Митра

Слово сказанное Хван Самнангом. Это был годжон или хабчан, ничего не разберешь. Это было ничего, и оно заполняло мир молчаливым достоинством Отсутствия.

В руке Хван Самнанга появился меч, формой своей напоминающий Меч Митры, но состоявший из материи…или нет? Меч казалось, состоял из памяти Хван Самнанга, из его слёз и горестей, из радостей, мыслей. Он был словно соткан из его собственного понимания того каким должен быть мир вокруг. Этот Меч был Ключем отворяющим реальность. Был ли он сам реален. Принадлежал ли он Митре? Или Хван Самнангу? Наверное, все вместе. Или ничего из этого.

Меч в его руке был скорее написан, нежели реально существовал. Он был как летопись, высеченная на тысячи лет вперед на куске вечно сохнущей глины устремленной ввысь.

– Мы – Митра. – Эти слова почему-то странной, чудовищной болью отозвались в сердце, заставив меч в руке чуть угаснуть.

В полной тишине, реальными остались только небеса и снег. Дома вокруг, цветы, кровь, сама площадь, и статуя митры, живые и мертвые люди. Все вокруг всего лишь текст. Стороны не видели друг друга полностью, они понимали смысл того что видят, но не видели того что было написано. Версуман вторгся в жизнь целиком, но лишь на краткий миг, доли секунды, запечатлевшиеся полным отсутствием реальности вокруг.

Хван Самнанг прочитал реальность, но не в Версумане. Хван Самнанг прочитал реальность в сознании людей, в их сердцах, заставив Версуман скользнуть вслед за его мыслями, и отворить некие Врата, которые ощущались забытыми.

Деревья с фиолетовыми листьями, будто разом вздохнули, и радиовышка вдалеке покрылась лёгкой рябью.

За этими Вратами он обнаружил кошмарные видения прошлого. За секунду перед его глазами пронеслась вся летопись его рода, его языка, или вернее языков. Рыцарю Митры открылось, что порочные братья Коччи Хабчан и Тумёган Годжон составляли единое целое многие тысячи лет, покуда предки Хван Самнанга не овладели, неизвестно откуда зародившимся запретным Словом. И это слово было – Митра…

Под васильковым небом Хван Самнанг стоял с мечом, сотканным из мыслей, и его мысли в мече были покрыты кровью. Многие из рыцарей лежали перед Хван Самнангом изрезанные и изрубленные. Хван Самнанг не понимал только прошлое он видит или настоящее.

Люди стояли с оружием наготове, но в абсолютной тишине. Многие ошарашенно хватались за голову и тряслись в лихорадочной дрожи. Их пылали яркими огнями. Дрожащая Свай Тиен медленно подошла к Хван Самнангу. Её люминесцентно бордовые глаза сейчас пылали таким же темным пламенем.

Древний благоговейно снял маску. Другие рыцари-с-зашитыми ртами, те из них, что не были мертвы или слишком ранены, отступили к Древнему.

Радиовышка с ужасным эхом издала металлический скрежет, но никто не обратил на это внимание.

Когда было произнесено Слово, многое стало будто бы очевидным. Словно пьяница, протрезвев, осознал смехотворность своего поведения накануне.

Все бытие, и все люди замерли в ожидании ответа Хван Самнанга. Даже васильковые небеса вслушивались в тишину на площади, готовые в любой момент обрушится на Хван Самнанга если он скажет хотябы слово лжи. Жуткое навершие антенны радиовышки теперь походило на злобно прищурившийся глаз.

– Мы – Митра. Опаснейшая болезнь на теле бытия – сказал Хван Самнанг. – И никакого Замысла в этом нет.

Волна непонимания прокатилась по толпе. Древний о чем-то сам себе нервно покивал, и поднял руку, вверх призывая площадь к тишине.

– Объяснись рыцарь.

Хван Самнанг усадил дрожащую Свай Тиен на землю, и сел сам, призывая всех остальных сделать тоже-самое. Все еще шокированные внезапным изменением реальности и своей собственной памяти, митраиты и людоеды послушно сели на землю, поодаль друг от друга, держа оружие под рукой. В этом действе был какой-то сакральный момент, несмотря на отсутствие слов, реальность реагировала на происходящее. Радиовышка издала требовательный вопль-скрежет отдававший металлическим вкусом крови, но её никто не услышал.

– Сейчас я начну свой рассказ… – Стоявший на площади Хван Самнанг походил на пророков древности, и с благодарностью принимал сейчас эту роль и новые знания, надеясь таким образом осуществить свой Замысел.

