Самый тёмный грех

Я представил, как Дана будет есть пасту, как её губы… эти манящие, запретные уста, будут испачканы соусом, как она будет смеяться, смущаясь, когда я, склонившись к ней, сотру капли с её подбородка. Мысли об этом вызывали во мне дрожь предвкушения; я знал, что это желание – не просто похоть, а всепоглощающая жажда обладания, которой я был не в силах противостоять.

Сейчас она сидела за кухонным островком, молча наблюдая за мной. Но эта тишина была обманчивой, затишьем перед бурей, я чувствовал это кожей. В её глазах читалась гремучая смесь любопытства и настороженности, а губы, которые я мечтал мучительно медленно целовать, были плотно сжаты, будто она пыталась сдержать поток вопросов, рвущихся наружу.

Чёрт…Как же я хотел стереть с её лица эту настороженность, заменить на… покорность. Чтобы в её очаровательных глазах отражалось только желание… моей пасты, моего прикосновения, меня самого.

– Ты не собираешься меня отравить, надеюсь? – её робкая попытка пошутить лишь подчёркивала напряжение, висевшее в воздухе.

Я усмехнулся, ловко орудуя ножом, стараясь скрыть свои истинные намерения. Сейчас я был для неё просто любезным хозяином, а не тем монстром, которым являюсь на самом деле.

– Нет, я не такой уж плохой повар. – ответил я, наконец, отрывая взор от нарезанных помидоров и встречаясь с её пытливым взглядом.

В этот миг мне показалось, что весь мир вокруг нас замер. Стихло тиканье часов на стене, затих шелест ветра за окном, даже моё собственное сердце, казалось, замедлило свой бег. Я видел, как её зрачки расширяются, как будто она пыталась проникнуть в мои мысли, понять, где заканчивается игра и начинается реальность.

– Что ты на самом деле задумал? – спросила она, неуверенно наклонив голову, её голос слегка дрожал.

– Я голоден. – хрипло отозвался я, опуская нож на разделочную доску. Звук стали прорезал тишину, эхом отражаясь от стен. – И собираюсь покормить нас.

Она тихо выдохнула, но я заметил, как её плечи чуть расслабились.

– Ты не похож на того, кто готовит в три часа ночи. – вновь заговорила она, всматриваясь в меня так, будто пыталась разгадать ребус. – Особенно… для незнакомой девушки, которую похитил.

– Я не родился с серебряной ложкой во рту. – спокойно отозвался я, не отвлекаясь от готовки. – Мне пришлось научиться самостоятельно заботиться о себе.

Я заметил, как её брови слегка сдвинулись, и это вызвало у меня мимолётную улыбку. Каждый её вопрос был как проба на прочность, проверкой моих намерений. Она искала ответы, но я не собирался их давать. По крайней мере, пока.

– Почему ты был в той комнате? – спросила она, и в её голосе зазвучали стальные нотки. – Как ты узнал? Ты не особо–то и похож на охранника, да и на тебе не было… белой маски, как у остальных.

– Ты наблюдательна. – коротко бросил я, игнорируя её вопросы. Мне нравилось держать её в напряжении, играть с ней, как кошка с мышкой, наблюдая за тем, как её любопытство борется со страхом.

– А ты не особо–то и многословен. – хмыкнула Дана, и в её голосе послышалось раздражение. – Ты хотел, чтобы я узнала тебя, а сам молчишь как рыба.

Я ничего не ответил, продолжая колдовать над соусом. Её нетерпение забавляло меня, разжигало аппетит. Тишина на кухне, прерываемая лишь шипением масла на сковороде и её сбивчивым дыханием, только усиливала напряжение, делая воздух густым и тягучим, как патока.

– Ау? Я что, со стенкой разговариваю? – взорвалась она, не выдержав, и с силой хлопнула ладонью по столешнице.

