Сказки Даймона

Девушка машинально оглянулась, и увидела Тринадцатого, лежавшего на земле возле нее. Он тоже глядел на небо. В нем словно что – то изменилось (а может быть в ней?) и почему – то сейчас он не вызывал у нее страха. Заметив, что она очнулась, Олеко осторожно сжал ее руку в своей, и Зоя почему – то улыбнулась.

Олеко гордо вышагивал по почерневшей траве своего сада. На руках он бережно словно дитя нес неподвижное тело Зои. Девушка еще дышала, но находилась в глубоком забвении. Остановившись перед свежевыкопанной ямой, Олеко не удержался и словно вальсируя пару раз крутанулся с телом. Затем он бережно опустил тело в будущую могилу и с нежностью коснулся лба девушки. Олеко закрыл глаза и стал дышать в ритм дыхания своей жертвы.

– Огонь? Так вот какие легенды обо мне ныне слагают смертные. О, а это уже довольно мило… И так человечно… – на его тонких губах появилась улыбка.

–Я не зря выбрал тебя, ты и вправду заслуживаешь спасения. Спи, дитя, я подарю тебе покой, – он по – отечески нежно поцеловал Зою в лоб.

– А затем Сад поглотит тебя, и я буду оберегать тебя до конца времен, – пообещал Дух и его слова вплелись в сон несчастной. В тот же момент она болезненно дернулась, словно от дурного сна, а ее лицо исказилось гримасой ужаса, но Олеко продолжал все так же нежно улыбаться.

– Эх, люди. Не ведают своего счастья. Он последний раз поправил тело, осторожно приладил маску с трубкой на лицо и вылез из ямы. Весело мурлыкая себе под нос он принялся забрасывать Зою землей.

Раз в сотню лет Повелитель Грез и Снов, Дух Забвения и Смерти, Повелитель Неживого, приходит на Землю. И не повезет тому, кого он сочтет достойным спасенья. От него нельзя ни убежать, ни спрятаться, его нельзя умолить. Олеко забирает своих избранников в Сад, где погружает их в самые прекрасные в их жизни грезы и закапывает спящих заживо. И нет выхода из того Мертвого Сада.

Да восславим Великих Духов.

Философия огня

Первым что в своей жизни увидела маленькая Теус было пламя костра, освещавшего пещеру. Каждый вечер, когда заходило солнце, и землю окутывали мрак и холод, а людские души – страх, страх перед тем, что затаилось там, в темноте, все племя собиралось около него. Мужчины охотники, женщины, целыми днями возившиеся по хозяйству, сшивая шкуры и приглядывая за непоседливыми детишками, которых днем было практически невозможно удержать в пещере, ослабшие старики, еще живые лишь по милости своей родни, – с наступлением темноты все они, вне зависимости от возраста, пола и занятий собирались возле единственного источника света и тепла в этом столь враждебном и опасном с наступлением ночи мире.

Вторым же, что увидела в своей жизни новорожденная Теус, с любопытством разглядывающее это странное и пока незнакомое место, в которое она попала своими светло серыми, немного раскосыми глазами – был ее старший брат Авель. Когда ему дали подержать ее, она показалась ему такой мягкой, теплой и легкой, словно пушинка. Ему казалось, что стоит ему пошевелить рукой, и отдающая бронзой кожа его сестры треснет, лопнет от малейшего неловкого движения.

– Я… Я боюсь ее держать, она такая… мягкая, – боясь пошевельнуться, с трудом вымолвил шестилетний мальчик с почти такими же серыми, но чуть более темными, глазами чем у Теус. Только он был светловолосый, а немногочисленные, еще мокрые волосы на ее маленькой головке отливали рыжизной.

Старуха Ингиль – знахарка племени, суетившаяся с бойкостью, несвойственной для ее возраста, вокруг их матери, помогая ей прийти в себя после родов, лишь засмеялась, услышав его слова,

– Люди – дети земли, мальчик. Когда мы рождаемся, мы мягкие и пластичные, словно влажная глина. Но с каждым годом нам кажется, что мы все больше и больше понимаем, как устроен этот мир, наш разум теряет прежнюю гибкость, а характер закаляется жизнью, и мы превращаемся в камень.

– Вы не похожи на камень, – не подумав, ляпнул мальчик и покраснел, поняв, что сказал глупость, но старуха лишь еще громче рассмеялась.

