Призрак, осыпанный снегом – 2

В тарелке появилась горячая тушёная крольчатина в сметане – парень сглатывал слюну, такого в кафе не подадут. Всё домашнее, заготовленное с любовью.

– Если хочешь, посыпь себе специей… – предложил Иван Иванович, протянув упаковку. – Хмели-сунели. Жена передала из города.

– У вас есть жена? – удивился Кирилл.

– Я давно переехал в деревню… Как вышел на пенсию. И матери помогать надо, и огород всех нас кормит. А жена не хочет жить в деревне, да к тому же она по сей день работает. Так и живём в разных местах, встречаемся только на мероприятиях у детей и внуков. Она говорит: скучно здесь. А я привык…

Да уж, скучно, подумал Кирилл. Скучнее места не найти. Просто она не знает, что здесь на самом деле творится, а то, может быть, давно приехала бы повеселиться.

– Иван Иваныч! – обратился парень. – Вы в своей деревне всех знаете?

– Хм! – Дед на него уставился с удивлением. – Ясное дело… Она ж маленькая, деревня наша… Чего тут знать?.. Кто здесь живёт на постоянке – всех знаю.

Мужчины опрокинули стопку, зажевали разносолами. Кирилл никак не мог подцепить вилкой кусок гриба, он всё время сползал из-за склизкости. В результате он подобрал его ложкой и отправил в рот.

– Кто у вас тут живёт вон в том доме за гаражом, который в конце улицы, у которого вход засыпан щебнем крупной фракции? – Парень уже не церемонился, как раньше, и спрашивал без предисловий. Дед для него стал своим человеком, тайным агентом.

– А-а, понял! Там живёт Голубева Оксан Михална, одинокая женщина. Мужика своего похоронила лет так… Да рано он помер, лет в сорок… И тут она вдруг родила!

– В смысле?

– В прямом! Жили-жили бездетно, муж умирает, и она рожает. Лет в сорок, поздний ребёнок. Девочка родилась болезненная, что-то у неё типа… церебральный… э-э… Ну в общем, долго не ходила, в пятилетнем возрасте начала ходить, и то на костылях.

Иван Иванович разлил по новой. Приступил к продолжению:

– Промаялась она с ней, по врачам таскала, в Москву возила… Сама она продавщицей работала у нас в магазине. Пришлось работу бросать, чтобы ухаживать. Одна она у неё осталась после смерти мужа, никого кроме.

Кирилл повернулся к окну: вид открывался на поляну, от которой улицы расходились в три стороны. Обзор был достаточным, в отличие от унылого пейзажа из окон Инги – на густые заросли через дорогу, и к тому же с боков вид сужался, благодаря кустам сирени, да барбариса, да запущенной бесконтрольной разнородной растительности. У старика всё было скошено, опилено, убрано.

Ещё немного и наблюдательный обзор исчезнет в темноте, останется лишь отражение в стекле, в таком случае будет лучше занавеситься, мало ли кто там ходит – Кирилл здесь с секретной миссией.

– Значит, говорите, больную девочку она родила… – Юноша, что называется, «поставил курсор» на нужной части повествования. Иван Иванович взял нужную часть за основу и от этого стал отталкиваться.

– Всех врачей с ней обошла. Помогали мало-помалу, но тут как ни лечи… – Дед отмахнулся. – Не вылечивается такое заболевание. Рано или поздно, всё равно бы померла. Ох-х-х, убивалась она по ней…

Парень недоумевая уставился на старика. Он уже давно пришёл к мысли: дочь Голубевой Оксаны Михайловны и сбежавшее существо – одно и то же лицо, но в душе надеялся на хороший финал рассказанной стариком истории, считая изложенные факты просто совпадением. Несмотря на догадки, Кирилл действительно удивился.

– Так она всё-таки умерла?

Ивану Ивановичу стало жарко. Не поднимаясь он выбрался из стёганного жилета, повесил его сзади на спинку стула, оставшись во фланелевой рубашке.

– Умерла. Двенадцать… одиннадцать ей было… Где-то так.

Возникла пауза скорби. Дед незаметно провёл возле глаза, решил отвлечься, распиливая ножом хлеб.

– Ну и… Оксан Михална эта что? – возобновил беседу Кирилл.

– Оксан Михална тогда чуть с ума не сошла, единственная она у неё, никого больше…

Старик собрал в одну тарелку все обглоданные кости.

– Котам, – пояснил он.

