скачать книгу бесплатно
– Вам известно, чем он занимался в институте?
Лизина «маман» помотала головой.
– Коля об этом никогда не рассказывал. Насколько мне известно, они со Здановским работали над каким-то новым оружием. Но в подробности он меня никогда не посвящал. Да я и не допытывалась. Меньше знаешь – лучше спишь. Но их исследования успехом не увенчались. Тему прикрыли. Здановского отправили на пенсию. Коля проработал ещё полгода, после чего также ушёл на покой и уехал в Киев, в родительский дом на оставленное ему наследство. Мы с ним к тому моменту были уже в разводе, и делить со мной одну крышу он более не захотел.
– Он проживает в Киеве и сейчас?
– Вроде, да. Но ручаться не буду. Мы не переписываемся. Он поддерживает контакт только с дочерью. Звонит ей время от времени по телефону. Но в подробности их разговоров я не посвящена. Кстати, Лиза собиралась в сентябре ехать к нему в гости. Хотела представить своего жениха.
– Это Кулахметова, что ли?
Лизину «маман» передёрнуло.
– Умоляю вас, не произносите больше это имя. Слава богу, что до их помолвки не дошло…
Разговор с Лизой получился более спокойным. Лиза была бледна. Ей явно было неприятно пребывать в качестве допрашиваемой. Но, в отличие от своей матери, она не позволяла себе грубых выпадов, и на каждый заданный ей вопрос давала исчерпывающий ответ. Да, Кулахметов интересовался её отцом. Да, это он выступил инициатором их предсвадебной поездки в Киев. Да, их отношения были достаточно близки, чтобы всерьёз задумываться о свадьбе.
На моей душе скребли кошки. Сердце обливалось кровью. Мне было больно наблюдать, как любимую мной девушку допрашивают, точно какую-то преступницу. Мне очень хотелось с ней объясниться, поговорить, обрисовать ситуацию, чтобы она всё поняла. Но окружавшие меня реалии не давали такой возможности. Поэтому мне оставалось только одно – скрепить свои эмоции и беспомощно устремить взгляд в пол.
Отпустив Лизу, Орлов зашёл в соседствовавшую с камерой каморку, ту самую, которая отделялась от неё полупрозрачным стеклом и в которой прятался я, тяжело опустился на стул, вытер со лба пот и устало произнёс:
– Ну и тёщу ты себе выбрал, орёл! Она же тебя сожрёт. Девчонка ещё ничего. Но тёща! Ты, это, подумай, пока не поздно…
Стрелки часов приближались к восьми. Мы с Чурсиным сидели в камере, в которой незадолго до этого допрашивались Лиза и Софья Павловна, и ждали Орлова и Зильбермана. У Димы с Рябушинским явно затягивалось, поэтому наш шеф отправился ему помогать, чтобы успеть к обозначенному Цапко времени доклада.
Когда они, наконец, появились, на Зильбермана было страшно смотреть. На его рубашке и брюках темнела кровь, со лба капал пот, черты выдававшего крайнюю степень возбуждения лица были искажены фанатичным буйством.
– Всё, – прохрипел он, – раскололся.
В его голосе сквозило такое яростное торжество, что я невольно содрогнулся. Казалось, что в моего напарника вселился дьявол.
– Этот тюфяк – немецкий агент? – изумлённо ахнул Сергей.
– Этот тюфяк – ходячий пример, сколь хитрым может быть враг, и сколь безупречную он может иметь маскировку, – хмуро пояснил Орлов.
Мы с Чурсиным недоумённо переглянулись. В моём сознании тоже не укладывалось, что именно Рудольф Валерианович может оказаться искомым нами лицом. Но против фактов не попрёшь.
– Он, что, во всём сознался? – недоверчиво спросил я.
– В убийстве Засулича – да, – кивнул Зильберман. – В остальном пока юлит, но завтра сознается. Я отвёл ему ночку, чтобы подумать. Этот мерзавец уже уяснил, что со мной шутки плохи.
Дима подошёл ближе. Я едва справился с порывом отпрянуть. Я не ожидал от него такой жестокости. В нём ничто никогда не говорило, что он способен быть таким.
Наш шеф покосился на запястье.
– Однако, пора наверх, – хлопнул в ладоши он. – К сроку, вроде, уложились. До восьми – пять минут. Зильберман, приводи себя в порядок и дуй за нами.
Цапко остался нами доволен.
