Темнота

Нет.

– Думаю, да.

Её выражение лица почти не меняется последние пару недель: внешне спокойное, но под этой маской прячется тревога, сдержанная боль, которую она так старательно скрывает.

Эвелин открывает дверь и выходит. Каблуки её туфель чётко цокают по асфальту. Я с трудом выравниваю дыхание и выхожу следом. Люди на парковке оборачиваются. Они сбились в небольшие группы, и, судя по взглядам, меня узнают. Эти взгляды ощущаются как прикосновения к коже. Я стараюсь их не замечать, упрямо глядя только вперёд, на здание школы.

Мы входим внутрь. Свет, пробивающийся сквозь стеклянный потолок атриума, окрашивает всё вокруг в тусклые, синевато-серые оттенки. Будто и люди, и стены, и даже воздух внутри выцветшие, как старая фотография.

Шёпот начинается сразу, как только за нами захлопываются двери. Сначала в одном углу, едва слышный, но быстро разрастается, как пожар, перекидываясь от группы к группе. Эвелин мягко кладёт ладонь на мою руку, направляя меня в сторону приёмной, но тут же замирает, почувствовав, как я напряглась.

Я стараюсь не слушать, стараюсь отсечь фон, как мешающий шум. Но один обрывок всё-таки прорывается сквозь щель приоткрытой двери:

– Говорят, у неё амнезия. Ты думаешь, она притворяется? Это так на неё похоже…

К тому моменту, как мы подходим к стойке, челюсть у меня ноет от того, как сильно я сжимала зубы. За стойкой сидит полноватая женщина с огненно-рыжими волосами, собранными в тугой пучок. На табличке написано: Миссис Галлахер.

– Далия! – говорит она приветливо, одаривая меня натянутой улыбкой. Она у неё сочувственная, растерянная, такая же, как у всех взрослых, которых я вижу в последнее время. – Очень рада тебя видеть.

Эвелин едва заметно подталкивает меня локтем.

– Спасибо, – отвечаю я.

– Мы сделаем всё возможное, чтобы помочь тебе адаптироваться, – обещает она. – Нам важно, чтобы ты чувствовала себя здесь в безопасности и комфорте. Если тебе что-то понадобится в любой момент, просто скажи. Мы рядом.

Её показная забота почему-то вызывает во мне странное раздражение. Интересно, долго ли ещё взрослые будут вести себя так, будто я сделана из стекла? Вся эта «поддержка» вроде бы должна вернуть чувство нормальности. Но с каких это пор нормальность, когда на тебя смотрят так, будто ты можешь рассыпаться в любую секунду?

Пока миссис Галлахер копается в бумагах, вытаскивая моё расписание, я машинально смотрю в окно, выходящее в коридор. За стеклом снуют ученики. Некоторые бросают взгляды в сторону офиса, притворяясь, будто просто проходят мимо.

И вдруг один взгляд цепляет меня: парень с тёмно-каштановыми волосами и чётко очерченной линией подбородка. Он как раз что-то достаёт из шкафчика, и кажется, что я застала его словно в кадре, выхваченном из фильма. Он замечает, что я смотрю, и отвечает взглядом – холодным, оценивающим. В нём нет ни удивления, ни смущения, только лёд и напряжение.

Сознание будто на секунду гаснет: пустота и тишина. Он отворачивается, как будто ничего не произошло, и исчезает в коридоре. Что-то в этой короткой встрече заставляет сердце биться быстрее. Я отвожу взгляд и снова стараюсь сосредоточиться на миссис Галлахер.

– Кабинет английского за углом, – говорит она, протягивая мне расписание и бумажку с комбинацией от шкафчика. Я перекидываю лямку рюкзака на другое плечо. – Не волнуйся, я сейчас попрошу кого-нибудь всё тебе показать.

Она встаёт и выходит в коридор, оставляя дверь приоткрытой. Эвелин тут же наклоняется ко мне, понижая голос:

– Всё в порядке?