…Когда-то мы не были Митрой. Мы были единым народом под названием Дэвагоджи. И мы равно говорили двумя языками языком разума – коччи хабчаном, и языком ярости – тумёган годжоном. Те, что говорили на коччи хабчане, были лидерами нашего рода, их назвали Одинокие Князья. Слова их тогда не искажали реальность полями цветов. Одинокие Князья были одним цветком альстромерии в изменчивом версумане, и их Единство приносило покой и Порядок. В этом была их Идея. Своим Единством они обеспечивали Порядок, в результате чего – возникал Закон.

Когда в Порядке нуждались большие территории, или Одинокий Князь нуждался в воителях, он призывал с невидимых васильковых небес неистовых бойцов говоривших на языке ярости. Люди Тумёган Годжон повергали врагов и числом и умением, поедая сердца, вырывая кости, и языки, запирая, таким образом, Хаос внутри себя во имя Выживания всей Империи.

К слову, помимо народа Дэвагоджи, существовали еще три, составлявшие единую Империю. Это народы Савитар, Акаибратэ, и Тэджанджани.

Солнцеликие Савитар правили всеми землями. Они были непогрешимы, их сердца и языки призывали свет на земли Империи, и благодаря этому версуман и слова других языков не разрушали реальность вокруг. Символы Савитара служили гарантом существования всех земель и народов в том виде, в котором они были когда-то прочитаны. Савитар выявлял всякую ложь, заглядывая в самые дальние уголки человеческой души. Они были поэтами и вели летописи.

Акаибратэ растили прекрасные сады, и поля. Они выращивали маки для Савитар, и альстромерии для Дэвагоджи. Оказывается и проклятый металл, из которого ковались доспехи для Дэвагоджи, добывался Акаибратэ из грибниц мрачных грибов, что прорастают из подножий гор на их вершину, чтобы увидеть солнце и умереть.

Тэджанджани были искуссными ремесленниками. Они ковали из проклятого металла доспехи и оружие, строили неописуемые по своей форме дома и крепости. Из-под их рук выходили чудеснейшие обелиски, тянувшиеся так высоко в небо, что разглядеть их изящные пики можно было лишь в безоблачный день. На этих обелисках на Савитаре была описана история Империи.

Зиккураты правителей строились Тэджанджани в виде невообразимых шестиугольных спиралей, словно бы проникавших друг в друга и направлявших солнечный свет из глубин к вершинам.

Они были воистину невероятными скульпторами и кузнецами.

С Империей воевали и торговали другие народы. Я не могу прочитать, что о них написано, ибо за Вратами этого не было, но могу сказать лишь, что болезнь принес какой-то непокорный народ, что внезапно стал терроризировать границы империи.

Дэвагоджи сражались с этим народом до изнеможения. Страх проникал в души, отбирая слова и дар речи. Этот народ казался неуязвимым. Где-бы они не проходили, всюду оставалась ровная гладь воды и стекла. Нигде не оставалось даже песчинки. Только стекло, и в палец воды над ним. Разговор между нашими народами был невозможен. Одинокие Князья своей силой читать реальность в мыслях, не в силах были понять их Замысла.

Этот странный народ думал лишь одним символом. Одним единственным символом. Длинная, словно бесконечная черта, с редкими подъемами, что тут же резко уходили обратно, словно разглаженная ладонью простынь.

Черта, невероятно искусно изображенная и изукрашенная, но в то же время абсолютно простая, и не требующая особенных знаний для понимания.

Эта черта, этот символ. Это Митра. Так он впервые появился в нашей жизни.

Митра. Такое изящное решение. Абсолютное воплощение порядка. Бесконечное ничто объединяющее всё. Оно отзывалось в душе неким болезненным чувством, чего-то давно забытого. Словно бы пустое пространство, каким его описывает Митра, действительно когда-то существовало.

Одинокие Князья терпели поражение, и с каждым уголком измененной реальности изменялось и их сознание. Семена греха брошенные в разрыхленную почву дали ростки.

Сначала Коччи Хабчан, затем посредством Одиноких Князей – Тумёган Годжон. Именно в таком порядке. Так вы стали тем, кто вы есть. И так вы возненавидели нас.

Когда васильковые небеса разверзлись, выпуская свору Тумёган Годжон, Коччи Хабчан уже сражался иначе, чем обычно. Стеклянные цветы росли над водой, лопаясь под ногами и орошая мелкие воды нашей кровью. Митра. Мы стали Митрой. Митра любил нас всех одинаково. Но мы любили его по-разному. И став одним – мы одержали победу, победив тот загадочный народ, в его собственной, как теперь кажется, клетке.

