Кари Мора

Установленная на роботе камера показывала распахнутый настежь сейф, верхние полки которого были пусты. Под ними, в самом низу, лежали килограммовые упаковки «Семтекса». Полицейские саперы с облегчением узрели на экране яркие петли детонационного шнура, вытащенного из взрывчатки и кучей наваленного на карточный стол, а рядом с ними – ртутный замыкатель, теперь уже совершенно безобидный. Подобная любезность со стороны неизвестных, распотрошивших сейф, была ими по достоинству оценена.

Три тяжелых магнита и инструменты Фаворито, тщательно протертые масляной тряпкой, валялись в самом низу лестницы.

В доме не обнаружилось никого, кроме манекенов, гипсовых монстров и непонятного назначения игрушек.

Бойцы отряда по разминированию столпились вокруг антикварного электрического стула, рассуждая, нельзя ли разогревать на нем пиццу. Командующий ими сержант, который успел усесться на древнее сооружение, с видом знатока заметил, что без масла пицца пригорит и что вообще самое время вернуть эту штуку обратно в Синг-Синг[123]. Теперь буквально все представало перед доблестными саперами в радужном свете – бомба-то всё, тю-тю.

Морской патруль перекрыл мостовые пролеты на дамбах с Семьдесят девятой улицей и Джулия-Таттл, досматривая все проходящие под ними катера и моторки.

Терри Роублз сложил вместе найденное в доме оружие – «АК-47» и «АР-15» из комнаты покойного Умберто. Надев резиновые перчатки, разобрал «АР» и вытащил из ствольной коробки угловатый алюминиевый брусочек с прямоугольным вырезом – дополнительное шептало, обеспечивающее стрельбу очередями. Показал его сотрудникам АТО – Бюро алкоголя, табака и огнестрельного оружия, работающим на месте преступления.

Один из агентов АТО рассмотрел его повнимательней. Брови его полезли наверх.

– Новодел! – объявил он.

Все легальные вставные шептала для «АР-15» изготовлены до 1986 года. Дозволенное законом, зарегистрированное вставное шептало можно купить тысяч за пятнадцать долларов[124], если вы уболтаете продавца и у вас есть лицензия класса 3.

Нелегальный новодел обойдется вам в двести пятьдесят тысяч долларов штрафа и двадцать лет отсидки в тюрьме строгого режима, причем без права условно-досрочного освобождения.

– Сделай милость, – попросил Роублз агента АТО, – попробуй прогнать эту штуку через лабораторию как можно скорее, ладно?

В спальне Ганса-Петера он нашел папку, а в ней – наброски карандашом, которые повергли его в ужас.

Через два дня детектив Роублз с сотрудниками АТО войдет под видом клиента в ангар без окон, похожий на скотобойню, где обе противоборствующие бригады – и дона Эрнесто, и Ганса-Петера – брали напрокат стволы.

Содержатель склада временного хранения посоветовал Роублзу обращаться к нему «Кент». Впрочем, согласно ордеру на арест, который лежал в кармане у детектива, в действительности это был «Гр. Дэвид Ваун Веббер, БМ[125], 1970 г.р.» с двумя приводами за хранение кокаина и одним – за управление транспортным средством в состоянии алкогольного или наркотического опьянения.

Детектив Роублз и АТО вышли на него практически сразу, поскольку он оставил свои пальцевые отпечатки на внутренней поверхности новодельного шептала, вставленного в винтовку Умберто.

Глава 40

Въехав на территорию аэропорта, фургон подрулил вплотную к древнему самолету, и команда дона Эрнесто быстро закатила стиральные машины, уже помещенные на специальный поддон на роликах, на погрузочную платформу. Стиралки, набитые золотом, скрылись в чреве самолета и заняли место среди длинных рядов обычных стиральных машин, отправляемых в Южную Америку.

По асфальту шлепали дождевые капли, рябили на отражении серого неба в лужах. Мимо под вой турбин прокатил заруливающий на стоянку старый «семьсот седьмой», заглушая все остальные звуки. Когда он проехал, дон Эрнесто произнес:

– Давай со мной, Кари. Я найду чем тебя занять. Здесь тебя ждут одни только проблемы.

– Спасибо, дон Эрнесто, но мой дом теперь здесь.

– Я серьезно советую тебе лететь.

Она помотала головой. Ее мокрое от дождя лицо казалось совсем юным – даже ее двадцати пяти не дашь.

