скачать книгу бесплатно
– Почему свет выключили? Вчера тоже, когда я прибежала, света не было.
– Электричество экономить надо. Да и к чему свет, если Вентура такая яркая? Сегодня у нее максимальная яркость – полновентурие. Кстати о Вентуре. Ты вчера своим визгом ясно показала, что у вас ее нет. У нас ее раньше тоже не было, а появилась она только в 1908 году как астероид, захваченный тяготением в околоземную орбиту.
– В каком-каком году? Ой, как интересно! А у нас в 1908 году было падение Тунгусского метеорита, мне папа много об этом читал. Наверно, этот наш метеорит и есть ваша Вентура, только нашему меньше повезло, то есть, совсем не повезло.
– Никогда не слышала про такой метеорит. Вот видишь, у вас Тунгусский метеорит, а у нас – Вентура. Значит, наши с тобой миры разделились больше ста лет тому назад. Интересно, что, несмотря на такое событие, наш дом и квартира имеются в обоих мирах. Это еще раз подтверждает, насколько система устойчива. Тебя вот только здесь нет.
Анька возразила, что теперь-то она здесь тоже есть. А Татьяна Сорокина, получается, все-таки некоторым образом ее мама. То есть проекция ее глобальной матери на ваши измерения. Как все сложно-то.
– Раз сложно, пошли спать. Утро вечера мудренее. А что, у вас свет вечером не отключают? Нет? Ну да, у вас ведь без Вентуры темно. У нас вообще-то в Троцке и в Москве тоже до полуночи не выключают, ну так это столицы, там и с продуктами гораздо лучше. Везет же тем, кто там живет! Все, спать.
Анька уснула довольно быстро. В эту ночь ей снился конь Тинум, запряженный в телегу, на которой ехала она, Аня. Она тянула за вожжи и грозно говорила: "Но!" и "Тпру", на что конь только бифуркал, то есть одновременно громко фыркал и пускал ветры.
Татьяна же долго не могла заснуть, размышляя о проблемах мироздания. Вот ведь как интересно: говорят, что история не имеет сослагательного наклонения. То есть, что произошло, то произошло, и назад не отыграешь. А оказывается, все не так. Имеет, оказывается, история это самое сослагательное наклонение, которое выражается в множественности миров. Вот в девочкином мире Андрей и Владимир живы, а здесь нет. Почему, какие события привели к этой разнице? Какие тут причинно-следственные связи?
***
Утром Аньку снова разбудила Татьяна Сорокина. Она стояла в дверях уже в пальто.
– Иди завтракать. Я ухожу на демонстрацию. Хотела тебя с собой взять, да у тебя одежда неподходящая.
– На какую еще демонстрацию? – зевнула Анька. – Против чего?
– Это как – против чего?
– Ну там, против коррупции, против повышения цен, против перекрытия дорог для проезда больших пупков, против нарушений конституции, да мало ли против чего еще.
– Ерунда какая-то. Демонстрации бывают не против чего, а в честь чего-то. Сегодня восьмое ноября – праздник ДСМ. В десять по телевизору посмотри военный парад и демонстрацию в Москве. Я тесто поставила, пригляди за ним. К обеду вернусь, пирожков напеку.
На завтрак опять была манная каша, которую Аня, удивляясь себе, очень быстро смолотила и подложила добавки. Добавку она ела медленнее, с непонятным ей самой наслаждением обсасывая многочисленные комочки, как будто это был леденец. Потом она смотрела по телевизору парад. Это было совсем неинтересно: танки какие-то, ракеты, марширующие солдаты. Не для девочек. Вот Андрей, наверно, посмотрел бы с любопытством. После парада показывали, как сказал диктор, демонстрацию мечтателей. Это оказалось массовым шествием, вроде карнавала, только еще скучнее. Звучала громкая музыка в стиле маршей. Акробаты на постаментах, установленных на колеса, показывали под музыку групповые упражнения. Эти постаменты тянули вперед на веревках, как бурлаки на Волге, юноши в обтягивающих комбинезонах. Спереди и сзади постаментов шли простые люди. Простые в том смысле, что одеты они были обычно, а не как спортсмены или артисты. Единственным их украшением были темные бантики на лацканах пальто, какого цвета, неизвестно, так как телевизор цвет не показывал. Люди махали флажками и шариками, несли портреты суровых пожилых дядек с пустыми глазами. Многие шли с плакатами, которые начинались словами "Да здравствует…". На некоторых плакатах было написано: "Да здравствует День Свершения Мечты!" Вот оно, оказывается, что значит праздник ДСМ, про который говорили позавчера тетка на телеге и Татьяна Николаевна сегодня утром. Только что это такое, все равно непонятно.
