Воплощенная мечта

скачать книгу бесплатно


– Смазать – это не по нашей части. Для смазки свои специалисты есть. Наше дело горючее залить и болвана зарядить. И территорию охранять, чтобы никто посторонний не проник.

– И часто у вас там события происходят? – Татьяна вернула разговор в нужное русло.

– Мамаша, вы выказываете недопустимое любопытство. Это совершенно секретный объект.

– Ну почему же недопустимое. Раз там мой сын был, значит, я имею к этому прямое отношение, не так ли? – важно изрекла Татьяна и снова помахала у него перед носом кругликами.

Гаишник опять сглотнул.

– Ну, вроде так, вроде имеете отношение. Но только чего-то другие мамаши беспокойства не проявляют.

Татьяна быстро нашлась с ответом:

– Ну, так у других матерей нет таких непослушных дочек! – Она сжала Анькино плечо, чтобы та молчала.

– Это точно,– сказал гаишник, – очень невоспитанная девочка. А вообще-то вот ведь что интересно: заходят они в объект спокойные, даже веселые, потом двери закрывают и запускают двигатели. Что уж там за опыты над ними ставят, я не знаю, а только, когда их после этих опытов на третий день выводят из объекта под конвоем, что-то у них в голове сдвигается, потому что выходят они оттуда какие-то взвинченные, орут и скандалят. И несут какую-то чушь непонятную.

– Вот-вот, и дочь свою я после этого события просто не узнаю, – Татьяна еще сильней сжала Анькино плечо. – Думаю, ей непременно надо еще раз там побывать, чтобы прийти в себя. Чтобы ей мозги вправили. Ну, так что, часто события-то бывают?

– Не часто. Сколько работаю там, всего-то три раза и были. За весь год. И на ту неделю ничего не намечается. По крайней мере, мне ничего не известно.

Татьяна сунула гаишнику деньги и обещала дать в два раза больше, если 18 ноября "событие" все же состоится, и он проведет девочку в ангар. И еще она попросила нарисовать схему, как добраться до места назначения. Гаишник деньгам обрадовался, схему нарисовал, но добавил, что восемнадцатого вообще-то не его дежурство. Придется меняться с сослуживцем. Не терять же круглики! Ведь при его работе не так часто удается взяточку получить.

– А если события не будет? Что же, я зря тогда со сменщиком буду меняться? – заволновался вдруг гаишник.

Татьяна успокоила его, что деньги он получит в любом случае, даже если событие не состоится. На том они и расстались.

Татьяна спросила у Аньки, обратила ли та внимание на слова гаишника, что парни заходят в ангар веселые, а выходят на третий день со скандалом. А ты говорила, что ваше путешествие длилось меньше суток. Что это значит? А значит это, что наши военные не только забирают из вашего мира молодых мужчин, но и зачем-то отправляют в ваш мир наших. А зачем, я тоже не знаю. Но это очень подозрительно.

Аньку же эта проблема совсем не заинтересовала. Важно, что теперь им известна дорога к ангару. На обратном пути с рынка она была очень взволнованной и радостной. Не в силах сдержать эмоции, она все время подпрыгивала, несмотря на тяжелые сапоги и неудобное пальто. А Татьяна была грустной и жалела денег. Она вовсе не была жадиной, и деньги всегда легко и без сожаления утекали у нее между пальцев, но в данном конкретном случае Татьяна была уверена, что деньги выкинуты понапрасну, а восемнадцатого надо будет еще выкидывать. До аванса не хватит, придется занимать.

На следующий день, в воскресенье, они на всякий случай прошлись по тому маршруту, что нарисовал на схеме гаишник. Не обманул мужик. Не сразу, но нашли и забор, и неплотно прибитую доску, где Анька пролазила, и дырку в доске, через которую она смотрела на поле. На обратном пути меток наставили, чтобы в среду время на поиски не терять.

На среду Татьяна отпросилась с работы. Аньке она сказала, что взяла библиотечный день.

– Я так понимаю, в библиотечный день вы ведь должны в библиотеке сидеть?

– Должна. Но в этот раз не буду. Да вообще-то практически никто и не использует библиотечный день по прямому назначению. Это только подразумевается, что он для изучения научной литературы, которая отсутствует в институтской библиотеке, а на самом деле все в этот день какими-то своими делами занимаются. Порядок наводят, за покупками ходят, и так далее. Правда, потом на работу надо справку из библиотеки принести, что ты там был, но это решается просто – дашь чего-нибудь знакомой библиотекарше: шоколадку там или, лучше, бутылочку красненького, и никаких проблем со справкой.