– Тут ты прав, старость подобно воде источила камень, и теперь жизнь песчинка за песчинкой уходит из меня. Мое время струится песком через мое слабеющее тело, и я не могу остановить его поток.

– Ну вот, ты отлично справилась, дорогая, – подкладывая роженице шкуру под голову, похвалила ее Ингиль.

– Авель, дай мне ее, дай мне мою дочурку, – измотанная родами, ослабевшим голосом попросила Хина.

Мальчик осторожно, боясь уронить, протянул ей Теус. В последнюю минуту, сестра вцепилась своими маленькими ручонками в его одежду и жалобно запищала.

– А ты ей понравился, – ухмыльнулась знахарка.

Глядя на сестру, с жадностью припавшей к груди матери, Авель понял, что ради нее, ради этого маленького человечка, он должен вырасти как можно скорее, чтобы стать таким же сильным как его родители и защищать свою сестру. Когда наевшаяся и раскрасневшаяся от тепла довольная Теус развалилась на шкуре рядом с мамой, он наклонился над ней и тихо прошептал,

– Я буду приглядывать за тобой.

Теус что – то весело залепетала в ответ.

Она оказалась очень непоседливым и непослушным ребенком. Целыми днями от нее никому не было покоя – Теус была жутко любопытной и обожала расспрашивать всех и вся о том, что они делают. Больше она любила лишь похваляться своими проказами и приключениями, которые она буквально «притягивала» к себе ввиду своего неугомонного характера и потрясающего «везения». Зато никакие ее проделки не оставались тайной – она сама же разбалтывала о них, а потом сама же несла наказания от прознавшей о них матери. До глубокой ночи Теус носилась по лесу, либо бедокурила в пещере.

Родители уже давно потеряли счет извинениям, которые им приходилось приносить соплеменникам за поломанные ею вещи и украденные припасы – Теус отличалась непомерным аппетитом, которому могли позавидовать даже рослые охотники, но при этом умудрялась оставаться одной из самых стройных девушек в племени. Но несмотря на ее проделки все любили ее – за легкий, хоть и вспыльчивый (но быстро отходчивый нрав), за ее непомерную веселость и умение подбодрить, за ее живую заинтересованность и заботу о жизни каждого члена племени – рядом с ней люди буквально расцветали и прощали ей все ее проделки. Ну а больше всех ее любил ее брат Авель.

Часами он приглядывал за ней, заботился и защищал – в основном от самой себя. У Теус был талант вляпываться в истории и ему не раз приходилось спасать ее. То она лезла к медвежьей берлоге, то пыталась спуститься по почти отвесной скале, то вздумала прыгать в воду с вершины древнего дуба (а в речке Морея ой как много острых камней, торчащих из воды).

Но хуже всего было увлечение Теус огнем. Только научившись ходить, она все время, радостно лепечя, тянула к нему свои маленькие ручки и на еще неокрепших ножках, топала прямиком в костер. Всякий раз, когда ее оттаскивали, она принималась неблагодарно хныкать, но вскоре, снова завороженная видом пламени, успокаивалась и довольствовалась малым – сидела и, не отрывая глаз, следила за огнем.

Одним душным и жарким летним днем, когда сил хватает лишь до того, чтобы доползти до реки и обратно, Теус подошла к брату, корпевшему над очередным копьем.

– Авель, пойдем, я хочу тебе кое – что показать, – позвала она. Брат послушно последовал за ней, гадая, что же его непоседа-сестра придумала на этот раз.

Если она что – то задумала, то лучше уж я буду рядом и смогу ее защитить, – к такой позиции они пришел после многочисленных безуспешных попыток возвать к ее голосу разума. По дороге Анвель успел перебрать кучу вариантов проделок – одна другой ужасней и опаснее и тут поймал себя на том, что не может перестать попутно любоваться своей сестрой.

Теус уже исполнилось пятнадцать. Из неуклюжего пухлого комка, каким ее впервые увидел брат, она превратилась в красивую изящную девушку. Ловкая, быстрая, она нередко побеждала брата в их шутливых забегах и облазила почти все деревья и пещеры в окрестности. Ее рыжие, золотившиеся на свету волосы отросли и доходили до узких подтянутых бедер. Многие юноши в племени заглядывались на нее, ведь никак приближался возраст, в котором по традиции девушки выбирают будущего мужа из числа своих ухажеров.