– Молодцы, – похвалил нас он. – Вы действительно профессионалы своего дела. Мне рекомендовали вас не зря. Вот картина и проясняется. Скоро, глядишь, узнаем и где прибор. Дмитрию, учитывая его заслуги, разрешаю завтра явиться после обеда. Отдыхай. Но в два – здесь, как штык. Михаил Степанович, вы не против?
«Полковник» посмотрел на Орлова. Мне показалось, что в его глазах промелькнула определённая выразительность, словно он хотел донести ею некий, известный только им обоим, смысл.
Михаил Степанович почему-то озабоченно сморщился. Его лоб превратился в гармошку.
– Конечно нет, – буркнул он.
Цапко перевёл взгляд на Зильбермана и дружелюбно улыбнулся.
– Можешь быть свободен.
Дима благодарственно кивнул, поднялся с места и, попрощавшись с нами, вышел в коридор.
Орлов вздохнул. Лицо «полковника» снова приобрело серьёзность.
– А мы с вами подумаем вот о чём, – сказал он. – Зачем Багрову понадобился этот Троекуров?
– Может у Троекурова остались какие-то записи о работе над генератором? – предположил я. – Ведь, насколько мне известно, в квартире Здановского их так и не нашли. Вероятнее всего, их забрали убийцы. Но, может, их там и не было.
– А на кой чёрт им сдались троекуровские записи? Они старые, по ним генератор не построишь. Здановский доводил дело до конца один.
– А вдруг не один. А вдруг Здановский не терял контакта с Троекуровым, – подал мысль Чурсин. – Консультировался с ним, высылал чертежи.
– Допустимо, – согласился Цапко. – Тогда логика просматривается достаточно ясно. Немцам, безусловно, нужен не только прибор, но и вся его документация. … Михаил Степанович, вы хотите что-то сказать?
Наш шеф задумчиво сжал губы.
– Мне ситуация видится несколько глубже. А что, если Троекуров был нужен Багрову не только из-за бумаг, но и сам по себе. Вот смотрите. Немцы похищают генератор. С документацией или без – не суть важно. Имея прибор, они разберутся в его устройстве и без неё. А вот сможем ли мы его воспроизвести, если единственный образец будет утрачен? С чертежами – вероятно, хотя и не факт. Но без них это сможет сделать только один Троекуров, который с конструкцией генератора хоть как-то знаком. Ведь кроме него и Здановского гипнотическим оружием вплотную никто больше не занимался. Устранив Троекурова, немцы устранят и возможность нашего с ними паритета. Без чертежей, без Здановского и без Троекурова мы подобный прибор быстро не создадим.
– Гм, – хмыкнул «полковник», – а ты голова, Михаил Степанович. Значит так. Я ориентирую на Троекурова наших киевских коллег, чтобы они охраняли его, как зеницу ока. А вы завтра с утра штурмуете почту и телефон. Нужно узнать, с кем говорил Здановский в последнее время, и что он кому посылал. Может и вправду существуют копии чертежей. Хранятся у кого-нибудь, а мы и не знаем…
Глава пятнадцатая
До чего же это утомительно, перебирать скреплённые в скоросшивателях списки и выискивать в них одну-единственную, требуемую для следствия, фамилию. Поначалу ещё как-то ничего. Сохраняется концентрация, держится внимание. Но чем больше проглядываешь этих листков, тем чаще ловишь себя на том, что твои мысли начинают самопроизвольно перескакивать на что-нибудь другое: домашние дела, разговоры со знакомыми, впечатления от попавших в поле зрения людей. Пробежишь список глазами и возвращаешься в его начало, ибо чувствуешь, что просмотрел его чисто машинально, не вникнув в содержимое, ибо мысли были сосредоточены отнюдь не на нём. Васильев, Николаев, Беленов, Эйтингон. От многообразия фамилий просто рябит в глазах. … Стоп! Здановский! Здановский Максим Павлович. М-да. Не тот. Что ж, двигаемся дальше.
– Молодой человек, наш рабочий день закончен.
Я поднимаю голову и устало смотрю на хранительницу почтового архива. Она стоит у дверей, в руках сумочка, взгляд наполнен осуждением. На часах восемнадцать ноль пять. Конечно, я понимаю, что ей хочется домой. Дома, наверное, дети, муж. Хотя, возможно она и одинока: на руке не заметно обручального кольца.
Эх, уважаемая, ты думаешь, мне не хочется домой? Думаешь, я не устал? Знала бы ты всю подноготную моих поисков. Но я не имею права тебе её сообщить. Поэтому, уж не обессудь, но прими в качестве аргумента лишь мой служебный статус.