– Ну и как она сейчас, Оксан Михална эта?

– Да как тебе сказать… – Иван Иванович отвёл глаза. – За девять лет, конечно, подуспокоилась, но… Говорят, то в снах она к ней приходит, то померещится, то слышала, говорят, как она её звала – мать.

За всю беседу старик ни разу не поинтересовался: зачем Кирилл столь подробно расспрашивает об этой женщине. Может из-за того, что сплетни были единственным развлечением у жителей маленькой деревушки, без них здесь и разговаривать было не о чем.

– Кстати! – встрепенулся дед. – Видел её на днях. Улыбаться начала, может и отойдёт.

– Вы хотите сказать, что Оксан Михална в последнее время стала улыбаться? А до этого не улыбалась?

– Что ты! Ходила такая хмурая, чуть не заваливалась на бок… А на днях, гляжу, идёт, подошла, здоровается, улыбается, всем интересуется, что да как. Я, если честно, был крайне удивлён. Может таблетки какие принимать начала…

«За неделю с лишним, – размышлял Кирилл, – Инга не смогла ничего разузнать, готовилась к приёму каких-то супер-информаторов, я же… за полчаса взял и выяснил многое. Девочка-привидение, как оказалось, вернулась к себе домой, мать её скрывает».

Кирилл абсолютно не удивится, если выясниться, что эта женщина перестала впускать в дом людей. Тут его пробрала дрожь – такое немыслимо даже представить: мать живёт вместе с духом умершей дочери, разговаривает с ней, ночует… Кирилл попытался представить, как выглядит это явление внутри дома – стоящей в углу, лежащей на кровати, бродящей по ночам из комнаты в комнату… Бр-р-р! Он пообщался с ней самую малость и то хватило с избытком.

За вечер Кирилл успел расспросить старика о других жителях, и после этого в нём закралось предположение: а девочка, скорее всего, «воскресла» практически в том облике, в каком она была в предсмертном состоянии, и заодно ей передались те особенности, которые она имела при жизни…

Тут он начал проводить параллель с Призраком: если Призрак тоже был создан из жителя Студёных Выселок, раз Инга так же получила его на местном кладбище, то и он должен был унаследовать какие-либо особенности своего предшественника. Страшно было подумать: фантастическое существо, управляющее людьми и предметами, проникающее в мысли, передвигающееся со скоростью звука образовалось из какого-то жителя-студёнца, юного или старого, живущего давно, или современника. В голове не укладывалось, что один из героев сплетен Ивана Ивановича, о которых он рассказывал в прошедшем времени, мог стать тем самым подходящим донором для Нунэ, и этот донор покоится на местном кладбище.

– Ты ночевать где планируешь? – Иван Иванович оторвал Кирилла от полёта мыслей.

– М-м… – Парень сонно отделил голову от руки. – Да пойду сейчас туда… в свой деревенский отель… Завтра займусь растопкой.

– Вот и я о том, что прохладно. У меня котёл топится, а там, в холодных стенах твоего деревенского хотэла задубеть можно. Оставайся у меня!

– Не, Иван Иваныч! У меня, во-первых, спальник имеется – в нём люди и на морозе спят. А во-вторых… – Тут он вспомнил, что следующая причина касается Призрака, за деятельностью которого он заодно собирался понаблюдать. – Во-вторых… у вас петух орёт по утрам, а я собирался отоспаться.

– Ну как знаешь…

Кирилл, споткнувшись о порог, вышел на улицу, вобрав полную грудь свежего загородного воздуха. В руке он как всегда нёс пакет с деревенскими деликатесами, собранными Иваном Ивановичем.

– А девушка… какая была в тот раз… – Парень обернулся в напряжении, услышав от старика пугающее слово «девушка». Со всеми девушками, которых здесь можно было видеть, связывали одни неприятности. – Не понравилось ей в нашей деревне? Сказала: домой хочу! Это ты, я вижу, полюбил наши места, а кто-то, как ошпаренный: отправьте меня домой, да срочно!

Пока Кирилл вытаскивал из багажника свои вещи, ловил каждый глоток свежего воздуха, каждый звук сельской жизни. Вокруг пахло сеном, корнеплодами и землёй, выкопанной вместе с ними. От сосен, которые были повсюду, распространялся запах хвои. Парень поплёлся к дому, остановился, прислушался, всмотрелся во мрачные окна, убедившись, что всё спокойно, открыл калитку.