– Пока да, – отвечаю я, хотя в голове всё ещё витает образ того парня.

А день, по сути, даже не начался.

– Вот она, – говорит миссис Галлахер, возвращаясь с кем-то ещё. – Прошу.

В комнату входит высокая, стройная блондинка и весело машет пальцами. Я узнаю её сразу: её лицо есть на нескольких фотографиях у меня в комнате. На ней клетчатая юбка и рубашка с аккуратным воротником, дополненная ободком в тон. Странно видеть её «вживую» после того, как она долго существовала для меня только как застывшее изображение на стене.

– Это Лили Маршалл, – поясняет миссис Галлахер. – Она покажет тебе школу. Одна из наших лучших учениц.

– Ну… не знаю насчёт «лучших», – кокетливо отзывается Лили, но в голосе слышится явная гордость. Затем она оборачивается к Эвелин:

– Рада вас видеть, миссис Марлоу.

– Спасибо, что согласилась, Лили, – отвечает Эвелин. Она бросает взгляд на часы, а потом смотрит на меня с лёгкой виноватой улыбкой. – Мне пора. У меня встреча с клиентом.

– А… – только и успеваю вымолвить, охваченная внезапной паникой от мысли, что она уходит. – Ладно.

– Помни, ты всегда можешь мне позвонить, – добавляет она. – Ты очень смелая.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не фыркнуть.

Смелая?

Эти слова звучат так, будто это было моё решение. Если бы от меня хоть что-то зависело, меня бы здесь не было вовсе.

Эвелин бросает мне напоследок пару ободряющих слов и исчезает за дверью. Лили молча кивает в сторону коридора, приглашая выйти. Между нами тут же повисает неловкая тишина.

Она широким жестом обводит пространство: линолеумный пол, ряды тёмно-синих шкафчиков вдоль стен:

– Добро пожаловать в Ривербридж Хай, – говорит она без особого энтузиазма, – также известное как место, которое я ненавижу больше всего на свете. Население – около пятисот.

Я непроизвольно усмехаюсь. Впервые с утра становится хоть немного легче, как будто напряжение на мгновение отпускает.

– Начнём экскурсию с твоего шкафчика, – говорит она, поворачивая за угол. Я поспешно иду следом. – Заберём всё, что нужно к английскому. Мисс Уоррен – лучший учитель в школе.

Пока мы идём по коридору, я чувствую себя словно куклой, к которой привязаны десятки нитей. Каждый взгляд будто тянет за одну из них. Незнакомцы кивают, кто-то желает удачи. Я киваю в ответ, неуклюже одёргивая свитер, тот самый, который позаимствовала у Кэссиди. Почему-то надеть его казалось менее странным, чем рыться в собственном шкафу.

– Мы же с тобой были близки, да? – неожиданно срывается с моих губ.

Лили оборачивается, слегка удивлённая, и замедляет шаг. У меня вспыхивают щёки, и я тут же пытаюсь объяснить:

– Просто… у меня в комнате столько фотографий с тобой.

– Да, – тихо отвечает она. – Я не хотела ставить тебя в неловкое положение, поэтому и не начинала разговор. Но мы были лучшими подругами с тех пор, как учились в средней школе.

– Всё в порядке, – говорю я, напоминая себе, что ни в чём не виновата. – Лучше знать, чем оставаться в неведении.

– Логично. Это твой, – кивает она, останавливаясь у одного из шкафчиков.

Я протягиваю ей бумажку с комбинацией. Она набирает цифры, замок щёлкает, и дверь открывается. На внутренней стороне висит ещё одна наша фотография. Я сразу узнаю несколько снимков: точно такие же были у меня в комнате.

– Тебе понадобятся красная тетрадь и «Макбет» к первому уроку, – говорит она.

На фото мы смеёмся. Я обнимаю её за плечи, мы словно не замечаем никого вокруг, только друг друга. И вдруг вспышка.

