Безмолвный дом

– Нет там никого, насколько я знаю.

– Ошибаетесь. У вас в гостиной горел свет, и я видел тени ссорившихся мужчины и женщины.

– Люди в моем доме! – удивился Бервин, крепко сжав руку Люсиана. – Невозможно!

– Уверяю вас, все именно так!

– Ну, тогда поищем их, – объявил Бервин дрожащим голосом.

– Но они уже, наверное, ушли!

– Ушли?

– Да, – быстро подтвердил Дензил. – Я звонил в дверь, поскольку мне показалось, что ссора закончилась фатально. А потом свет погас, и так как никто не подошел к двери, думаю, мужчина и женщина сбежали.

Минуту или две Бервин молчал, но потом отпустил руку Люсиана и отступил.

– Вы наверняка ошиблись, мистер Дензил, – пробормотал он изменившимся голосом. – Не может быть никого в моем доме. Уходя, я запер дверь, и меня не было по крайней мере два часа.

– Тогда я, вероятно, сошел с ума или грезил наяву, – с горячностью парировал Люсиан.

– Мы можем легко выяснить, что именно с вами произошло. Пойдемте со мной и вместе осмотрим дом.

– Простите, – продолжал Дензил, отодвигая руку собеседника. – Это не мое дело. Но я должен предупредить вас, мистер Бервин: другие более любопытны, чем я. Несколько раз в доме во время вашего отсутствия кого-то видели. Кроме того, вы ведете скрытный и странный образ жизни, и это не нравится соседям. Если вы продолжите вести себя в том же духе, пойдут сплетни, и рано или поздно разразится скандал, а потом появится полиция.

– Полиция! – повторил старик, теперь явно встревоженный, задрожавшим от волнения голосом. – Нет! Нет! Так не годится! Мой дом – моя крепость! Полиция не осмелится ворваться ко мне. Я – мирный и очень несчастный человек и хочу жить спокойно. Все эти слухи о каких-то людях в моем доме – вздор!

– Все же вы, кажется, испугались, когда я рассказал о тенях, – многозначительно заметил Люсиан.

– Кто испугался? Я ничего не боюсь!

– Даже тех, кто вас преследует?.. – спросил Дензил, вспоминая разговор во время предыдущей встречи.

Бервин вскрикнул в ужасе и отпрянул, словно собирался защититься от невидимого противника.

– Что… что вы знаете об… об этом? – выдавил он.

– Только то, о чем вы намекнули, когда мы встречались в прошлый раз.

– Да, да! Я был сам не свой тем вечером. Перепил, вот вино и сыграло со мной злую шутку.

– Однако на пьяный бред это было ничуть не похоже, – сухо ответил Люсиан. – Вы и тогда разволновались точно так же, как сейчас.

– Я так несчастен, – захныкал Бервин, весь дрожа.

– С вашего позволения, я вас оставлю, – церемонно объявил Люсиан. – Кажется, мы могли бы до полуночи беседовать на этом холоде, но, думаю, нам больше не о чем говорить.

– Секундочку, – воскликнул Бервин. – Вы любезно предупредили меня о слухах, которые порождает мой уединенный образ жизни. Прошу, окажите мне еще одну любезность: проводите меня, и мы осмотрим дом от чердака до подвала. Вы сами убедитесь, что нет никаких оснований для скандала и что некому было отбрасывать тени, которые вам померещились на ставнях.

– Но это не могли быть призраки, – возразил Люсиан. – Никогда не слышал, чтобы призраки отбрасывали тени.

– Хорошо, пойдемте со мной, и вы убедитесь, что дом пуст.

Несмотря на теплоту, с которой было сделано приглашение, Люсиан засомневался, стоит ли принимать его. Исследовать полупустой особняк с незнакомцем, человеком с нехорошей репутацией, да еще в полночь захочется не всякому, даже не робкого десятка. Однако у Люсиана хватало смелости и тем более любопытства, и предложение пробудило в нем столь свойственную юности жажду приключений. Кроме того, ему не терпелось выяснить, откуда же взялись тени, и узнать, почему Бервин живет в таком мрачном и таинственном особняке. Добавьте к этому удачу неожиданной встречи, которую он искал, и вы поймете, что Дензил все же принял странное приглашение соседа.

Полностью отдавшись во власть приключения, он храбро направился к дому номер тринадцать, надеясь, что его наблюдательность поможет ему разгадать тайну теней.