Но повзрослев внешне, в душе Теус все еще была ребенком. Огромный удивительный мир манил ее, и ей хотелось изучить его. Наслаждаясь силой и гибкостью своего молодого здорового тела, она, глядя на ослабевших стариков, понимала, что так будет не всегда. Когда-нибудь и ее золотистые волосы побелеют, словно земля после первого снега, а упругая нежная кожа обвиснет и покроется морщинами. Тело ослабнет и не видать ей больше прежних юных забав. Поэтому – то ее так и тянуло, пока она может, пока не стало слишком поздно, тянуло, а куда она точно не знала сама. Жадными глотками она пила из чаши жизни и никак не могла напиться, ведь ей всегда было мало. Столько раз она оказывалась на грани между жизнью и смертью, но это не останавливало, а лишь подстегивало ее еще сильнее, и уже на следующий день после очередной «смертельной проделки» с рассветом солнца она вновь убегала из пещеры, навстречу новым приключениям, новым испытаниям (как для себя, так и для своего бедного брата).

– И куда мы идем?

– К Кругу.

Кругом они называли большую поляну посреди леса. Она была практически идеальной округлой формы. Ее окружала стена из близко стоящих гигантских сосен, из-за чего это место казалось изолированным от окружающего мира. Траве в сосновом лесу приходится довольствоваться остатками света и воды, что не забирают себе эти могучие деревья, а в Круге она, свободная от своих угнетателей, столь редкая и хилая по краю поляны, жарким летом чуть пожухлая от переизбытка света и тепла, буйно разрослась, украшенная, прорывающимися ее зеленых покров цветами. Этот островок света, окруженный мраком, царившем в сосновом лесу был одним из любимых мест игр Анвеля и Теус в детстве.

Когда они уже почти дошли до места, юноша заметил, что часть деревьев обуглена.

– Лаин предупредил вчера, что во время охоты услышал треск пожара неподалеку от этого места. «Теперь я вижу, что он был прав», – сказал он, с жалостью касаясь почерневших стволов.

Теус почему – то покраснела.

– Думаю, нам стоит уйти отсюда. Лето выдалось жарко, земля пересохла – вдруг опять начнется пожар? Было бы безопаснее неподалеку у реки.

– Нет, смущенная непонятно чем, сестра потащила его в Круг, – Все будет хорошо, просто поверь мне. На этот раз я знаю, о чем говорю. Мы ненадолго.

– Знаешь о чем говоришь? Знаешь сколько раз после этой фразы мы вляпывались в неприятности? Я не думаю, что ты сможешь обогнать огонь, сестричка.

Теус загадочно улыбнулась и повела его в центр Круга.

– Ну и что же ты хотела мне показать? Да, да, я прямо сгораю от нетерпения узнать ради чего ты решила погубить своего родного брата.

Теус, не обращая внимания на ворчание Анвеля, отвернулась от него и начала вглядываться в лес.

– Что там? – спросил он.

И тут трава по краям Круга вспыхнула ярким пламенем.

– Твою ж мать! – заорал Авель, он схватил сестру за руку и дернулся назад, но уже через мгновение столпы пламени окружали их со всех сторон.

– Что за чертовщина?! – юноша из всех сил старался подавить панику, ведь с ним была его сестра, и он не мог позволить себе из – за страха потерять голову, когда она была в опасности. Но не взирая на все его попытки, леденящий ужас все сильнее сковывал его.

Тем временем пламя лизнуло деревья и быстро поползло вверх, но почему-то огонь не спешил сжечь сухую траву внутри Круга.

– Так, – быстро оглядевшись, подумал Анвель, но пути отступления не было, – что же делать, ну же, думай, думай, дурак! Придумай что-нибудь!

Пока юноша пытался придумать что-то, он совсем упустил из виду сестру. Она была почти у края Круга, завороженная, наблюдала за огнем, шаг за шагом приближаясь к стене пламени. Авель испугался, что она, потеряв рассудок от страха (ощущая, что подобная участь вскоре постигнете и его разум) прямо как в раннем детстве, шагнет в огонь.

– Стой! Теус!, – закричал он.

– Я должна перепрыгнуть, – ответила сестра.

– Что!? Пламя слишком высоко! Ты с ума сошла!

– Но другого выхода нет, ты и сам видишь это. Я перепрыгну, – с каменным лицом сказала она.