Он кивнул:

– Я дам тебе знать, когда продам золото. Подыщи пока место, где можно держать наличные. Сними большую депозитную ячейку в банке. Когда получишь деньги, начни вкладываться во что-нибудь потихоньку, малыми порциями, а как подкопишь легальных доходов – открывай собственное дело. Тогда уже никто не просечет, откуда у тебя деньги. Могу посоветовать грамотного бухгалтера, когда до этого дело дойдет.

– А моя тетя?

– Я обязательно этим займусь, обещаю.

Ганс-Петер Шнайдер наблюдал за самолетом с обочины дороги за сетчатой оградой летного поля, положив на колено приготовленный мобильник. На листок бумаги он заранее выписал номера диспетчерской по управлению воздушным движением, отдела полиции аэропорта, управления по безопасности на транспорте и иммиграционно-таможенной службы.

Дон Эрнесто рысью помчался в крошечный туалет – отлить на дорожку, на ходу набирая номер на мобильнике, и, входя в дверь, уже поднес его к уху. По привычке заглянул под дверь закрытой кабинки – нет ли там кого.

Расстегнув ширинку перед писсуаром, прижал телефон головой к плечу.

– Она работает на Станции морских птиц на дамбе, на Семьдесят девятой, – быстро проговорил он в трубку под журчание струи.

Вдруг – завывание сирен вдалеке. Может, пожар, а может, и за ними. Дон Эрнесто, застегиваясь на ходу, бросился к самолету, взлетел вверх по трапу.

Когда хлопнула дверь туалета, сидящий в закрытой кабинке Бенито опустил ноги на пол.

* * *

Сидя в своем большом внедорожнике, Ганс-Петер выключил мобильник, сунул его в карман и скомкал в кулаке ненужный теперь список телефонов. Еще немного посмотрел, как пилоты проводят предполетный осмотр старого «Ди-Си-шестого», и вырулил на дорогу.

Самолет все катился, катился и катился по взлетной полосе, перемалывая винтами воздух. Травка по бокам от полосы приникла к земле. До отказа забитый стиральными машинами и посудомойками – лишь три из которых были значительно тяжелей, чем полагается, – он наконец ухитрился оторваться от асфальта и взмыть в небо. Заложив длинный разворот, покинул оживленную зону аэропорта и полетел над морем в сторону Гаити.

Дон Эрнесто, прикрыв глаза, думал о Кэнди и хороших временах, которые теперь уже в прошлом. Думал и о тех хороших временах, которые еще впереди. Гомес, которому члены экипажа велели сесть в районе центра тяжести самолета, уткнулся в объявления массажных салонов в «Нью таймс».

Диего Рива уже успел назвать имена дона Эрнесто и Исидро Гомеса.

Ордера на арест обоих успели оформить честь по чести, но к тому моменту старый самолет, натужно ревя моторами, уже проплывал высоко над Флоридским проливом – свободный, как птица.

Глава 41

Прошло две недели, но дон Эрнесто так и не вышел ни с кем на связь.

В конце концов Капитан Марко купил телефонную карточку и с одноразового мобильника позвонил в «Академию танцев Альфредо». Ему ответили, что никаких донов Эрнестов – как вы сказали, Эрнесто или Эрнест? – тут не работает.

* * *

Чудесное утро в Северном Майами-Бич, в Грейнолдс-парке у озера. Парочки в прокатных лодках плещут веслами по гладкой, как зеркало, воде. На столах для пикников уже расстелены скатерти, где-то играет аккордеон. От тлеющих на берегу мангалов по воде стелется голубоватый дымок.

Кари Мора, глянув на часы, присела на край причала, свесив ноги к воде. На голове – соломенная садовая шляпа с яркой лентой.

К причалу приближалась небольшая плоскодонка.

За кормовой парой весел сидел Фаворито – сложенное инвалидное кресло лежало перед ним на дне лодки. Кари не видела его с тех самых пор, как они вскрыли сейф. Только раз коротенько, меньше минуты, переговорили по телефону.

Впереди него старательно гребла Илиана Спрегз, выставив перед собой ногу в надувной лангетке. На обоих были спасательные жилеты. Лицо Илианы успело основательно порозоветь от солнца.

Фаворито улыбнулся Кари:

– Привет! Тик-так. Это Илиана.

– Тик-так, – отозвалась Кари. – Привет, Илиана!

Илиана Спрегз старалась на Кари не смотреть и на приветствие не ответила.

