На краю жизни

Дин в ответ на это безразлично пожимает плечами и начинает ковырять дырку в джинсах на колене.

– Вы знали об этом? Что они становятся другими?

– Может, знали, а может, и нет. – Он отрывает болтающуюся ниточку и легким движением отбрасывает ее от себя. Выглядит до бесячего скучающим.

Марго начинает выходить из себя. Хватает Дина за щиколотки и рывком подтягивает к себе, заставляя спиной упасть на кровать; буквально на кулак наматывает ворот чужой футболки и орет прямо в лицо:

– Макс сегодня чуть не погиб, а ты сидишь тут, похуист недоделанный!

– Мои соболезнования, конечно, – Дин приподнимает брови, оставаясь невозмутимым, – но какое мне дело до твоего Макса? Сама подумай.

– Точно. – Марго неожиданно улыбается, отпуская его футболку. – Ты прав. На Макса тебе плевать, но зато не плевать на кого-то другого.

Что-то, что страшнее, чем смерть. Нечто, что пугает больше, чем перспектива заразиться вирусом и сгнить изнутри.

– Что? – Интонация чужого голоса впервые дает трещину.

– Кого они держат? – Она опять встряхивает Дина. – Мать? Отца? Жену? Кого, блять?

– Отвали!

Ее отталкивают с такой агрессией во взгляде, что Марго, не ожидавшая такого, падает назад, приземляясь задницей на бетонный пол. Дин садится обратно и снова вжимается спиной в стену, глядя на нее с искренней ненавистью. Но за ней еще что-то кроется – будто Марго смотрит сейчас на загнанного в угол зверя. В глазах плещется страх.

– Как они тобой манипулируют? – осторожно спрашивает она снова; отступать уже нет смысла. – Кого они держат в заложниках, Дин?

Тот молчит; смотрит на свои колени, елозя по нижней губе зубами. На мгновение Марго кажется, будто она видит, как чужие клыки немного удлиняются, и это самую капельку страшно, потому что, если она настолько разозлила Дина, тот может сделать что угодно. И с кем угодно.

– Сестру.

– Что? – Марго вся обращается в слух и поднимается с пола. Сердце почему-то болезненно екает.

– У них моя младшая сестра. – Дин низко склонил голову и не смотрит на нее. – И они убьют ее сразу же, если поймут, что я их предал.

4

– Я не Нейт и на месте топтаться не буду. – Джеймс сердито складывает руки на груди. – Дела не очень.

– Не очень? – заискивающе уточняет Марго, надеясь, что это не просто непроизвольная попытка скрасить действительность, несмотря на заявленное «не буду топтаться».

– Дерьмо. – Чужой взгляд становит еще злее. – Дела дерьмо. Полная навозная куча вонючего и смердящего…

– Хорошо, я поняла. – Она устало трет переносицу, не давая закончить. – Давай по существу.

Джеймс хлопает себя по карманам халата, который снизу так сильно потрепан, что мотает нитками по воздуху. Он достает из одного из карманов маленькую фляжку и нервным движением откручивает крышку, после делая три больших глотка. Марго никак это не комментирует. Равно как и то, почему эта самая фляжка никогда не бывает пустой – не бодяжит же Джеймс в своей лаборатории водку, как чертов Менделеев или кто там. Наверняка у ребят самогон таскает, а он им, вообще-то, для других целей нужен.

– У Алека сломана нога. – Фляжку с громким стуком ставят на стол. – А так как у нас нет рентгеновского аппарата, я, конечно же, не могу с точностью определить, насколько все плохо. Что-то вроде гипса наложить сможем, но дальше – как повезет. Ладно хоть перелом не открытый. Но все один черт, ведь антибиотиков у нас тоже нет, и если пойдет воспаление, то пиздец будет не только ему, но и Максу. Я промыл и зашил его раны, но ему точно не следует двигать рукой недели две. Крови он потерял не то чтобы много, но достаточно.