– Стой! – взмолился Анвель, но разве она послушается его. Авель бросился к ней, широко расставив руки, но не успел. Девушка разбежалась и прыгнула. Все произошло слишком быстро. Не в силах смотреть, Анвель зажмурил глаза и до боли сжал лицо ладонями.

– Моя Теус, моя маленькая Теус. Поскорей бы пламя добралось и до меня, – шептал он, скорчившись посередине обугленного круга.

– Эй! – послышался голос сестры.

– Она смогла… Она смогла!, – Анвель, не веря собственным ушам, открыл глаза. Мгновение назад бушевавшее пламя исчезло, оставив лишь свои черные метки на деревьях и траве, а Теус – живая и невредимая, без единого ожога стояла перед ним и что самое странное – смеялась.

– Ты бы видел свое лицо!

– Как? Я не понимаю… О моя милая Теус, ты жива, ты жива! Но как? – он крепко обнял ее.

– Сейчас поймешь. Просто смотри на эту сосну.

В то же мгновение дерево охватило пламя.

Авель схватил сестру за руку и потянул ее за собой. Он не знал, почему огонь так внезапно исчез, но сейчас было не до того, чтобы раскрывать тайны мироздания, надо было уносить ноги.

Она не сдвинулась.

– Стой и смотри. Мы в безопасности, просто поверь мне.

Огонь снова исчез. А через минуту на вершине каждого стража Круга зажглись огоньки. И тут началось что-то и впрямь невероятное – змейками, описывая спираль вокруг стволов, перепрыгивая с ветки на ветку, они поползли к земле и потухли.

Анвель строго посмотрел на сестру, до него что-то медленно начало доходить.

– Тааак… Я не знаю как, но это ведь твоих рук дело, признайся?

Та рассмеялась еще громче и закружилась по поляне, словно в танце.

– Вчера я видела зарождение огня. В лесу начался пожар, и он звал меня. Я смотрела на пламя, и оно слушалась меня, словно читая мои мысли. Я могу управлять огнем, Авель!

Брат смотрел на нее, словно громом пораженный, а она продолжала кружиться. Пламя охватило Круг, не трогая лишь их двоих. Огонь был практически повсюду, огонь скользил по телу Теус, огонь отражался в ее широко раскрытых восторженных глазах, в ее золотистых волосах проблескивали огненные искорки, а щеки покрылись черной сажей, но пламя не причиняло ей вреда.

Анвель протянул к ней руки, – Теус, ты сожжешь себя. Осторожнее, прошу…

Но та лишь рассмеялась и принялась кружиться еще быстрее. Огонь следовал за ней, вспыхивая все ярче и ярче, деревья по краям Круга уже горели вовсю, и языки пламени на их верхушках жадно тянулись к небу.

– Огонь не сожжет меня. Я управляю им. Нет, я сама огонь! Эта сила была во мне все эти годы, она звала меня, вырывалась наружу. Я каждый день слышала этот зов, но не знала, чей он все искала, искала. А это сила внутри меня просилась наружу, она сжигала меня, она согревала меня, – кричала Теус невпопад, упиваясь ощущением собственной силы.

Анвель злился, дико злился на нее, но, когда он смотрел на нее сейчас, окруженную пламенем, он чувствовал, как странное тепло охватывает его – и не только потому, что его окружало пламя. Он был растерян, напуган, дико зол, но не мог отвести от нее восхищенного взгляда – пока не зашелся в приступе кашля. Огонь начал распространяться вглубь леса, а поляну заполнил дым. Юноше было тяжело дышать, голова кружилась, а в горле пересохло. Жар становился просто невыносим.

– Теус, пожалуйста, остановись, – взмолился он.

Она с удивлением посмотрела на него.

– Почему?

– Она и вправду огонь. Ей все мало и мало, – подумал юноша, никак не насытиться.

– Я задыхаюсь, Теус. Ты убьешь меня, сестра, – Анвель тяжело закашлял, качнулся и упал на колено.

Глаза Теус, горевшие безумием минуту назад, вмиг стали серьезными и обеспокоенными. Огонь сразу потух, оставив после себя лишь пепел и дым. Она бросилась к брату, и помогла ему подняться.

– Вот так, обопрись на меня и пойдем. Прости, я просто забылась… Я не хотела… Не хотела навредить тебе…

– Отведи меня подальше, я не могу здесь дышать… К реке… Отведи меня к реке…

Окунувшись в прохладные воды реки. Анвель на удивление быстро пришел в себя.

