Голоса

Огненная Печать

Свеча горела, бросая блики на стены и потолок, а также на девушку с васильковыми глазами, напевающую какую-то заунывную песню и не прекращающую тихонько плакать, настолько тихо, что со стороны казалось, что девушка шмыгала носом от простуды. Все это было не по-настоящему, словно какой-то нелепый случайный сон, в котором нельзя не только закричать, но и пошевелиться. А как все прекрасно начиналось.

На улице была весна. Да, именно весна, в самом расцвете, как по-моему. Еще не до конца расцвели деревья, но от зимы уже не осталось ничего, ни единого следа. До майской жары было еще несколько недель, на смену пуховикам пришли легкие пальто и балахоны, пиджаки и кожанки. Уже можно было смело выбирать маршрут, не опасаясь испачкаться в грязи (буквально), зависать часами во дворе всем друзьям и подругам. На улице был апрель. Помните такой апрель? Он запомнил, наверное, потому что именно этот месяц как-то уж слишком сильно начал отличаться от всех остальных, которые он проживал. Проживал или прожигал он не мог понять, но как бы то ни было, он встретил ее. До этого момента он видел ее несколько раз или ему это казалось, возможно, что он ее даже с кем-то путал, но именно в тот момент она была прекрасна как никогда. Ее длинные роскошные волосы были в тугом хвосте, она шла легкой и уверенной походкой, смотря своими добрыми и выразительными васильковыми глазами немножко наверх, как бы приподняв свой очень милый носик, и улыбаясь так легко и ненавязчиво, что казалось от этой улыбки исходил дневной свет, а не от солнца. Ее нельзя было не увидеть, даже среди всей той атмосферы веселья и радости, которая окружала его вот уже который день, неделю или даже месяц…Никакой бесконечный дьявольский кураж не мог сравниться с ее божественно-сказочной красотой. Он готов был в тот момент променять все то, что было у него лишь за возможность потрогать ее. Да, это было желание то что надо.

Это была девушка из его класса, она посреди года пришла в его школу, и вот он встречает ее на улице и любуется ее внешности. Для него этот учебный год начинался очень сложно: последний год обучения в школе, впереди поступление в университет, огромное давление со стороны родителей, которые видели в нем, в их единственном и великолепном сыне, продолжение своей фамильной линии. Но вот, уже на улице весна, головокружащий апрель и много всего интересного впереди. Институт и работа. Конечно, через несколько лет это возможно стало бы его приоритетной целью, он периодически думал об этом, но в конечном итоге его интересовала теперь его только Она. Откуда Она появилась в нашем классе, – крутилось постоянно в Его голове, – ведь до конца учебного года осталось всего два месяца, два месяца до лета…Он видел ее теперь довольно часто в последнее время, потому что иногда садился неподалеку и просто наблюдал за ней, поэтому не мог поверить своим глазам, когда Она очередным школьным днем села на первую парту в их классе и он мог любоваться ею. Конечно, с галерки видно достаточно плохо, что там происходит впереди, но Он не отводил от Нее своего взгляда.

– Откуда новенькая? Из какой школы Она к нам перевелась? – спросил он у своего приятеля, который сидел с Ним за одной партой, казалось бы, уже почти десять лет.

Приятель Ему ничего не ответил, лишь пожав плечами, без эмоционально отреагировав на вопрос своего друга. Такой ответ Его не устроил, ну да и ладно, Он обязательно подойдет к Ней на следующей же перемене, заговорит с Ней уж наконец то, о чем угодно, по ходу разберется. Его неподдельный интерес к Ней нельзя было чем-то объяснить. Парень был популярен: высокий, стройный, отлично развит физически, с чувством юмора и обаянием, его улыбка сражала наповал не то что его одноклассниц или девочек всей школы, но иногда даже помогала ему избежать учительского наказания в виде двойки, и он этим пользовался.

А о Ней любой другой сказал бы – она обычная, 3 из 5, ни о чем. Окружающие видели в ней простую девушку, серую мышку, которая всегда погружена в свои мысли, живет в своем собственном мире, безвкусно одевается, не использует косметику. И так было в чьих угодно глазах. Но к счастью, у Него были свои. В Его глазах Она была чудом небесной красоты, которая заставляла Его забыть обо всем на свете одним лишь Своим присутствием, заставляла замолчать, потерять контроль над собой, лишь отведя от Него свой искрометный взгляд. Да, в Ее глазах явно был тот огонь, который Он увидел впервые в своей жизни, тот огонь, который мог разжечь в его сердце пожар, Он чувствовал это.