Комната, полная людей. Громкие басы. Ощущение тревоги. Чьи-то лица – до боли знакомые и в то же время совсем чужие. Я не успеваю уловить подробности, и всё исчезает, оставляя тупую боль в виске.

Это было на самом деле? Или всего лишь плод воображения?

– Прости… за всё это, – бормочу я, перебирая книги в руках.

– Тебе не за что извиняться, – твёрдо говорит она. – И я не позволю тебе говорить такие вещи.

– Хорошо…

– К тому же, может, тебе всё вспомнится, как только ты увидишь Эзру, – добавляет она, хитро прищурившись. – Кстати, вот и он.

Я оборачиваюсь и сразу узнаю его. Тот самый парень с фотографий: он обнимал меня за талию, прижимался щекой, улыбался.

Он идёт по коридору уверенно, как будто знает, что его ждут. Кудри мягкого кофейного оттенка стали длиннее, кожа тёплая, загорелая. Рядом с ним идёт другой парень: крупный, внушительный, но с выражением лица, будто он на пороге чуда, как ребёнок на Рождество.

– Далия! – восклицает Эзра, крепко прижимая меня к себе в медвежьих объятиях. Я замираю, ошеломлённая, с приоткрытым ртом. Он сжимает меня слишком сильно, его губы едва касаются моего уха, а книги в руках больно вжимаются в грудь. Я не могу ни ответить, ни пошевелиться. – Слава Богу, ты вернулась, – шепчет он.

– Эзра! – одёргивает его Лили, кладя руку ему на плечо и оттаскивая назад, давая мне перевести дыхание. – Полегче. Ты сейчас для неё почти незнакомец.

– Чёрт, извини, – он растерянно смотрит на меня широко раскрытыми глазами. – Просто я очень рад тебя видеть. Когда ты очнулась, нам запретили приходить. Говорили, тебе может быть тяжело. Теперь я понимаю почему.

– Всё в порядке, – отвечаю я, отводя взгляд и заправляя за ухо выбившуюся прядь. Сердце колотится так, что кажется, слышно всем вокруг. – Я понимаю.

– Не обращай внимания, – с улыбкой вмешивается второй парень, шутливо толкая Эзру плечом. – У него и так едва ли две рабочие клетки в мозгу остались.

Эзра хмурится и толкает его в ответ:

– Заткнись.

Я растерянно смотрю на Лили в поисках помощи. Она кивает в сторону второго парня и поясняет:

– Это Джеймс, – Лили кивает в его сторону. Тот дружелюбно мне подмигивает. – Но не обольщайся: мозгов у него примерно столько же, сколько у Эзры.

– Эй! – возмущённо выкрикивают парни.

Звонок раздаётся как раз вовремя, спасая меня от слишком бурного начала дня. Я искренне рада этой передышке.

– Увидимся в столовой, – говорит Лили, отступая по коридору. – Надеюсь, вы к тому моменту научитесь вести себя прилично.

Эзра театрально прикладывает руку к груди и склоняет голову:

– Уже считаю минуты.

Я стараюсь держаться поближе к Лили, пока мы идём в кабинет английского. Мне совсем не хочется, чтобы меня снова застали врасплох.

– Они всегда такие? – спрашиваю я.

– К сожалению, да, – отвечает она и, понизив голос, добавляет: – Эзра так в тебя влюблён, что ведёт себя как полный идиот. Ты сама только что видела.

Я и без того догадывалась, что у нас с ним были какие-то романтические отношения, но услышать это вслух ещё больнее. Особенно если учитывать, что между мной и Логаном, похоже, тоже уже что-то произошло.

Мне неприятно оттого, что я чувствую себя посторонней в собственной жизни. Странно осознавать, что ты была близка сразу с двумя парнями, которых даже не помнишь, и что одного, возможно, предала с другим. Хотя никто из них в этом не виноват.

– Всё будет хорошо, – тихо произносит Лили, явно угадав мои чувства по лицу.