Звук шлёпка эхом отразился от стен, заставив меня замереть на долю секунды. Я медленно повернулся к ней. Дана потирала покрасневшую ладонь, в её глазах плескался гнев, смешанный с обидой. Я подошёл ближе и осторожно взял её ладонь в свою.

– Синяка не будет. – заключил я, быстро осмотрев её руку, и снова вернулся к готовке.

– Ты не ответил на мой вопрос! – упрямо пробурчала она, и тяжёлый вздох эхом прокатился по кухне.

– Терпение. – промурлыкал я не оборачиваясь. – Всему своё время.

Я услышал, как она тяжело сглотнула, подчиняясь, и это доставило мне извращённое удовольствие. Дана соскользнула с барного стула и подошла ближе. Её волосы коснулись моей щеки, когда она наклонилась, стремясь рассмотреть, что я готовлю. Её близость была пыткой, испытанием на прочность.

– А ты самоуверенный. – прошептала она мне в шею, и я с трудом подавил желание развернуться и впиться поцелуем в её нежную кожу, туда, где пульсировала жилка. – Даже не спросил, хочу ли я это есть, нет ли у меня аллергии на креветок…

– Ты любишь пасту. – перебил я, не отрываясь от готовки. Нужно сохранять контроль, не спугнуть её раньше времени. – И у тебя аллергия на апельсины.

Слова сорвались с губ, прежде чем я успел их остановить. Чёрт, не стоило ей об этом знать. Не сейчас.

Дана отпрянула от меня, как будто я её ударил. Её глаза, широко распахнутые, казались огромными в свете кухонных светильников.

– Как? – выдохнула она, и я услышал, как судорожно она сглотнула. – Ты что, следил за мной раньше?

В её голосе отчётливо звучала смесь страха и отвращения, но это лишь сильнее разжигало огонь во мне. Да, я хотел, чтобы она влюбилась в меня, но для этого ей придётся принять монстра внутри меня. Полюбить тьму вместе со светом. Это было испытание, на которое раньше не была способна ни одна женщина. Но Дана… она другая. Я чувствовал это каждой клеточкой своей чёрствой души.

– Я отвечу на все твои вопросы… – произнёс я низким, хриплым голосом, намеренно, делая паузу, наблюдая за тем, как страх искажает её красивые черты. Он был для меня как афродизиак, яд и противоядие одновременно. – В тот день, когда сниму маску.

Она инстинктивно сделала ещё один шаг назад, наткнувшись на спинку стула. Её пальцы судорожно сжали деревянную перекладину.

– Что–то я уже не уверена в своём желании оставаться здесь… – пробормотала она, и в её голосе послышалась нерешительность. – Ты непросто странный… а чёртов сталкер! Это ведь был ты, да? Я чувствовала тебя по ночам… в своей комнате… и на улицах… когда кто–то следил за мной…

Я улыбнулся краешком губ. Да, я следил за ней, изучал, как произведение искусства, как карту вражеской территории, как добычу, которую нельзя упустить. Но это было не просто любопытство, а одержимость, пожирающая меня изнутри. Но тогда я не мог позволить, чтобы она стала частью моего мира, а теперь… мне плевать.

– Возможно. – прошептал я, делая шаг к ней, перекрывая пути к отступлению. – Но тебе ведь нравилось, не так ли? Знать, что кто–то там, в тени, наблюдает за тобой, охраняет…

Я мог чувствовать, как быстро бьётся её сердце. Это было как наркотик – видеть, как она сражается сама с собой, как её внутренние демоны и желание сталкиваются в этой борьбе.

Дана подняла на меня глаза, и на долю секунды я увидел в них не страх, а что–то другое. Интерес? Возбуждение? Чёрт, эта девушка сведёт меня с ума!

– Ты не… – начала Дана, но я не дал ей закончить, приблизившись вплотную. Два шага, и я у цели.

