скачать книгу бесплатно
Терновый венец. Рассказы об Александре Пушкине
Нурихан Киярова
О любимом поэте лучше Н. В. Гоголя никто не сказал: «Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет…» И, хотя прошло уже 185 лет со дня смерти поэта, его имя глубоко чтят и любят все поколения читателей. В этой книге повествуется о всех состоявшихся и несостоявшихся дуэлях поэта, его предках, отношениях с родными и близкими, а также с любимыми женщинами.
Терновый венец
Рассказы об Александре Пушкине
Нурихан Киярова
© Нурихан Киярова, 2022
ISBN 978-5-0056-2555-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Все права защищены. Воспроизведение всей книги или любой ее части любыми средствами и в какой-либо форме, в том числе, в сети Интернет, запрещается без письменного разрешения автора
О любимом поэте миллионов читателей лучше Н. В. Гоголя невозможно сказать: «Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет…» Именно Александр Пушкин создал эталон русского литературного языка и при жизни заслужил славу величайшего национального русского поэта. И, хотя прошло уже 185 лет с того времени, как трагически погиб гений русской литературы, интерес к его произведениям, его личности только возрастает, его имя глубоко чтят и любят все поколения читателей во многих странах.
В этой книге повествуется о всех состоявшихся и несостоявшихся дуэлях поэта, его предках, отношениях с родными и близкими, а также с любимыми женщинами.
I. Честь – никому!
Дуэли в русскую жизнь проникли с запада. Первая дуэль, которая состоялась на Руси, была в Москве в 1666 году. Поединок был между двумя наемными иностранными офицерами – шотландцем Патриком Гордоном и англичанином майором Монтгомери.
Прошло 16 лет и редкие случаи дуэлей вынудили царевну Софью 25 октября 1682 года издать указ, где она разрешала всем служилым людям Московского государства носить личное оружие, оговорив запрет на поединки. Так велик был её страх, что их будут использовать на дуэлях.
Следом Петр Первый, который активно перенимал европейские обычаи и насаждал их в России, предупредил распространение дуэлей жестокими законами против них. Так, например, глава 49 Воинского устава 1715 года, то есть, «Патент о поединках и начинании ссор», провозглашала: «Никакое оскорбление чести обиженного никаким образом умалить не может», – и предписывал потерпевшим и свидетелям происшествия незамедлительно донести о факте оскорбления военному суду. Недонесение каралось.
В этом Патенте Петр I установил такие наказания:
• за сам вызов на дуэль – лишать чинов и частично конфисковать имущество;
• за выход на поединок и обнажение оружия – смертная казнь с полной конфискацией имущества.
Секунданты несли точно такие же наказания. В Артикуле донесений 1715 года, который был приложением к петровскому указу, говорилось, что «все вызовы, драки и поединки чрез сие наижесточайше запрещаются». И кто бы их ни нарушал – иностранец или русский, чем бы он ни руководствовался – сам ли он вызывал или его вызывали – все подвергались казни через повешение.
Эти страхи усугублялись зловещими строками: «Но… хотя из них кто будет ранен или умерщвлен… то их и по смерти за ноги повесить».
Следующая статья, то есть, «артикул 140», оговаривала то же самое и в отношении секундантов: «Ежели кто с – кем поссорится и упросит секунданта», то и его «таким же образом наказать надлежит».
Эти устрашения семьдесят лет оставались без применения – вплоть до середины царствования Екатерины – понятие чести в его европейском значении еще не вошло в сознание русского дворянства, и дуэлей практически не было.
Они стали распространяться среди дворянской молодежи только через 70 лет после издания тех указов. Но старшее поколение сильно осуждало их, и они считались делом против совести.
Потому Денис Иванович Фонвизин, знаменитый автор «Бригадира» и «Недоросля», писал: «Мы живем под законами, и стыдно, имея таковых священных защитников, каковы законы, разбираться самим на кулаках или на шпагах, ибо шпаги и кулаки суть одно, и вызов на дуэль есть не что иное, как действие буйной молодости».