– Кари, наш друг с юга совсем куда-то пропал, – сказал Фаворито. – Не исключено, что и с концами. По-моему, он просто смылся. – Он протянул ей корзинку для пикников: – Загляни-ка под бутерброды.

Кари раздвинула пакеты с провизией, и на самом дне что-то желтовато блеснуло.

Она огляделась по сторонам – до любителей пикников под деревьями достаточно далеко. Сунула руку в корзинку. В тряпичном мешочке лежали девять пухленьких десятитоловых слитков с клеймом «3,75 унц.».

– Восемнадцать штук случайно свалились в мой ящик с инструментами, – объяснил Фаворито. – Девять тебе, девять нам.

Он продолжал – больше для Илианы, чем для Кари:

– Если б не ты, Кари, если б ты не вернулась в подвал, я превратился бы в котлету. Случалось мне и раньше подрываться, но такого… Эти девять слиточков стоят примерно сорок четыре тысячи долларов. Клеймо «Креди Суисс»[126], серийных номеров нет. В свое время их будет достаточно легко продать. Только не спеши – сдавай по штучке, в разных местах, а потом потихоньку вкладывайся, если какие-то идеи есть на уме. Суммы больше пяти тысяч долларов нигде не держи. Плати налоги.

– Спасибо тебе, Фаворито, – отозвалась Кари. Вынула мешочек со слитками, поставила корзинку в лодку, поверх сложенного кресла. – По-моему, кто-то тут уже малость перегрелся, – заметила она.

Протянула Илиане свою садовую шляпу. Та даже не двинулась с места.

Кари посмотрела в ее каменное лицо.

– Держитесь Фаворито. Он классный парень.

Шляпу она водрузила поверх корзинки, стоящей в лодке.

Взявшись за весла, парочка погребла прочь от берега. Кари засунула мешочек со слитками в свой рюкзачок – к учебникам и пакету подкормки для плодовых деревьев марки «Вигоро».

Когда они отгребли от берега достаточно далеко, Илиана процедила, почти не шевеля губами:

– Блин, а ведь действительно красивая девка, черт бы ее побрал!

– Да, красивая. И ты тоже, – отозвался Фаворито.

Немного помолчав, Илиана все-таки нахлобучила шляпу и помахала Кари с лодки. Не исключено, что при этом она даже улыбалась.

А Кари, погрузившись в автобус, поехала приводить в порядок свой любимый Домик-у-канала.

Глава 42

Теплый денек перед самым Рождеством. Плюмерии сбросили листву, готовясь к семидесятипятиградусным зимним холодам[127]. Пока Кари шла от автобусной остановки к своему дому возле Змеиного ручья, ветер бросал ей под ноги целые охапки крупных сухих листьев.

В руках она тащила две хозяйственные сумки. В одной скрывался горшок с мексиканской юстицией[128] – только ярко-розовые цветочки наружу, – в другую рядом со стопкой учебников была засунута брошюра «Таблицы для расчета деревянного каркаса кровли», изданная Американским советом лесопромышленников.

Несколько соседских детишек, лет семи-девяти, сооружали во дворе рождественский вертеп. Они уже расставили по местам фигурки девы Марии и плотника Иосифа, младенца Христа в колыбели, а также четвероногих обитателей яслей – козла, осла, овцы и трех черепах. Посреди двора воткнули в землю трубчатую стойку от палатки. Двое девчонок и мальчишка перекинули через нее гирлянду с лампочками и теперь растягивали ее по сторонам, чтобы над макетом яслей возник переливающийся огнями конус, похожий на рождественскую елку.

Их мать наблюдала за ними с крыльца. Стерегла низковольтный трансформатор, шнур которого кольцами свернулся у нее под ногами.

Кари улыбнулась женщине на крыльце.

– Чудо что заnacimiento[129]! – крикнула она детям.

– Спасибо! – солидно ответила девочка постарше. – Такие только в «Кеймарте»[130] продают, которые из plástico, они дождя не боятся. А гипсовые размокают.

– Смотрю, у вас там еще и черепашки…

– Ну, волхвы и ангелы в «Кеймарте» кончились, а эти черепашки у нас уже были. Они деревянные, но мы их от дождя пропиткой для ботинок попшикали.

– Так что эти черепашки…

–Claro[131] – это черепашки-волхвы. Их как раз три, – объяснил мальчишка, самый мелкий из них. – Если мы найдем фигурки, каких не хватает, то тогда это будут просто черепашки, которые живут тут в яслях. Друзья ослика и овечки.