– Но все не так уж и плохо? Жить будут?

– Будут, если полный покой и много водички. И кальция в случае Алека. Это самый максимум, который я могу для него сделать. Вот если бы у меня в распоряжении была более современная лаборатория, – Джеймс уныло смотрит на серебристую фляжку перед собой, – мы бы горя не знали.

– Ты не виноват в том, что мы застряли здесь, – пробует Марго. – К тому же, не будь тебя, мы бы и года не протянули, вот серьезно, так что прекрати себя корить за то, что от тебя вообще никак не зависит.

Джеймс улыбается, а потом закручивает крышку на фляжке, прячет обратно в карман. Марго бросает взгляд на закрытую дверь, за которой – она знает – находятся Алек и Макс. Ей очень нужно поговорить со вторым, но это может подождать, тишина и покой сейчас на первом месте. С остальным Марго может разобраться сама.

– Я так понимаю, патрулировать ограждения Мэг придется одной.

– Да почему одной. У нас, конечно, мало толковых людей на базе, но не настолько, – обиженно фыркает она. – Хотя с вылазками будут проблемы, тут не поспоришь. Вдвоем выходить небезопасно, а брать с собой и Лив, и Мику одновременно я просто не рискну. Не дай бог опять такая же хуйня повторится.

– А что там с тем пленником? – Джеймс щелкает пальцами, будто и правда все это время не помнил про заключенного, обособленно ото всех торчащего в подвале.

Марго кусает губу и елозит туда-сюда зубами по сухой коже, еще сильнее ее травмируя.

– Кое-что наклевывается, – неопределенно отвечает она, не желая вдаваться в подробности. Пока это не касается больше никого, кроме нее и Дина. Марго и так скрыла от остальных слишком многое – терять уже нечего.

– Надеюсь, он не за просто так нашу еду жрет, – бурчат на нее, а она коротко смеется, прекрасно понимая, что Джеймс, кажется, стал свидетелем того, как кое-кто таскал съестное с кухни.

Когда Марго выходит в коридор, то первым делом замечает Лив, которая стоит у противоположной стены, обхватив руками сутулые плечи. На ее пальцах смазанные следы потемневшей крови – наверняка помогала Джеймсу перевязывать Макса. Марго делает шаг в ее сторону, но удивленно застывает, когда девушка в два шага сокращает между ними расстояние и, неплохо так замахнувшись, пинает ее по коленке.

– Это за то, что привезла Макса в таком состоянии. А это, – следом Лив отвешивает ей мощный щелбан, – за то, что оставила меня тут сидеть с долбаным пленником!

– Ладно, заслужила, – кряхтит та, потирая одновременно и лоб, и пострадавшую коленную чашечку.

Лив резко выдыхает через нос, и Марго может поклясться, что видит пар, который покидает ее ноздри. Она еще немного чешет ушибленную ногу и опускает взгляд, потому что – да, знает, что виновата. Во всем произошедшем лишь ее вина: не смогла разобраться в ситуации заранее, завела людей в ловушку, не подготовилась, не сориентировалась, растерялась. И как ее после этого можно оставить на посту ответственной за вылазки? Лучше ей картошку на кухне чистить или постельное белье стирать.

– Поверить не могу, что согласилась остаться. – Лив трет обеими руками слезящиеся глаза, оставляя на скулах едва заметные следы крови. Даже руки не сходила помыть, ну что за дуреха?

– Так было нужно, – твердо говорит Марго, выпрямляясь. – И как бы то ни было, все обошлось.

– Обошлось? Ты вообще видела, в каком состоянии рука Макса?

– Видела. – Она отворачивается. Еще бы. Это же на ее глазах произошло.

– Ладно, хорошо. – Лив выставляет перед собой ладонь, но прерывает не ее будто, а саму себя. – Сейчас, минутку, погоди. – Она собирается с мыслями. – Ты ведь говорила уже с этим, как его? Дином?

– Немного. – Марго качает головой.