…Одевшись потеплей, они отправились в путь с утра пораньше, хотя, как помнила Анька, обратный билет был на два часа дня.

– Зачем я все это делаю? – тоскливо думала Татьяна. Через несколько часов у девчонки начнется истерика, опять визжать будет, и как мне ее успокаивать?

Гаишник, как и обещал, подошел к забору ровно в двенадцать.

– Эй, вы тут? Напрасно пришли. Топливо не подвозили. Команды заряжать болвана не было, а заряжается он целых два дня. Деньги давай, мамаша!

– Татьяна Николаевна, давайте еще подождем? Вдруг их все-таки привезут?

Татьяна сказала гаишнику, что они еще подождут, по крайней мере часов до двух. Тогда она и деньги отдаст.

– Дело ваше, ждите, – сказал гаишник. – А не улизнете, не расплатившись?

– Тьфу на тебя, – сказала Татьяна и отдала ему половину обещанного. – Остальное перед уходом.

Гаишник немного успокоился и даже принес им через некоторое время горячего чаю с сахаром, чтобы не замерзли. В начале третьего он опять подошел к забору.

– Ну, говорил я вам, что ничего не будет! Еще будете сидеть или хватит?

– Пойдем, Аня, нам нечего больше ждать. Как я и думала, это был билет в один конец.

– Эй, пойдут они, а деньги?

Татьяна отдала ему остальные обещанные круглики. Потом она обменялась с ним телефонами: вдруг пригодится, и попросила позвонить, если будет намечаться "событие". На ехидный вопрос гаишника, не боится ли она, что он сообщит о ней куда следует, Татьяна ответила, что не боится, так как они оба замазаны, и ему в таком случае тоже не поздоровится. А если он будет вести себя правильно, то в накладе не останется. На том и разошлись.

Вопреки опасениям Татьяны, девочка не стала устраивать истерик и визжать как резаная. Она только грустно спросила, что же ей теперь делать.

– Что делать, что делать? Жить дальше, вот что. А там видно будет. В школу тебе надо ходить, учиться. Нельзя все время дома сидеть, спать после обеда и тупеть. Неизвестно, сколько ты здесь пробудешь. Только в школу тебя никто не возьмет без документов… Даже не знаю, как тут быть. Хотя нет, знаю. Тетка, вот кто нам поможет! В воскресенье поедем к ней, тут не очень далеко, меньше пятидесяти километров, всего час на электричке.

– Это в Детчино, что ли, к бабе Свете? Ух ты! Она у нас там какая-то шишка в поселковой администрации. И у вас, выходит, она тоже шишка? Давайте прямо сегодня и поедем, еще не поздно!

– Шишка. Фи, какие выражения. Сегодня не поедем, она на работе допоздна, и потом, подготовиться надо, подарков каких-нибудь купить тетке родной. Сто лет у нее не была, позор. Да, тетя Света тут тоже начальница, в ее подчинении все кибуцы Детчинского района.

– Чего?! Откуда это у вас кибуцы? Кибуцы же в Израиле, мне мама с папой про них рассказывали. Они в Израиле в санатории были, папа сердце подлечивал. Меня, как всегда, с собой, конечно, не взяли. Израиль что такое? Это страна такая на Ближнем Востоке, там еврейцы живут. Да не древняя, а теперешняя. А у вас на этом месте что? Палестина – протекторат Великобритании? Н-да, параллельные миры, ничего не скажешь.

– Ты что, хочешь сказать, что твои родители за границу на отдых ездили?!

Изумлению Татьяны не было предела, а Анька не понимала, чему тут удивляться и чего тут такого необычного: все ездят, были бы деньги.

– А какие проблемы с сердцем у твоего отца?

– Инфаркт у него был. С тех пор почти три года прошло. Что-то у них там на работе не клеилось, договоров не было, зарплату сотрудникам платить было нечем. Папа сильно переживал. И вот мы ехали вечером домой на машине, и папа прямо за рулем сознание потерял. Хорошо хоть это случилось, когда он уже тормозил на светофоре, и мы только легонько тюкнули стоящую впереди машину, а то бы все могли погибнуть. Папа довольно долго лежал в больнице, а после больницы в санаториях реабилитацию проходил, сначала в России, тут недалеко, в Воробьево, а потом в Израиле долечивался, там медицина хорошая. Но с тех пор он машину больше не водит, мама теперь рулит.

Сказать, что Татьяна была ошеломлена, это ничего не сказать.