– Да, это ненормально, но я видел, как ты смотрела на меня в клубе. – перебил я, наклонившись чуть ближе. Мой голос стал низким, почти интимным. – Ты почувствовала эту связь между нами. Отрицать бессмысленно. И скоро ты не сможешь бороться с этим чувством внутри себя…

Дана замерла, как кролик перед удавом, и я упивался её замешательством. Её дыхание участилось, губы приоткрылись, и я с трудом сдержал стон.

– Ты будешь жаждать меня. – прошептал я, вдыхая аромат её волос. – Как следующий вдох. Как глоток воды после долгой жажды.

Её взгляд стал настороженным, зрачки расширились, и я практически физически ощутил напряжение, пробежавшее между нами, как электрический разряд. Воздух на кухне сгустился, пропитанный ароматами готовящейся пасты, её духов и… страха.

– Ты боишься, но это только разжигает моё желание. – прошептал я, обводя её взглядом. Тонкая шея, изящные ключицы… Пальцы сами собой сжались, представляя, как я обхватываю эту хрупкость, как она выгибается под моими прикосновениями. – Я следил за тобой, Дана, потому что ты стала единственным… светом в моём мраке. Но я не причиню тебе вреда, клянусь.

Я отчаянно желал, чтобы она поверила мне. Знал, что это будет нелегко, но каждый момент, проведённый рядом с ней, приближал меня к цели. Я хотел её. Всей своей проклятой душой, пропитанной тьмой. Всё остальное не имело значения.

Она посмотрела мне в глаза, её губы слегка приоткрылись. В этом взгляде – смесь ужаса, любопытства и… неуловимого притяжения, которое заставляло моё сердце биться чаще.

– Ты действительно так думаешь? – спросила она, и в её голосе, помимо уязвимости, прозвучала странная, почти гипнотическая сила, которая могла бы заставить даже святого согрешить.

Я кивнул, не отводя взгляда. Внутри всё кипело от желания подчинить её себе, сломить её сопротивление, увидеть в её глазах ту же одержимость, что полыхала во мне.

– Да, моя милая Дана. – мой голос был хриплым от сдерживаемой страсти, каждое слово давалось с трудом. – Но для этого ты должна довериться мне. Позволить войти в твою жизнь. Стать твоим щитом… тенью… палачом, когда мир станет слишком тёмным.

Эти слова, произнесённые шёпотом, звучали как обещание. Клятва, данная во тьме.

– Если ты хочешь, чтобы это сработало… – она сделала глубокий, дрожащий вдох, обхватив себя руками. В её глазах я заметил борьбу: страх, смешанный с любопытством. И это было чертовски прекрасно. – Скажи, почему ты появился в той комнате? Это всё было специально спланировано? Чтобы в конечном счёте я оказалась с тобой?

– Чёрт возьми, нет, конечно! – рявкнул я, сжав кулаки. – Я, безусловно, ужасный человек, но я понятия не имел, что ты будешь сегодня ночью в клубе.

– Тогда как?

– Я был в офисе охраны, когда услышал, как ты выкрикнула стоп–слово. – процедил я сквозь зубы, вспоминая, как пуля вошла в лоб моему солдату, который провалил своё задание, не проследив за ней и не сообщив о её местоположении. Я сжал кулаки, чтобы не выдать свою ярость. Мне хотелось вернуться туда и убедиться, что от него не осталось даже пепла. Но, конечно, говорить Дане я об этом не собирался.

Её глаза расширились, а дыхание стало прерывистым, как будто она только что пробежала марафон. Дана колебалась между желанием понять и страхом узнать правду.

Прекрасная, хрупкая птичка в клетке моей одержимости.

Её взгляд метнулся к моим губам, задержался на долю секунды, и я почувствовал, как что–то сжалось в груди.

– Как тебя зовут? – прошептала она, и в её голосе звучала лёгкая дрожь.

Я не хотел ей говорить своё настоящее имя, боясь, что она может вспомнить слишком рано. Но обманывать её в чём–то таком простом мне тоже не хотелось. Поэтому назвал ей своё второе имя.