Я снова опускаю глаза к бумагам и сухо произношу:
– Идите, я вас не задерживаю.
– Но я не могу вас оставить здесь одного. Это запрещено.
– А я не могу прервать свою работу. Когда всё прогляжу, тогда и уйду.
Я переворачиваю страницу скоросшивателя, давая понять, что разговор окончен. Дама ещё некоторое время топчется у порога, затем тяжело вздыхает, возвращается на своё рабочее место и нервно швыряет сумку на подоконник. До меня доносится скрежет телефонного диска.
– Аллё, мама, я сегодня задержусь. … Да нет, ничего не случилось. У нас тут полиция объявилась. Что-то ищут. … Не знаю, может и до утра.…
Действительно, одинока. Семейные в первую очередь звонят супругу.
Я затыкаю уши, чтобы не отвлекаться на её болтовню, и продолжаю просматривать списки, для верности проговаривая шёпотом каждую встречающуюся фамилию:
– Сидорчук, Потанин, Елисеева, Прохоренко…
Четвёртый час утра. Я сижу на почте уже почти сутки. Я безмерно устал. Голова ходит кругом, спина ноет, веки слипаются. Но вместе с этим меня переполняет ощущение счастья. Ведь я нашёл то, что искал. Я не зря потратил столько времени. Здановский действительно отправлял Троекурову бандероль. И не одну, а целых две. Первую в марте, после испытаний генератора, вторую в начале июня, ровно за неделю до своей смерти.
Я бужу прикорнувшую на диванчике хранительницу архива, сообщаю, что закончил, после чего подвожу её на такси домой и еду к себе.
Быстро подкрепившись тем, что находится в холодильнике, я ставлю будильник на семь, заваливаюсь на кровать и закрываю глаза. Сон приходит моментально…
Цапко и Орлов задерживались. Дисциплинированно явившись к девятичасовой оперативке, мы с Сергеем и Димой узнали от дежурного, что наше начальство будет только к обеду. Зильберман предпочёл отправиться домой, благо он жил недалеко. Мы же с Чурсиным, недолго думая, проследовали в ДГБэшную столовую. Наполнив подносы тарелками и усевшись за стол, мы завели речь о вчерашнем дне.
– Сколько провозился? – спросил я Сергея, имея в виду его работу на телефонной станции.
– Почти до полуночи, – ответил он.
– Обнаружил что-нибудь?
– Обнаружил. За последние месяцы наш высокочтимый убитый несколько раз общался с Киевом. Угадай, кому он звонил.
– Что тут угадывать? – усмехнулся я. – Троекурову.
– Верно, ему. А у тебя какой результат?
– Аналогичный.
И я поведал ему о своих находках.
– Судя по объёму и весу, в этих бандеролях были бумаги, – заключил Чурсин. – Вряд ли наш покойный старикан сподобился отослать бывшему ассистенту коробку конфет.
– А может и сподобился, – пошутил я. – Может Троекуров до безумия любит воронежские конфеты. Прямо, жить без них не может.
Мы рассмеялись. Мой напарник оглянулся по сторонам и, убедившись, что рядом никого нет, наклонился к моему уху.
– У тебя не создаётся впечатление, что за нашим привлечением к работе этого ведомства скрывается что-то другое, нежели банальная потребность в кадрах? – прошептал он.
– С чего ты взял? – вскинул брови я.
– Ну, посуди сам. Всю эту «оперуху» они могли бы выполнить и без нас. То, что у них не хватает людей – это ерунда. Всё у них хватает. Им определённо зачем-то надо, чтобы её проделали именно мы. У меня такое ощущение, что мы пешки в какой-то игре, истинного назначения которой мы не знаем.
Я пожал плечами…
Цапко был хмур. Пепельно-бледный оттенок его лица наводил на мысль, что случилась какая-то неприятность, и неприятность весьма крупная. Уж слишком угрюм был наш «куратор». Уж слишком отчётливо просматривались в нём признаки подавленности.
Рассеянно выслушав наши с Чурсиным доклады, Цапко откинулся в кресле и задумчиво забарабанил пальцами по столу. Понурый вид Орлова словно вторил ему в унисон. В воздухе явственно витала тревога. Мы, затаив дыхание, выжидательно смотрели на наших начальников.
– Ну что, Константин Николаевич? – нарушил молчание Орлов и, опустив конец фразы, взглянул на «полковника».