Как в прошлый раз, Бервин провел своего гостя в гостиную, и здесь, как и в прошлый раз, хозяина ждал изысканный ужин. Бервин подкрутил фитиль лампы, чтобы она горела поярче, и обвел рукой роскошно обставленную комнату, указывая на место между столом и окном.

– Фигуры, чьи тени вы видели, вероятно, боролись здесь, – начал он. – Они должны были находиться между лампой и ставнями, чтобы изобразить всю эту пантомиму. Но я бы хотел, чтобы вы, господин Дензил, убедились, что мебель вся на месте, а ведь если бы тут кто-нибудь боролся, как вы говорите, тут бы был настоящий кавардак. К тому же шторы задернуты, и никакого света снаружи видно не будет.

– Шторы, без сомнения, задернули после того, как я позвонил, – пробормотал Люсиан, разглядывая тяжелые складки темно-красного бархата, закрывающие окно.

– Шторы задернул я сам, прежде чем выйти из дома, – парировал Бервин, снимая пальто.

Люсиан ничего не сказал, только с сомнением покачал головой. Бервин явно пытался уверить его, что он обманулся, но Дензил был не таким уж простаком, чтобы дать себя убедить. Объяснения Бервина и его оправдания только укрепили уверенность молодого человека в том, что в жизни обитателя дома номер тринадцать сокрыта какая-то тайна, которую тот не хочет раскрывать. До этого момента Люсиан скорее слушал, чем смотрел на Бервина, но теперь в ярком свете лампы он смог хорошенько рассмотреть и его самого, и его жилище.

Тощий, среднего роста, с чисто выбритым лицом, впалыми щеками и черными, глубоко посаженными глазами, Бервин выглядел чахоточным, на что указывали лихорадочный румянец и впалая грудь. Пока Люсиан рассматривал его, Бервин закашлялся, а когда отнял платок от губ, молодой адвокат заметил кровь на белой ткани.

Он был в смокинге и выглядел чрезвычайно элегантно, несмотря на свой усталый изможденный вид. И еще Дензил увидел две специфические приметы, которые раньше не замечал: шрам, змеящийся по правой щеке от губы почти до самого уха, и отсутствие мизинца на левой руке, отрезанного у первой фаланги. Пока Дензил рассматривал соседа, у того случился еще один сильный приступ кашля.

– Кажется, вы сильно больны, – заметил Люсиан, которому стало жаль несчастного.

– Скоро сдохну от чахотки… Одного легкого у меня уже нет, – задыхаясь, проговорил Бервин. – Чем скорее, тем лучше.

– С таким здоровьем, как у вас, настоящее безумие жить в этом климате. Вам нужно уехать из Англии.

– Без сомнения, – согласился Бервин, наливая себе в бокал кларет. – Но я не могу никуда уехать. Даже из этого дома не могу выехать. – А потом, удовлетворенно оглядевшись, добавил: – Хотя грех жаловаться на неудобство.

Тут Люсиан не мог не согласиться. Комната и в самом деле была роскошно обставлена. Преобладающим оттенком был темно-красный; ковер, стены, драпировка и мебель – все было в одной цветовой гамме. Глубокие кресла с мягкими подушками. Стены украшало несколько картин известных современных художников. Имелись тут и небольшие книжные шкафы, заполненные тщательно подобранными книгами, а на маленьком бамбуковом столике возле камина лежали журналы и газеты.

Дубовую каминную доску, вытянувшуюся почти до потолка, украшали зеркала, а на многочисленных полочках стояли дорогие старинные фарфоровые чашки, блюдца и вазы. Были в гостиной и позолоченные часы, и красивый буфет, и аккуратный курительный столик, на котором стояла хрустальная подставка под графины и коробка сигар. В целом гостиная выглядела обставленной со вкусом и с душой. Люсиан понимал, что тот, кто сумел так обставить свое жилище, должен быть достаточно богат и уметь наслаждаться своим богатством.

– Смотрю, у вас тут есть все, что можно пожелать, – протянул молодой адвокат, взглянув на стол, где серебряные приборы и хрусталь сияли в ярком свете лампы, подобно драгоценным камням. – Только вот никак не пойму: почему вы так роскошно обставили одну комнату, а все остальные оставили пустыми?

– Моя спальня и ванная вон там, – Бервин указал на большие двери, драпированные бархатными занавесками. – Они обставлены так же, как гостиная. А откуда вы знаете, что остальные комнаты в доме пустые?

– Все об этом здесь говорят. Контраст вашей бедности и богатства – еще один повод для слухов.

