скачать книгу бесплатно
– И с каких это пор ты с ним дружишь? – спросила мама.
Я пожал плечами.
– Да уже давно…
– Так, минуточку! – вмешался отец и выпрямился. – У этих озер под Любшюцем своя история. Раньше там собирались разные бездельники. Теперь с этим покончено. Пляжи закрыли! Никто туда больше не ездит! Ни один человек!
– Но это же интересно, – сказал я и постарался придать своему лицу как можно более безмятежное выражение. – Хотел бы посмотреть на это историческое место своими собственными глазами!
– Нет, – отрезал отец.
Мама принялась теребить желтую тесемку-закладку, которая выглядывала из книжки тоненьким червяком.
– Отстань от парня, – сказала она. – Он уже взрослый. Если он хочет поехать на день-другой, то пусть себе едет, нечего раздувать из этого невесть что.
Отец откинулся в кресле.
– Ехать он может. Но только не на Любшюцские озера.
– Ну и прекрасно, – сказал я. – Мы и другие варианты обсуждали. Можно поехать под Брандис. Свет клином на этих Любшюцких озерах не сошелся.
Я сам удивился, как легко мне далась эта ложь. Отец что-то пробурчал в ответ и повел головой, что можно было расценить как знак согласия. Похоже, он считал свой авторитет гораздо более весомым, чем тот был в действительности. Разумеется, вариант с Брандисом никем не обсуждался и никто туда ехать, естественно, не собирался. Во взгляде мамы читалось легкое сомнение, но она и на Любшюцские озера с самого начала была согласна. Вероятно, поэтому она ничего не сказала.
В пятницу днем духота бессовестно завладела всем моим телом. Окна у меня были открыты настежь, я хотел настроиться на свежий воздух, природу и приключения. На кровати возвышались башенки целого городка, сложившегося из одежды, пакетов с провиантом и туалетными принадлежностями. В нерешительности я теребил подбородок, на котором пробивался первый пушок намечавшейся бороды. Интересно, другие возьмут с собой барахло для умывания и бритья? Подумав, я отложил все умывальное хозяйство в сторону. У меня и так уже много всего набирается. И тут в комнату тихой тенью вошла мама.
– А кто еще с вами едет в Брандис? – спросила она, особо выделив голосом последнее слово, так что у меня не осталось сомнения в том, что она все поняла.
– Да ты не знаешь, – сказал я, отметив про себя, насколько по-дурацки звучит моя отговорка. – В основном друзья Генриха. Любители природы.
Мама посмотрела на мои вещички, разложенные на кровати, потом в окно, потом снова на меня.
– Я хорошо знакома с господином Умратом. Тебе это известно?
Нет, мне это было неизвестно. Как неизвестно было и то, к чему мне это сообщалось. Я пожал плечами.
– Ну и замечательно, что знакомы, – отозвался я.
Мама помолчала.
– Не наделайте там глупостей, – сказала она наконец, и было видно, что ей хочется добавить что-то еще. – Надеюсь, не подведешь.
Когда после обеда я уже направился к месту встречи у церкви, у меня возникло спонтанное решение заглянуть к Умратам. Я поднялся по лестнице, одолевая пролет за пролетом, – табличка с нужным именем обнаружилась под самой крышей.
– А Генрих уже ушел, – сообщил мне с порога его отец, видный мужчина, по сутулой осанке которого можно было сразу определить трудягу. Мы, конечно, встречались с ним уже не раз на улице, но то, что он так спокойно воспринял мое появление у себя дома, меня немало удивило и ободрило.
– Можно вам кое-что сказать?
– Конечно, говори! – Лицо у него было вполне дружелюбным, но каким-то непроницаемым. Под глазами темнели круги, большие, как блюдца.
– Мы собрались в поход на Любшюцские озера.
Отец Генриха кивнул.
– Это мне известно. Что дальше?
– А мои родители – они были против. Я им сказал, что мы едем в Брандис.
Отец Генриха потер губы. Руки у него были еще больше, чем у сына.
– И чего ты хочешь?
– Вы не могли бы не выдавать меня? Ну, если они у вас спросят.
Отец Генриха, и без того сутулый, еще больше наклонился вперед. Я испугался, что он сейчас рухнет и придавит меня собой. Только верхняя часть туловища весила у него наверняка не меньше центнера.