Одинокие Князья уже не являлись воплощением Порядка. Они были раскрепощенными Уравнителями, чье представление о Порядке было твердо привязано к пониманию Митры, как единственного возможного способа существования. Вернее Сосуществования в мире Идей.

Поэтому, одинокая альстромерия удалилась в темноту нашего сознания, сохранив лишь ритуальное значение. На смену её символам пришли другие. Бесконечные поля цветов, иные из которых я даже назвать не могу. Тумёган Годжон, что скрестили мечи с загадочным народом внутри их же клетки, не разделяли идеи Сосуществования, и это помогло им сохранить некое представление о сущем за пределами Митры. Тумёган Годжон, как язык, в наше время остался более чистым от Митры, нежели Коччи Хабчан. Но все же Тумёган Годжон стали не меньшими Уравнителями. Их страх был более “животным”, и взывал к Выживанию, поэтому Митра одарил их Голодом. Поглоти чтобы Выжить.

После того как была одержана победа, Дэвагоджи, а точнее уже Митра, обернули свои клинки против Савитар и Империи в целом.

Естественно Савитар уже знали абсолютно всё. Они лили горькие слезы на алые лепестки небесного мака. Они плакали по своим воителям, что убоялись Зла. Они с ненавистью смотрели на Версуман что каждой ночью расчерчивался линией, прекраснейшей из возможных. Она перечёркивала иное в ночном версумане, нашептывая медленно и едва слышно. Митра.

Страшная зараза в лице бывших Дэвагоджи дошла до самой столицы, практически разрушив империю до основания. Старейшины Савитар смогли укрыться в Маковой Крипте древнейшего в Империи зиккурата,и заманить туда то что осталось от Дэвагоджи.

Не в силах погубить своих воителей, Савитар окончательно заперли Одиноких Князей и их воителей из Тумёган Годжон в клетке Митры, погрузившись вместе с ними в вечный сон внутри крипты…

На площади была более чем мертвая тишина. Свай Тиен тихо плакала, рыцари-с-зашитыми ртами сидели, склонив головы. Из их глаз стекала кровь.

– Значит мы во сне Савитар? – Спросил капитан митраитов, поборов, наконец, свое напряжение.

– Выходит так – Ответил Хван Самнанг – И поскольку я теперь это знаю, возможно, только одно. Что-то произошло. Для чего-то мы должны проснуться. Мы будто всплываем, и каждый метр подъема ощущается давлением на наши сердца и душу. Версуман вокруг словно борется за нас и не хочет отпускать.

На площади пошли перешёптывания. Какой-то странный оптимизм слышался в голосах людей. Словно бы все наконец-то стало ясно и просто. Но в то же время многие озверело, мотали головой, и без конца повторяли, что они Митра, или что только Митра достоин поклонения.

– Хочешь ли ты сказать, что нас призывают на войну? Но мы же… больны Митрой. – Сказал Древний.

– Мы и есть Митра, раз уж на то пошло – Устало заявил Хван Самнанг. Его отпустил религиозный экстаз последних недель, и он мог наконец-то мыслить более абстрактно. – Мы Митра. Хоть и не являемся разносчиками по какой-то причине.

Хван Самнанг притянул к себе Свай Тиен и обнял её как можно крепче.

– Я считаю, что если нам открылась тайна нашего заточения, это значит, что у Савитар нет иного выхода, кроме как разбудить нас… Я думаю нам нужно вернуть моих…наших сородичей, объяснится, и вместе искать выход отсюда.

– Ты уж извини, но мы доберемся сами. – Сказал капитан митраитов. – Я итак доставил проблем Тханг Висне, подговорив рыцарей отомстить. Если я еще флот каннибалов с собой притащу, боюсь, буду выглядеть глупо.

– Но мы могли бы…

– Ничего мы не могли бы, предатель. Я тоже все видел и слышал, хоть и не все понял. И я чувствую все, о чем ты говорил. Версуман сжимается вокруг нас, его текст становится пресным, будто сотни раз прочитанным, и я устал от этой тесноты.

Капитан отдал команду, и подобрав выживших, митраиты стали отступать к своим кораблям. Людоеды не стали их останавливать.

Люди напоследок разглядывали друг друга. Многие хмыкали и чесали головы, обдумывая что-то свое.