– Римо. – мой голос, хриплый от сдерживаемого предвкушения, прозвучал слишком громко в тишине маленькой кухни. – Теперь ты позволишь мне накормить тебя, ангел? – я указал на барный стул. – Или мы продолжим играть в двадцать вопросов, на которые ты пока не готова услышать ответы?

Дана промолчала, её взгляд метался между мной и дверью. Она как загнанный зверь, разрывающимся между желанием броситься наутёк и… любопытством, которое, как я и предполагал, оказалось сильнее страха.

– Паста остывает. – сказал я мягче, чем намеревался. Я не хотел её слишком сильно пугать, но и отступать не собирался. – С креветками, чесноком и белым вином. Твоим любимым. Неужели ты откажешься?

– Я не знаю, что думать. – наконец произнесла она, и в её голосе звучала неуверенность. – Ты слишком опасен.

– Да, но только для тех, кто стоит у меня на пути. А ты на правильной стороне.

Дана сделала шаг назад – отчаянная, тщетная попытка сопротивляться неизбежному. Я почувствовал, как невидимая нить, связывающая нас, натянулась до предела, вибрируя от напряжения. Ещё немного – и, казалось, она оборвётся. Но затем Дана подняла на меня глаза – взгляд тёмный, притягательный, – и я понял: она не сможет уйти.

«К чёрту всё!» – мысль пронеслась раскалённым снарядом, разбивая вдребезги ледяной панцирь самоконтроля, который я выстраивал годами.

Мне нужно было почувствовать её, хотя бы раз, прикоснуться к её коже, убедиться, что она реальна, а не плод моего больного, извращённого воображения.

– Ты дрожишь. – прохрипел я, касаясь её щёки. – Неужели замёрзла?

– Римо… – прошептала она, и в этом шёпоте было что–то, отчего у меня по спине пробежали мурашки. Мольба? Приглашение? Или же отчаянная попытка оттолкнуть, удержаться на краю пропасти?

Я шагнул к ней, сокращая расстояние, которое вдруг стало невыносимым. Моё тело гудело от напряжения и предвкушения. Я наклонился, почти касаясь её губ, вдыхая аромат её духов, сладкий и дурманящий, как обещание греха. Моя рука легла на её талию, притягивая ближе, ещё чуть–чуть…

– Не бойся меня, ангел. – мой голос был хриплым шёпотом, мольбой, которую я сам себе никогда бы не позволил произнести. – Я не причиню тебе боли. Только если ты сама не попросишь об этом.

– Я не должна тебе верить. – прошептала она, её дыхание сбилось, губы приоткрылись, приглашая к поцелую. – Но… я всё равно хочу этого.

Глава 7. Лукас

Я почти ощутил её вкус – медовый соблазн, от которого кружилась голова. Ещё мгновение, и…

Но моя девочка, хрупкая на вид, оказалась куда сильнее, чем я предполагал. Да, испуганная – глаза огромные, тёмные, как у лани, в них страх плескался, смешанный с чем–то… чертовски притягательным. Но, несмотря на напряжение, что вибрировало между нами, прожигая насквозь, она нашла в себе силы отстраниться. Чего я, охваченный первобытной жаждой обладания, сделать не смог.

Фантомное прикосновение её губ, сладкая пытка.

– Это неправильно. – тихо пробормотала она, её голос дрожал. – Мы… Да мы только что познакомились… Ты следил за мной бог знает сколько, похитил… держишь здесь… Где бы это ни было.

Уголок моих губ дрогнул. Эта девчонка…

– Малышка, в нашем мире понятие «правильно» несколько… размыто. – пробормотал я, проводя большим пальцем по её щеке.

– Это не оправдание. – прошептала она, но в её голосе послышались неуверенные нотки.