– Но ведь никто никогда не бывал у меня, кроме вас, мистер Дензил.

– Нет, я никому ничего не рассказывал. В тот вечер вы выставили меня так быстро, что я толком и осмотреться-то не успел. Кроме того, я не привык распространяться о том, что меня не касается.

– Прошу прощения, – тихим голосом отозвался Бервин. – Я не хотел вас оскорбить. Скорее всего, всему виной длинный язык миссис Кебби?

– Думаю, вероятнее всего.

– О, горластая Иезавель! – воскликнул Бервин. – Я уволю ее!

– Вы что, шотландец? – неожиданно спросил Дензил.

– Почему вы так думаете? – требовательно спросил Бервин.

– Так обычно говорят шотландцы.

– Смею заверить, это выражение так же широко распространено и в Америке, – парировал он. – Я мог бы с равной вероятностью быть и шотландцем, и янки, но… моя национальность – это мое личное дело.

– А у меня нет никакого желания совать нос в ваши дела, – ответил Дензил, вставая со стула, на краешек которого присел несколько секунд до того. – И должен вам напомнить, что я нахожусь тут по вашему приглашению.

– Не обижайтесь, я вспылил, – нервно сказал Бервин. – Мне нравится ваше общество, хотя я могу показаться вам довольно бесцеремонным. Вы должны обойти со мной весь дом.

– Не вижу в этом никакого смысла.

– Надеюсь, это развеет ваши подозрения относительно теней на ставнях.

– Я вполне доверяю своему зрению, – сухо объявил Люсиан. – Уверен, что до того, как я вас встретил, в этой комнате находились мужчина и женщина.

– Хорошо, пойдемте со мной. Я докажу, что вы ошибаетесь, – сказал Бервин и зажег маленькую переносную лампу.

Глава IV

Открытие миссис Кебби

Бервин с удивительным упорством настаивал, чтобы Люсиан осмотрел Безмолвный дом. Казалось, ему было крайне важно убедить Дензила в беспочвенности его подозрений о том, что кто-то скрывается в особняке.

Он провел Люсиана через весь дом, от чердака до подвала, по всем комнатам, и заставил заглянуть во все темные углы. Он показал своему гостю даже пустующую кухню и дверь, ведущую на задний двор, которая была закрыта, и не просто закрыта, а заперта на ржавый засов, который, судя по виду, не открывали много лет. Бервин заставил молодого человека выглянуть из окна во двор, огороженный высоким черным забором.

Осмотр дома закончился, и Люсиан убедился, что в доме нет ни единой живой души, кроме него самого и хозяина. Потом Бервин отвел замерзшего гостя назад в теплую гостиную и налил стакан вина.

– Вот, мистер Дензил, подойдите поближе к огню и выпейте, – добродушным тоном предложил он. – Вы, должно быть, промерзли до костей после нашей арктической экспедиции.

Люсиан охотно последовал обоим советам и, пригубив вино – прекрасный кларет, – встал у камина, в то время как Бервин кашлял и дрожал, жалуясь про себя на холодную погоду. Когда Люсиан уже собрался уходить, Бервин снова обратился к нему:

– Ну как, сэр, теперь-то вы убедились, что борющиеся тени на ставнях – плод вашего разгоряченного воображения?

– Нет, – упрямо возразил Дензил. – Нет, я все равно не уверен.

– Но вы же видели, что в доме никого нет!

– Мистер Бервин, вы предложили мне загадку, которую я не могу пока разгадать, как бы того ни хотел, – собравшись с мыслями, возразил Люсиан. – Я не в силах объяснить, что видел сегодня вечером. Одно могу сказать наверняка: когда вы отсутствовали, кто-то был у вас дома. Каким образом это затрагивает вас и по какой причине вы это отрицаете – не спрашиваю. Храните при себе свои тайны, дело ваше. В общем, спокойной ночи. – И Люсиан направился к двери.

Бервин, который держал в руке большой бокал темного портвейна, осушил его одним глотком. От крепкого вина его бледное лицо покраснело, запавшие глаза засверкали, а и без того звучный голос стал еще громче и ниже.

– По крайней мере, вы сможете сказать моим добрым соседям, что я – человек мирный и все, чего хочу, – чтобы меня оставили в покое, – быстро проговорил он.

– Нет, сэр. Меня это не касается. Вы для меня незнакомец, а что до нашего знакомства, то оно было слишком поверхностным, чтобы я мог позволить себе обсуждать ваши дела. – И, пожав плечами, Люсиан добавил: – Кроме того, они меня совершенно не интересуют.