Дом он обходил в привычной манере, засов поддевал наощупь, без фонаря, зная удобную позицию. Внутри было холодно. Первое, что бросилось в глаза – идеальный порядок. Инга всё убрала, вывезла посуду, перетасканную Призраком, отмыла до блеска полы. На кровати было заправлено другое постельное бельё – создавалось впечатление, что дом не заброшен – его подготовили для приёма новых гостей.

У Кирилла был с собой ноутбук, он включил его в тихом режиме. Ему пришла в голову мысль: позвонить Инге, якобы из города – болтающий звук телевизора на заднем фоне будет настраивать на мысль, что звонит он из своей квартиры. Парень придумал план: подкинуть ей полученную сегодня информацию, но не выдавать источник.

– Какие новости? – начал он. Инга что-то ответила в духе – без изменений. – А я тут кое-что нарыл! Про девочку… Теперь мне известно кто она, и почему её потянуло именно в тот дом за тем гаражом.

Собеседница будто опешила, ей удалось с трудом выдавить единственную букву «и» в вопросительной интонации. Парень выложил ей историю одинокой вдовы, пояснил, что данную информацию он узнал благодаря стараниям знакомого детектива. Инга слушала молча.

– Теперь её нужно оттуда вытаскивать, – закончил он. – Давай, запускай свою пирамиду и пусть её туда засасывает… Вызволяй её из дома этой… Оксан Михалны!

– Значит так, – заговорила Инга, – теперь слушай как обстоят дела. Не хотела тебе рассказывать, но видимо придётся. Я уже выяснила давно кто там живёт…

– Ага! – вклинился Кирилл. – А мне не сказала!

– Не перебивай! Для тебя это всё – очередное развлечение, а для меня опасные события, за которые я несу основную ответственность.

Успокоив парня, она начала излагать по порядку:

– Что касается этого ребёнка – начну с начала. После того, как я убедилась насколько полтергейсты могут копировать внешность донора, из которого они были получены – в тот раз он захватил облик моей бабушки, потому что она лежала совсем рядом, либо по какой-то причине моя мать не подошла… Ну так вот, я перешла к следующему этапу: понять – передаётся ли им характер донора, его привычки, вкусы…

Кирилл убрал звук в ноутбуке – насколько завораживающим был её рассказ. Он забыл обо всём: о темноте вокруг, о доме, забыл где находится. Он только слушал с замиранием сердца, пытаясь представить сам процесс.

– Тогда я стала приглашать к себе знакомых и родственников, – продолжила Инга, – чтобы расспросить их за чашкой чая о разных людях из нашей деревни. Ко мне приезжали подруги детства из города, но они тесно общались, к примеру, со своими родителями, дядями, тётями из Студёных Выселок, приезжала отцова двоюродная сестра… А я всё расспрашивала и потом записывала. Одиннадцатилетняя девочка показалась мне уникальной в данном эксперименте – её я и выбрала. Отыскала на кладбище нужную могилу – это не составило большого труда, я знала год её смерти, подсчитала дату рождения и в задуманный день приступила к работе. Материал я стараюсь собирать под утро, если это лето, и молодёжь на каникулах гуляет допоздна. А осенью и весной, когда на улицах в тёмное время суток никого уже не встретишь, собираю поздно вечером.

В этой части рассказа Кириллу стало жутковато, ведь именно здесь, где он сейчас находился, Инга проделывала тот ритуал и было так же темно. Он встал, включил верхний свет, так как от ноутбука, наоборот, создавалось ощущение теней, движения за окном, шевеления занавесок.

– Материал я собирала в неудачное для меня время – летом всегда много дел, поэтому я оставила на хранение сосуд с собранным духом в подвале, замкнула, убедилась, что точно замкнула, только затем уехала в Никольское. После того, как дух убежал, я выяснила у своей родни, кто живёт в том доме, договорилась с одной знакомой, чтобы она наведалась к хозяйке в качестве собирателя родословной, мол, кто-то из родни Голубевых заказал «родословное древо». Женщина моя записывала разговор на скрытый диктофон.

– Ни фига себе! – вырвалось у парня. – Ты оказывается хлеще моего детектива! Такую работу там провела, а я считал, что ты и палец о палец не ударила по этому делу. Будто тебе всё равно.