И ведь не врет. Ушла почти сразу после того, как Дин впервые за все это время прокололся в чем-то и сказал о себе куда больше, чем имя или возраст. Можно сказать, главный козырь выдал. Марго не стала задерживаться после этого – посидела около минуты, осмысливая чужие слова, и поспешно покинула камеру, потому что у нее на тот момент просто не было внутренних ресурсов, чтобы падать куда-то дальше, чем услужливо показали.

– Он пару раз спрашивал, когда ты вернешься. – Лив цокает языком. – То есть как бы. Он подходил прямо к окну в двери, пялился на меня каким-то диким взглядом и такой: «Твой насяльника так и не вернулся?», будто я какая-то псинка на побегушках.

– Серьезно? Спрашивал? – Ее брови улетают вверх. Неужели так заскучал по взаимным обменам колкостями?

– Странный он. – Девушка трет щеку, что стала липкой после рук, но делает только хуже. – И жуткий пиздец. Даже не знаю. Мне с самого начала не нравилась эта затея, а теперь нравится еще меньше, потому что как бы мне ни хотелось оставаться человеком в любой ситуации, я понимаю, что либо сожрут тебя, либо сожрешь ты. Сейчас страдаем и мы, и он. Ничего хорошего из этого не выйдет.

– И что ты предлагаешь? Убить его? – Марго начинает злиться, но не на Лив, а на саму себя, ибо правда ведь – поступок был опрометчивым, а теперь хлебать кашу приходится всем.

Девушка молчит несколько секунд, старательно обдумывая ответ, а затем слегка зашуганно оглядывает коридор. И шепчет:

– Его можно просто отпустить.

– Сама себе противоречишь.

– А что? – Она разводит руками. – Если мы ничего от него не добьемся, какой смысл держать его здесь?

– Он уже слишком много видел. Просто так взять и отпустить его мы не можем.

– Ты его не убьешь. – Лив отступает на шаг и глядит на нее немного свысока. Словно знает больше, чем сама Марго.

– И не таких убивала. – У нее пропадает всякое желание продолжать этот разговор.

– Не убьешь, – настаивает Лив. – Но имей в виду: его жизнь теперь целиком и полностью на тебе. Лишь твоя ответственность. А я позволю себе невиданную роскошь и понадеюсь, что игра все-таки стоит свеч.

Лив уходит, а Марго еще долго стоит в коридоре и таращится на дверь, за которой находится их скромное больничное крыло. Она возвращается в комнату уже после полуночи – в помещении предсказуемо нет ни Макса, ни Джеймса, который теперь пропишется в своем кабинете на ближайшую неделю.

Одиночество не тяготит, тишина не угнетает, но Марго все равно чувствует себя странно. Сидит на кровати несколько минут, умоляя себя раздеться и лечь, но не выходит никак – так и продолжает пялиться в окно, выхватывая уставшим взглядом всполохи фонариков. Сегодня ограждения патрулируют не настолько подготовленные люди, как Мэг и Алек, и от этого самую малость тревожно.

Марго царапает коротким ногтем указательного пальца губы, сдирает сухую корочку, снова елозит по коже зубами. А затем подрывается с места, но вовсе не в душевые, в которых уже успела побывать прямо перед посещением больничного крыла, а в подвал – темный и неприветливый. Здесь совершенно нет света, но Марго помнит дорогу как свои пять пальцев, ей освещение без нужды, хотя она все равно какое-то время врезается лучом фонарика в стены, боясь выхватить на них нечто, чего там быть не должно.

Она медленно, стараясь не шуметь, отпирает дверь камеры и заходит внутрь. Дин лежит на кровати, но не спит – поворачивает голову в ее сторону и молчаливо смотрит, наблюдая за ее неловкими движениями. Марго достает спички и поджигает керосиновую лампу; с легким смешком глядит на маленький огонек с мыслью, что вот оно – будущее, что шагнуло назад на пару столетий. Дин все еще молчит, и его лицо в свете лампы приобретает совсем нездоровый оттенок.