Демонстранты время от времени нестройно выкрикивали "да здравствует", но выражения энтузиазма на лицах у них Анька почему-то не замечала. Лица были хмурыми и безразличными. Холодно, наверно, не могут дождаться, когда все закончится. Вон почти все носами без конца шмыгают.
…Ни к какому обеду Татьяна Сорокина не вернулась. Анька несколько раз опускала тесто, начала уже волноваться, что оно перекиснет. В два она не выдержала, половину теста убрала в морозильник, а из другой половины налепила кривобоких пирожков с капустой. С духовкой обращаться она не умела, поэтому нажарила пирожков в сковороде, благо растительного масла было достаточно. Выпив два стакана сладкого чаю и объевшись пирожками, она разомлела и задремала.
Сорокина вернулась уже поздно вечером. Вернее, даже не вернулась, а ее привели совершенно никакую и поставили у входной двери две подруги с работы, которые сами были ненамного трезвей, чем Татьяна. После нескольких неудачных попыток она все-таки сумела всунуть ключ в замочную скважину, с трудом открыла дверь и ввалилась в коридор. Хотела сесть на табуретку, но промахнулась и грохнулась на пол. При этом она не переставала громко петь, дирижируя себе обеими руками:
Мечтать, надо мечтать
Детям орлиного племени,
Есть сила и воля у нас, чтобы стать
Героями нашего времени!
Аня смотрела на нее полными ужаса глазами. Татьяна это заметила.
– Что, не ндравлюсь? Твоя мать не пьет? А че ей пить-то? У нее, поди, и дети, и муж на месте. А не нравлюсь – вали отсюдова к своей матери!
Татьяна махнула рукой в сторону двери, но не удержала равновесия и рухнула в направлении руки. Подниматься ей было лень, и она решила заснуть тут же в коридоре и подложила под голову руку.
Аня заплакала от обиды. Произнесла сквозь слезы:
– Да я бы с радостью свалила к своей матери, но как?
Татьяна не ответила. Высказавшись, она, не снимая пальто и обуви, тут же захрапела.
Захотелось повеситься. Девочка ушла в маленькую комнату и долго плакала. От злости она потопала ногами, пошвыряла на пол свои вещи и книги со стола. Потом еще немного поплакала и все собрала на место. Вышла в коридор, посмотрела на храпящую Татьяну, и ей очень захотелось пнуть ее ногой под зад. Но потом Анька подумала, что несмотря на гадкие Татьянины слова, она все-таки часть ее глобальной матери. Поэтому она не стала ее пихать, а сняла с нее сапоги и даже попыталась снять пальто. Последнее ей ввиду хилости не удалось. Тогда она принесла из комнаты подушку и подсунула Татьяне под голову. Из-под входной двери довольно ощутимо дуло, и Анька накрыла ее одеялом поверх пальто, а вдоль дверного порога, чтобы не было сквозняка, уложила свернутую трубкой половую тряпку. Потом сама отправилась спать.
Среди ночи Татьяна проснулась от жажды. Обнаружив себя не в кровати, а на полу в коридоре, она сначала никак не могла понять, что такое с ней случилось. А когда поняла и вспомнила, ее стали мучить угрызения совести. Что же это я за свинья такая, ребенка беззащитного обидела, гадостей наговорила. Сначала приветила, а потом выгнать собралась. Говорят, что у трезвого на уме – у пьяного на языке. Но ведь на уме-то у меня совсем другое было, а не то, что я ляпнула! На уме… Кто это там сказал про ум? Э-хе-хех… А девочка-то ведь меня пожалела, подушку под голову положила, одеялом прикрыла! А я… Что же теперь делать-то, как оправдаться? Ведь слово не воробей, вылетело – назад в глотку не вобьешь.
Татьяна прошла в комнату, где спала Анька, погладила ее по голове, поправила одеяло, после чего отправилась досыпать, уже в постель.
…Рано утром Аньку опять разбудил громкий гул с улицы. Через несколько минут в комнату вошла Татьяна и позвала ее завтракать.
– Что-то и не знаю даже. После ваших вчерашних слов как-то неудобно чужой хлеб есть.
– Иди без разговоров. Завтрак уже на столе.
Завтракали чаем с подогретыми пирожками, что Анька накануне нажарила. Сидели молча, уткнувшись в чашки. Наконец Татьяна не выдержала:
– Аня, прости меня за вчерашнее. Холодно было на демонстрации, сначала для сугреву приняли по чуть-чуть, а потом после демонстрации с девчонками с работы праздник отметили. И как-то незаметно ощущение времени и меры пропало.