Александр Пушкин, который более 30 раз – или сам вызывал на дуэль, или его вызывали, – писал в своей «Капитанской дочке», вложив эти важные слова в уста отца Петра Гринева, имевшего поединок с Швабриным: «…собираюсь до тебя добраться да за проказы твои проучить тебя путем как мальчишку, несмотря на твой офицерский чин: ибо ты доказал, что шпагу носить еще недостоин, которая пожалована тебе на защиту отечества, а не для дуэлей с такими же сорванцами, каков ты сам».
С развитием образования и сословного воспитания новых поколений дуэли все более распространялись среди дворянства. Но оно, хоть и было верно присяге и престолу, всё же не допускало при этом вмешательства государства в дела чести. Они распространились при Александре I.
После смерти брата и восшествия на престол Николай I еще воздерживался от лютых наказаний за дуэль, но был вынужден в «Своде законов уголовных», 1832 года, и «Уставе военно—уголовном», 1839 года, подтвердить наказуемость дуэлей; а воинских начальников он обязывал «стараться примирять ссорящихся и оказывать обиженному удовлетворение взысканием с обидчика».
Но никто ни его, ни его законов не испугался, мало того, везде отмечали, что дуэли именно в России отличались исключительной жесткостью условий неписаных кодексов: дистанция колебалась от 3 до 25 шагов (чаще всего – 15 шагов); встречались даже дуэли без секундантов и врачей, один на один; нередко дрались до смертельного исхода; порой стрелялись, стоя поочередно спиной у края пропасти – чтобы в случае попадания противник не остался в живых…
Командиры полков, призванные защищать закон, формально сами поощряли в офицерской среде такое чувство чести; мало того, под разными предлогами они освобождались от тех офицеров, отказывавшихся драться на поединке.
Так было и в лейб-гвардии гусарского полка, стоящем в Царском Селе, где лицеист Александр Пушкин с 1814 года тесно общался с гусарами; его близкий друг, Петр Каверин, к этому времени убил на дуэлях 10 человек; так было и в Кишиневе, куда поэт прибыл под начало генерала Инзова, масона, и где он впитал все неписаные законы чести среди офицеров. Здесь ему даже лестно было драться с бывалым командиром егерского полка Семеном Старовым, который заступился за своего подчиненного и вызвал Пушкина. Но, к чести, обоих, после неудавшегося поединка на поле за Кишиневом, на так называемой малине (сады), из-за пурги, которая относила пули в сторону, сначала отложили продолжение поединка, а потом сумели и примириться.
Александр Пушкин был отличным стрелком, но в то время этого было мало – еще существовал неписаный дуэльный кодекс России, согласно которому дуэльные пистолеты специально покупались новыми и никогда не пристреливались. Это делало даже опытного стрелка равным тому, кто первый раз держал пистолет в руках. Дуэлянт был способен лишь навести его в сторону противника.
Пушкин в «Евгении Онегине» показал: пистолет начала XIX века был оружием сложным и разносторонним. После первого выстрела, вероятность попадания при котором была крайне мала, пистолет ввиду долгой перезарядки не мог более использоваться в бою, как огнестрельное оружие. Поэтому при дуэли с Данзасом он стрелял второй раз тоже из второго нового пистолета.
Емкую и сжатую формулу: «Душа – Богу, сердце – женщине, долг – Отечеству, честь – никому!» Александр Пушкин перенял у друзей-офицеров и всегда соблюдал неукоснительно.
Дуэли были в своем апогее…
Несостоявшаяся дуэль с Кавериным (1817 г.)
Петр Каверин, гусар, с которым Пушкин познакомился в Царском Селе, был сыном калужского губернатора, а после – и сенатора. Мать же его – Анна Петровна, была побочной дочерью графа Корсакова.
Петр, который был старше Пушкина на пять лет, окончил Московский университетский пансион, затем – Московский и Геттингенский университеты. Работал переводчиком, а с 1813 года, то есть, с девятнадцати лет, служил сотенным начальником Смоленского ополчения.
После того, как французы покинули разоренную Россию, Каверин принял участие в заграничных походах (Дрезден, Лейпциг) как адъютант генерала Вистицкого.
После заграничного похода лейб-гвардии гусарский полк оказался в Царском Селе, где здесь, в лицее, учился юный поэт Александр Пушкин. Несмотря на разницу лет, они подружились, и начали творить свои шалости.