– И все же однажды они могут заинтересовать власти трех королевств, – тихо пробормотал Бервин.

– О, если в этом есть опасность для общества, – ответил Дензил, решив, что странный сосед имеет в виду какой-то заговор, – то я…

– Нет, тут опасность грозит только мне, – перебил его Бервин. – Меня преследуют, и я скрываюсь здесь от тех, кто желает мне зла. Впрочем, как видите, мне недолго осталось, – вскричал он, ударив кулаком в свою узкую грудь. – Но те, кто желает мне смерти, считают, что я умираю недостаточно быстро.

– Кто они? – воскликнул Люсиан, несколько ошарашенный этим откровением.

– Люди, не имеющие к вам никакого отношения, – угрюмо ответил хозяин.

– Что ж, пусть так. На этом позвольте пожелать вам доброй ночи, мистер Бервин.

– Бервин! Бервин! Ха! Ха! Бервин – хорошее имя, но не для меня. Есть ли на свете человек более несчастный, чем я? Фальшивое имя, фальшивый друг, в бесчестье, в изгнании. Будьте все прокляты! Ступайте. Ступайте, мистер Дензил, и оставьте меня умирать здесь, как крыса в норе!

– Вы больны, – объявил Люсиан, пораженный столь яростной отповедью. – Может, стоит послать за доктором, чтобы он осмотрел вас?

– Никого не надо, – воскликнул Бервин, сделав это с видимым усилием. – Уходите и оставьте меня. «Ты можешь исцелить болящий разум». Ступайте! Ступайте!

– Еще раз спокойной ночи, – объявил Дензил, поняв, что больше ему тут нечего делать. – Надеюсь, утром вам станет лучше.

Бервин покачал головой и проводил Дензила до порога дома, не сказав больше ни слова.

Когда тяжелая дверь закрылась за спиной Люсиана, молодой адвокат сделал несколько шагов, спустившись с крыльца, и, остановившись, повернулся, задумчиво посмотрел на мрачный особняк, который снял таинственный постоялец. Он не знал, что и подумать, ни о словах Бервина – как тот себя называл, – ни о его безумном поведении, но, шагая к своему дому, уверился, что это всего лишь несчастный пьяница, страдающий от кошмаров, порожденных возлияниями. Эпизод же с тенями на занавеске он даже не пытался объяснить по той простой причине, что никакого правдоподобного объяснения в голову не приходило.

«Зачем мне ломать голову над этой загадкой? – размышлял Люсиан, ложась спать. – Мистер Бервин и его тайны… Мне-то какое дело до всего этого? Ха! Я заразился вульгарным любопытством от соседей. Впредь не стану ни думать об этом сумасшедшем пьянице, ни говорить с ним». Приняв такое решение, он попытался выбросить из головы все мысли о странном знакомом. В данных обстоятельствах это было самое мудрое решение.

Однако вскоре произошли события, которые вынудили Дензила изменить свое отношение к таинственному обитателю дома номер тринадцать. Судьба решила по-своему, и ее марионетки не в силах ничего изменить. И Люсиан оказался одной из таких марионеток и должен был сыграть важную роль в предстоящей драме.

Миссис Маргарет Кебби, следившая за порядком в доме Бервина, глухая старуха, постоянно страдала от жажды, которую могло утолить только спиртное, и промышляла воровством. У нее не было ни друзей, ни родных, ни даже знакомых. Однако благодаря своей скупости она скопила немало ненужных ей денег, а жила в крошечной убогой квартире в трущобах, откуда ежедневно направлялась туда, где было можно немного заработать и побольше украсть.

Обычно часов в девять она приносила хозяину завтрак из гостиницы «Нельсон», рядом с Женева-сквер, и, пока Бервин, по своему обычаю, завтракал в постели, убирала и наводила порядок в гостиной. Потом Бервин одевался и отправлялся на прогулку, несмотря на заверения миссис Кебби о том, что он выходит из дома только поздно вечером, как сова. Пока его не было, она прибирала в спальне, а потом шла по своим делам – убирать еще в нескольких домах – и возвращалась только в середине дня, а потом еще раз поздно вечером, чтобы накрыть для Бервина обед или ужин, которые тоже присылали из гостиницы.