– Татьяна Николаевна, вы алкоголик? – осторожно спросила Анька.
– Конечно, нет! – уверенно сказала Татьяна. Нервно постучала кончиком ложки по столу и произнесла менее уверенно: Думаю, что нет. – Потом еще немного постучала ложкой. – Надеюсь, что нет. Ты прости меня, если можешь. Больше этого не повторится. Я теперь не имею права быть такой безответственной.
– Ладно, проехали. В любом случае вам недолго осталось меня терпеть. Я как-то совсем забыла, что у Андрея обратный билет на 18 ноября. Надо только найти тот ангар, откуда их выводили, и того дядьку, который меня в бочке выкатил. Пусть он меня теперь обратно вкатит. Поможете мне?
Татьяна с жалостью посмотрела на нее и сказала, что боится, что билет тот был в один конец. Раз парней военные забрали, то она не верит, что их так скоро назад отпустят. И что отпустят вообще. Для чего тогда было все это затевать? Если проект секретный, а их отправить назад, будет утечка информации, а этого никто не допустит.
– Но ведь если они не вернутся через две недели домой, родители их будут беспокоиться, пойдут в турфирму, где они билеты покупали, и все раскроется!
– Не знаю. Не думаю, что нашим военным есть какое-то дело до того, как все это будет воспринято в вашем мире. Это ваши проблемы. Ладно, ладно, не реви. Мы все же попробуем проникнуть туда, откуда вы здесь появились. Я сейчас на работу побегу, а ты вспоминай дорогу, по какой ты добиралась до города от этого ангара. В следующее воскресенье попробуем найти это место. Почему не раньше? Потому, во-первых, что я работаю дотемна, а в темноте ничего не найдешь. Во-вторых, одна ты не пойдешь искать – это опасно, и одежда у тебя нездешняя. Я вообще удивляюсь, почему тебя не задержал никто в такой одежде. Твое счастье, темно уже было, в темноте твоя необычная одежда не так бросалась в глаза. Так что надо тебе пальто нормальное купить, а денег у меня сейчас нет. Зарплата у нас десятого, а выдаст раздатчица, скорее всего, только одиннадцатого. Все, я поскакала на работу. Не скучай. Пить больше не буду, не бойся.
Да, легко сказать, вспоминай дорогу. Аня, когда шла от забора, как-то совсем не обращала внимания на дорогу. Были ли там какие-нибудь повороты, перекрестки? В каком месте ей тетка на телеге встретилась? Допустим, это место она еще найдет, потому что телега вроде никуда не сворачивала, по дороге катила, и в городе, когда она с теткой распрощалась, она до вокзала тоже по прямой шла. А вот как дальше забор найти? Помнится, незадолго до того, как ее тетка подсадила на телегу, она посмотрела на часы и отметила, что шла чуть больше часа. То есть от этого места до забора километра четыре-пять неизвестно в какую сторону. Да еще надо дырку в заборе найти, и гаишника этого как-то позвать. А вдруг его там не будет? Задача казалась неразрешимой. Ой, а вдруг Андрюшка домой улетит, а я так и останусь тут? Аньке стало очень страшно.
– Ладно, не переживай раньше времени, найдем как-нибудь, – успокоила ее Татьяна, вернувшись с работы. Хотя сама она была на сто процентов уверена, что никакого ангара искать не стоит, потому что никто ребят назад не отпустит. Но для очистки совести попробовать все же надо.
* * *
И потянулась неделя, дни которой, хоть и не сказать, что как две капли воды, но все же были очень похожи друг на друга. Утро начиналось с гула на улице, такого громкого, что мертвого разбудит. Минут через пятнадцать в комнату входила Татьяна и говорила, что завтрак на столе. На завтрак обычно была манная каша, которую Анька поглощала мгновенно и просила добавки. Потом Татьяна уходила на работу, а Анька оставалась дома. Она читала книжки, играла в игры на мобильном телефоне, иногда готовила что-нибудь на ужин. Но все равно было скучно. Татьяна приходила домой около половины шестого, они ужинали, смотрели телевизор и в девять ложились спать, тем более что ровно в девять отключали электричество. И так каждый день.
Когда Анька услышала гул в первый раз, она не придала этому особого значения. Ну, гудит что-то и гудит. Да и мысли ее тогда были заняты совсем другим. В понедельник она тоже была разбужена гулом за окном, но и тут ее больше занимало, как вести себя с протрезвевшей Татьяной Николаевной, которая вечером велела ей проваливать. Но во вторник, доев добавку каши, она прямо спросила, что это гудит так громко каждое утро.