Теус вела себя очень робко.

– Возможно, она даже страдает от мук совести, – наивно подумал Авель, и несмотря на обиду, ощутил какое – то тепло к провинившейся сестренке, резко сменившееся холодом после ее следующей фразы.

– Слушай… Давай это останется между нами? Боюсь, соплеменники мне этого так не простят, – робко попросила она.

– Так вот отчего она так куксится! А я было подумал, что ей стыдно! А она просто заискивает! – резко нахлынувшая обида была столь сильно, что юноша буквально ощутил ее в теле, больно резанувшую внутри подобно затупившемуся ножу.

– Ты хоть понимаешь, как мне было страшно! Это уже не смешно, Теус! А что если бы мы погибли!? Да, ты у нас теперь повелительница огня, но я чуть не задохнулся от твоих очередных «забав»! А что намного хуже – ты сожгла Круг, Теус! Деревья, трава, животные – ты сожгла их всех одним махом, даже не моргнув глазом! Да, ты и впрямь огонь – жадный, голодный, неуправляемый, – юноша буквально выплевывал каждое последующее слово прямо в лицо сестре, на глаза которой навернулись слезы.

– Анвель… – робко прошептала она, протягивая руки, но он резко отвернулся и побрел прочь, в сторону пещеры.

– Я не хочу больше разговаривать с тобой, – бросил он через плечо, – используй для своих «развлечений» кого – нибудь еще.

– Прости… Прости меня… Я люблю тебя! – закричала ему вслед Теус, но брат даже не обернулся.

Он так никому и не раскрыл ее тайну…

Прошло три года, а Анвель так и не смог простить Теус. Они почти не разговаривали – могли лишь обменяться парой дежурных фраз, когда дело касалось «общих», племенных дел.

А она сильно изменилась за эти года, встретила свою первую (и последнюю любовь) – Тиона – темноволосого, рослого добродушного юношу, чуть старше ее, и что вдруг стало с прежней малышкой Теус? Она родила двойню – мальчика и девочку, и все реже и реже убегала из пещеры, даже стала осмотрительнее и осторожнее.

Прощай беззаботное (за исключением каждодневных спасений сестры) детство, прощайте прежние веселые игры, прощайте те дни, когда весь мир был наполнен сказкой и тайнами. У Теус теперь семья, муж, дети, а вот Анвель остался один.

Он не осмеливался приближаться к племянникам, но нередко бросал на Теус и них печальные взгляды, пока никто не видел, и все внутри у него сжималось от нежности и, что его удивляло – ревности.

Когда все, кроме стражей спали, Авель незаметно пробирался к племянникам и тихо, стараясь не разбудить, поправлял на них накидки из шкур, а порой оставлял подарки.

Он стал еще более тихим и неразговорчивым нежели прежде. И его теперь еще больше чем прежде тянуло к воде, к реке. Ему нравилось сидеть на берегу, разглядывая зыбкие, колеблющиеся отражения неба в водной глади. Они завораживали – как огонь завораживал Теус, и стоило посидеть достаточно долго, восприятие «сбитое» бесконечным колебанием воды начинало замечать в ней нечто большое нежели просто отражения неба и с трудом проглядывающееся дно, оно порождало новые, удивительные видения.

Вот и на этот раз Анвель опустил руки в воду, столь прозрачную, чистую, спокойную… Его всегда поражала своеобразная «гибкость» воды. Даже если реку перегородить, она найдет обходные пути и в то же время по кусочкам, годами будет разрушать преграду. Авель встал – пора было возвращаться, скоро мужчины пойдут на охоту, и нехорошо будет если он не придет. И водяной поток потянулся за ним, юноша почувствовал прохладу воды, ласково обтекавшей его тело. Не веря своим глазам, он повернулся к реке. Водяной столб поднялся из нее, обволакивая его тело. Было холодно, но приятно от нежных прикосновений водяного потока.

Юноша впервые за последние несколько недель улыбнулся – поток послушно выполнял все его мысленные указания: разделялся, снова сливался, бил фонтаном, поднимая струи в воздух, он мог рисовать ими, а затем, они, падая обратно в реку, окатывали его брызгами. Промокший и счастливый, Анвель все-таки не забывал о своих обязанностях перед племенем, поэтому пообещав себе позже проверить свою новую силу как следует, решил вернуться в пещеру, но тут заметил странное отражение в реке.