(Признаться звучит крайне ванильно, но именно так ему все и представлялось. Как по мне, то ничего в этом такого уж и нет, хотя звучит все же сопливо.)

Незаметно пролетел урок, и Он, торопливо скинув все в свою сумку, пошел в Ее сторону, но подходя к Ней ближе и ближе, его сердце замирало, время вокруг, казалось, будто стоит на месте, Он начал чувствовать легкое покалывание в пальцах рук. Он волновался, следил за каждым ее движением: вот Она начинает убирать вещи со стола, складывая их в старомодную сумку, поднимается…Черт, она прекрасна! Ее по-детски выглядевшее платье не облегает бедра, а просторно и в тоже время подчеркивает ее внешность, волосы игриво развиваются от весеннего ветра, она слега поворачивает голову в Его сторону и бросает робкий взгляд на того, кто уже стоит почти за Ее спиной в ожидании того, что Она Его заметит и..

– П-привет, – чуть слышно произнес Он, и замолчал, ожидая ответа с Ее стороны.

Но вместо приветствия, с Ее стороны последовала лишь легкая улыбка. Лишь слегка уголки Ее губ потянулись, и Она одобрительно кивнула, как-бы смущаясь от неловкости всей ситуации, ведь до этого парни в этой школе обходили Ее стороной. Она никогда не была популярна в своей прошлой школе – неумение рисовать брови и узоры на ногтях отдаляло Ее от сверстниц, а нежелание вульгарно одеваться не делало Ее желаемой среди парней. Она была одной немногих из тех, кто считал, кто красота должна быть естественной, нарядность должна быть прежде всего внутренней, духовной, чем-то данным человеку свыше и что человек может выставлять не на показ. О чем Она думала в тот момент, когда Юродивый подошел к ней? Никто не знает. Уж точно Она не думала о том, что возможно, встретит любовь всей свой жизни. Скорее всего, где-то в глубине души, после его «Привет», Она уже убежала незаметно и далеко из этого класса, из этой школы, и вернувшись к себе домой, спряталась в комнате, где Ее никто не потревожит. Окружающий мир казался ей жестоким, погрязшим в соблазнах и неуемной жадности. Тут можно еще долго рассуждать о взглядах человека, соответствующего Божественному плану. Все дело в том, что с самого рождения Она была окружена родительской любовью и заботой, а также крайней религиозностью, причем не просто какой-то привычной простому обывателю, а той крепкой религиозностью, какой отличаются редкие представители старообрядчества.

Ее родители свято чтили наследие предков, которые с самых темных веков истории православия и внутреннего раскола сохранили и преумножили традиции, правда с годами значительно поредев в числе. Вся ее родня выросла в молоканских семьях, и вполне очевидно, что родители хотели привить своей дочери те качества, которые необходимы для праведной жизни в нашем погрязшем в пороках мире. Курение, пьянство и празднество, а также свинина у молокан считается тяжким пороком. (Правда пунктик про свинину как-то с годами сошел на нет, тут русский менталитет подыграл)

Трудолюбие и скромность, любовь к родным и твердость духа радовали ее родителей, но абсолютно игнорировались, а иногда и в открытую презирались сверстниками и одноклассниками. В предыдущей школе Она стала белой вороной, которую травили и считали больной на голову. Толи из-за крайней тупости некоторых однокашек, толи из-за отсутствия современной модели дорогущего телефона, который являлся хоть и весьма привлекательным, но все же соблазном и тешил гордыню.

Она не смотрела топовых блогеров, ни в чем не шарила и по мнению окружающих была мымрой. Можно много вспомнить чего ей выговаривали, шутковали и чмырили, как она смиренно шмыгала тихонько носом по дороге домой, как родители почувствовали и приняли на их взгляд самое верное решение- перевод в новую школу и молитвы за тех, кто просто не ведает о своих деяниях и потом предстанут перед судом Божьим.