– Мы их специально запачкали, чтобы были больше похожи на тех, что в Змеином ручье живут, – добавила девочка.

–Nacimiento – просто блеск, – восхитилась Кари. – Спасибо, что все показали и рассказали.

– Пожалуйста! Приходите посмотреть, когда мама его в розетку включит.Feliz Navidad![132]

Подходя к своему дому, часть крыши которого была накрыта синим брезентом, Кари вдруг услышала свист. Вначале два тихих коротеньких свистка, а потом ускоряющаяся переливчатая рулада, все громче и громче. Под конец уже казалось, что где-то на улице играют на паровом оргáне, да не одном, а на двух сразу. Она сразу поняла, что это не просто свист, а какое-то сообщение на «сильбо гомеро».

И, скорее всего, речь шла о неизвестном мужчине, который сидел на ступеньках ее крыльца.

Кари поудобней перехватила лямки сумки с тяжелым горшком, повисшей вдоль ноги сбоку.

При ее приближении мужчина поднялся с крыльца.

Остановившись в углу двора, Кари сделала вид, будто озабоченно осматривает цветок, который уже начал желтеть.

Обратила внимание, что незваный визитер вооружен: правая пола пиджака немного оттопыривается и под ней проглядывают очертания рукоятки пистолета. Вместо того чтобы пройти по дорожке, она срезала путь прямо по газону, чтобы солнце продолжало светить ему прямо в глаза.

– Миз[133] Мора, я детектив Терри Роублз из управления полиции Майами-Дейд. Не уделите мне несколько минут?

Вежливый. Не просто махнул жетоном, а раскрыл удостоверение с фотографией.

Она не стала подходить ближе, пока внимательно не изучила документ. Интересно, не носит ли он пластиковые стяжки вместо наручников на поясе?

Терри Роублз сразу увидел, что лицо перед ним – это в точности то самое лицо, что изображено на карандашных набросках, которые лежат в папке у него под мышкой. Теперь эти наброски показались ему еще гаже и отвратительней, чем прежде. Не просто бездушные улики. Папка словно раскалилась, жгла под мышкой.

Кари не хотелось пускать его в дом, где она по несколько раз на неделе переставляла три имеющихся у нее предмета меблировки. Он ведь коп. Что копы, что «мигра» – одна лавочка. Нечего ему там делать.

Поэтому Кари предложила ему присесть за стол в саду, а не в доме.

Какаду, устроившийся на заднем крыльце, решил ответить невидимому свистуну в своей обычной манере – проорал несколько фраз по-английски и по-испански.

– Вы понимаете язык свиста? – спросил Роублз.

– Нет. Мои соседи таким способом экономят минуты на мобильнике. Да и хакеры не взломают. Прошу прощения за лексикон попугая – он всегда пытается влезть в их разговоры, – так что, если он вам вдруг что-нибудь скажет, не принимайте на личный счет.

– Миз Мора, в доме, в котором вы некогда работали, произошло много всяких событий. Вы знакомы с кем-либо из людей, которые его снимали последними?

– Да я с ними всего-то два дня и общалась, – ответила Кари.

– И кто вас на эти два дня подрядил?

– Они сказали, что из какой-то кинокомпании – название не помню, в разрешении на съемку было. За последние пару лет там вообще много чего снимали – в основном рекламные ролики. Потому-то и реквизита столько накопилось.

– Вы знали кого-нибудь из этой съемочной группы?

– За начальника у них был Ганс-Петер, высокий такой – так, по крайней мере, все его называли.

– Вы в курсе, что они обнаружили в доме?

– Нет. Мне эти люди очень не понравились, и на второй день я ушла.

– Чем не понравились?

– Тем, что натуральные уголовники. Мне не нравилось, как они себя вели.

– Вы составили по этому поводу официальную жалобу?

– Составила прямо перед тем, как уйти.

Роублз кивнул:

– Некоторые из них убиты, некоторые исчезли неизвестно куда.

Как он ни приглядывался, никакой реакции на лице у Кари не увидел.

– А сейчас вы учитесь.

– Да, на вечернем.

– Кем думаете стать?

– Я хочу работать ветеринаром. Есть уже кое-какая практика.

– Слышал, что недавно вам окончательно подтвердили статус временной защиты, так что разрешение на работу тоже продлили. Поздравляю.

– Спасибо.