– Рано радоваться. Эта Голубева мою женщину отказалась впускать в дом, разговаривала с ней на пороге, несмотря на ливень. Они жались под маленьким козырьком, даже в сени не пригласила, только поторапливала… По просьбе женщины она перечислила родственников с приблизительными, насколько она знала, датами рождений и смерти, а когда дело дошло до её дочки, назвала только дату рождения. Моя женщина задала вопрос: сколько же дочке лет? Та позеленела, сказала, что пора заканчивать – она себя типа плохо чувствует и не стала отвечать.

Кирилл во время разговора уставился в заднее окно на сараи – именно в той стороне, где-то там, находился дом, в котором прижилась сбежавшая сущность. Только как же её вернуть?

– Ты говоришь: беги с пирамидой, давай засасывай её обратно… – продолжала Инга. – Не получится. Мне нужны определённые условия: малое расстояние… А то я и на кладбище бы не ходила, время не тратила – собирала прямо из дома, а они летели бы ко мне… прямиком в сосуд.

– Где сейчас Нунэ? – неожиданно спросил Кирилл. Он продолжал стоять у окна и разглядывать ночной огород.

Инга ответила равнодушно:

– Кто его знает… Здесь у себя не вижу.

Этого ещё не хватало, подумал Кирилл. Собирался переночевать спокойно, а теперь можно ждать чего угодно. Нунэ – специалист по сюрпризам.

– Послушай, – сказал он. – А как же ему мог передаться облик донора? Хочешь сказать, что человек, из которого был получен Нунэ, был таким же трёхметровым, тощим, костлявым, сутулым гоблином?

– Нет. Ты не путай: Недумающие – это одно, а Затаившиеся – другое. Недумающие – всего лишь скопление эфирной массы, настолько плотное скопление, что мы их видим простым человеческим глазом. Они… словно изображение на стене, воспроизводимое проектором. Что на плёнке, то и на стене. Каким было тело – такое и изображение. Недумающие тянутся к предметам, домам, где они жили, только они этого не осознают, ими движут старые привычки, не более. Другое дело – Затаившиеся. Те анализируют, видят будущее, чувствуют через расстояния, но их внешний облик не зависит от донора, в них собрано скопление других существ, древних, а человек, послуживший их появлению в нашем мире, в мире, который мы видим глазом, всего лишь крупинка, частица его. Ну может быть не совсем крупинка – он получает его манеры, воспоминания, определённые черты характера, но от внешности может ничего не передаться.

Кирилл слушал с открытым ртом. Перед глазами представлялся Призрак, его прошлое, место, где он жил, люди, которые его окружали… Воображение рисовало нормальное человеческое лицо. А теперь оно будто деформировалось, тело вытянулось, покрылось жиденькой шерстью. Кирилл представил умершим себя, как над его могилой проводится ритуал, затем он подходит к зеркалу и видит себя таким, в облике Нунэ… Только не это. Быть вездесущим конечно заманчиво, но не до такой же степени…

Затаившийся… Почему она так называет ему подобных? Нет никаких сомнений, что они прячутся в тенистых садах, чего-то выжидают, но это не главный их признак. Правильнее было бы назвать этих существ наоборот – Передвигающиеся. Кирилл видел, с какой прытью передвигается Нунэ – в резвости ему равных нет.

– Приведу тебе такой пример, – продолжал звучать голос Инги. – Допустим человек оказался в лесу. Недумающая заметит его, узнает в нём что-то знакомое – любой человек ей напомнит прошлую жизнь. В результате, она начнёт мелькать перед ним, напугает до смерти. Человек побежит по лесу, спасаясь от её преследования, пока ему удастся оторваться от неё. А что делает Затаившийся? Он так просто не покажется, но, если у него плохие намерения, он заманит человека в самую глушь – ягодами, грибами, будет имитировать другой человеческий голос, зовущий на помощь, пока не заведёт туда, откуда никто не выберется. Посмотри какой он сообразительный в отличие от Недумающих, полон смекалки и фантазии.

– Во-во, это Нунэ уже проделывал с Яной, – вставил Кирилл. – Правда, вместо грибов и ягод были другие блюда.

– Ты считаешь, что у Нунэ плохие намерения? Он её перевоспитывал. Сестра отморозка – этим всё сказано. Первое, что этой Яне пришло на ум – месть! Не важно кому, главное бежать и мстить, не разобравшись…

На экране ноутбука мелькало новое видео. Кирилл его закрыл, запустил процесс завершения, собираясь после разговора спать, если, конечно, получится.