Саша заметался, не зная, к какому берегу прибиться – с одной стороны Карамзины, Жуковский, Чаадаев, которые с ним нянчились, наставляя на правильный путь, а с другой – бесшабашные гусары Каверин Петр – пьяница, гуляка, дуэлянт, Молоствов Пампфамир – любитель мальчиков и задира, а также не отстающий от них Соломирский Павел.
Именно они развратили душу неискушенного еще Саши Пушкина. Недаром он наделил Каверина прозвищем – «наставник в разврате»: тот бесстыдно хвастался любовными подвигами, постоянно матерился, делал огромные ставки в картах, пил неумеренно. Ко времени их знакомства на его счету было уже не менее дюжины убитых на дуэли.
В стихотворении «К портрету Каверина», Александр Пушкин о нем писал:
В нем пунша и войны кипит
всегдашний жар,
На Марсовых полях он грозный
был воитель,
Друзьям он верный друг,
красавицам мучитель,
И всюду он гусар.
В 1817 году, в полку на дежурстве графа Завадовского Василия Петровича, камер-юнкера, на пол приземлился листок. Его поднял и начал читать оказавшийся здесь же Пашков Андрей Иванович, обладатель огромного носа. Стихи были названы «Молитва лейб-гусарских офицеров».
В этой «молитве» звучали такие слова:
Избави, Господи, Любомирского чванства,
Избави, Господи, Каверина пьянства…
Избави, Господи, Кнабенау усов,
Избави, Господи, Пашковских носов…
Пашков вскипел и с негодованием кричал, что побьет Пушкина. К нему присоединился и Каверин.
Завадовский, чтобы избавить Пушкина от неприятностей, признался, что эти стихи написал он – ведь дело грозило окончиться дуэлью, чего он не мог допустить.
Волнения и крики дошли до командира гвардейского корпуса князя Васильчикова. Илларион Васильевич созвал офицеров будто бы для объяснения, но, чтобы помирить их. После беседы все с ним согласились. Однако Каверин перестал разговаривать с юным другом.
И Саше Пушкину пришлось написать ему извинительное послание:
Забудь, любезный мой Каверин,
Минутной резвости нескромные стихи…
Размолвка продолжалась недолго, их отношения вскоре восстановились. После окончания лицея Александр Пушкин иногда встречался с Кавериным, но всю жизнь состоял с ним в переписке.
Несостоявшаяся дуэль с Ганнибалом (1817г.)
В 1817 году, окончив лицей, летом Саша Пушкин приехал в Михайловское, к родителям, находившимся обыкновенно во время теплых месяцев в своей деревне. Но юный поэт здесь скучал.
Сейчас он лежал в убогой комнатке, задрав ноги на спинку кровати, исследуя потолок, отмечая каждую щербинку, каждую трещинку, каждую неровность. Но мысли были заняты дуэлями.
Улыбнулся, вспомнив приезд после лицея в Михайловское, и встречу с дядюшкой Ганнибалом. «Как же мне было там хорошо первые три дня! Я съел тогда столько клубники, что и не упомню, чтобы когда-нибудь ел еще столько!.. Там же и полюбил русскую баню… А как по соседям кочевал! Каждый хотел затащить меня к себе в гости. Вот и сосед по имению, да, еще и родственник, Павел Ганнибал, человек бесшабашный, любящий веселье и разврат…»
Перед ним, как наяву встала картина: он от стука просыпается, идет к двери, а там, держась за скобу одной рукой, стоит невысокий, полный смуглый человек, с огненными глазами навыкате. В правой руке он держит поднос, на котором высится бутылка шампанского.
Глядя на него искрящимися глазами, дядя представляется:
Кто—то в двери постучал —
Подполковник Ганнибал…
И он кидается ему на шею – уже любит его. И с той минуты они не разлучались: много пили, ходили на деревенские гуляния. Однажды, танцуя котильон с какой-то барышней, он заметил, что дяде вздумалось отбить ее у него.