Подойдя поближе, он застыл пораженный – посреди водной глади вырисовывалась картинка, которая становилась все более четкой, когда он присматривался к ней. Он увидел своего соплеменника – Туона, увидел столь ясно, что даже оглянулся, дабы проверить вдруг тот незаметно подкрался к нему – но вокруг никого не было, а картинка зависла посреди отражения неба в водной глади.

Туон в отражении был в весьма специфической позе – «лежа на животе», но с неестественно выгнутыми назад конечностями и сильно повернутой на бок головой. Он «смотрел» прямо на Анвеля остекленевшими, мертвым глазами, и тут кровь хлынула из внезапно открывшихся ран на его теле, разносясь багрянцем по воде. Пораженный и напуганный юноша в ужасе отшатнулся и не в силах выдержать столь жуткое зрелище отвел взгляд, а когда собравшись с силами посмотрел снова на то место, где только что было видение не увидел ничего кроме привычного отражения белых облаков.

На охоте Авель был сам не свой – не замечал добычу, спотыкался о ветки, товарищи уже не раз сделали ему замечание и подумывали уже было отправить домой – охотник, который погружен в себя и не может сосредоточиться скорее обуза нежели помощь.

Юноше было неловко за свою невнимательность, но он никак не мог выкинуть то жуткое видение из головы.

Ему представлялось два объяснения произошедшего – возможно он повредился рассудком, и само видение, так и его «игры с водой» ему привиделись – безусловно весьма печальная перспектива (да, в те времена еще не было «чудодейственных» нейролептиков, а если бы и были – много кому они помогают сейчас?), но альтернатива – что он, как и его сестра способен управлять стихиями и видение в реке было пророчеством (кто знает?) была еще более пугающим.

Всю охоту он не сводил настороженного взгляда с Тиона, тот даже начал с удивлением поглядывать на него в ответ. Когда они в очередной раз пытались выследить оленя, Авель, погруженный в свои тревожные думы, неловко хрустнул веткой и спугнул его.

Охотники, обозленные прежними неудачами, бросились за добычей, но вскоре резко затормозили – перед ними разверзлось узкое ущелье – олень грациозно оттолкнулся от края и приземлился на другой, оставив не столь ловких преследователей с носом.

Но Тион, охваченный азартом погони и ввиду молодости и неопытности, дезориентировался в ходе погони, и не глядя под ноги, не слыша крики товарищей позади бросился вслед за оленем, не заметив расщелины – до того самого мгновения, когда земля вдруг исчезла под его ногами, а затем, после непродолжительного падения возникла вновь, ломая кости, выдавливая кровь, расплющивая тело – словно в насмешку над человеком, попытавшимся покорить природу, подчинить ее себе, собственным нуждам.

Подбегавшие к краю обрыва охотники с ужасом смотрели вниз, где с неестественно задранными конечностями лежал их товарищ, окрашивая землю кровью. Но они довольно вышли из этого «ступора». Безусловно им было жаль терять своего соплеменника, но подобные случаи в их жизни, особенно на охоте были далеко не редкостью, и уже не сильно шокировали и не приводили никого в трепет – никого, кроме Анвеля в этот раз.

После произошедшего на охоте Анвель начал избегать реку, а если и подходил к ней дабы утолить жажду или охладиться в жаркий полдень уже не любовался водной гладью как прежде, опасаясь очередного «видения».

Правда потихоньку ему удалось взять себя в руки, и он попытался взглянуть на это с другой стороны – вдруг, узнав о грядущих бедах, он сможет предотвратить их. Так и оказалось, когда в следующий раз он позволил себе созерцать водную гладь, она буквально в сию же минуту одарила его новыми видениями. И всякий раз, если он не пытался как – то повлиять на их реализацию они исполнялись. Так что теперь у Анвеля вошло в привычку регулярно «проверять» будущее и стараться предотвращать неприятности, грозившие ему и его соплеменникам. Но никто не знал о его «подвигах».

Однажды, разглядывая образы в реке, он увидел до боли знакомые две пары желто-карих глаз, глядевших на него из воды. Когда картинка стала более четкой, и он смог разглядеть их обладателей целиком, Анвель охнул от неожиданности – его племянники, смотрели на него светло-карими глазами, так похожими на глаза их матери… (Авелю, хоть он и был ее братом от матери достались серо-голубые глаза.)