– Спасибо, – отвечаю я.

Когда мы входим в класс, разговоры сразу стихают. Лили занимает место ближе к доске и смотрит на меня с виноватым выражением лица, будто чувствует себя неуютно из-за того, что оставляет меня одну.

– У нас здесь рассадка, – с сожалением объясняет она. – Твоё место вон там, сзади.

– Понятно, – киваю я, чувствуя, как внутри всё сжимается от волнения.

Я направляюсь к свободному месту у стены и сразу вижу его. Парень из коридора. Он сидит рядом, наклонившись над тетрадью и что-то быстро записывает. Меня снова накрывает тревога, и я молюсь про себя, чтобы моё место оказалось где угодно, только не рядом с ним.

Он поднимает голову, когда я подхожу, и ручка в его руке замирает. Я осторожно опускаюсь на стул, стараясь не смотреть в его сторону и притворяясь, будто ничего необычного не происходит. Выкладываю на парту тетрадь и книгу, когда в класс входит молодая женщина с шоколадной кожей и множеством тонких косичек, которые она тут же собирает в аккуратный пучок.

– Доброе утро, – говорит она, садясь на край стола. – Думаю, вы уже заметили, что к нам вернулась наша знакомая, живая и здоровая. Давайте поприветствуем Далию и пожелаем ей удачи.

Весь класс снова поворачивается ко мне. Начинают неуверенно аплодировать, будто поздравляя просто с тем, что я всё ещё жива. Я опускаю голову, мечтая провалиться сквозь землю, лишь бы пережить это неловкое мгновение. Парень рядом со мной не хлопает.

– А теперь продолжим с того места, где остановились в прошлый раз, – объявляет мисс Уоррен. – Второй акт.

Класс начинает листать страницы, отыскивая нужный фрагмент. А я… я понятия не имею, где именно мы остановились. Когда учительница начинает читать вслух, слова сливаются в нечто бессвязное. Без контекста текст кажется бессмысленным потоком звуков.

Парень рядом замечает, что я растерялась и не могу найти нужную страницу. Теперь, находясь так близко, я вдруг замечаю необычную деталь: у него разные глаза. Один ярко-зелёный, другой глубокого синего оттенка. Контраст настолько завораживает, что я невольно задерживаю на нём взгляд.

– Тридцать четвёртая, – тихо подсказывает он, не поднимая головы от своей тетради.

Я благодарно киваю и быстро нахожу нужную страницу, но мысли всё равно разлетаются в разные стороны.

– Ты меня знаешь? – наконец шепчу я.

– Тебя все знают.

– Я не об этом.

– Я понял, – спокойно отвечает он, затем снова поворачивается к своему учебнику и больше не произносит ни слова до конца урока.

ГЛАВА III

Конец учебного дня тянется мучительно медленно, и когда он, наконец, завершается, меня накрывает осознание: придётся возвращаться сюда снова.

И снова. И снова.

С каждой минутой мысль о том, чтобы всё бросить и запереться в своей комнате до конца времён, кажется всё более заманчивой. Моё тело было бы только «за».

После аварии я чудом отделалась лишь лёгкими травмами, если не считать полной потери памяти, конечно. Кома осталась позади, но её последствия всё ещё преследует меня. Я уже не та, какой была. И точно не настолько сильная, какой, наверное, должна быть.

Во второй половине дня солнце наконец пробивается сквозь облака и заливает школьный двор тёплым светом. Я жду Кэссиди, щурюсь, высматривая её старенькую «Короллу», и прислоняюсь к кирпичной стене возле приподнятой клумбы, пытаясь не думать о том, как сильно вымотана.

Быть выброшенной в середину собственной жизни – странное ощущение. Будто тебя сбросили за борт, а все на берегу спокойно смотрят, ожидая, что ты выплывешь сама. Но я никогда не умела плавать.

