядок. Когда рассудок Камоса окончательно померк, весь Та-Кемет погрузился в хаос.

Хотя он и был выдающимся военачальником, бывший фараон оказался ужасным предводителем. Его поступками всецело управляло одно лишь жгучее желание мести. Не сумев справиться с горем утраты отца, он подчинился тьме Апопа, что окончательно сломило его разум. В конце концов, он пал на поле боя, став жертвой собственной глупости и самонадеянности.

Кристиана ненавидит ничем не оправданные убийства. Она всегда стремится решать проблемы словами, прежде чем прибегать к жестокости. Маат – не просто богиня правосудия, она – его воплощение, и действия Камоса были для неё воплощением зла. Этот зал остаётся для неё клеткой, где невинные жизни однажды угасли.

Теперь зал, некогда олицетворявший власть и силу, остаётся для Кристианы местом ужаса. Даже сейчас, когда запах смерти давно исчез, здесь по-прежнему веет болью и потерями. Каждый угол, каждая колонна хранит тени прошлого.

Она останавливается на мгновение, её взгляд падает на Нефертари, будущую супругу фараона, стоящую поодаль. Девушка в чёрных тканях и золотистом платке на лице выглядит спокойной и загадочной, её янтарные глаза сверкают, как драгоценные камни. Ещё не коронованная, она носит покрытие как знак статуса невесты фараона. Кристиана кивает ей в знак приветствия, позволяя себе лёгкую улыбку, хотя её мысли далеки от этого мгновения.