– Мой муж Владимир умер почти три года назад, у него тоже инфаркт был, как у твоего отца. Я теперь вспоминаю, что у него тоже были какие-то проблемы с работой. С начальником ругался все время, повышения не получил. Это глупо звучит, но мне как-то легче было бы думать, что он умер от горя, что Андрей погиб, а не от неприятностей на работе. …Эй, погоди, ты сказала, что он за рулем сознание потерял. У вас что, собственная машина есть?!

И чему тут удивляться, не понимала Анька. У них скоро и вторая машина будет. Мама новую собирается покупать, а эту Андрею отдадут. Как же, отдадут. Кому теперь отдавать-то, если неизвестно, когда они вернутся домой. Да и вернутся ли вообще?

А Татьяна продолжала истекать завистью:

– И твоя мать сама машину водит?

– А чему вы удивляетесь? И я буду водить, когда вырасту. Если, конечно, домой попаду.

Посмотрев на Татьяну, Анька только сейчас заметила, что она отчаянно завидует, и ей стало ее жалко.

– Вообще-то мама не очень хорошо машину водит, все время штрафы получает. А дядька этот, гаишник, то есть не этот, конечно, а параллельный тому, с кем мы сегодня общались, вообще хотел ее прав лишить.

Тут Анька стала сама себе противна. Эту Татьяну пожалела, а на параллельную, на маму свою наябедничала. И она поторопилась перевести разговор на бабу Свету, к которой они должны были вскоре отправиться за помощью.

Баба Света, а полностью Светлана Михайловна, была старшей сестрой Татьяниной матери и, следовательно, двоюродной бабушкой Аньки. После того, как Татьянины родители и в том, и в этом мире погибли в 1979 году в авиакатастрофе под Внуковым, возвращаясь от родственников из Одессы, Татьяну воспитывала тетка вместе со своей родной дочерью. И двоюродной бабкой Аньке она приходилась только номинально, а по сути была самой настоящей родной бабушкой.

…Но в воскресенье ни к какой бабе Свете они не поехали. Пробыв полдня на морозе почти без движения, и Татьяна, и Анька здорово простудились и уже в среду вечером слегли с температурой. На следующий день к Татьяне пришел врач и выписал бюллетень до понедельника. Аньку смотреть не стал, велел вызывать врача из детской поликлиники. За лекарствами им некого было послать, и Татьяна с высокой температурой сама ходила в аптеку и в магазин за продуктами, добавила простуды, и в понедельник опять врача вызывали. Чувствовали себя обе очень хреново, особенно поначалу, так что даже городской будильник, гудевший пятнадцать минут кряду, не мог заставить их вылезти из постели.

Аньке вообще-то всегда нравилось болеть. Не нужно ходить в школу. Посуду мыть не заставляют. Лежишь себе на диване и книжечки почитываешь. Или мультики по телеку или на компьютере смотришь. Правда, глотать больно, и нос заложен, но от этого лекарства есть. Мама с папой всегда что-нибудь вкусненькое в клювике приносят. И Андрей ни к чему не придирается. И бездельницей никто не обзывает, хотя в это время она самая что ни на есть бездельница и есть.

Ну, так это дома болеть, а тут она не дома. Книжек, правда, полно, но ни мамы с папой, ни компьютера здесь нет. К тому же Татьяна переносила простуду гораздо тяжелее, чем Анька. У нее, кроме горла и насморка, болели все мышцы, и в первые дни ей даже лежать было больно, не то что ходить. Она в основном спала. Ничего Аньке в клювике не приносила, лишь варила утром манную кашу с комками, а в обед разогревала суп, который она предусмотрительно сварила в самом начале болезни в огромной кастрюле, чтобы надолго хватило.

Посуду мыть приходилось все время Аньке. Она также отвечала за ужин. На ужин Анька обыкновенно варила яйца вкрутую. Они ели яйца и пили чай с баранками и сухарями. А на ночь пили горячее молоко с медом.

В остальное же время, не занятое приготовлением и принятием пищи, они лежали каждая в своей комнате и не разговаривали, потому что обе хрипели, и сказав всего пару слов, заходились в приступах кашля.

Но всему приходит конец, в том числе и простуде. Через несколько дней им полегчало, и они стали проводить больше времени вместе и здорово сблизились. При этом Татьяна все чаще ловила себя на мысли, что ей хочется надавать подзатыльников этой нахальной девчонке. Вот и сейчас, развалилась за обеденным столом, чуть книжку в суп не окунула…

– Как ты сидишь?! Кто это читает за едой? Вот если бы я была твоей матерью…

– Пардоньте. Кстати, Татьяна Николаевна, вы тоже газетку-то уберите. Кто это читает за едой? А насчет матери, у меня вот какой вопрос возник: а почему у вас только один ребенок? Вы ведь так похожи на мою маму, и характер у вас, как у нее, значит, и желания в принципе должны совпадать, несмотря на параллельность миров. Но вот у моих родителей двое детей, а у вас только Андрей был. Неужели вам никогда не хотелось, например, девочки?