За эти услуги Бервин хорошо ей платил, и единственным его условием было то, чтобы она держала язык за зубами относительно дел самого Бервина. Так миссис Кебби и делала, пока обильные возлияния джина не развязывали ей язык, и тогда она начинала болтать обо всем подряд с другими слугами на площади. Именно ее болтовне Бервин и обязан был своей плохой репутацией.

Известная всем обитателям Женева-сквер миссис Кебби, прихрамывая, ходила с кухни на кухню, сплетничая о делах тех, кто жил на площади, а когда говорить было не о чем, давала волю своему воображению. Еще она любила гадать, подолгу разглядывая чайную гущу и перетасовывая карты, и не брезговала помогать девицам-служанкам в их маленьких любовных интригах.

Короче говоря, миссис Кебби была настоящей старой ведьмой, которую столетие назад не задумываясь отправили бы на костер. Никого хуже мистер Бервин и найти не мог. Если бы он знал о ее времяпрепровождении и привычке к пустословию, она бы и часа не прослужила у него. Однако миссис Кебби была достаточно хитра, чтобы ловко избегать подобной опасности. Она вбила себе в голову, что ее хозяин, как она сама говорила, «содеял» нечто такое, за что его теперь разыскивает полиция, и постоянно пыталась разгадать причину его замкнутого образа жизни – то ли для того, чтобы выдать властям, то ли желая шантажировать его. Но пока ее попытки не увенчались успехом.

Считая миссис Кебби безобидной тихой старушкой, Бервин, несмотря на свою подозрительность, доверил ей ключи от дома, чтобы та могла приходить утром и приступать к работе, не беспокоя хозяина. Дверь гостиной Бервин обычно не запирал, чего нельзя сказать о двери спальни. Он всякий раз должен был подняться, чтобы впустить экономку в спальню и позволить ей накрыть столик для завтрака.

Так происходило изо дня в день, и все шло как по маслу. Миссис Кебби слышала рассказы о тенях на ставнях таинственного дома, а посему не раз рыскала по дому, надеясь что-то разузнать о существах из плоти и крови, которые их отбрасывали. Но в этих поисках, цель которых была подзаработать, она всякий раз терпела неудачу. За шесть месяцев, в течение которых мистер Бервин арендовал дом номер тринадцать, она не видела в доме ни единой живой души, кроме самого хозяина. И никаких свидетельств того, что его кто-то посещает в ее отсутствие. Обитатель дома тринадцать оставался для нее такой же загадкой, как и для остальных, проживающих на Женева-сквер, несмотря на то что у нее было гораздо больше возможностей докопаться до истины.

В сочельник старуха, как обычно, принесла Бервину холодный ужин. Для этого ей пришлось несколько раз ходить из дома в гостиницу и обратно. Наконец она накрыла стол, разожгла камин и, перед тем как уйти, спросила Бервина, нужно ли ему еще что-нибудь.

– Нет. Думаю, ничего не нужно, – ответил тот. В этот вечер он выглядел совершенно больным. – Принесите мне утром завтрак.

– В девять?

– В обычное время, – нетерпеливо ответил Бервин. – Ладно, ступайте!

Миссис Кебби обвела гостиную взглядом, чтобы убедиться, что все в порядке, а потом зашаркала прочь, двигаясь настолько быстро, насколько позволял ревматизм. Когда она выходила из дома, часы на церковной колокольне пробили восемь. Звеня монетами – только что полученной платой, – она поспешила с площади, направляясь за рождественскими покупками. На улице, выходящей с площади, стоял Блайндерс – плотный краснолицый полицейский, который хорошо знал старуху.

– Как джентльмен из номера тринадцать, миссис Кебби, дома? – поинтересовался страж порядка громким голосом, каким обычно разговаривают с глухими.

– Где ж ему быть, – нелюбезно проворчала Кебби. – Устроился у камина, словно сам царь Соломон. А вам что за дело?

– Я видел его с час назад, и мне он показался больным, – объяснил Блайндерс.

– Да уж, в гроб краше кладут. Но что из того? Мы все там окажемся в один прекрасный день. Доживет ли он до утра? Но меня-то это не волнует. Со мной он расплатился до сегодняшнего вечера. А мне пора и отдохнуть.

– Только не напивайтесь, а то придется запереть вас в участке.

– Да ну! – фыркнула старая ведьма. – Разве сочельник не для того, чтобы народ гулял и веселился? А вы-то чего так рано на посту?

– Товарищ заболел, подменяю, придется всю ночь дежурить. Вот такое у меня Рождество.