– Ты хочешь, чтобы я врал твоим родителям? Тебе не кажется, что это уже слишком?
– Кажется, – ответил я, хотя полной уверенности у меня в этом не было. – Но у меня нет выхода. Вы не могли бы в виде исключения один-единственный разок пойти на это? Тем более что они вряд ли будут спрашивать вас.
Отец Генриха сомкнул руки, потом смахнул с брюк невидимые пылинки, потом снова сомкнул руки.
– Ох, ребята… – вздохнул он. – Ладно. Но только один раз! Мне такое не нравится, а главное – не хочется, чтобы ты к таким вещам привыкал. Понял?
– Понял, – быстро ответил я. – Спасибо!
– Но не воображай о себе слишком много! Я делаю это прежде всего ради Генриха. Он тебя очень ценит.
Я быстро кивнул, старясь скрыть, что его последние слова меня изрядно смутили.
– Ну хорошо, – сказал я. – Тогда тем более спасибо. Огромное спасибо.
– Не за что.
Я уже собрался идти вниз.
– Меня зовут Фридрих. Будем на «ты».
Отец Генриха протянул мне руку. Я пожал ее с силой, на какую только был способен.
7
За церковью Пауля Герхардта, слева, среди велосипедов, палаток, рюкзаков и канистр с водой, около шести часов вечера собралось несколько человек: Хильма, Генрих, Эдгар, Рихард, Пит, к счастью, один, и я. Придет ли Жозефина, было неизвестно, и от этого у меня сосало под ложечкой. Я не знал, чего я ожидал от предстоящих дней в ее обществе, но определенно знал, что хотел бы видеть ее вместе со всеми.
– Кто-нибудь знает, что с Жозефиной? – спросил я собравшихся в конце концов, не имея сил больше терпеть.
– Не придет, наверное. Что и понятно, – сказала Хильма. – Если только не наврет что-нибудь родителям с три короба. Ее родители даже не знают, что она встречается с такими гражданами, как мы. – Я невольно усмехнулся. Представляет ли себе Хильма, что? известно моим родителям? – И есть еще одна проблема. Она девочка. – Хильма откинула челку, падавшую ей на глаза. – Мне разрешили только потому, что брат уговорил родителей. – Она рассмеялась. – И вообще проделал уже большую предварительную работу.
То, что сказала Хильма, звучало вполне убедительно. Моя слабая надежда насладиться обществом Жозефины улетучилась. В этот момент какой-то велосипед вырулил на дорожку, ведущую к церкви. Девушка в синей юбке и белой блузке, ненакрашенная, с подобранными волосами.
– Фрау гауляйтер Рейхардт! Докладываю: отряд к походу готов! – Голос Генриха гремел на всю площадь.
Жозефина постучала пальцем по лбу, подкатила к нам и затормозила ногами. Я удивился.
– Ты что, член СНД?[22 - Имеется в виду Союз немецких девушек, основанный в 1930 г. и прекративший свое существование в 1945 г.; с 1936 г. членство в этом союзе, предназначавшемся для девушек в возрасте от 14 до 18 лет, было обязательным.] – спросил я.
Теперь, когда она была так близко, я, конечно, понял, что это Жозефина. Но издалека, да еще в таком наряде, я бы никогда ее не узнал.
Жозефина скорчила гримасу.
– Иначе бы я сюда не попала. Отпущена на выходные в официальный девичий поход, если ты понимаешь, что я имею в виду.
Я-то понимал как никто другой. Но от ее взгляда мне все равно было не по себе. Других вопросов я решил не задавать.
И вот мы отправились в путь. Генрих с Хильмой ехали первыми. Их было не видно за огромными свертками, притороченными толстыми веревками к багажнику. Дорога шла на восток, по Вайзенхаусштрассе, мимо памятника Битве народов[23 - Памятник Битве народов – гигантский монумент, воздвигнутый в 1913 г. в память о битве при Лейпциге, которая произошла 16-19 октября 1813 г. и в которой участвовали соединенные войска русской, австрийской, прусской и шведской армий с одной стороны и армия Наполеона с другой стороны. Битва закончилась поражением французов. В нацистской Германии памятник считался символом пробуждения национального немецкого духа.]. Я вспомнил своих одноклассников, которые с восторгом говорили о разных партийных маршах и военных парадах на площади перед монументом. Скоро он остался позади.