Марго садится прямо на пол возле кровати и запрокидывает назад голову. Смотрит в потолок какое-то время, а затем спрашивает неуверенно:

– Ты можешь рассказать?

– Два часа собиралась с силами, чтобы задать этот вопрос? – в чужом голосе слышится откровенная насмешка.

– Дела были, уж прости, что не осталась и не утешила.

– Больно оно мне нужно.

Марго поворачивает голову; Дин мгновенно опускает взгляд и позволяет заглянуть себе в глаза. Есть в них нечто, что не дает ей покоя. Яркое и темное одновременно. Не между светом и тьмой, не серое, не грань чего-то. Там все сразу. И почему-то кажется, что когда-то давно эти глаза смотрели совершенно по-другому – и теплого в них было в разы больше. Может, оно даже все остальное перекрывало.

– Я не прошу тебя выдавать какие-то там тайны вашей сраной организации, – говорит Марго довольно грубо, хотя не хотела, честное слово. – Я хочу узнать, что с тобой произошло.

– Я ясно дал тебе понять, что ничего не могу сказать. Мне казалось, ты поняла мои мотивы и перестанешь настаивать. – Дин резко садится, разрывая зрительный контакт. – Давай просто покончим с этим поскорее.

– Покончим? – Марго тоже выпрямляется.

– Мы оба знаем, что мне уже не жить.

– Вот ты идиот. – Она выдыхает через нос и начинает смеяться.

– Что смешного?

– Будь я на твоем месте, я бы всеми силами старалась выжить, потому что где-то там есть человек, которому без меня по земле уже не ходить. – Марго поднимается с пола и садится на кровать, поджимая под себя одну ногу.

– Ты не на моем месте.

– Подумай хорошенько.

Чужой взгляд начинает обрывисто рыскать по комнате, не останавливаясь ни на чем конкретном. В воздухе пахнет жженым маслом и плесенью – в подвале почти никогда не убираются. Марго невольно принюхивается; в голове мелькает мысль, что находиться здесь долгое время, наверное, отвратительно. Но Дин еще ни разу не пожаловался. Он вообще ни на что не жаловался, если подумать. Неужели до такой степени плевать на самого себя?

– Слушай, – Марго неожиданно для себя смягчается, – я понимаю, что мои слова ничего для тебя не значат, но ты можешь мне доверять.

– После того, как ты натравила на меня зараженных и избивала не один раз? – Дин раздувает ноздри, смотрит хмуро, будто подвоха ожидает очередного.

– А еще я изначально тебя не убила и никому не рассказала о твоих… особенностях. Назовем это так. – По какой-то причине правда хочется, чтобы тебе доверились. – И о твоей сестре я тоже ничего не сказала. И не скажу. Все слова, произнесенные тобой, – Марго выставляет палец, указывая на Дина, – останутся в этой камере. Если бы я действительно хотела тебя убить, то давно бы уже это сделала.

– То есть ты серьезно рассчитываешь на то, что я поверю во все это? – По чужим губам скользит улыбка, но не злорадная, а надломленно-грустная.

Марго качает головой, не зная, что еще добавить. Или, может, сделать. То, что творится внутри, никак не передать словами. Даже взглядами. Просто какое-то шестое чувство нашептывает прямо на ухо, что она должна помочь. Странное, иррациональное желание, с которым она знакома лишь через шестое рукопожатие – особенно если дело касается откровенно чужих ей людей. Марго ничего не должна Дину, да и сам Дин ничего не должен ей – они в принципе не обязаны сидеть здесь сейчас и пытаться выстроить диалог.

Но Марго нужно. Прямо как тогда в городе пару дней назад, когда она оставила Дина в живых. Почему?

– Почему? – озвучивают этот вопрос вслух.

– Что почему? – рассеянно переспрашивает она.

– Почему не убила меня сразу. – Дин смотрит на нее исподлобья, взгляд – острый, но внимательный, от такого ни единая эмоция не ускользнет.