Большую часть времени люди обходят меня стороной, а я, словно потерянный щенок, брожу по школе следом за Лили. Трудно поверить, что когда-то я шла по этим коридорам уверенно, зная каждый поворот. Возможно, завтра мне хотя бы удастся найти туалет без посторонней помощи. А может, спадёт и этот напряжённый шок от моего возвращения, и тогда взгляды перестанут напоминать о том, будто я только что свалилась с Марса.

Из раздумий меня вырывает голос – Эзра. Он приближается, медленно возникая в поле зрения.

– Привет.

На нём школьная спортивная куртка и та самая неуверенная улыбка. Я не видела его со времени обеда: даже тогда, кажется, он понял, что мне нужно побыть одной.

– Прости за утро, – произносит он. – Знаю, уже извинялся, но… чувствую, что должен ещё раз.

– О, всё нормально, – я отмахиваюсь, стараясь сохранить спокойствие, хотя внутри лихорадочно ищу способ сменить тему. – Правда.

– В школе без тебя было так пусто, – добавляет он и тянется к моей руке.

Я тут же перехватываю лямку рюкзака и переступаю с ноги на ногу.

– Я правда рад, что ты вернулась, Далия.

– Да… – неуверенно отвечаю я. Кусаю внутреннюю сторону щеки, несколько секунд колеблюсь и всё же решаюсь:

– Эзра, ты хороший, правда. Просто… мне нужно время. Всё происходит слишком быстро, я пока не готова.

На его лице мелькает тень, словно что-то внутри треснуло.

– Конечно, – спокойно говорит он.

– Ты не против, если мы просто… притормозим?

Я и сама не знаю, как объяснить «парню», которого даже не помню, что мне нужно пространство.

– Я готов ждать, – произносит он.

– Спасибо, – выдыхаю я, и напряжение в плечах чуть спадает.

– Только… не заставляй меня ждать вечно.

Сердце болезненно сжимается. Сколько времени мне потребуется, чтобы хотя бы свыкнуться с мыслью, что мы встречались? Для него вечность может оказаться слишком короткой. Разве не жестоко дарить ему хотя бы крупицу надежды?

Эзра бросает взгляд в сторону стоянки и кивает туда:

– Хочешь, подвезу?

– Нет, спасибо. Кэссиди вот-вот подъедет.

– Ты уверена?

– Уверена.

– Ну… тогда до завтра, – произносит он.

В его голосе слышится лёгкая тень сожаления. Он разворачивается и идёт к стоянке, даже не пытаясь оглянуться.

Мысль о том, что всё это придётся пережить снова, обжигает резкой болью в висках. Я закрываю глаза и осторожно массирую их, будто этим можно стереть нарастающую тяжесть. Кажется, чтобы освоиться в этой новой реальности и хоть немного вернуть себе саму себя, понадобится вечность. Хотя… кто вообще эта «я»? Я до сих пор не знаю.

Передо мной останавливается машина. Я выпрямляюсь, щурясь от яркого солнца: у тротуара блестит серебристая «Королла» Кэссиди. Волна облегчения накрывает так резко, что хочется улыбнуться. Наконец-то домой. Пусть и в дом, который всё ещё кажется чужим.

Я открываю дверь, опускаюсь на сиденье и с тяжёлым выдохом кладу рюкзак на колени.

– Спасибо, что заехала, – бормочу, нащупывая ремень безопасности.

– Всегда пожалуйста.

Я замираю. Этот голос точно не принадлежит моей сестре. Сердце сбивается с ритма, и, подняв глаза, я вижу за рулём Логана – в бейсболке, красной фланелевой рубашке и с виноватой гримасой на лице.

– Что ты здесь делаешь? – слова срываются сами собой.

Он – последний человек, с которым мне сейчас хочется оказаться наедине.

– Кэссиди вызвали на подмену в ресторан, прямо в последний момент, – поясняет он. – Клянусь, это не моя затея. Просто… я оказался единственным, кто мог тебя забрать.