Было хорошо понятно, к чему он клонит.

Роублз поерзал на лавке.

– Вы на пути к полноценному гражданству. У вас есть лицензия санитарки, вы ухаживали за пожилыми людьми, вы убирались в домах. Та «съемочная группа» изъяла целую кучу золота из дома, в котором вы работали. Миз Мора, вам из нее что-нибудь перепало?

– Золото? Да я деньги на продукты-то едва с них вытрясла!

В заброшенном гнезде опоссума на чердаке по-прежнему лежали еще три десятитоловых слитка.

– В прошлом году вы задекларировали в налоговой весьма скромный доход, а теперь вот этот дом вдруг купили…

– Его бóльшая часть по-прежнему принадлежит банку. Владельцем записан деверь моей кузины, он из Кито[134]. Я за ним просто присматриваю. Чиню, привожу в порядок.

И все это полная правда – по документам. Если понадобится, она их ему под нос сунет!

Сидя у себя на заднем дворе и глядя в его темные глаза – такие же темные, как и у нее самой, – Кари чувствовала, как где-то внутри волной поднимается гнев.

Ну кто бы мог подумать, что она и сюда сумеет пробраться – беда! Кто бы мог подумать, что беда пролезет в этот вот садик, в этот ее дом, стоящий на сплошном фундаменте без единого лаза, в котором может застрять играющий во дворе малыш!

Она совершенно отчетливо видела перед собой лицо Роублза – гораздо отчетливей, чем сад у него за спиной. Словно зрение сфокусировалось точно по центру. Примерно так же, резко и отчетливо, она видела фигуру команданте, когда тот стрелял в ребенка под домом.

Кари подняла взгляд на свое манговое дерево, прислушалась к дыханию ветра в его листве, сделала глубокий вдох, потом еще один.

Пчела, спеша перед зимой пополнить запасы в улье, подлетела к сумке с юстицией в горшке, потыкалась в цветы. Перед глазами Кари сразу промелькнул образ старого натуралиста, которого она опекала в Колумбии, – из кармана торчат сложенные очки, на голове затянутая густой сеткой шляпа.

Ее злость на Роублза была ничем не оправдана, и она это прекрасно понимала.

Кари встала из-за стола.

– Детектив Роублз, хочу предложить вам стаканчик холодного чая, но прежде прошу вас изложить суть дела.

В молодости, занимаясь боксом во время службы в морской пехоте, Терри Роублз как-то целых шесть сюрреалистических недель удерживал звание чемпиона Тихоокеанского флота в полутяжелом весе; в лице Кари он заметил нечто такое, что сразу же узнал.

«О’кей. О’кей. Жутко не хочется приступать, но пора».

– О’кей, – сказал он вслух – после того как это «о’кей» раз десять прозвучало у него в голове. – У вас есть какое-либо представление о том, что именно Ганс-Петер Шнайдер собирался с вами проделать?

– Нет.

– Ганс-Петер Шнайдер поставляет женщин шахтерам на нелегальные разработки золота в Колумбии и Перу. Многие из них получают ртутное отравление, потому что шахты загрязняют источники воды. Когда такие женщины умирают, больше на них уже не заработать – их органы не годятся для продажи. Он торгует человеческими органами, не отравленными ртутью. Изымает их где-нибудь в мотелях. Продает женщин-калек в особые клубы во всех частях света. Он сам калечит женщин, чтобы потакать подобным извращенным вкусам – на заказ. Я это к тому, что если даже до вас Шнайдер и не доберется, то есть и другие женщины, которых он заставит очень сильно страдать.

Никакой видимой реакции на лице Кари.

– Вот его наброски – это то, что он планировал проделать с вами. Дизайнерские предложения, так сказать. Еще раз прошу прощения, но прошу отнестись к этому максимально серьезно.

Роублз подвинул по столу стопку листочков, лицом вниз.

Кари перевернула их один за другим. С точки зрения художественного мастерства – просто отличная графика. На самом первом ей была оставлена только одна конечность – рука с кистью и пальцами, чтобы было чем ублажать ее будущих хозяев, а по всему телу – татуировки с портретами Матушки Гнис. От остальных рук и ног не оставлено и следа. На рисунке она выглядела как какой-то обрубок с единственной торчащей сбоку рукой. В углу имелась пометка мелким почерком: «Бостонский приклад»[135].

Далее эскизы все быстрей мелькали у нее в руках. Просмотрев их все до единого, Кари опять аккуратно сложила листки в стопку, подровняла и подвинула по столу обратно к Роублзу.