С одной стороны, я был чертовски горд её сопротивлением, её попыткой отстоять границы, которых, по сути, уже не существовало. С другой – мой член был категорически против подобной дистанции, напоминая о себе болезненной пульсацией. Хотелось сжать эти идеальные бёдра, впиться в её алые губы, стереть с лица маску непокорности. Терпение и самообладание – мои верные союзники в любых делах – за последние пару минут решили взять чёртов отпуск.

Но сейчас у меня не было времени ни на уговоры, ни на то, чтобы поставить эту упрямицу на место. Проклятый мобильник завибрировал в кармане, возвращая меня к реальности.

Чертыхнувшись про себя и поправив член в штанах – потому что он, блядь, давил на молнию, и это не самое приятное чувство, – достал смартфон. На экране высветилось сообщение от Марко:

– Риччи хочет встретиться завтра. Обсудить детали сделки.

Я отодвинулся от Даны и отошёл к плите, спиной чувствуя её взгляд. Мне нужно было несколько мгновений, пару грёбаных секунд, чтобы взять себя в руки и обдумать всё. Обычно я не нуждался в союзниках, тем более – в сделках с другими преступными синдикатами. Но сейчас обстоятельства сложились не в мою пользу.

Русские, или как они любят себя называть «Братва», перешли черту. Вторглись на мою территорию и скоро поплатятся за это. Я бы без раздумий лично перерезал глотки каждому из этих ублюдков, но есть загвоздка. Одна маленькая, чертовски важная деталь – Виктор, мать его, Соколов.

Два года назад эта тварь похитила мою сестру и инсценировал её смерть так, что даже я, чёрт возьми, поверил. И только месяц назад мой человек, внедрённый в его окружение, сообщил, что Соколов прячет девушку… похожую на Селину. Сначала я не поверил, но, когда Руслан прислал мне фотографию, сомнений не осталось – это была она. Моя сестра, которую я похоронил два года назад, в ту ночь, когда впервые увидел Дану… В самую худшую из всех возможных ночей.

Судьба – та ещё сука. Бьёт точно в цель, выбирая самые уязвимые места.

Как бы сильно я ни хотел взорвать к чертям каждый их грёбаный притон и стереть с лица земли Соколова и всю его «братву», я не мог рисковать Селеной и действовать открыто. Сначала нужно было выяснить, где Виктор её прячет, потому что все наши поиски не дали результата. И именно тут на сцену выходит Артуро Риччи – лучший наёмник в мире. Он найдёт кого угодно. Даже дьявола в преисподней, если хорошо заплатить.

– Римо? Какие–то проблемы? – раздался позади меня обеспокоенный голосок моего ангела. Я обернулся, поймав её тревожный взгляд.

– Ничего, с чем бы я не справился. – коротко бросил я, стараясь, чтобы голос звучал ровно, спокойно. Будто меня не жгло изнутри огнём, и я не мечтал бросить всё к чертям и заняться ею, прямо здесь и сейчас.

Перед тем как спрятать телефон обратно в карман, быстро набрал ответное сообщение брату:

– Завтра в полдень. У Аллегро.

Дана нахмурилась, теребя подол футболки – нервная привычка, которую я уже успел запомнить за время слежки за ней, и каждый раз это движение сводило меня с ума. Я хотел схватить её за руку, остановить, притянуть к себе… Но вместо этого наблюдал, как она, пожав плечами, направилась к столу.

– Я могу помочь? – спросила она, кивнув на плиту, где дымились паста.

– Нет. – рыкнул я это резче, чем намеревался. Глаза Даны распахнулись шире, и на долю секунды мне показалось, что она увидела во мне зверя, притаившегося под маской спокойствия. – Позволь мне… позаботиться о тебе.

Я механически раскладывал пасту по тарелкам, но перед глазами стоял образ Даны, склонившейся надо мной. Её пухлые губы, призрачное прикосновение к моим пальцам… Проклятье! Контроль, Лукас, контроль!