Я уже почти хватаюсь за ручку двери, но вовремя вспоминаю: я не помню дороги домой, а пешком слишком далеко. С тяжёлым вздохом откидываюсь на спинку сиденья и отвожу взгляд в окно, перебирая пальцами на коленях.

– Ладно, – выдыхаю я.

Получив моё неохотное согласие, он трогается с места. Машина катится по асфальту, шины мягко шуршат, а в салоне давит тишина. Внутри всё звенит от напряжения. Минуты тянутся вязко, и вдруг я замечаю: улицы за окном незнакомы. Мы явно свернули не туда. Я резко выпрямляюсь, по спине пробегает холодок.

– Куда мы едем?

Логан бросает короткий взгляд в мою сторону:

– Хотел показать тебе одно место. Твоё любимое. Может, поможет вспомнить.

– Не уверена, что это хорошая идея, – бурчу я, но ремень не отстёгиваю. – Только недолго.

– Обещаю, – отвечает он чуть тише. – Тебе понравится. Поверь.

Получив моё молчаливое согласие, Логан жмёт на газ. Я тянусь к радио, просто чтобы заглушить тишину. За окном пейзаж течёт размытой лентой: оттенки зелёного, коричневого и голубого складываются в мягкое полотно. И если задуматься… из всех возможных жизней, в которые я могла бы очнуться, эта хотя бы красива.

Ривербридж утопает в горах. Леса, озёра, до океана – рукой подать. Всё остальное вызывает вопросы, но сам город словно сошёл с ретро-открытки. Мы проезжаем центр: винтажные лавки, крошечные кафе, пекарни – будто время здесь остановилось.

Я стараюсь отогнать неловкость, представляя, что живу этой жизнью. Что иду по этим улицам, солнце просачивается сквозь кроны дубов, я заглядываю в витрины и беру кофе на вынос. Но это похоже на чужую одежду: она не сидит на мне. Иногда я ловлю себя на мысли: а была ли я вообще частью этого места? Принадлежала ли ему хоть когда-то?

Когда молчание становится невыносимым, я поворачиваюсь к Логану:

– Ты всегда жил в Ривербридже?

– Да, – отвечает он. – Я здесь вырос. Город хороший. Но… маленький. А в маленьких городах люди любят болтать.

– Я уже заметила, – мрачно отзываюсь я.

В голосе звучит невольная горечь. Перед глазами всплывают сегодняшние взгляды исподтишка, перешёптывания за спиной.

Логан кривится, будто и сам чувствует вину, затем включает поворотник и сворачивает с главной дороги. В боковом зеркале я наблюдаю, как знакомые улицы и прохожие остаются позади.

– Прости, – говорит он тихо. – Но их тоже можно понять. Такое ведь не каждый день случается. Твоя история… ну, скажем так, необычная.

– Я же не инопланетянка, – бурчу я.

– Конечно, нет. Просто дай время. Всё уляжется. Рано или поздно кто-то облажается сильнее, и внимание переключится.

Он делает паузу, понижая голос:

– А пока у меня есть кое-что, что может отвлечь тебя от всего этого.

– Ты уже заинтриговал, – фыркаю я, но внутри что-то всё же оттаивает.

– Увидишь сама, – отвечает он с лёгкой, тёплой усмешкой.

Спустя некоторое время мы добираемся до окраины Ривербриджа. Машина грохочет по гравийной дороге, тесно зажатой густым лесом. Солнечный свет едва просачивается сквозь листву, и вокруг становится так темно, будто уже вечер.

Мы останавливаемся у старого деревянного щита с выцветшей надписью: тропа «Шепчущих Сосен». Логан глушит мотор и, откинувшись на спинку сиденья, бросает взгляд на меня, словно ожидая реакции.

– Приехали, – объявляет он.

– Поход? – поднимаю бровь.

– Скорее, лёгкая прогулка. Обещаю, ничего сложного. – Он протягивает мне ярко-жёлтый дождевик.