– Почему же, хотелось, конечно. Как же не хотеть. Но у нас хотеть мало. Чтобы получить разрешение девочку родить, надо в очереди лет сто отстоять, а то и все двести.

– Как это?

– А так. Мы мальчиков должны рожать, чтобы мечту осуществлять. Родить без очереди девочку разрешается, только если перед этим уже есть два мальчика. Или надо заплатить огромные деньги, налог на девочку называется. Или чуть поменьше дать на лапу врачам, чтобы разрешили родить якобы по жизненным показаниям.

– Но ведь мальчики или девочки по желанию не получаются! Это же от хромосом зависит. И в среднем мальчиков и девочек рождается почти поровну. Вы что, лишних девочек топите, что ли, как котят?

– От хромосом, говоришь? Ты чересчур много знаешь для твоего возраста. Тебе в куклы играть надо, а не про хромосомы рассуждать.

– Ну, знаю, и что? Я много чего знаю. Я люблю учиться, ученье – свет. И мама у меня биофизик, между прочим, а папа инженер-физик. Так как же вы с лишними девочками поступаете?

– Не бывает у нас лишних девочек. У нас избирательное регулирование рождаемости. При сроке беременности в десять недель у нас делается специальное исследование…

Тут Татьяна засомневалась, можно ли говорить на такую тему с такой маленькой девочкой, но потом решила, что с такой – можно. Про хромосомы же она знает.

– Так вот, делается специальное исследование и определяется пол будущего ребенка, и если это не мальчик, то делается особый укол, и через несколько часов ты уже не беременная. Но, конечно, если деньги заплатишь, то плод оставляют. Вот и у меня определили, что эмбрион женского пола. А поскольку денег у нас таких никогда не было, даже на взятку, то ребенка я лишилась.

– Но ведь это жестоко!

– Согласна, жестоко. Но целесообразно. При таком раскладе к двадцатилетнему или двадцатипятилетнему возрасту число девушек и юношей будет почти одинаковым, и каждая сможет найти себе мужа. И не будет того, что сейчас творится, когда кругом одни одинокие женщины тоскуют вечерами в полном одиночестве. Отсюда и повсеместное женское пьянство, и суицид.

– Как мне тебя жалко! – всхлипнула Анька.

Она даже не заметила, что сказала Татьяне "ты".

– А уж как мне себя жалко было, кто бы знал. Но ты не расстраивайся, это все давно в прошлом, это еще двенадцать лет назад произошло.

Анька с изумлением посмотрела на Татьяну.

– А мне, между прочим, одиннадцать с хвостиком…

Татьяна ахнула.

– Одиннадцать? Как же так?! Как это я умудрилась до сих пор не спросить, сколько тебе лет? Ты ведь такого маленького роста, я думала, тебе и девяти еще нет. Это что же получается?

– То и получается. Ты моя генетическая мать, получается, а моя линия жизни в этом мире начиналась, но оборвалась еще в стадии эмбриона.

И тут с Татьяной случилась истерика. Она схватилась за голову, вцепилась в волосы и выдрала каждой рукой по здоровому клоку. Потом она с такой силой несколько раз стукнулась головой об стену, что тут же на лбу у нее вскочило несколько багровых шишек.

– Танюшка, перестань, пожалуйста! Все равно ничего не изменишь, – уговаривала ее Анька.

В своем мире Танюшкой Аня называла мать в минуты приступов телячьей нежности.

Татьяна продолжала выть, раскачиваясь из стороны в сторону и время от времени стукаясь головой об стену. Тогда Анька налила в кувшин воды из-под крана и окатила Татьяну.

– С ума сошла?! Холодно ведь!

Но истерика прекратилась, и Татьяна отправилась в ванну вытираться и переодеваться в сухое. Вернулась она почти спокойная, только очень бледная, и на покрасневших глазах еще блестели слезы.

Аня подала ей стакан.

– Вот, выпей валокординчику, пожалуйста.

– Тут валокординчик твой не поможет. Лучше водки принеси из бара.

– А водки нет. Я ее всю в унитаз спустила.

Татьяна сначала хотела разораться: мол, какое ты имеешь право в чужом доме распоряжаться, дорогой продукт уничтожать, но вовремя остановилась, сосчитала в уме до десяти и рассмеялась.