– Ответь мне на один вопрос… – сказал он. – Что за донор у Нунэ? Кто он такой? Ты же не ухватилась за первого встречного, наверняка тщательно отбирала кандидатуру…

– Даже не спрашивай, не скажу!

– Ну хотя бы в общих чертах… Какой-нибудь местный дедок или ребёнок?

– Нет, он не местный, он чужак, и не дедок, и не ребёнок.

– А ты уверена, что в Призрака перевоплотился именно этот чужак, а не лежащий по соседству местный дедок, или ребёнок, как в истории с твоей бабулей? Помнишь, мама не получилась, но получилась бабушка, которая была захоронена поблизости?

– Уверена. На все сто! – Инга говорила с интонацией, не подвергающейся сомнению, но Кирилл всё не мог успокоиться.

– Откуда такая уверенность?

У парня ненароком промелькнула мысль: уж не водил ли её Призрак показывать собственное захоронение, раз он такой умный?

– Не спрашивай, не скажу! – упиралась она.

– Даже в голове не укладывается: как можно быть уверенным, если внешний признак у этих Затаившихся не предаётся? Ну ладно там бабушка… вне всяких сомнений… Но здесь целый чёрт. Да в него мог вселиться любой в радиусе… Сколько там было до бабушки… метров?..

– Я тебе сказала: уверена! – Инга ответила категорично, чем заставила Кирилла заткнуться.

Разговор закончился как всегда на ноте: посмотрим, увидим, разберёмся. Парень забрался в спальный мешок в состоянии ещё большей озадаченности, чем был до звонка. Такие разговоры надо устраивать утром, на свежую голову, а потом ходить целый день и переваривать. За окном, ведущим во двор, раздалось что-то похожее на рычание, пару раз кто-то царапнул, вероятно, по двери. Снова наступила тишина. Кирилл послушал с приподнятой головой, когда надоело произнёс вслух:

– Да пошёл ты…

К нему как раз начал приходить сон, рычание отвлекало от плавного погружения. Парень забил на всём и попытался уснуть. Через несколько минут по выступам затарабанил дождь: редкий, осенний, судя по прогнозам – кратковременный.

– Ну ничего, помокни… – пробурчал засыпая Кирилл.

Петуха Ивана Ивановича слышно было даже издали. Парень перевернулся на спину, изучил потолок, наконец поднялся. Кухонный стол, как и прежде, блистал чистотой. И пустотой тоже.

– А мне ты блюда не подаёшь, – произнёс Кирилл, постояв перед ним. – До чего дожил… Сам с собой хожу разговариваю.

Сколько бы он не возился с плитой, она не нагревалась. Пришлось возвращаться к машине, чтобы достать из рюкзака кипятильник. Ивана Ивановича не было видно – зная, сколько у него дел с самого утра, неудивительно.

Пока Кирилл обдувал кружку с горячим чаем, строил дальнейшие планы. Какими будут действия по поимке девочки-приведения, Инга сказала сообщит сегодня поздним вечером, обещала, что обязательно сама позвонит. День пропадал зазря. После растопки печи парень ломал голову: чем бы заняться? Погода выдалась комфортная. Вчерашний разговор насчёт Нунэ не давал покоя.

– И как я сразу не додумался! – вырвалось у Кирилла. – Чужак…

Кладбища в маленьких деревнях тоже маленькие, в основном на надгробиях одни и те же фамилии – большинство покойных приходятся роднёй между собой. Если подумать, то это был не старик, как обмолвилась Инга, не ребёнок – даты сужались, теперь надо искать человека средних лет. Учитывая её упоминания «он», Призрак был мужского пола. Значит, чужак средних лет мужского пола…

У него должна быть редкая фамилия, в смысле, единственная на кладбище. Блуждая среди могил можно сойти с ума – всех не упомнишь. Понадобится список. Точно! Кирилл заведёт список покойников, соответствующих данным параметрам.

В сумке для ноутбука лежал большой блокнот с двумя исписанными страницами. В кармане тёплой куртки, в которой он приехал, Кирилл нашёл ручку. Разграфировал для большего удобства. Теперь пришло время выдвигаться на родину Призрака – Студёновское кладбище.

Дорогу он хорошо помнил. Пройдя заброшенные огороды, Кирилл пролез через сломанное ограждение и растворился среди могил. «Откуда начать? – Парень задумался. – Начну-ка я с начала!»