– Как что, это городской будильник. Будит всех, чтобы на работу не проспали.
– А зачем надо всех будить? Что, у людей своих будильников нет, что ли?
– У кого-то есть, у кого-то нет. Так надежнее. Не проспят – не получат дырки в талоне нарушений.
– А если кому не надо на работу? Пенсионеры там, или школьники на каникулах. Или кто во вторую смену работает?
– Ничего, пусть просыпаются со всеми вместе. Знаешь поговорку: "Рано в кровать, рано вставать, всегда ты готов мечту защищать"?
Анька хмыкнула:
– В такой форме никогда не слышала. Надо говорить: "Горя и хворя не будете знать".
– Не хворя, а хвори, во-первых. То есть болезни. А во-вторых, у вас надо так говорить, а у нас по-другому. Параллельные миры, сама понимаешь. Но вообще-то у вас это как-то приземленно звучит, не призывает к свершениям. Ладно, некогда мне тут с тобой спорить о поговорках. На работу опоздаю – в талоне дырку получу, и к Новому году заказ не дадут.
– А у нас никаких талонов нарушений нет. А за что дырку в талоне пробивают?
– За опоздание, за бумажку, мимо урны брошенную, за детей, оставленных без присмотра, за нахождение в пьяном виде на улице. Счастье, что меня в этот раз не застукали. И еще много за что. Легче сказать, за что не пробивают. Все, я побежала на работу, не скучай.
Во вторник Татьяна сняла с Аньки мерку. Завтра зарплату, наконец, дадут, куплю тебе пальто, чтобы можно было на улицу выходить.
В среду вечером Татьяны в обычное время дома еще не было. Анька уже испугалась, что та пошла с подругами зарплату пропивать. Но нет, в начале восьмого Татьяна вернулась домой с огромными свертками под мышками.
Анька посмотрела на пальто и скривила рожу.
– Я это не надену. Уродство какое-то! И тяжелое как не знаю что. И сапоги страшные и тяжелые. Сами такое носите!
Татьяна была оскорблена до глубины души. Она старалась, выбирала, столько времени и денег потратила, в очереди в кассу сколько простояла, а эта говнюшка нос воротит и хамит. Но вслух Татьяна спокойно произнесла:
– Не знаю, во что одеваются в вашем мире, а здесь все девочки носят такие пальто и не ходят в брюках. Ты не должна выделяться. Представь, что ты шпионка, и заслана врагами разведать наши секреты. Ну ладно, не хочешь шпионкой, представь, что ты артистка, и тебе дали роль. Ты ведь не станешь отказываться, если эта роль будет отрицательная? Даже если это будет роль Бабы-Яги? Так и здесь, ты исполняешь роль местной жительницы. Вот и постарайся исполнить ее как следует, чтобы тебе поверили. А то мы с тобой пропадем.
– Ну, если так, если только как роль, то, так и быть, надену,– согласилась Анька, влезая в пальто.
Пальто оказалось ей длинноватым, и весь вечер Татьяна подшивала на руках подол и рукава. За два следующих вечера она связала Аньке шапку и шарф, потому что такие мальчиковые кепки, какая была на Аньке при ее появлении в этом мире, здесь тоже не носят. Да и холодная она уже для нынешней погоды.
…В пятницу утром, проглотив, как обычно, вторую порцию каши, Анька задумчиво произнесла:
– Что-то здесь не то. Не может человек, находясь в здравом уме и светлой памяти, поглощать каждое утро манную кашу в таких количествах. Я ведь манную кушу терпеть не могу и никогда ее дома не ем.
– Может, твоя мама ее готовить не умеет?
– Не умеет, она у нее всегда с комками выходит. Папа так и не смог ее научить. Ну, так ведь и у вас тут тоже одни комки.
– Где?! – возмутилась Татьяна.
– Уже у меня в животе. Так вот, я думаю, у вас тут какие-то особые вещества в пищу добавляют, вызывающие аппетит и делающие ее более вкусной. Я еще в самолете заметила, то есть не в самолете, а в ангаре, но тогда-то я была уверена, что это самолет. Так вот, я заметила, что обычная еда пахнет необычайно вкусно, и все лопают ее с волчьим аппетитом.
– Да ну, ерунда. Ничего никогда о таких веществах не слышала. И вообще, как ты это себе представляешь? Даже если такие вещества существуют, как добавить их, например, в картошку, морковку и прочее?