– Нужно выдвигаться вслед за ними… – Выпалил Хван Самнанг явно поглупев от напряжения.

– Отправимся завтра. – Сказал спокойно Древний и отправился в большой дом где жили рыцари.

Люди понемногу разбредались с площади, уносили раненых и убитых, и неохотно брались за свои повседневные дела. Они будто не были уверенны что все это имеет какой-то смысл сейчас, но механически продолжали трудится, все быстрее и быстрее.

Хван Самнанг поднял Свай Тиен на ноги, и вместе они побрели домой. Рыцарь Митры был не на шутку обеспокоен молчаливостью своей подруги, но ничего не мог с этим поделать. Напоив Свай Сомой, он уложил её спать, а сам, сидя за столом на кухне, стал обдумывать план. Тханг Висна видел, что стало с Хван Самнангом, и наверняка сейчас почитает его, скорее за врага, чем за друга. Оставалось только надеяться, что васильковые небеса откликнуться в душе Тханга так же как откликнулись в душе Хван Самнанга. Тем более что, по счастью, сородичи вернуться домой, живыми, чтобы рассказать что произошло, и возможно подготовить почву для диалога.

Ночь прошла ужасно. Хван Самнанг то и дело просыпался с заставшим в глотке криком. Ему снились глаза из белого золота, что смотрели на него, медленно моргая. Снились чудесные земли с причудливыми городами и тысячами высоких обелисков. Эти земли лежали в руинах, а над ними бушевали литерные шторма, изменяя реальность. Иногда она превращалась в зияющую пустоту без единого символа, а иногда превращалась в океан, кишащий жуткими тварями, готовыми впиться своими круглыми, беззубыми, почти человеческими ртами в нежную человеческую плоть. Иногда ветер носил среди руин изорванный и грязный цветок альстромерии.

После очередного кошмара с золотыми глазами, Хван Самнанг резко сел на кровати, и встретился лицом к лицу со Свай Тиен.

– Доброе утро. – Спокойно поприветствовала рыцаря людоедка.

– А…Доброе.

– Я приготовила завтрак.

– Спасибо. Сколько время?

– Времени теперь не существует. Хотя…можешь считать, что едва полдень. Утром заходил Древний. Ты метался в кошмарах, и мы решили дать тебе выспаться.

– И еще раз спасибо.

Хван Самнанг обнаружил на стуле свои доспехи, свое траурное облачение, и шляпу нонбайтхан. Спешно позавтракав, едва пригубив Сомы, рыцарь облачился, и вышел из дома.

Проходя по уже знакомым улицам, Хван Самнанг будто в последний раз разглядывал неширокие улочки городка. Воинственные и жутковатые барельефы с причудливыми изображениями фантастических сцен необузданной охоты.

Люди вокруг занимались своими повседневными делами. Все так же тяжело хлюпали деревья на болотцах. Разрушенная радиовышка на горизонте выглядела сегодня как жуткий покорёженный глаз на стебельке. Стебелек этот склонился в сторону Хван Самнанга, отчего “взгляд” вышки казался излишне внимательным и пугающим.

Без проблем добравшись до площади, Хван Самнанг обнаружил, что его уже ждут. Четверо рыцарей-с-зашитыми ртами были облачены в свои доспехи и маски. Среди них был и Древний.

– Мы возьмем один корабль. Я думаю, наши сородичи скорее пойдут на мировую, если мы придем извиняться не всем племенем… – Древний издал что-то наподобие смешка.

– Пожалуй ты прав.

Хван Самнанг несмотря на отвратительную ночь и усталость, испытывал нечто вроде воодушевления. Он испытывал вину перед Тханг Висной, и другими обитателями Храма Митры за то что он сам того не ожидая предал их.

Рыцарь даже близко не представлял, как пройдет их встреча, но этот диалог должен был состояться. В этом был Замысел следующей пары недель.

Вскоре к группе присоединилась и Свай Тиен. На ней была маска, которую Хван Самнанг раньше не видел. Это было человеческое лицо, вылепленное из множества вороньих черепов. От лица в разные стороны расходились костяные наросты, из-за которых верхняя часть головы походила то-ли на корону, то-ли на архаичный солнечный диск. Вся маска была переплетена медной проволокой, и разукрашена красными и оранжевыми растительными орнаментами.

Придя на площадь, Свай Тиен обняла Хван Самнанга.

– Все будет хорошо.

– Да, я знаю. И снова спасибо…

Взяв провизии с запасом, и полюбившейся Хван Самнангу Сомы, компания поднялась на борт небольшого баркаса.