Вскоре мы устроились за столом в гнетущей тишине. Дана ковыряла вилкой пасту, а я наблюдал за ней, как хищник, заворожённый своей добычей. Её страх, замешательство, робкое любопытство – всё это было для меня как наркотик, который я жаждал вдохнуть полной грудью. Понятия не имею, о чём она думала, но очень бы хотел залезть ей в голову, узнать каждую её мысль, страх… Обладать ею без остатка – это желание пульсировало в крови, жгло, как кислота.

– Итак… – наконец произнесла Дана, подняв на меня глаза. Страх всё ещё был там, но появился и проблеск… любопытства? – Расскажешь о себе?

– А что ты хочешь знать, ангелочек? – прохрипел я и наклонился к ней, чувствуя её запах – сладкий, пьянящий. Дана вздрогнула, но не отшатнулась.

– Ну… – Она замялась, отведя взгляд. – У тебя есть брат и собака. И ты явно богат, судя по твоей одежде, этому месту и тому, что был в клубе.

– Да. – хмыкнул я. – Не бедствую, но добился всего сам. Кровью и потом. «Это место» – как ты его назвала – мой дом. Я купил его семь лет назад на собственные заработанные деньги.

Я замолчал, не совсем уверенный, стоит ли рассказывать, как пришёл ко всему этому. Но я должен был знать лучше. Дана слишком любознательна для своего же блага.

– Значит, ты не из богатой семьи. – сделала она вывод, окинув меня изучающим взглядом, который, казалось, проникает в самую душу. – Но как ты… всего этого добился? Только не говори, что ты босс какой-нибудь уличной банды или, что ещё хуже, мафиози.

Я рассмеялся – низко, хрипло. Моя девочка… Она даже не представляет, насколько близка к правде.

Я подался вперёд, наши лица оказались в нескольких сантиметрах друг от друга. Я мог видеть, как её грудь вздымается от волнения, и даже почувствовать её дыхание.

– А, что, если так? – произнёс я с ухмылкой, позволяя тени улыбки скользнуть по моим губам.

Она замерла, её рука на мгновение остановилась в воздухе, как будто не могла решить, отступить ли или остаться. Я чувствовал, как напряжение между нами снова нарастает.

– Я сделал то, что должен был сделать, чтобы выжить. И не собираюсь останавливаться. – произнёс я, глядя ей в глаза, в которых, как мне казалось, отражались все мои демоны.

– Что ты… – Дана тяжело сглотнула, её голос был едва слышен. – Что ты имеешь в виду?

Я молчал, не в силах отвести взгляд от её лица, такого близкого и желанного. Внутри меня бушевали тёмные волны, и я понимал, что стою на пороге прошлого, которое не заслуживает ни один ребёнок. Воспоминания о том времени, когда меня продали в рабство, оставили шрам на душе, и я не собирался делиться этим с ней и омрачать её невинность своими тенями. Но что–то в её взгляде заставило меня захотеть открыться.

– Дана, мой путь был усыпан кровью.

Глава 8. Лукас

– В возрасте пяти лет меня похитили. – начал я, погружаясь в воспоминания. – Я жил в фермерском домике, затерянном где–то в глуши, вместе с другими детьми, которым выпала та же участь.

Дана замерла, приоткрыв рот, ожидая, что я скажу дальше. Я видел, как она борется с подступающей тошнотой, но продолжает слушать.

– Мы жили небогато и вкалывали на ферме до ломоты в костях, до кровавых мозолей, которые лопались и гноились. – продолжил я, мой голос стал чуть тише. – Запах навоза и пота въелся в нас… как клеймо. Я до сих пор помню вкус чёрствого хлеба, и ощущение холодной земли под босыми ногами.

Я сделал паузу, провёл рукой по волосам. Рассказывать об этом было всё равно что вскрывать старые раны.

