скачать книгу бесплатно
– Сие весьма примечательно, ваше императорское величество, я же со своей стороны подготовил кандидатуры числом двадцать пять.
– Давайте взглянем.
Екатерина прищурилась, потом, как бы стесняясь, приложила к глазам пенсне. Она прошлась по списку сразу, решительно вычеркивая некоторые фамилии, руководствуясь какими-то своими соображениями, о некоторых персонах советовалась с Чернышевым. В результате осталось девятнадцать человек.
Чернышев начал было сетовать на то, что он не сможет быстро подобрать еще одного достойного кандидата.
Портрет И. Г. Чернышева (1780 – 1790-ее гг.). Худ. Д. Г. Левицкий
Однако Екатерина, хитро улыбнувшись, сказала, что беспокоиться не о чем.
– Как это не о чем, ваше императорское величество? – недоуменно спросил Чернышев.
– Вот так, не о чем, – загадочно ответила Екатерина и позвонила в колокольчик.
Олсуфьев отложил перо, снял очки.
– Ну вот, и твой черед наступил, – со вздохом произнес он.
Плещеев немедленно вскочил, слегка побледнев.
– Так, ногами сильно не топать, не на плацу, не орать, потому как опять же не на плацу, при сем не робеть, отвечать спокойно, но твердо, – напутствовал юношу кабинет-секретарь.
– Так точно.
– Ну давай, раз так точно, – произнес Олсуфьев с ухмылкой и отворил дверь.
Чеканя шаг, гвардеец вошел в залу.
– Каптенармус ее величества лейб-гвардии Измайловского полка Плещеев по вашему приказанию явился, – громогласно отрапортовал он.
«Так точно, так точно, ни черта ты не понял», – проворчал Олсуфьев себе под нос, оставшись один, и снова принялся за бумаги.
– Вот и мой сюрприз, Иван Григорьевич, как он вам?
– Жидковат статью, да и возрастом невелик, – с сомнением ответил Чернышев.
– А вы погодите с выводами, граф, – с улыбкой сказала государыня.
– Сколько тебе лет? – лукаво спросила Екатерина на немецком.
– Шестнадцатый пошел, – ответил на немецком Плещеев.
– Давно служишь? – спросила она уже на английском.
– Без малого три года.
– В баталиях бывал? – спросил Чернышев.
– Так точно, с пруссаками.
– Страшно?
– Врать не буду, страшно, но срамиться нельзя.
– Верно, кто говорит, что не страшно, тот либо записной дурак, либо лгун первостатейный, – констатировал граф.
– Вы бы слышали, Иван Григорьевич, как сей юноша лихо торговался с иностранными купцами на их родных языках, – обратилась к графу Екатерина, переводя разговор в другое русло.
– Другими языками владеешь? – спросил Чернышев.
– Никак нет, нужды не было.
– А ежели будет?
– Я к языкам охочий, ваше сиятельство.
– Откуда такие способности? – поинтересовался граф.
– Ко мне в имении под Москвой, где семейство наше проживает, приставлен был шотландец, по виду настоящий пират, как он к нам попал, того я не ведаю, знаю, что явился он из Австрии, то ли он там в плену был, то ли по другой причине, сие мне тоже неизвестно. Говорил, что в Россию приехал на заработки, по морскому делу, но думаю, от преследований спасался. Так вот он меня языкам и обучил. Способности у меня проявились. Я еще шотландский немного знаю, только он ни разу не пригодился. Про моря он мне много рассказывал, про корабли.
– Как в полк попал?
– Папенька служили в сем полку, меня и записали с рождения.
– А я-то думаю, как ты с такой статью в гвардейцах оказался. К морской службе охоту имеешь? – продолжил расспросы граф.
– Ежели пошлют, отказываться не стану.
– А что же ты подношений от господ негоциантов не принял? – спросила Екатерина.
– Дурно пахнут сии подарки, ваше императорское величество. Сильно они дальнейшему делу мешать станут, как с них потом спрашивать?