– А и не надо их добавлять во все продукты. Что практически по все блюда добавляется? Правильно, соль и сахар. Вот в них эти вещества и могут добавляться. Как бы это проверить? Есть идея! Вы вот как биофизик… Вы ведь биофизик?
– Биофизик? Ну, в общем-то, можно и так сказать. Пусть будет биофизик.
– Ну вот. Моя мама тоже биофизик. Тогда у вас тоже должны быть на работе какие-нибудь хроматометры и спектрографы?
– Какие ты слова знаешь! – засмеялась Татьяна – Сразу видно, что твои родители научные работники. Только у нас эти приборы вообще-то называются хроматографами и спектрометрами.
– Э…, тут я не уверена, может, у нас они тоже так называются. Можно же по спектрам определить, есть там посторонние вещества или нет?
– О, да ты и про спектры знаешь! В принципе можно. Да, можно установить наличие посторонних веществ, но каких именно, не всегда возможно определить. Ладно, ты меня заинтриговала, сегодня уже не удастся, а на той неделе будет больше времени на работе, проверю. Хотя это тоже непросто: сама я на приборе не работаю, а только отдаю образцы и получаю распечатку спектров. Да еще сначала нужно у заведующей лабораторией заказ на эксперимент подписать. Поэтому потребуется придумать правдоподобную версию, зачем мне это надо. Но время есть, придумаю что-нибудь.
– Времени-то осталось не очень много. На той неделе я домой отправлюсь!
Татьяна только вздохнула.
…В субботу у Татьяны, как всегда, был короткий рабочий день, и домой она вернулась уже в час. После обеда они с Анькой пошли на рынок. Анька вышла из дома на улицу первый раз за целую неделю. Сначала даже голова закружилась от свежего воздуха. Ей было стыдно идти в таком пальто, длинном и болтающемся между ног. Было неудобно, и кроме того, она боялась насмешек окружающих. Но никто не обращал на нее никакого внимания, а попадавшиеся навстречу девочки в большинстве своем были одеты в такие же пальто, и лишь немногие были одеты в шубы, которые, впрочем, элегантнее не выглядели.
За ту неделю, что Анька просидела дома, наступила настоящая зима, несмотря на то, что была еще только середина ноября. Снегу навалило чуть не по колено. Но дороги были расчищены и посыпаны песком. По пути на рынок Анька видела много людей с лопатами, метлами и ведрами с песком. Одеты они были при этом как-то непохоже на дворников. Татьяна объяснила, что это приговоренные к принудительным работам так стараются.
– Надо же, и без таджиков, оказывается, можно улицы чистыми держать, – удивилась про себя Анька.
Рынок располагался на том же месте, что и в Анькином Обнинске, но был гораздо беднее. Продавцов было намного меньше, а вот покупателей намного больше, чем у них. Татьяна пришла сюда за картошкой и овощами.
И тут задача поиска ангара, представлявшаяся совершенно не решаемой, была легко разрешена. Надо же было такому случиться, что, проходя с Татьяной по рядам в поисках более дешевой картошки, Анька увидела "гаишника". Вот ведь как мир тесен, а еще говорят, что Обнинск большой город, областного подчинения! Гаишник был в гражданской одежде, но Анька его сразу узнала по широкой харе. Он тоже искал картошки подешевле. Анька толкнула Татьяну локтем в бок:
– Смотрите, это тот человек, который меня из ангара вывел. Давайте у него спросим дорогу, ну и вообще.
Татьяна достала из кошелька 50 кругликов.
– Мечтатель, можно вас на минутку? – она помахала у него перед носом деньгами.
Увидев деньги, гаишник сглотнул и как завороженный двинулся за Татьяной прочь от толпы.
– Ну, что у вас? О, это ты! – узнал он Аньку. – Добралась, значит, до дому. Ну, слава ПВМ. И чего теперь тебе от меня надо?
– Дяденька, можете вы меня в следующую среду, 18 ноября, обратно закатить в бочке в этот ангар?
– Зачем это?
– Туда должны привезти моего брата и остальных ребят.
– С чего это ты взяла?
– Ну, так нам обещали.
– Ничего не знаю. Если там событие намечается, нас заранее извещают, почти за неделю. Топливо завозят, несколько машин с бочками. Мы бочки разгружаем и в ангаре в специальные цистерны выливаем. И болвана заранее заряжаем.
– Болван – это робот? – спросила девочка.
– Болван – это болван. Не знаю никаких роботов.
– Его бы смазать не мешало, скрипит как старые качели, – совсем не к месту углубилась в подробности Анька.