Так вот, в ее семье чтили молоканские обычаи. От простых сектантов отличала первых молокан привычка пить молоко в пост великий, а современные же молокане называют себя так, ибо учение их-* молоко словесное*, о чем говорится в Писании Священном. Браки с иноверцами запрещены, к коим так же принадлежат и православные. Залог спасения-добрые дела, а также в возможность болтать с самим Богом. Молокане Библию чтут, а вот православную церковь отрицают так же, как православные католическую, как и отрицают обряды и таинства их и всех остальных. У них есть свой уютный мирок с пением псалмов и чтением текстов. Никакой троичности-Отец, Сын и Святой дух. Только Один.

Молокане презирали войны и революции как проявления животной природы человека. Они не навязывали как некоторые сектанты своих законов, а коли судьба или ссылка доводила до мест далеких, так строго следовали своему канону. Их молитвенный дом-комната с простым сколоченным грубо столом и скамьями вместо пышного убранства привычных литургий, никакого золота и парчи. Чтоб не отвлекало от общения с Ним и привычнее сердцу было. Ну может зановесочки да часы повесят, но то вещи полезные, коими иконы они не считали, а и вообще по их учению Христос запретил себя рисовать. Садятся мужчины и женщины друг на против друга и молятся, проповедуют да поют. С каждым слогом ударным, чтобы все было монотонно-ритмично. Никаких крестов на груди, ведь крест так-то был орудием убийства, носить его на шее кощунство в их понимании. А и на могилу крест ставить тоже кощунство. А коли со стола молоканского праздничного захочешь что-то с собой взять-по рукам получишь. В принципе безобидная секта, забытая и ныне редкая на просторах Поволжья.

А теперь десерт. Под него отлично бы подошла мелодия LERA LYNN-MY LEAST FAVORITE LIFE, с ней будет более комфортнее погружаться в эту историю. Так вот, Юродивый влюбился до чертиков в эту тихоню. Как в фильме *Вам и не снилось*, горячо и серьезно. Она вниманием парней была совершенно обделена, не видели они в ней чистоты духовной, все же внешность имеет значение для этого возраста. И впервые почувствовав тот самый момент, когда ты чувствуешь скрытые вибрации в чужом теле, но направленные только тебе. Надеюсь вы понимаете. Хотя кому я это?

И оставшиеся два месяца хоть и пролетели долго и вязко, как плавящийся на летнем солнце асфальт, но домой она стала ходить, шмыгая носом, но не как от обид, а совсем наоборот. Чувствовала, что в этом шебутном парне есть что-то другое, не как в остальных, пока еще сама не знала, что. А его робкие попытки подкатить, самому не зная, как (а она совершенно на это не велась), делали Ее в Его глазах ценнее. Мало того, что не доступна, так еще особо и не разговорчива. Так и пришло лето.

В июне на ее телефон пришла смска. Откуда он узнал ее номер, как вообще нашел его было не важно-он просто написал привет, не пугайся, представился, спросил, как дела и вопросительный знак. Никто никогда не делал ей ничего подобного. Она не отвечала целых два часа, потом не вытерпела и так собственно они и стали общаться. Никаких заунывных историй о первой чистой любви тут не будет. Они вообще в конце августа только первый раз вживую встретились, погуляли и для него это была волнующая, но крайне сдержанная прогулка. Для нее- целый фейерверк. Он еще нискем так долго не общался сообщениями, удивлен был почему она интернетом не пользуется, а тут писали друг другу письма как раньше, и он не верит, что по уши влюблен и потихоньку подумывает как бы с ней перепихнуться наконец то. Нет, ну она конечно знала, как и откуда, но допустить саму мысль о том, как ее кто-то берет до свадьбы…

Может и думала, хрен его знает. Сектанты тоже люди, но вот пунктик на счет запрета интернета это смешно, а ей из за этого приходилось в библиотеках просиживать чтобы домашку сделать.

Весь следующий год они общались, и постепенно она поняла, насколько влюбилась сама. Плюс их общение не прошло даром, он с ней изменился, стал сдержанней, научил ее как интернетом пользоваться, у них были спокойные отношения, без лишних показных выражений чувств, что и привело ее к мысли что он-это тот самый. Они друг друга полюбили очень крепко. Неудивительно, что он оказался у нее дома на праздновании Нового года, с накрытым скатертью с ручной вышивкой безалкогольным столом, с ее родителями, общей скромностью квартиры и отсутствием телевизора, это его весьма удивило, но не отпугнуло. Говорили, знакомились, про себя отметил всю необычность обстановки, а после периодически заглядывал к ним и в принципе был счастлив, хотя на ночь никогда не оставляла. Знакомил ее с новыми и старыми фильмами, любимой музыкой и другими упущенными ею вещами. И как это бывает у всех людей (кроме Вассермана), в их отношениях тоже появился секс. Первый для нее, и столь долгожданный для него. Я несколько раз видел эту сцену, выглядит так себе. Она ничего не умела, но была страстна и лишнего не позволяла. И все было бы ничего, постепенно начал он когда заходил к ней, слышать в разговорах с кухни такие слова как *Свадьба* и *Брак*.