– Вот бы у меня все чиновники таковыми были, – со смехом сказала Екатерина.
– Честный, значит? – спросил Чернышев.
– Подлецов в роду нашем никогда не бывало, – с некоторым вызовом ответил гвардеец.
– Ну, ты не обижайся. Выспрашиваем у тебя, потому как дело важное тебя ожидает, посему уверены быть должны, – примирительно, но довольно строго произнесла Екатерина и вдруг задумалась, потом, кажется что-то припомнив, улыбнулась. Екатерина много времени посвятила изучению русской истории и не преминула случаем показать это знание.
– А скажи-ка, гвардеец, не того ли ты Плещеева потомок будешь, что царь Иван Третий к султану турецкому Баязету с важным посланием отправил, и посол сей у пашей местных отказался деньги и дорогую одежду принимать, добиваясь скорейшей встречи с султаном?
– Так точно, предок мой это был, Михаил Андреевич Плещеев, с того времени в нашем роду так и повелось, никаких подношений подлых не принимать. Не сомневайтесь во мне, ваше императорское величество. По правде сказать, должность каптенармуса не по мне, – в искреннем порыве высказался гвардеец.
– Ладно. Быть посему. Направляю тебя в Морской кадетский корпус. Сроку тебе до весны. Должен ты по ускоренному курсу основы морской службы усвоить и на чин экзамен сдать, дабы невеждой в Англии не прослыть, поскольку туда ты и отправишься мичманом вместе с другими офицерами, где поступишь на корабль. Должен ты будешь служить примерно, изучая все касательно устройства корабельной службы как на тамошнем флоте заведено, строение самих кораблей, а также приемов батальных и других морских премудростей. Это тебе первое задание. А там видно будет. Ясно тебе? – наставляла императрица.
– Так точно. Только осмелюсь об одной милости попросить.
– Ну изволь.
– Командир полка разрешил мне две недели отпуска по случаю женитьбы сестры моей.
– Хорош ли жених? – осведомилась государыня.
– Матушка благословение дали. Я же его не видал, знаю, что офицер от инфантерии, сестрица к нему благоволит.
– Отца нет выходит? – поинтересовалась императрица.
– Два года как, я поздний ребенок.
– Ну что же, отменить приказ командира гвардейского полка я не в праве, я ведь над измайловцами только шефствую. Посему в отпуск ты поедешь. От купцов подарков ты не принял, так от меня прими, на свадьбу чай собираешься, – сказала она и позвонила в колокольчик.
Явился давешний кабинет-секретарь.
– Выдать сему гвардейцу пятьдесят рублей серебром, – повелела императрица.
Олсуфьев с поклоном молча удалился.
– А вот от меня твоей сестрице, – сказала императрица и сняла с пальца кольцо с камнем.
– Не смею принять такой милости, – покраснев, сказал Плещеев.
– Но, но, тут жеманничать не надо, бери, коли их императорское величество такую милость оказывают, – вступил Чернышев. – После отлучки ко мне явишься в Адмиралтейств-коллегию, и не опаздывать. Бумаги о переводе к тому времени будут готовы.
– На этом все, гвардеец, ступай, – повелительно попрощалась императрица.
– Есть, – Плещеев вышел ни жив ни мертв.
– Куда пошел? – спросил Олсуфьев проходящего мимо юного гвардейца и потряс кошельком.
– Извините, забыл, – смущенно ответил Плещеев.
– Ты сей день запомни на всю жизнь, крепко запомни, не каждого государыня так привечает.
– Не сомневайтесь, этот день в памяти моей до конца дней отпечатается.
– Скажи-ка, предок твой Михаил Андреевич, послание-то доставил? – поинтересовался Олсуфьев.
– А то как же, в лучшем виде, правда страху натерпелся, царь приказал к султану в ноги не падать и к трону не ползти, как у них там принято, ибо Россия ни перед кем на коленях не стоит, думал, изрубят его. Но ничего, в Москву целый и невредимый вернулся.