Город медленно растворялся. Улицы и тротуары становились все более пустынными. Плотные ряды домов сменились теперь полями и дачными поселками. Солнце клонилось к закату. Я весь промок насквозь, до нижнего белья. За Мёлькау, небольшим местечком под Лейпцигом, нас ожидали неприятности.
На обочине дороги расположились два гитлерюгендовца. Они сидели на каких-то ящиках, напоминавших ящики для боеприпасов, над их головами трепыхался зонтик. Перед ними на больших камнях были разложены карандаши, блокнот и складной фотоаппарат. Мы как раз выехали из-за поворота. Тот, что повыше, дремал, подперев голову руками. Он рухнул со своего сиденья как мешок с мукой, когда его товарищ, поменьше ростом, ткнул его в бок и без слов показал в нашу сторону. Высокий взял камеру в руки. Оба типа были старше нас, им было уже наверняка лет по восемнадцать. Мелкий был похож по лицу на дога из-за выдвинутой нижней челюсти. Какое лицо было у высокого, я не разглядел, потому что оно уже было скрыто за фотоаппаратом. Генрих и Хильма тут же отреагировали.
– Убери аппарат! – крикнул Генрих так громко, что вспугнул стаю воробьев, выпорхнувшую из гущи деревьев.
– Ты что, глухой? – тут же вмешалась Хильма, видя, что фотограф никак не реагирует. Ее жесткий голос звучал для меня непривычно.
Генрих и Хильма затормозили. За моей спиной раздался грохот. Я обернулся. Пит соскочил с велосипеда и даже не попытался его толком поставить. Свертки с его вещами покатились по асфальту. Он прямиком направился к гитлерюгендовцам. Фотограф отступил на шаг назад, второй попытался преградить Питу путь. Пит отодвинул его в сторону, как фортепианную табуретку, и протянул руку к фотоаппарату.
Я уже думал, сейчас начнется драка, но ничего такого не произошло. Я не успевал следить за руками Пита. Он открыл аппарат, вытянул из него пленку, скомкал ее и бросил в траву, где она валялась теперь, подрагивая, как издыхающая змея. Пит вернул камеру, собрал свои вещички, связал их как следует и сел на велосипед.
– Ну что, поехали? – Его вопрос звучал так, как будто он спрашивал, какое мороженое мы любим больше всего.
– Поехали, – отозвался Эдгар, замыкавший нашу колонну.
Разыгравшаяся сцена произвела на меня странное впечатление. Все произошло так стремительно. Я тронулся с места последним. Когда я оглянулся назад, то увидел, что высокий опять уселся на ящик и что-то пишет. Мелкий стоял посередине дороги. В правой руке у него сверкнул походный нож, левой он «резанул» себя по горлу. Я быстро отвернулся и теперь смотрел только вперед.
Оставшиеся километры мы проехали без каких бы то ни было происшествий. Никто не разговаривал. Повисшая над полями жара придавливала, как паровой пресс. Даже стрекот кузнечиков в траве звучал как-то вяло. Общий вздох облегчения вызвала появившаяся на горизонте роща. С еще большей радостью было встречено сообщение Хильмы о том, что за этими деревьями уже будут озера. Узкая тропинка вилась между соснами и березами. Мы сошли с велосипедов и теперь катили их рядом с собой, наслаждаясь спасительной тенью.
Нежданно-негаданно мы оказались в совершенно другом мире. Влажный свежий воздух наполнил легкие. Пухлые шишки трещали у меня под ногами. Где-то прокричала кукушка и тут же застучали дятлы, будто спеша дать ей ответ. Напряжение в ногах медленно спадало. Вот оно, стало быть, то самое место, куда в былые времена бежали люди, спасаясь от опостылевшего города, неважно по какой причине. Я улыбнулся. И тут кто-то запел, и песня эта как нельзя лучше подходила к окружающей обстановке. Пел Эдгар.
Разве там, в дали, не тает
неизведанный простор
и лужок не расцветает
на высоких склонах гор?