Может случайно говорили, может нет. Значение этому не придавал, а вот все больше размышлял о других странных вещах в этом доме, таких как земля с могилы предков в цветочных горшках в знак единения с миром мертвых, или как один раз зашел и застал ее за тем, что она бережно мыла и заворачивала в дорогие ткани какие-то кости, а потом аккуратно укладывала их в нарядный ларец и т.п.

Как-то все это напрягало, а она ведь еще и свои тайны рассказывала родному ей человеку, не таясь. Что кости она мыла потому что это семейная традиция, за ними надо ухаживать, потому что это предки и они всегда рядом, а также говорила ему что мертвые всегда молчат, а если заговорят с тобой, значит тебе знак дали что скоро и твой черед пришел, и от таких вот слов постепенно что-то внутри него щелкнуло-и начал холодеть к своей странной девушке. Потому что начала она говорить, что и для него есть послания с того света, весточка то есть, но добрая, что благословили их.

В голове теперь больше институт, будущее. Какие еще свадьбы, а тем более после совместной поездки с ее семьей на какое-то мероприятия религиозное сомнительные. И итог-он на студенческой попойке напился и одногруппница подправила себе репутацию в их группе, доказала остальным что красива и желанна, что легко может чужого парнишку подцепить. После же Юродивый стал думать о произошедшем, и постепенно пришел к выводу, что он ничего никому не должен, на руке нет кольца-значит это даже не измена, чем больше секса-тем лучше.

Но сразу ей ничего не сказал, хотя через несколько недель постепенно осознал, что разлюбил. А потом она прямо обо всем расспросила, будто знала об измене, в чем собственно ей и признался. Слезы, слезы и еще раз слезы. Которые немного растопили у него сердце, и говорили они весь вечер, он ее обнимал и корил себя, она успокоилась, сказала, что все понимает, и они переспали даже в итоге.

И вот сейчас он проснулся (во сне началось странное чувство), открыл глаза-а вокруг свечи горят, руки с ногами привязаны к кровати, во рту кляп. Как это хрупкое существо провернуло все это-одному Богу известно. Собственно, о нем она тихонько и на распев сама себе и говорила.

Юродивый мычал, дергался, но хрен, все затянуто крепко и надежно, а как перестал дергаться он-улыбнулась она, потрепала за кудри да поцеловала в лоб. И повела свой сказ распевный, шмыгая носом да слезинки роняя.

Она любила. Любила настолько, что доверила себя, свое тело, единственно ценное на Земле. Провел ее все же лукавый, соблазнил. Думала о свадьбе, соединяющее людей в единое целое, а этот союз берегут до самых последних вздохов. Никаких разводов, все навсегда, до самой смерти. Свадьба для молокан-это самое важное, ее празднуют как самое главное событие, и свершение свадьбы-процесс долгий, хотя сам момент заключения союза короткий, просто до этого момента может пройти месяц, а то и больше.

Рассказала ему как представляла себе традиционное *опознание*, сватовство и обряд с платочком, благословление и долгое напутствие каждому молодожену и последующее веселье.

Но вот теперь ей весело не было нисколько. Ей воспользовались, ее предали и т.п. Все что в ее голове проносилось было возможно подогрето и ее учебой, а может просто с головой не в порядке, но не суть. Вдруг она перестала говорить ему голосом прежним, изменился тон и взгляд стал тяжелее. Подошла к ларьцу, открыла его и стала раскладывать нарядные свертки, продолжая свое повествование.