– Наш труд – цена за крохи еды, за обноски, которые мы называли одеждой, за потрёпанные игрушки… за иллюзию нормальной жизни. Но нам никогда не разрешали выходить за ворота. Ферма была нашей тюрьмой, а Мэри и Филипп… – я горько усмехнулся. – тюремщиками.

Невыносимо было произносить их имена, хоть они и поплатились за свои грехи. Но эти люди, которые так ловко играли роль заботливых родителей, оказались чудовищами.

– Я помнил своих настоящих маму и папу… обрывками, мелькающими тенями… – мой голос дрогнул. – Мэри и Филипп… они так умело вплели свою ложь в нашу реальность, что со временем мы… почти поверили им. Они стали для нас… семьёй. Извращённой, больной, но… единственной. Только спустя годы пришло понимание, что мы для них – всего лишь инструменты. Сначала – бесплатная рабочая сила, а затем… тела, на которых можно заработать.

Дана издала сдавленный всхлип, прикрыв рот ладонью. Её глаза, широко распахнутые, блестели от слёз.

– С каждым годом детей становилось всё меньше. Никто не знал, куда их забирали. Просто в какой–то момент мы не находили кого–то в своей постели. Мэри и Филипп, лживые ублюдки, говорили, что их забрали родственники. Но мы видели чёрный фургон, который уезжал с фермы посреди ночи.

Я сжал кулаки, чувствуя, как гнев пульсирует в висках. Было невыносимо больно терять друзей.

– В конце остались только я, Тео, Джек и Адам. Когда нам исполнилось восемнадцать… что–то внутри нас… сломалось. Подавленная юность, загнанная в угол, взбесилась. В ночь Хэллоуина, когда «родители» были пьяны, мы сбежали. Оказались на кладбище, где шла вечеринка… – продолжил я, вспоминая то смутное чувство надежды, когда мы вырвались из цепей. – Местная молодёжь, дети богатеньких папочек, праздновали Хэллоуин. Музыка, веселье, алкоголь рекой… Для нас это был другой мир.

Я видел, как Дана пыталась представить эту картину: мы – четверо оборванцев, с грязными руками и сердцами, полными тьмы, сбежавшие от кошмара, и вокруг них – счастливая толпа, не знающая о том ужасе, который мы пережили. Но это было невозможно, только если не оказаться на нашем месте.

ВОСПОМИНАНИЕ

Музыка вибрировала в груди, басы отдавались тупой болью в висках. Вокруг – калейдоскоп красок, смеха, маскарад чужих, до неприличия свободных жизней. Вечеринка на старом кладбище – зрелище безумное, почти кощунственное, но завораживающее. Эти дети богатых родителей, наряженные в нелепые, вычурные костюмы, казались мне существами с другой планеты, где нет стен, колючей проволоки и вечного, сосущего под ложечкой страха.

– Ну и где эти придурки застряли? – пробормотал я себе под нос, вглядываясь в мелькающие лица. Мы сбежали всего несколько часов назад, а уже успели потерять друг друга в этом хаосе.

– Лукас! – вдруг выкрикнул Адам, возникнув передо мной, как чёрт из табакерки. Он, обычно такой спокойный и серьёзный, сейчас сиял, как начищенный пятак, держа в руках пару бутылок пива. – Мы тут кое–что раздобыли.

– Нужно отметить наше освобождение! – усмехнулся Джек, и в его глазах плясали огоньки. А на губах играла улыбка, которой я не видел много лет.

Я знал, что парни правы, и не мог им отказать. Мы все были лишены обычной жизни, и этот момент был почти священным для каждого из нас.

– За свободу! – торжественно провозгласил Тео, откупорив своё пиво с характерным щелчком.

Я взял бутылку и сделал большой глоток. Пиво было горьким, но это было ничем по сравнению с той пустотой, которую не могли заполнить ни дорогое пойло, ни оглушающая музыка, ни даже осознание того, что мы наконец–то свободны.