– Честно? Я не знаю. – Марго возвращает этот взгляд с процентами. – Я понятия не имею.

– Жалеешь?

– Может быть. Но не настолько, чтобы резко передумать и грохнуть тебя. – Она отворачивается и смотрит на крошечный огонек внутри керосиновой лампы. – А сам? Если бы захотел, без затруднений прикончил бы и меня, и Лив, и Макса. Любого. Чего ж не стал?

– Ты сама сказала, что идти мне некуда.

– Дело не в том, куда ты можешь пойти после этого. – Марго снисходительно улыбается. – Я бы на твоем месте переубивала тут всех чисто из злости или мести, к примеру. Помирать – так с музыкой, или как там раньше любили говорить.

Дин усмехается. Улыбка с его губ не сходит, но глаза остаются серьезными. В потемках они совсем черные и какие-то дремучие, как чертов непроходимый лес, что окружает их базу.

– Я не могу.

– Что не можешь? – Марго старается выглядеть бесстрастной, чтобы не спугнуть чужое желание все-таки продолжить диалог.

– Прикончить без затруднений, как ты выразилась. – Дин вроде не смотрит на нее, но она все равно чувствует на себе его фантомный взгляд.

– Это у тебя так совесть взыграла или что?

– Нет. – И теперь Дин действительно смотрит. – По мне, может, и не заметно, но я с трудом могу передвигаться сейчас.

Марго склоняет голову к плечу, немного щурясь. Может, роль сыграла привычка видеть жителей базы осунувшимися и немного нездоровыми, но почему-то она только сейчас замечает, насколько плохо выглядит Дин: под глазами нет синяков – там скорее впадины, синеватого такого оттенка, губы – бледные, сливаются по цвету с кожей лица, руки кажутся даже не худыми, а иссохшими, косточки на запястьях выпирают слишком сильно для обычного человека. Складывается впечатление, что Дин нормально не ел не одну неделю.

Не то чтобы Марго становится стыдно, но… да, самую малость становится. Странное, признаться, ощущение.

– Тебя что, голодом морили? – осторожно спрашивает она.

Чужой смех кажется сухим и каким-то неживым. Дин медленно качает головой.

– Никто ничем меня не морил. Я сам.

– Сам? В смысле?

В ответ тяжело вздыхают, даже не пытаясь скрыть досаду на выдохе. Но не ту, к которой Марго привыкла, – скорее обреченная, словно никаких путей для отхода человек уже не видит. Висит на волоске, сам это прекрасно осознавая.

– Как много ты знаешь о таких, как я? – Дин запрокидывает голову, устремляя взгляд в крошечное окно под потолком. – Об отмеченных.

– Едва ли что-то? – пробует Марго. – Видела один раз много лет назад, еще до того, как попала на эту базу, и тогда я еще понятия не имела, с кем имею дело. Мне позже объяснили. Знаю, что вирус изменил вашу ДНК, из-за чего вы уже не люди, но и просто зараженными вас назвать нельзя. Теперь, благодаря тебе, вдобавок узнала, что отмеченные могут передавать вирус через укус, но не тем рядом зубов, которым ты тут сейчас на меня светишь.

Дин сразу же перестает иронично улыбаться – видно, что краткий рассказ Марго его повеселил, но совсем не в том ключе, в котором хотелось бы. Она вдруг начинает чувствовать себя идиоткой, не знающей самое важное.

– А что насчет крови? – Дин все еще не сводит глаз с дурацкого окна, за которым все равно ни черта не рассмотреть сейчас.

– Какой? Человеческой? – Марго не понимает.

В ответ на ее вопрос презрительно морщатся. В голову сразу же закрадывается запоздалая мысль, что слово «человеческая» было неуместным – не по факту, а по отношению к Дину, который, может, и ходит с перестроенной не по своей вине ДНК, но все же… человек?

– Так что насчет нее?