Древний уселся под парусом. Треск, с которым широко раскрылись его глаза, был почти слышен. Это был как воображаемый раскат грома.

Парус натужно заревел, и корабль двинулся вглубь версумана, прочитывая путь к границе Кольца Грибов.

Свай Тиен протянула баночку масла, и Хван Самнанг послушно натёр доспехи. Невероятно хотелось Жить, и это воодушевление связанное с тревогой, формировало эмоциональное состояние Хван Самнанга целиком.

Взявшись натирать шляпу нонбайтхан, Хван Самнанг обнаружил что она аккуратно починена, и поверх стёршегося хабчана, нанесены свежие символы. Неумелой рукой, с ошибками, но все же…

Рыцарь с нежностью посмотрел на Свай Тиен. Та пожала плечами, её улыбка была скрыта за маской, но солнечный лучик, скользнувший от этой улыбки казалось, раздул омнипарус, заставив корабль бежать бодрее, а сердце Хван Самнанга биться еще свободнее.

Вскоре показалась граница Кольца Грибов. От начала времен, если это начало когда-то было, здесь бушевал литерный шторм. Все путешественники, кроме Древнего, обняли колени и спрятали лица, после чего корабль, наконец, лихо тряхнуло. Омнипарус читал совсем уже непонятные фразы, коверкал слова, и кричал жуткие проклятия, но все же слово за словом отыскивал верный путь.

Когда корабль перестало трясти, Хван Самнанг поднял глаза. Лицо Бога что видел Хван Самнанг в васильковом небе, на секунду промелькнуло среди символов версумана, и исчезло. Осталось немного потерпеть.

Удача сопутствовала путешественникам, и они, наконец, достигли Храма Митры. Издали стены выглядели, как и обычно, разве что намного белее. Храм был явно вновь обжит, о чем Хван Самнанг сообщил Древнему.

Вскоре врата храма отворились, и сердце Хван Самнанга заволновалось. В чешуе и ритуальных одеждах, в шляпах нонбайтхан, с мечами и щитами вышли навстречу…воины Митры?

– Одинокие Князья – тихо сказал Хван Самнанг.

Молодые воители понятия, не имеющие о своем наследии, в отличие от людоедов тумёган годжон, которые хотябы догадывались…

Теперь, когда тревожный Версуман повлиял на людей, их лица были измучены. Хван Самнанг и сам последнее время мучался кошмарами, ощущая давление текста, смутный зов, и общую бессмысленность своего существования здесь.

Глядя на митраитов, Хван Самнанг прищурился. В его душе зазвенела тонкая струна.

– Это Тханг Висна – Рыцарь указал на своего сержанта стоявшего неизменно в первых рядах. Ветер раздувал волосы на его плечах, а колючий взгляд черных глаз чувствовался даже отсюда. Хван Самнанг мог поклясться что видит как нервно его друг сжимает челюсть, заставляя высокие скулы едва подрагивать.

Древний задумчиво почесал голову.

– Полагаю, нам не следует показываться, пока ты сам с ним не поговоришь. Верно?

– Совершенно верно.

Хван Самнанг прыгнул в лодку, и набрав в грудь воздуха, стал вчитываться в хабчан, слова которого с опаской примерял на язык. Хван Самнанг уже не понимал, какой язык ему роднее. Однако, через пару строк, ощутив словесный привкус цветов и запах чая Хван решил, что все же оба языка для него важны. Тем более что они лишь части единого целого.

Лодка двигалась в хорошем темпе. Хван Самнанг знал хабчан во всех его формах, включая самые поэтические, и самые сухие.

Пристав к берегу рыцарь обнаружил себя в окружении митраитов с поднятыми щитами. Острия клинков были направлены в его сторону.

Хван Самнанг смотрел на новые и уже знакомые лица. Молодые и старые крестьяне, сыновья торговцев, и исправившиеся бандиты. От былого воинства почти не осталось следа, хотя многих из сотен, что воевали на площади деревни людоедов, Хван Самнанг признал. С облегчением рыцарь увидел капитана, тот едва заметно поправил шляпу. И с нескрываемой радостью Хван Самнанг обнаружил своих приятелей. Вот рыжий Ванна Йунг со своими веснушками…и шрамом на половину лица. Хван Самнанг чувствовал острое желание извиниться перед Йунгом. Там же из толпы выглядывал вечно рассеянный Сом Нгуен. Хван Самнанг помахал ему, и чуть не расплакался, когда Сом Нгуен совершенно беззаботно помахал в ответ. Колаб Ханьюл, вечно юный, и вечно суровый голубоглазый гигант с черной как уголь головой. Он смотрел на Хван Самнанга с презрением, демонстративно выставив вперед искусный протез, заменявший теперь воителю ногу. Ханьюл поглаживал тяжелую рукоять огромного куска металла, который гигант называл своим мечем.