Обойдя по самому краю, местами через открытое пространство, так как кладбище не везде было огорожено – последние захоронения расползались в поле, он оказался у главных ворот. Первая могила принадлежала семье в нескольких поколениях – парень её сразу отмёл. Начал вести запись со следующей, одинокой, могилы – мужчина вполне подходил по параметрам. Дальше снова пропустил совместно огороженные площади с одинаковыми фамилиями. Через некоторое время начал путаться, так как захоронения располагались в хаотичном порядке, а не рядами. К некоторым приходилось пролезать по узкому проходу между двух оград. Как же здесь пролазят полные люди, подумал он. Затем назвал обустройство кладбища дискриминацией – по нему могут ходить только люди до ста килограмм, не больше. Записал одного повторно – ну ничего страшного, потом переберу всех записанных, начну вычёркивать лишних. Сейчас хотя бы всех занести в общий реестр.

Список получался длинным. Некоторые фамилии повторялись, когда обнаруживались родственники в другой части, но это всё на потом. Долго думал заносить ли семнадцатилетнего, шестидесятилетнего… Махнул рукой – заносить начал всех. Одна семейная могила содержала современные памятники, но в углу стоял старый неухоженный крест с фамилией, ранее не попадающейся. Вдруг этого чужака кто-то приютил на своей территории, подумал он, занёс и его.

Сквозь тернии кладбища не спеша пробиралась сгорбленная бабка с клюкой, взяв курс именно туда, где с блокнотом в руках совершал тщательный обход Кирилл. Парень на мгновенье замешкался, пытался сообразить, как не попасться ей на глаза, но понял, что она его уже срисовала. Он продолжил с умным видом ходить по кладбищу, якобы разыскивает чью-то могилу, старался разойтись с ней разными путями, но оказался зажат в тесных оградках, а бабка плелась как назло прямо на него. От волнения он вцепился в блокнот, который держал перед собой, глаза суетливо бегали и читали надписи на портретах.

– Что-то я тебя у нас раньше не видела, – заговорила приближаясь старушка. – Хто у тебя тут похоронен?

Кирилл мог назвать первую попавшуюся фамилию, выдать этого человека за своего родственника, могилу которого он разыскивает, тем более список у него был перед носом, но побоялся, что таким образом ровно попадёт в бабкиного ближайшего родственника. Намного сложнее будет объяснить – кем он приходится её семье, и почему она раньше не знала о его существовании.

Старушка остановилась, опёрлась всем весом на палку и приготовилась слушать, что он ей скажет. Тем временем она с интересом поглядывала на содержимое его рук. Кирилл сначала растерялся, но тут ему пришла в голову мысль.

– Я тут с профессиональной целью, – выпалил он. – У нас мастерская по производству памятников. И я смотрю: какой производитель камня хорошо переносит агрессивное воздействие окружающей среды, а какой быстро портится. – Он приподнял блокнот, типа хочет что-то в нём пометить.

Бабка приподняла бесцветные полысевшие брови.

– А-а, это дело хорошее… Памятники, значит.

– Я по всем кладбищам мотаюсь – сравниваю. Вот записываю.

Она подошла ближе.

– И как ты различаешь: хто производитель? На нём что, написано – где какой? Вроде окромя фамилий там и нет ничего…

– А мне не надо – написано… Я и сам вижу. Вон там стоит Вологодский памятник. – Он протянул руку с блокнотом в сторону чёрного гранита. – Там э-э-э… Камышинский…

Кирилл нёс пургу: Вологодский лес и Камышинский текстиль – то, что когда-то отложилось у него в голове. Несмотря на это, в глазах старушки он виделся знатоком, экспертом по камню.

– А ты у Емельянова видал как гробничка просела? – неожиданно спросила бабка.

Кирилл нашёл, что ответить:

– Это не к нам, это к установщикам. Они за это отвечают. Мы – производители.

Бабка вполне удовлетворилась ответом.

– Ну ладно, бабуль, мне пора работать. Мне здесь ещё долго ходить. А до темноты надо четыре кладбища успеть объездить.

– Поняла, – сказала жительница Выселок. – Не буду мешать. – Она переставила конец палки, опёрлась на неё и двинулась дальше.

Кирилл начал вспоминать – на ком остановился. Перепись кладбищенского населения продолжилась в спокойном режиме. Он был прав, назвав своё занятие работой, под конец он изрядно выдохся, шатание по кладбищу затрачивало массу энергии.