«И чего только я в ней тогда нашел? Вставные зубы, несвежий цвет лица… Из-за нее вызвал дядю, с которым так подружился, на дуэль. Хорошо – у него хватило ума не допустить ее, пропев экспромт, как и в первый раз:
Хоть ты, Саша, среди бала
Вызвал Павла Ганнибала,
Но, ей Богу, Ганнибал
Ссорой не подгадит бал!»
Смеясь, обнялись, все тем и кончилось.
Дуэль с Кюхельбекером (1818г)
Однажды, желая оказать Кюхельбекеру услугу, Саша Пушкин имел неосторожность ввести его в дом поэта Жуковского. Теперь Василий Андреевич от этого страдал: Кюхельбекер зачастил к нему и «заговаривал» до такой степени, что он невольно начал избегать молодого педагога, деликатно показывая, что утомлен его неуемной болтливостью.
Как-то раз (1818г.) Александр договорился с поэтом Жуковским встретиться вечером на приеме. Явившись туда, долго пытался высмотреть долговязого старшего друга в толпе гостей. Однако так и не нашел.
Утром, как обычно, прибежал к нему с очередными светскими новостями, которых набрался на приеме, и сразу напал на Василия Андреевича:
– Что же ты, милый, не пришел вчера на прием? Я весь извертелся, ища тебя глазами!
– Пу-у-шкин! Из-за твоего Кюхельбекера я не смог попасть на званый ужин! – отрезал тот недовольно.
– Как это? И при чем здесь Кюхля?
– А при том, что он пришел и не уходил до поздней ночи! – вырвался крик у несчастного. – Не мог же я его одного бросить или выпроводить?.. – Нехотя добавил: – Да и желудок у меня расстроился…
Саша смеялся долго:
– Не иначе, как ты заразился от его словесного поноса – желудочным!..
Вечером вернулся к еще не успокоившемуся другу и произнес примирительным тоном:
– Ладно, не сердись, милый! Я тебе принес утешительный подарок. – Быстро достал листок из внутреннего кармана исписанный и измаранный исправлениями лист. – Вот! Слушай:
За ужином объелся я,
А Яков запер дверь оплошно.
Так было мне, мои друзья,
И Кюхельбекерно, и тошно…
Бледный еще Жуковский хохотал до колик, сложившись пополам, и только всхлипывал:
– Как ты сказал? Ах—ха—ха. Кюхельбекерно? Ах—ха—ха… Ах!
Отдышавшись, вдруг спросил:
– Скажи, а при чем же здесь мой Яков?
– Да ни при чем! Это для рифмы, – тоже лучась весельем, отмахнулся зубастый Саша.
Он был страшно доволен своей выходкой и утром, явившись к барону Дельвигу, рассказал ему и поэту Евгению Баратынскому, молодому поэту, с которым Антон снимал жилье, об этом курьезном случае.
Дельвиг тоже знал способность Кюхельбекера вести нескончаемые нудные разговоры и неумение вовремя откланяться – сам страдал от них немало!
– А, ну-ка, повтори нам ещё раз эпиграмму! – попросил он, смеясь.
Долго они потом потешались, вспоминая нелепые выходки Вили, рассказывая о них Евгению и хохоча до упаду…
Пробыл у друзей Саша часа два и убежал. По дороге домой понял, что больше всего он любит бывать у Тоси. Дельвиг, после окончания лицея, был определен в департамент горных и соляных дел, где в основном развлекал сослуживцев веселыми историями и анекдотами, не особо вникая в работу и получая крохи. Вот почему у них с Евгением в комнате было пусто, да и еды почти никогда не бывало. Но всё же у них весело и беспечно…
Саша Пушкин еще не знал, что после его ухода, поздно вечером, в дверь Тоси и Жени раздалась сердитая барабанная дробь и в их маленькую комнатку ворвался страшный Кюхля: голова всклокочена, щеки горят, он размахивает длинными руками и не может начать говорить – от возмущения.
Женя бросился к нему в тревоге:
– Виля! Виля! Что с тобой?
– Со мной? Со мной – ничего! – Повернулся к Дельвигу: – Тося! Передай Французу, что я вызываю его на дуэль. А ты будешь моим секундантом!
– Какую дуэль? Ты с ума сошел!?