После Крещения Русь не утратила язычество полностью. Напротив, остатки его сохранились, у кого в обрядах, у кого в учениях, которые время от времени выливались в секты, иногда в достаточно веселые, иногда нет. Появлялись такие как хлысты, чье «Богослужения» представляли собой радения: люди доводили себя до экстаза плясками, кружением, били себя прутьями, палками, цепями. В некоторых сектах радения исполнялись вполне по-язычески, в чём мать родила. Иногда хлысты съедали сосок выбранной девушки. Это считалось высшей хлыстовской «святыней». А запрещение блуда ничуть не распространялось на общие оргии: после радений свечи гасились, и в темноте устраивался «свальный грех». Забеременеть от неизвестного отца признавалось «от бога». Такая женщина объявлялась новой «богородицей», а зачатые в ритуалах дети должны были стать «христами» и «пророками».

Власти хлыстов выявляли, пороли, целыми «кораблями», т.е. сектантскими общинами, ссылали в места не столь отдалённые, но тем самым разносили заразу на новые территории. Хлысты учили, что чем больше грех, тем больше и искреннее раскаяние (а значит, и приближение к царству небесному). Многие сектанты, попросту прикрываясь своим учением, оттягивались под всевозможными пороками от пьянства до масштабного «свального греха» (оргии).

К началу XIX века секты расплодились самым невероятным и причудливым букетом: «христовцы», скопцы, богомилы, монтане, контовщики, молельщики, купидоны, вертуны, прыгуны, телеши, ляды, дырники, наполеоновы дети, духоборцы, иконоборцы и т.д.

А Юродивый тем временем засыпал, постепенно убаюканный ее монотонной манерой речи. Она же тем временем развернула свертки, и стала раскладывать человеческие кости, достала еще череп и стала пристально смотреть в его глазницы, продолжая рассказывать свою историю.

Скопцы стали оппозицией хлыстам. Скопцы – это темные фанатики. Мужчин они подвергали кастрации и порой даже еще более радикальному калечению. Женщины также подвергались варварскому обезображиванию, делающему их неспособными к деторождению и кормлению детей. Скопчество было одним из самых тяжелых последствий религиозного фанатизма, конечно, скопцы базировали свое учение на туманных библейских текстах, которыми и до них, но в другой форме, различные ловкачи и мошенники, а то просто темные люди, оправдывали свой обман и преступления. Первые достоверные сведения о скопничестве доносятся со времен Петра, их основатель, Кондратий Селиванов, отошел от хлыстов и начал проповедовать прямо противоположные идеи: отречение от секса, курения, вина, танцев, игр (даже от шашек с шахматами). Сам он погиб в заключении в Суздальском монастыре в 1832 году, но стал весьма популярной личностью. Портреты Селиванова красовались в каждом скопческом доме, его обычно изображали старцем в темно-синей одежде с соболиной опушкой и с белым платком, повязанным вокруг шеи. Аскетические глаза строго глядели с худощавого, безбородого лица. Почитали скопцы еще и Акулину Ивановну, легендарную монахиню времен Петра I, изгнанной из своего монастыря и, по слухам, также принадлежавшей к скопчеству. Благочестие испытывали пред апостолами Лукой и Иоанном, так как те изображались безбородыми, что и дало скопцам повод считать их первыми приверженцами своего учения. Скопцам в ссылке было запрещено покидать поселения, но им разрешали проводить собрания, так как считали их совершенно безопасными.

Долго, очень медленно рассказывала она эти странные сказания, и Юродивый в тот момент уснул. Сквозь сон доносилось, что на этих собраниях славились *прекрасные* идеи, а чтобы эти идеи осуществлялись не только на словах, но и на деле, происходил обряд кровавого «крещения» – мужчинам удалялись половые органы, женщинам – соски (особо рьяные удаляли груди и большие и малые половые губы). В секту принимали целыми семьями – одновременно оскопляли и мужчин, и женщин, и детей. Эти семьи после посвящения не распадались, а образовывали хозяйственные ячейки, которые сами скопцы называли гнездами. Так собственно и осуществлялся постулат Селиванова о том, что человек должен быть подобен ангелу и потому должен стать бесполым существом.

Свечи догорали, и продолжая рассказывать эту красочную историю и видя, что Юродивый уснул, она стала колоть его булавкой, чтобы он проснулся, и чтобы не пропустил ничего

–Для мужчин они практиковали посвящение «за одной», «за двумя» и «за тремя печатями», что соответствовало частичному или полному лишению срамных органов. Для женщин одна или две «печати» означали удаление молочных желез. Еще более высокой ступени «посвящения» достигали те, кто принимал «печати огненные», попросту это выжигание раскалённым железом.