– Мне говорили, что вы ею не питаетесь.

– О, – чужие брови удивленно взлетают вверх, – а слова были употреблены верные. Но если бы ты сказала «она вам не нужна», я был бы вынужден тебя расстроить.

Марго настороженно молчит. Шестеренки в голове вертятся с надсадным скрипом – давно не смазывали. Мысли отскакивают от черепной коробки – ударяются то туда, то сюда, – и она никак не может ухватиться ни за одну из них.

– Объясни.

– Никто о таком не говорит. Неудивительно, что ты не в курсе, – бурчит Дин; скребет короткими ногтями лоб, а затем смотрит на свои ладони. – Нам нужна кровь. Вроде как для того, чтобы не сдохнуть. Ну, и чтобы пользоваться всем вот этим. – Он поддевает большим пальцем один из своих клыков, что сейчас нормального размера.

– И как часто она вам нужна? – Марго делает каменное лицо.

– Хотя бы раз в месяц.

– И ты?..

– Несколько месяцев. Я не пил ее несколько месяцев. – В чужом голосе слышится неприкрытое раздражение.

– Но почему? – Обычный вроде как вопрос, Марго правда интересно, хочется понять, в конце концов, но Дин в ответ на это начинает откровенно злиться.

– Потому что это отвратительно, – цедит он. – Ты думаешь, для меня кровь на вкус как чертова амброзия? Нет, она на вкус как кровь. Меня заставляли ее пить, чтобы я мог выполнять свои функции. Но в какой-то момент я просто… Просто все, понимаешь? Хотя о чем я вообще, куда тебе – понять такое.

– Ты же можешь умереть. – Марго пропускает мимо ушей попытку задеть, сползает обратно на пол – от греха подальше – и упирается спиной в кровать.

– Я в курсе. Но мне как-то похуй теперь.

– А как же твоя сестра? – Она знает, что дергает сейчас за самую слабую струну, которая звенеть начинает уже тогда, когда ее только начинают натягивать.

Дин не отвечает – складывает руки на коленях и прячет в них лицо. Марго разглядывает его сутулый силуэт, и ей становится до тошноты гадко: и от себя, и от людей, и от мира всего в целом – такого, каким он стал. Раньше ведь было лучше? Она не может сказать наверняка.

– Я приноровился тайком выливать ту кровь, что мне приносили, – голос Дина приглушен. – Они начали замечать неладное лишь под конец, когда я с трудом мог обращаться. А в городе, когда вы на нас напали, я уже не мог сделать почти ничего. Мне тогда показалось, что на этом… все, что ли. И, в принципе, был готов к этому.

– Извини, что сорвала твой недостойный самовыпил. – Марго ничего не может с собой поделать. У кого-то реакция на стресс – слезы, крики, даже смех, а у нее вот – колкие фразы, которые лучше бы при себе держала. – А в клетке? Я видела твои когти тогда, да и…

Дин поднимает голову, и она, пожалуй, впервые за все это время видит на его лице обычную улыбку. Он кивает на ладонь Марго – ту, которая до сих пор замотана бинтом.

– Я тебя до крови укусил, если ты не забыла. Можно сказать, это спасло мне жизнь. С техникой безопасности у вас, конечно, проблемы.

– Какая, блять, гадость. – Марго кривится до того сильно, что едва не высовывает язык. – Вот видишь, все-таки борешься за жизнь, хоть и отрицаешь это.

– На самом деле в тот момент я думал исключительно о том, как сильно мне хочется тебя пиздануть. Чтоб тебе вот так пальцы в рот засунули – я бы посмотрел на это.

– Отлично поговорили. – Она устраивается поудобнее, примеряясь головой на кровати, и вытягивает ноги. – Получается, если ты крови не попьешь, то в перспективе скоро отбросишь копытца. Здорово.

– Что, уже захотела побыть благородным рыцарем и пойти сцедить мне в кружечку своей собственной? – противным голосом язвит Дин.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.