– Вы можете помочь нам остановить Ганса-Петера, – произнес он.

– Каким образом?

– Он буквально зациклился на вас. Он нужен мне, и он нужен Интерполу. Нам нужно отправить его больных и богатых клиентов в тюрьму или в психушку – туда, где им самое место. Я хочу, чтобы Ганс-Петер перестал терзать для них женщин. Вы можете приманить его.

– Вы знаете, где сейчас Ганс-Петер Шнайдер?

– Его кредитки засветились в Боготе и Барранкилье, и в Боготе с его телефона сделано несколько звонков. Но он обязательно вернется сюда. А если не вернется, нам придется сработать на упреждение и самим отправиться по его душу. Помощь Интерпола гарантирована. Один информатор уже опознал нескольких его клиентов. У одного из них вилла на Сардинии. С вашей учебой и работой я все улажу. Так как, вы готовы? Поедете со мной, чтобы его прищучить?

– Да.

– А еще я хочу посадить в тюрьму человека, который взял в аренду те стволы, – сказал Роублз.

Он уже произвел несколько арестов по делу о незаконном предоставлении огнестрельного оружия, но нужно было доказать присяжным, что именно это оружие было в руках у напавших на его дом уголовников.

– Из одного из этих стволов стреляли в мою жену, – медленно проговорил Роублз. – И в меня тоже, и в мой дом, который чертовски похож вот на этот. Я очень люблю свой дом, точно так же как вы любите свой – в смысле, дом деверя вашей кузины. Вы не видели – Ганс-Петер Шнайдер ходит при оружии?

– Да.

– Что конкретно вы видели? Можете описать?

– Описать стволы?

– Я читал ваше заявление на продление СВЗ. Я в курсе вашего прошлого. Вы точно уверены, что это оружие не просто из киношного реквизита?

– У них было два «АК» с полноценными переводчиками огня и глушителями и пара винтовок «АР-15С», одна с пружинной насадкой[136]. Для всего – рожковые магазины на тридцать патронов, а для одного из «АК» еще и барабанный. У Ганса-Петера Шнайдера, у этого высокого, – девятимиллиметровый «Глок» в плечевой кобуре за спиной. Вам с лимоном?

– Пожалуй, не буду я чай. Миз Мора, у меня не получится получить добро на круглосуточную охрану вашего дома, но могу предложить пару мест по программе защиты свидетелей, где вы сможете спокойно пожить и где никто вас не найдет. Можете оставаться там до тех пор, пока…

– Нет. Мой дом – здесь.

– Но можете хотя бы взглянуть на эти убежища – чисто для моего спокойствия?

– Нет, детектив, я уже видела такие в «Кроуме».

– Мобильник у вас всегда при себе, чтобы я мог с вами оперативно связаться?

– Да.

– Я попрошу местных коллег, чтобы они включили вашу улицу в маршрут патрульных объездов. Чтобы постоянно катались тут туда-сюда.

– Хорошо.

На взгляд детектива Роублза, этой золотой предвечерней порой Кари являла собой крайне приятное зрелище – даже несмотря на то, что он ей не нравился. Он так долго оставался один! Представил себе, как его жена сидит сейчас на лавочке в «Пальмире», а солнце играет у нее в волосах… Так, надо срочно двигать отсюда.

– Ганс-Петер объявлен в международный розыск, – сказал он. – Как только его засекут, я вам сразу позвоню. И запирайте двери, – напомнил напоследок.

– С наступающим Рождеством вас, детектив Роублз.

–Feliz Navidad, – отозвался он.

«Ну что ж, теперь она меня вроде хотя бы не НЕНАВИДИТ… а впрочем, какая разница? С какой стороны ни посмотри», – уныло подумал Терри Роублз, направляясь обратно к своей машине.

Глава 43

Ганс-Петер Шнайдер располагал абсолютно всем, что требовалось ему в данный момент. Денег – что грязи: половину от суммы в двести тысяч долларов, которую он выставил за поставку Кари мистеру Гнису и технический надзор за ее «модификацией», уже выплатили ему в качестве аванса. Можно было спокойно использовать студию с душевой – имя его в документах нигде не фигурировало, – а также большой катер, зарегистрированный на какую-то фирму в Делавэре.

Кредитка и мобильник давно уже были в Колумбии, где, согласно договоренности, их время от времени «засвечивала» Палома.