Я принимаю его, мельком взглянув на небо. От утренней серой хмари не осталось и следа: над головой раскинулось пронзительно голубое полотно.

Логан чуть улыбается уголком губ:

– Просто надень и иди за мной.

Мы выбираемся из машины. Я натягиваю дождевик, поправляю ворот и выбрасываю волосы на плечи. Логан, сунув руки в карманы, кивает на тропинку, уходящую в густую тень леса.

Мы идём медленно. Я внимательно смотрю под ноги, чтобы не зацепиться за корни, к счастью, на мне удобные кожаные ботинки.

– Ты собираешься рассказать, куда мы идём? – спрашиваю я, стараясь уловить хоть намёк по его лицу.

– Нет, – отвечает он сразу, с такой лёгкостью, будто ему и правда нравится играть в эту интригу. Он не торопится, уверенно подстраиваясь под мой шаг.

Вокруг царит тишина. Её нарушает лишь треск веток под ногами, мягкий шорох земли и редкое пение птиц. Воздух пахнет хвойной смолой и сыростью, и я вдруг ловлю себя на том, что постепенно начинаю расслабляться – впервые за весь день. Природа будто смывает остатки школьной суеты и навязчивых взглядов.

– Ты в порядке? – спрашивает он спустя пару минут.

– Да, – отвечаю, чувствуя, как к щекам предательски приливает кровь. – Прости, что так плетусь.

Он наклоняется, пригибая ветку, и придерживает её, пока я прохожу мимо него.

– Всё нормально. Природу нужно уметь проживать медленно.

– Так… – начинаю я, стараясь говорить непринуждённо. – Как давно вы с Кэссиди работаете в «Антонио»?

Тропа постепенно расширяется, и мимо нас стремительно проносится велосипедист. Теперь мы можем идти рядом, и я встаю с ним вровень.

– Уже месяцев семь. Там мы и познакомились.

– А встречаться когда начали?

– Примерно через месяц.

– А когда ты переехал к нам?

Он усмехается, бросая на меня косой взгляд:

– Это допрос?

– У меня память как у рыбки, – пожимаю я плечами. – Прости, что собираю по крупицам хоть какую-то информацию.

Он хрипло смеётся – искренне, без тени насмешки. И в этот миг мне становится чуть легче: похоже, он не собирается снова вести себя так глупо, как в тот день, когда я вернулась из больницы.

– Ладно, сдаюсь, – кивает он. – Почти два месяца назад.

– Уже приличный срок, – замечаю я.

– Дольше, чем я сам ожидал, – соглашается он.

Но сколько бы я ни засыпала его вопросами, ответов всё равно не хватает. Всё важное, кажется, по-прежнему остаётся за кадром.

– Ты расскажешь, что на самом деле произошло между нами? – спрашиваю я неуверенно. – Я ведь имею право знать.

– Я не был уверен, захочешь ли ты это услышать, – признаётся он.

Он вздыхает, кивает в сторону поваленного дерева и опускается на него. Я с облегчением присаживаюсь рядом – ноги уже гудят от усталости, – но всё же оставляю между нами небольшую дистанцию.

– Сначала Кэссиди была просто коллегой, – начинает он. – Мне нравилось работать с ней в одну смену, но ничего серьёзного между нами не было. Пока однажды она не призналась, что я ей нравлюсь. – Он опускает взгляд. – Я тогда сам не понимал, что чувствую. Но решил: почему бы не попробовать?

Он на мгновение замолкает, пропуская вперёд группу туристов. Мы всё ещё идём по тропе, людной и шумной. Не лучшее место для таких разговоров, но отступать поздно.

– Потом она познакомила меня с тобой, – продолжает он, и уголки его губ едва заметно поднимаются. Он бросает на меня взгляд из-под ресниц. – И мы сразу нашли общий язык. Не знаю почему, но… меня к тебе тянуло.

Он замолкает на секунду, словно подбирая слова.