– Царь-то милостив был?
– Да, имение под Москвой жаловал.
– Вот видишь, предок твой понимал, от кого благодарность и принять можно, а ты, братец, от милости монаршей отказываться вздумал.
– А вы откуда про предка моего знаете, ведь вас при сем разговоре не было?
– Я, милостивый государь, есть кабинет-секретарь, а значит, уши у меня, как у слона, – ответил Олсуфьев и первый раз улыбнулся, – ну, ступай, ступай живо, да кошель спрячь поглубже.
Глава четвертая. Ученик второго класса
1764 год, октябрь, Санкт-Петербург
Вечером заморосило. Опытный корабельный мастер Потап Качалов, косолапя, словно медведь, не торопясь шел с Адмиралтейской верфи в направлении трактира и думал об одном, как бы не пропить, или хуже того, не потерять полученное сегодня жалованье. Сорокалетний мастер устал за последние дни, но усталость эту ощущал скорее как приятную, потому как «Святой Януарий», несмотря на задержки с материалом, уже принимал вид что ни на есть боевого корабля. Взгляд Качалова упал на юнца, который сидел на досках под днищем старого фрегата, поставленного на стапель для разборки. Ладно скроенный, но несколько сутулый русоволосый парень аппетитно уплетал кусок пирога, рядом стоял маленький бочонок с квасом. Качалов вспомнил, что сегодня ничего толком не ел. Засосало под ложечкой.
– Приятно откушать, – произнес мастер.
– Спасибо, Потап Иванович, кваску не желаете? – бодро спросил юноша, и широкая добродушная улыбка пробежала по его простоватому лицу.
– Благодарствую, что же, кваску испить не помешает. Откуда знаешь меня? – спросил Качалов, не спеша присаживаясь, доски натужно прогнулись под его большим и грузным телом.
Проспект Адмиралтейства и около лежащих строений с частью Невской Перспективной дороги (1750-е гг.). Гравюра М. И. Махаева
– Да кто же вас на верфях не знает?
– Сам кто будешь?
– Касатонов я, зовут Александром. Вы погодите, я сейчас кружку принесу, – живо сказал парень и скрылся в недрах фрегата.
– Ты что же, здесь и живешь?
– Ага, а чего, крыша над головой есть, сена натаскал, хоромы барские, тишина, нет никого, с этого фрегата даже крысы ушли, в городе угол-то снять дорого, о комнате уж и не говорю.
– По какой надобности здесь?
– Послан с Кронштадта для инспекции ластовых судов на предмет починки или разборки оных, вернее, послан мастер Вест, а я при нем. Только он больше в трактире сидит, а я бегаю по судам, третий день тут уже, завтра два плашкоута[6 - Плашкоут – несамоходное судно для перевозки грузов на верхней палубе.] осмотрю и обратно.
– Ну и как посудины?
– Хлам, дай бог пару починить удастся, лишь бы до Кронштадта дошли.
– Это ты сам так определил?
– Конечно, да я уже три года как при сем деле. Сначала мастер Карчебников меня взял, а теперь вот Вест.
– Григорию Петровичу от меня поклон. Как он?
– Хворает после пожара, работать почти не может, вот меня к Весту этому и приставили.
– О мастере сем английском слышал, хороший мастер, только язва, говорят, большая.
– Угу. Все на тебя свалит, ежели все хорошо, то он сам впереди, а ежели нет, то тебя выставит. Но я не жалуюсь, многому у него научился. Только Вест к самой постройке не подпускает, так что я разборкой и починкой занимаюсь. Он по-русски все понимает, но когда сам начинает говорить, никто разобрать не может, а он все палкой своей растолковать норовит, даже пришлось английский подучить, а то больно дерется.
– Нет худа без добра, – философски сказал Качалов и начал набивать трубку. Потом смачно раскурил, явно наслаждаясь табаком.
– Что нынче Кронштадт? – после некоторой паузы спросил мастер.