– Ну, что ж. Пусть каждый празднует так, как ему нравится, – пробормотала Кебби, направляясь в ближайший трактир.

Там она и начала праздновать, потом сходила за покупками, попраздновала еще немного и, наконец, отправилась в несчастную каморку, которую называла своим домом. Там миссис Кебби, при помощи воды и джина, продолжала праздновать, пока ее не сморил сон.

На следующий день она проснулась в настолько скверном настроении, что ей пришлось опрокинуть стаканчик, чтобы найти силы и, встав, заняться делами.

Было почти девять, когда она добралась до гостиницы «Нельсон», где ее ждал закрытый поднос с завтраком мистера Бервина, а оттуда почти бегом направилась на Женева-сквер, опасаясь упреков. Оказавшись в доме, миссис Кебби взяла поднос обеими руками и открыла дверь в гостиную, толкнув ее ногой. А потом, от вида представшей перед ней картины, пронзительно завопила и выронила поднос с завтраком.

В гостиной царил кавардак, стол был опрокинут, а среди битого стекла и фарфора, раскинув руки, лежал мертвый Марк Бервин – ему нанесли удар прямо в сердце.

Глава V

Городские слухи

В наше время политические, общественные и криминальные новости сменяют друг друга с такой скоростью, что то, что раньше занимало бы умы дней девять, теперь забывают через девять минут. Однако иногда происходит нечто столь неожиданное или таинственное, что привлекает всеобщее внимание надолго, вызывает всевозможные обсуждения и пересуды. К таким событиям можно отнести и преступление на Женева-сквер, ибо, когда выяснились его обстоятельства, и личность неведомого преступника, и повод для столь бессмысленного убийства возбудили всеобщее любопытство.

Кроме того, всеобщее удивление публики породило заявление Люсиана Дензила, который сообщил следствию, что Бервин – не настоящее имя жертвы. Так что власти столкнулись с тройной проблемой. Сначала требовалось установить настоящее имя убитого, потом узнать, кто убил его, и, наконец, выяснить причину, по которой был убит очевидно совершенно безобидный, да к тому же смертельно больной человек.

Однако оказалось, что не так-то легко пролить свет на эти три тайны, и скудные улики, собранные полицией, не помогли разгадать ни одну из загадок, по крайней мере, до коронерского расследования. Когда присяжные вынесли вердикт, что несчастный убит неизвестным или неизвестными и более ничего, эти двенадцать добрых граждан изложили все, что правосудию удалось узнать в ходе тщетных поисков. Так называемый Бервин был мертв, его убийца растаял, как утренний туман, а Безмолвный дом добавил еще одну легенду к своей уже без того нехорошей репутации. Если раньше это был просто дом с привидениями, то теперь в нем пролилась кровь.

Бервина убили ударом в сердце длинным тонким остроконечным предметом, который убийца унес с собой. Или унесла? Пол убийцы тоже оставался загадкой. Миссис Кебби клялась, что оставила несчастного у камина в восемь часов вечера в сочельник и он был жив, хотя и не вполне здоров. Когда же она вернулась рождественским утром, вскоре после девяти, то нашла уже успевший остыть труп. Врача вызвали одновременно с полицией, и доктор, осмотрев тело, объявил, что ко времени его прихода мистер Бервин был мертв по крайней мере десять часов, то есть его убили накануне между одиннадцатью и двенадцатью часами вечера.

Немедленно стали искать убийцу, но не нашли никаких следов. Не удалось даже понять, как тот оказался в доме. Двери, как парадная, так и выходящая на задний двор, были заперты, окна зарешечены, так что не было способа, каким убийца мог бы незаметно сбежать из дома.

Блайндерс – полицейский, в тот вечер дежуривший на площади, – показал, что не отлучался с поста всю ночь. Мимо него прошли многие из жильцов и владельцев зданий, расположенных на площади. Они возвращались с рождественскими покупками, и среди них не было ни одного незнакомца. Полицейский знал всех, даже посыльных, которые разносили пакеты с рождественскими товарами, и поговорил почти со всеми прохожими. Он готов был поклясться, что ни один незнакомец не заходил на Женева-сквер и не выходил оттуда.

Также полицейский уверял, что, когда поток людей иссяк, он прошелся по площади, оглядел окна всех домов, в том числе и окна дома номер тринадцать, попробовал каждую дверь и убедился, что все они заперты надежно. Блайндерс поклялся, что, находясь на посту, не имел ни малейшего подозрения в том, что в Безмолвном доме произошло преступление.