– Да, – словно очнувшись, откликнулся тот, и обратил взор на нас. – Новости, ребята, плохие. Очень плохие. Должен вам сообщить, что наши дальнейшие поиски генератора потеряли всякий смысл. Аппарат доставлен в Берлин. Сведения получены из надёжного источника. Как немцам удалось протащить его через границу – известно одному богу.
Чурсин изумлённо присвистнул.
– Это означает, – продолжил Цапко, – что мы на пороге войны. Германия такого шанса не упустит. И в этой войне наши шансы на победу, увы, ничтожны, ибо в руках нашего противника появилось оружие, противопоставить которому мы ничего не можем.
– А как насчёт чертежей? – спросил я.
– Оригиналы чертежей доставлены вместе с прибором. Очевидно, Здановский хранил их дома. Но у Троекурова имеются дубликаты. Здановский действительно высылал их ему по почте. Сергей мыслил правильно.
– Так в чём тогда проблема? – удивлённо воскликнул Чурсин. – Сделать другой прибор и заплести извилины фрицев во фривольный бантик.
– Не всё так просто, – остудил его «полковник». – Здановский выслал Троекурову не всё. Конструкцию некоторых узлов он предпочёл сохранить в тайне. А без них генератор не построишь. Устранять эти «белые пятна» Троекурову придётся своим умом. И не факт, что он с этим справится. Но, так или иначе, ценнее этого человека в нашей стране сейчас никого нет. Если ему удастся в кратчайшие сроки воспроизвести это чёртово изобретение, у нас появится какой-то шанс. Если нет – боюсь, мы обречены.
В кабинете снова наступило молчание. Цапко дал нам возможность переварить услышанное. Во мне заговорило ощущение скорого конца. Неужели бесноватые мечты германского рейхсканцлера Адольфа Гитлера о господстве арийской расы продолжат воплощаться в реальность? Неужели в одно прекрасное утро мы проснёмся безмолвными и безвольными рабами, нисколько не почувствовав произошедшей с нами перемены, словно так и должно быть?
Цапко вскинул голову.
– Двоим из вас предстоит выполнить сверхсекретное государственное задание, – со значением, чётко выделяя каждое слово, проговорил он. – Нужно сопроводить Троекурова к месту работы. Ему сейчас создаются все условия: оборудована лаборатория, подобрана мощная команда ассистентов. Его охрану решено возложить на вас. На ваш небольшой, но боеспособный, как я уже успел убедиться, отряд. Михаил Степанович, кого вы предлагаете командировать?
– Егорова и Зильбермана, – не задумываясь, выпалил Орлов, словно наши с Димой кандидатуры были уже определены им заранее.
«Полковник» поднялся с места. Мы вскочили.
– Лейтенант Егоров и старший лейтенант Зильберман, – скомандовал он, – приказываю вам вылететь в Киев, взять на борт гражданина Троекурова и сопроводить его к месту назначения.
– А куда? – робко поинтересовался Дима.
– Куда – узнаете потом, – отрезал Цапко. – Эта информация засекречена. Она не известна даже мне. По прибытии на место назначения останетесь с ним. Вплоть до особого распоряжения. Дальнейшие инструкции получите позже. Задача ясна?
– Так точно, – отозвались мы.
– А когда вылетать? – спросил Зильберман.
– Прямо сейчас…
Глава шестнадцатая
Сквозь иллюминатор проглядывала затуманенная дымкой даль. Внизу зеленела чёткая, точно расчерченная линейкой, геометрия полей. Петлявшая затейливыми зигзагами река багрянилась последними отблесками заката.
Рёв моторов был немилосердным. Окружавшее меня пространство буквально исходило вибрацией. От давившего на уши грохота раскалывалась голова. Самолёт ведь был не пассажирский, а военный, и свойственный гражданской авиации сервис был в нём не предусмотрен.
Я сидел, опершись руками о колени, смотрел вниз и предавался угнетённости.
Странная какая-то командировка, думалось мне. Её странности выпирают практически отовсюду. Взять хотя бы то, как нам давалось это «сверхсекретное государственное задание». Секретные задания даются обычно тет-а-тет, руководителем исполнителю без посвящения в него посторонних. В нашем же случае таковых присутствовало аж двое. Орлов и Чурсин, конечно, не чужие, но зачем вводить их в курс, если они не при делах? Или Цапко чудит, или я что-то неверно воспринимаю.