Наконец глаза Хван Самнанга встретились с пресной рожей Тханг Висны. Его широкий нос раздувался от гнева, а черные зрачки пугающе отражали свет.

– Не могу сказать, что не рад тебя видеть. Обратного тоже утверждать не могу. Ты уж извини, рыцарь. – Начал Тханг Висна с осторожной ноткой обиды в голосе.

Ополченцы переглянулись, для них ситуация выглядела очень странно. Вроде бы здесь должны были быть люди Тумёган Годжон, а вместо них – лишь один рыцарь Митры.

– А я рад тебя видеть живым и здоровым Тханг Висна. Мне кажется, я слышал твои молитвы, когда предательски убегал, отсюда обожравшись человечины.

– Зачем ты пришёл? Я думал, ты принял их язык.

– Я его принял.

Нестерпимо сухо звякнули мечи, приближаясь к шее Хван Самнанга.

– От Хабчана я не отказался, как видишь. Я же на нём говорю, верно?

– Верно. Где твои друзья каннибалы?

– Нас шестеро. Я, одна женщина, и четыре рыцаря. Все кроме меня на корабли.

– И зачем вы пожаловали? Ты соскучился? Еда закончилась у твоих друзей? Что?

Капитан, возглавлявший поход в деревню, ринулся было напомнить Тханг Висне о том, что рассказывал накануне, но был остановлен осторожным ударом эфеса в живот.

– Вероятно, я тебя оскорблю, если скажу что пришёл заключить мир от лица людей Тумёган Годжон. Заранее прости, если это звучит грубо… – Хван Самнанг сконфузился. – Нам довелось сражаться, но как ты понял я смог прекратить борьбу.

Тханг Висна скорчил такую яростную гримасу, что казалось, прямо сейчас лишит бывшего друга жизни.

– С чего бы это каннибалам заключать мир? Волк собаке не товарищ? Разве не так? Что за грязные уловки ты выдумал для них, Хван Самнанг?

– Есть некоторые обстоятельства…

– Обстоятельства!? – Не выдержал уже Колаб Ханьюл. В силу своей немногословности, гигант не смог больше ничего сказать, но его лицо похожее сейчас на поток магмы, выражало абсолютно все, что он мог сказать.

– Обещай мне, Тханг Висна, что не причинишь никому вреда, и мои друзья прибудут безоружными. Тогда я сам расскажу тебе все, что тебе поведал твой капитан, и может даже, покажу кое-что…

Тханг Висна колебался. Было видно, как он резко вдыхает, и его рука дрожит, готовая в любой момент вонзиться в шею предателя. Но все же, в чем никогда не сомневался сержант, так это в том, что Хван Самнанг всегда оставался человеком, даже если ему было больно и страшно. Хван Самнанг всегда оставался человеком, даже если боль и страдания причинял он сам. Еще с детства Тханг Висна помнил, как искренне извинялся Хван Самнанг перед отцом хулигана, за то, что сломал тому руку.

И последние события показали, что Хван Самнанг – человек. Хоть Тханг Висна и сурово наказал капитана решившего своевольничать, он был безумно рад и благодарен судьбе за возвращение своих сородичей живыми. Со слов капитана, Тханг Висна понял, что благодарить надо Хван Самнанга.

Тханг Висне было тяжело отстраивать общину заново. Последнее время люди сходили с ума, и успокаивать их, оберегать. В одиночку это было так утомительно.

С бессильным криком Тханг Висна убрал меч в ножны, вызвав волну недоуменных взглядов.

– Ну и ладно. Зови своих каннибалов, рыцарь. Но учти, если это какая-то хитрость, я тебя даже слушать больше не буду. Понял?

– Понял.

Хван Самнанг встал из лодки, и вышел на небольшой пригорок, рассыпавшийся мелчайшими буквами в пространство Версумана. По заранее оговоренной схеме, он прочитал в версуман слово, означавшее, что все в пределах нормы, и нужно прибыть без оружия.

Прочитав условный сигнал, Древний, Свай Тиен и другие рыцари сели в оставшуюся лодку, и благодаря Свай Тиен, немного знавшей хабчан, с трудом добрались до берега.