Так пойдем родимым краем
по долинам, по горам,
ну а если заплутаем,
юность путь укажет нам[24 - Автор стихотворения – Эмиль Зоннеманн (1869-1950), педагог, поэт и публицист. Под псевдонимом «Юрген Бранд» писал стихи, рассказы и эссе. На основе некоторых стихов были созданы гимны молодежного рабочего движения. Перевод И.В. Булатовского.].
Когда он допел, никто ничего не сказал. Только природа продолжала петь дальше.
– Неизведанный простор! – повторил я строчку из песни. – Здорово!
Эдгар повернулся ко мне и улыбнулся – тонкое, почти счастливое лицо среди сплошной зелени.
– Какой поход без песен, – сказал он. – Можем потом вместе попеть!
Я кивнул.
В какой-то момент тропинка пошла резко под горку. В самом ее конце пришлось переносить наши тяжеленные нагруженные велосипеды на руках через поваленную березу. И вот мы выбрались из леса. Высокая трава щекотала мне ноги. Метрах в ста от нас, в ложбине, растекалось озеро, диаметр которого был раза в два больше расстояния, отделявшего нас от него. По берегу тянулась живая изгородь из ивовых кустов, камыша и тростника. Мы были у цели.
– А озеро-то тут одно! Где ж остальные? – воскликнул Генрих и с хитрой усмешкой посмотрел на Хильму. – Ты уверена, что мы приехали куда надо?
– Конечно уверена, дурачина! – ответила Хильма. – Остальные озера где-то там, за деревьями. Тут раньше тек ручей, так сделали запруду. В порядке улучшения водохозяйственной деятельности, понимаешь?
– Наша Хильма – она все знает! – поддел ее снова Генрих с усмешкой.
– Может, уже займемся делом? – спросила Жозефина. – Я имею в виду, что пора найти место для палаток.
Я уже заметил, что всякие дурачества она не любит.
– Что, если вон там встать? – Жозефина показала на противоположный берег, где росли три больших дуба.
– Так точно! Есть, фрау гауляйтер Рейхардт! – рявкнул Генрих. Жозефина закатила глаза.
С трудом мы продрались сквозь заросли камышей и тростника. Дубы с раскидистыми ветвями, молчаливые свидетели былых времен, стояли на расстоянии метров десяти друг от друга, образуя почти равносторонний треугольник. Внутри него стелилась мягкая трава, возле корней пробивались белые и желтые цветы. Место выглядело настолько картинно идиллическим, что я непроизвольно рассмеялся. Хильма с удивлением посмотрела в мою сторону, я просто помахал ей рукой. Мы прислонили свои велосипеды к деревьям.
– Ну ладно, весельчаки, пойду за палками для нашей «коты», – сказал Пит.
Столько слов за раз я от него еще не слышал. Да и настроение у него на природе заметно улучшилось.
– Я с тобой, – сказал Рихард.
– Я тоже, – сказал я.
– Я поищу большие колья, с вас – крест и колышки, договорились? – распорядился Рихард. Пит что-то пробурчал и скрылся в кустах. Я остался стоять в нерешительности.
– Не представляешь, что искать? – спросил Рихард.
– Не очень, – признался я.
– Все очень просто. Нам нужны две крепкие палки для креста, он пойдет наверх, распоркой для отверстия. Каждая палка длиною с руку приблизительно. И десять палок раза в два короче, для колышков. – Он хлопнул меня по плечу. – Ничего, справишься.
Я пошел шарить в лесу. В конце концов я подобрал две ветки, которые мне показались подходящими. Генрих с Хильмой успели за это время поставить маленькую палатку – темно-зеленую кроху, рассчитанную скорее на одного человека, чем на двоих. Эдгар разбирал провиант. Жозефина сидела на одеяле и курила.
– Кто-нибудь видел Пита? – спросил Рихард. Все пожали плечами. – Ну тогда давай начнем, – сказал он, обращаясь ко мне.
Мы соединили крест и большие колья веревками. Потом поставили всю конструкцию вертикально и последовательно соединили полотнища. Они были из плотной черной ткани. На каждом из них были нашиты узорчатые полоски, украшенные красно-синими символами – волнами, мечами, дикими животными. Рихард объяснял мне каждый шаг. Когда мы натягивали последнее полотнище, из леса донесся страшный треск. Это Пит продирался сквозь ветки, таща на себе метровое бревно.
– Знатный колышек приволок, – съехидничал Рихард.