На этих словах сон у него окончательно сняло рукой.

Скопцы подмяли под себя меняльный (ростовщический) бизнес-продолжала она. Изощрённый ум и жадность евнухов помогали наживать капиталы, а наследников заведомо не было, деньги всех «посвящённых» оставались у тузов секты. Богатства собирались колоссальные. За согласие «посвятиться» они выкупали на волю крепостных, предлагали желающим ссуды для открытия своего дела. Окручивали должников, угрожая по суду отправить их в тюрьму. У скопцов действовала собственная разведка, которая выискивала разорившихся хозяев, промотавшихся игроков или людей, мечтающих о дорогом приобретении. Через подставных лиц им выделяли нужные суммы и, вроде бы, «забывали», пока не нарастут проценты. Сократить долг можно было по определённой таксе: «посвятиться» самому, уговорить родных, знакомых.

Деньги, которые были для скопцов важнейшим средством для защиты от враждебного окружения, не распылялись, а наоборот, концентрировались: когда одно гнездо вымирало, имущество переходило скопцам следующей волны. Подпольные счета и капиталы направлялись на вознаграждение людям, согласившимся на оскопление, а также на подкуп нужных чиновников.

Она внимательно смотрит ему прямо в глаза, встает и уходит на кухню, включает огонь и громко продолжая свои словно вычеканенные фразы.

–С властями сектанты умели находить общий язык- скопцы распространились по Тульской, Тамбовской, Орловской губерниям, угнездились в Костроме, Саратове, Самаре, Томске, Москве. Влезли и в Санкт-Петербург, где знать пресытилась обычным развратом. Знать тянуло к чему-то более острому, опасному, болезненному, в секте их любопытство вознаграждалось сполна. Тут воочию соприкасались с людьми, прошедшими страшное и неведомое. Особо ценным гостям разрешали скрытно полюбоваться, как калечат соблазнившихся мужиков и девок. Иногда и некоторых больных на голову гостей самих влекло в пропасть.

И вот экскурсия в историю русского извращенства прекращается, начинается экскурсия о истории ее семьи. О том, что кости, которые она достала, это ее предок, что отошел от молокан и ушел в мирскую жизнь. Вёл тот предок столь дикий образ жизни, что был проклят и предан анафеме. Рассказала, как человек, которому принадлежали эти кости подхватил сифилис и умирал, пока не встретил на своем пути надежду. А отчаявшийся далеко пойдет. И да, его спасением было новое учение, что уничтожило бы в нем мужской срам и очистило бы дух.

Как на собрании в субботу, в молитвенном доме, собрались в белых одеяниях участники. Сначала один из присутствующих читал положенные молитвы, затем лучшие ненцы затягивали духовные песнопения. Припев подхватывался всей общиной, причем каждый из присутствующих в такт ударял в ладоши. Внезапно раздается электризующий всех возглас кого-либо из присутствующих. – О. дух, святой дух! Это восклицание служило призывом к пляске, к «божьей работе». Сначала все прыгали и кружились в общем хороводе, держа друг друга за руки, позже начиналось верчение в одиночку. Движения становились все быстрее и быстрее. В этом безумном верчении лица сливаются, а развевающиеся молитвенные сорочки шуршат, подобно парусам. И снова образуется круг. Присутствующие становятся, глядя друг другу в затылок и, подпрыгивая, движутся по этому кругу. Затем «святые», или «белые голуби», как они себя называют, ставши в круг плечом к плечу, начинают прыгать справа налево. Четыре или восемь человек становятся по углам помещения. Оттуда они прыжками поодиночке или попарно подвигаются к середине зала и таким же образом возвращаются обратно на свои места. Танцы эти длятся до полного изнеможения и, в конце концов, доводят скопцов до состояния безумного экстаза. Постепенно скопцы входили в транс, кружились отдельно, издавали бессвязные вопли, у иных начинались плач или истерика. Когда и становится желанным столь дикий ритуал. И как тот чьи кости она разглядывает, после этого обряда очистился, сифилис не помешал прожить еще долго, вёл ее предок послушнический образ жизни и всем своим видом подавал пример, потому что избавился от греха плотского и обрел спасение. Потому его кости и лежат в большом почете, как напоминание о очищении.